28.

Когда Том и Дебби доедали свой ужин, Гордон Риз на другом конце Мидуорта наливал себе пятый стакан виски за вечер. Пить он начал в четыре, большими винными бокалами, и два часа спустя начал чувствовать первые признаки опьянения. Алкоголь давал возможность забыться, отключиться от мира, где серебряная свадьба в одно мгновение превращается в похороны. Но выпивка не могла стереть из памяти Гордона образ его мёртвой жены. Её безглазое, обезображенное тело в луже крови и экскрементов посреди чёртового пустыря. Она лежала там, как брошенное, бесформенное, забытое всеми пугало.

Он снова наполнил стакан и споткнулся обо что-то в освещённой лишь светом настольной лампы гостиной. Чем-то оказалась Шерри, лабрадор, вытянувшийся во всю длину перед камином. Животное поднялось с пола и робко лизнуло руку хозяина. Гордон почувствовал, что вот-вот заплачет. Он пытался сдержаться, но это было невозможно. Риз упал на колени, бокал вывалился из его рук, маслянистая, янтарная жидкость растеклась и впиталась в ковёр. Всё копившееся дерьмо выплеснулось со слезами наружу. Он плакал и бил кулаками по полу, пока они не начали гудеть от боли.

«Боже», — подумал Гордон, — «сделай так, чтобы завтрашний день прошёл как можно быстрее». Похороны будут в десять. Там не должно быть много людей: он специально сделал так, чтобы всё прошло максимально скромно и быстро. Чуть раньше Гордон позвонил Вере и рассказал обо всём, что случилось. Он был буквально раздавлен горем. Доктор дал ему какие-то успокоительные. Риз знал, что не стоит их мешать с алкоголем, но, по правде говоря, ему уже было насрать.

Он посмотрел на фото на телевизоре и снова заплакал. Гордон Риз рухнул на пол, собака прижалась к нему, словно чувствуя его скорбь.

Суббота пришла и ушла. Похороны Эммы прошли спокойно, без неожиданностей. Отец Ридли сделал всё быстро и без суеты, как, впрочем, и всегда. Гордон опять плакал, чувствуя, что скорбь постепенно заменяет гнев. Внутри была огромная дыра. Безжизненная пустыня под тонкой оболочкой тела. Никаких чувств, мыслей. Чёрная дыра потухших эмоций и бесплотных воспоминаний о том, что когда-то было, но больше не повторится никогда.

А день был прекрасен. В ясном небе горело нежное Солнце, беззаботные птахи пели о чём-то в ветвях деревьев. Что могло быть хуже?

Гости, наконец, ушли. Стрелки часов на каминной полке осторожно подбирались к четверти после полуночи, Гордон лежал в кресле со стаканом в руке, включенный телевизор транслировал лишь помехи. Постоянное шипение не беспокоило Риза, поскольку он его не слышал. Просто сидел, уставившись в экран, сжимая коленями практически пустую бутылку виски. Он принял таблетки. Целую горсть. Дюжину, может, больше. Запил их бутылкой виски, чтобы наверняка. И даже улыбнулся слегка такой предусмотрительности. Улыбка на миг отпечаталась на его губах и тут же развеялась, словно вчерашний сон.

Док говорил не запивать успокоительные алкоголем. К чёрту доктора! К чёрту всех! Он бы заплакал, но больше не осталось слёз. Всё, что было, — чёрная дыра там, где ещё некоторое время назад теплилась его жизнь.

Его замутнённый взор перемещался от открытки к открытке. Они все стояли на каминной полке.

«С сочувствием».

«От всего сердца».

Он отвернулся, вылил остатки «скотча» в стакан и швырнул пустую бутылку в дальнюю стену комнаты. С укоризненным звоном она разбилась и опала вниз тысячей крошечных кристаллов.

На кухне один раз гавкнула собака, и вновь наступила тишина.

Риз посмотрел на пятно, растекающееся по стене ручейками тёмной жидкости, покачал головой, допил то, что было в стакане, перевёл взгляд на фото жены и сжал, что было сил, хрустальный сосуд. Он до боли стиснул зубы и продолжил сжимать руку, держащую стакан.

Он едва заметил, как сломал его. Острые хрустальные иглы вспороли его ладонь. Кровь, смешиваясь с виски, закапала на грудь Гордона. Он не чувствовал боли, только монотонные толчки изливающейся крови. Риз стряхнул остатки стакана на пол и закрыл глаза.

Ждать оставалось совсем недолго.