12.

Внутри дома тяжело вздохнула Джун Маккензи. Похоже, это был один из таких вечеров. Джун ждала мужа последние час или полтора. Она не особенно беспокоилась: Рэй частенько заходил в паб неподалёку, чтобы пропустить пинту-другую. Что ж, она устроит ему взбучку, когда он соизволит вернуться. Половина восьмого! Как он теперь объяснит своё опоздание? Каждый чёртов день Джун переживала, пойдёт супруг после работы прямиком домой или завалится в дешёвый паб со своими приятелями. Каждый чёртов день из десяти лет их совместной жизни. Она мирилась с этим, всегда мирилась, но иногда — а в последнее время всё чаще — задумывалась, насколько ещё хватит её терпения. Если бы не Мишель — ей едва исполнилось пять — она бы давно бросила этого пропойцу. В тридцать четыре она ощущала, что жизнь проносится мимо неё, словно скоростной поезд. Даже если бы он хотя бы раз предложил ей куда-нибудь вместе пойти, пусть даже прогуляться по парку, уже было бы легче. Но нет! Одно и то же каждый день. Он приходит домой, провонявший перегаром, жрёт свой ужин и уходит в паб до девяти. Затем плюхается перед телевизором до конца вечера. Боже, какая убогая жизнь! Его предел мечтаний — сидеть всю ночь на диване и смотреть местный чемпионат по дартсу. Иногда он приглашал Джун пойти с ним, но Мишель было не с кем оставить, кроме того, ей вовсе не улыбалось всю ночь сидеть среди кучи пьяных мужиков, отпускающих шуточки о фригидности своих жён.

Джун потрясла головой. Должно же быть в этой поганой жизни что-то ещё!

Она думала о том, чтобы купить квартиру для себя и Мишель, но очередь ожидания, желающих получить свой скромный уголок, растянулась на четыре года. Кроме того, с маленьким ребёнком на руках, который вот-вот пойдёт в школу, Джун не хотелось уезжать далеко из города. К тому же, её жалкого заработка ни за что не хватило бы на двоих. Она работала на полставки уборщицей в автосалоне, но там начали поговаривать о сокращении штатов, и Джун понятия не имела, сколько ещё её там продержат. Рэй много не зарабатывал. Хватало только на аренду и выплату по кредитам. Они буквально жили в кредит. Если когда-нибудь муж потеряет работу, и они не смогут платить по счетам, дом уйдёт с молотка, а половина его стоимости вернётся в банк. Она вздрогнула от этой мысли.

В этот момент с грохотом распахнулась задняя дверь, и Маккензи ввалился в дом.

«Кто оставил эту дрянь у ворот?!» — прорычал он, потирая ушибленную голень.

«Тебе действительно нужно орать?» — требовательно поинтересовалась Джун, — «Ты хочешь, чтобы тебя слышала вся улица?».

Маккензи вышел в гостиную, ворча на играющую возле плиты дочь.

«Твой ужин готов», — сказала ему вслед Джун, — «Уже полтора часа как».

Он не обратил на жену никакого внимания и буквально взлетел по лестнице на второй этаж. Его тяжёлые ботинки яростно стучали по старым ступеням. Джун знала, что он идёт в их общую спальню. Она недовольно покачала головой.

«Что случилось с папой?» — спросила Мишель.

Маккензи вошёл в спальню, не зажигая свет. Его головная боль стала практически невыносимой. Рэй чувствовал, что свет лишь обострит её. Несмотря на абсолютный мрак комнаты, разрываемый лишь тусклым светом уличного фонаря, он уверенно перемещался по спальне. Присев на краешек кровати, он достал медальон из заднего кармана и начал его изучать. Взвесив его в руке, он понял, что вещица весьма тяжела — хорошие полтора фунта. Он попытался было прикинуть, сколько можно за него выручить, но надоедливая, гудящая боль в голове мешала рассуждать трезво. Он тяжело вздохнул, переживая, что боль и не думает утихать. Ему казалось, что кто-то вбил раскалённые докрасна гвозди в его скальп. Шатаясь, Рэй поднялся с кровати, подошёл к комоду и открыл шкафчик, где жена хранила свою шкатулку с драгоценностями. Она была деревянной, на крышке был вырезан причудливый узор, делающий её более ценной, чем она была на самом деле. Маккензи открыл шкатулку и вытряхнул всё её блестящее содержимое на пол, затем аккуратно положил в опустевшую коробочку медальон. Казалось, вещица насмешливо подмигнула ему и на краткий миг Маккензи охватила волна ледяного воздуха. В страхе он захлопнул крышку, и всё прошло. Немного успокоившись, Рэй спрятал шкатулку под свою подушку и быстрым шагом вышел из спальни.

Когда он спустился в кухню, ужин уже ждал его на столе. Еда давно остыла, прожаренные ломтики мяса напоминали пальцы мумии.

«Я не хочу есть», — проворчал Рэй, подняв руку к глазам, защищаясь от слишком яркого света кухонной лампы.

«Слушай, я не виновата, что твой ужин остыл», — сказала Джун. — «Вот если бы ты пришёл вовремя…»

Он резко оборвал её речь. «Никакого ужина!» — прокричал Маккензи и швырнул блюдо в стену. Оно разбилось на куски, расплескав повсюду еду. Рэй обернулся к жене, белая пена слюны застыла в уголках его губ. Джун впервые за много лет по-настоящему испугалась.

Она отступила на шаг, наблюдая, как муж поднял глаза к лампе. Практически сразу он зашипел и отвёл взгляд, словно свет причинял ему боль.

Маккензи бросился к выключателю и вырубил свет, погрузив комнату во тьму.

«Рэй», — окликнула его Джун, её тон был мягким, с лёгкой долей истинно женского любопытства, — «что случилось?».

«Свет», — пробормотал Маккензи, — «не могу на него смотреть».

Он развернулся и вышел в гостиную, в ужасе отшатнувшись от ста пятидесяти ваттной люстры, освещающей комнату.

«Выруби его!» — закричал Рэй и, что есть силы, ударил по выключателю.

Теперь гостиная освещалась только полупризрачным сиянием телеэкрана. Маккензи бормотал что-то, уставившись в телевизор. Мишель поднялась с пола и побежала к матери, испугавшись того, как ведёт себя отец.

Он обхватил руками голову, застонал, а затем рухнул, как подкошенный в углу комнаты.

Джун бросилась к телефону и принялась лихорадочно набирать номер. «Я вызову врача», — сказала она.

Рэй вскочил на ноги и в мгновение ока оказался рядом с женой. Его рука сжала запястье Джун с такой силой, что казалось, вот-вот хрустнут кости. Она вскрикнула и попыталась освободиться от железной хватки. Телефонная трубка выпала из её руки и беспомощно повисла на проводе, раскачиваясь из стороны в сторону, словно зловещий маятник. Его голос, почти шёпот, был на удивление спокойным. Он сказал: «Никакого доктора».

Она посмотрела на руку, что продолжала сжимать её запястье, и снова попыталась вырваться. Рэй улыбнулся, его глаза сверкали в отражённом сиянии телеэкрана. Он разжал руку и оттолкнул Джун. Она чуть не упала, ударившись о стул.

«Что, чёрт побери, с тобой происходит?» — постепенно закипая, спросила жена, — «Слишком много выпил?»

Он зарычал и шагнул к жене, сжимая руку в кулак. Удар был короткий и сильный, Джун оторвало от земли, а недолгий полёт завершился сокрушительным приземлением на защитную, металлическую решётку газовой плиты. Она откатилась, кровь хлестала из рассечённой губы. Всё ещё ошеломлённая ударом, Джун взглянула на Рэя. Он стоял над ней и смотрел на неё сверху вниз, прищурив глаза, чтобы избавиться от телевизионного сияния.

«Ты ублюдок», — зло прошептала Джун, — «Ты просто конченый ублюдок!»

Мишель заплакала. Она стояла в дверном проёме между кухней и гостиной. Девочка видела всё. Сквозь слёзы она увидела, как её отец взлетает по лестнице, гремя своими ботинками, и исчезает из комнаты. Мишель услышала, как где-то на втором этаже ужасающе громко захлопнулась дверь. После этого она подбежала к матери, которая пыталась встать на колени. Не с первой попытки, но Джун всё-таки удалось сделать это. Она прижала дочь к груди, чувствуя, как собственная кровь, вперемешку со слезами, капает с подбородка.

На этот раз он зашёл слишком далеко.