19.

Телефон зазвонил снова в четыре двадцать три пополудни. Инспектор схватил трубку и сказал: «Ламберт».

«Хейз на связи, сэр. Мы получили результаты вскрытия».

«Продолжай», — попросил Ламберт, разочарованно заметив, что под рукой нет ни блокнота, ни ручки, — «Подожди минутку», — Том нашёл и то, и другое на кофейном столике, — «Давай, я готов».

«Доктор Кирби здесь, если вы хотите поговорить с ним, сэр», — сказал Хейз.

«Дай ему трубку», — приказал Ламберт, на другом конце провода послышалось невнятное бормотание. Через секунду Ламберт услышал голос доктора. Они обменялись любезностями, и Ламберт спросил: «Каков вердикт, Джон? И, если можешь, попроще».

«Грязные штучки, Том. Обе. Я нашёл частички кожи в подногтевом содержимом женщины. Думаю, что ваш подозреваемый разгуливает с неслабой царапиной на щеке. В каком порядке ты хочешь услышать отчёт?»

Ламберт на секунду задумался. «О чём ты?».

«С кого начать? С матери или дочери?»

«Без разницы, Кирби», — нетерпеливо бросил Ламберт. В трубке воцарилось молчание, прерываемое лишь шелестом бумаг. Наконец, Кирби снова заговорил.

«Девочка. Я насчитал шесть проникающих ранений. Главным образом в верхней части тела и шее. Самый глубокий удар — восемь дюймов. Полагаю, смертельный. Был нанесён чуть ниже гортани. Если это имеет какое-нибудь значение, думаю, она умерла после первого же удара».

Ламберт старательно записал подробности. В расследовании всегда была важна любая мелочь. «Что скажешь о женщине?».

«Двадцать три ножевых».

«Дьявол», — пробормотал Ламберт, записывая информацию в блокнот.

Кирби продолжил.

«Большая часть в области живота, груди и шеи, как и в предыдущем случае. Орудие преступления было обоюдоострым, зазубренным и сужающимся к краю. Это объясняет ширину и глубину ран».

«Есть варианты, что это было? Может, нож мясника?»

«Нет. Я точно знаю, что это было. Орудие убийства лежит в моём кабинете. Это длинный осколок стекла, зеркала, если быть точным. Твои ребята не смогли найти его потому, что он застрял в теле Джун Маккензи. Я достал примерно пятнадцатидюймовый осколок из-за грудной клетки жертвы. Кто-то вогнал его туда, нанеся чудовищный удар чуть ниже правой ключицы. Удар наносился сверху вниз. Осколок пробил сердце насквозь. Я думаю, именно это послужило причиной смерти».

«Боже!» — ужаснулся Том.

«Есть ещё кое-что», — продолжил Кирби, словно перечисленных зверств ещё не было достаточно, — «убийца забрал их глаза».

«Забрал? Что значит, забрал?» До Ламберта неожиданно дошло. «О Боже, он же не вырезал их или?..»

«В том-то всё и дело, дружище. Мои исследования показывают, что они были удалены без использования каких бы то ни было хирургических инструментов».

Ламберт взорвался. «Какого хрена ты пытаешься мне сказать? Вырезал он жертвам глаза или нет?!»

Успокаивающим тоном Кирби ответил: «Судя по характерным отметинам на щеках и переносицах жертв, убийца вырвал их голыми руками. Отпечатки совпали с отпечатками Рэя Маккензи». Ламберт хотел записать последнюю полученную информацию, но, коснувшись бумаги, кончик карандаша разломился на части от слишком сильного давления.

«Том», — взволнованно сказала трубка голосом Кирби, — «ты всё ещё здесь?»

«Да, Джо», — Ламберт глубоко вдохнул, — «извини».

«Ты всё понял?»

«Я всё понял, док. А теперь, будь любезен, позови к телефону Вика».

Кирби исчез, через секунду Ламберт уже слышал голос Хейза. «Да, сэр».

«Брось всех свободных людей на поиски Маккензи. Я хочу, чтобы этого психа поймали, пока он ещё кого-нибудь не убил». Он помедлил, а затем сказал: «Буду на связи. Если что-то случится, сразу звони».

Том положил трубку. Долго изучал оставленные в блокноте подробности жестокой смерти двух людей.

Глаза были вырваны.

Ламберт отбросил блокнот, словно ядовитую змею, встал, подошёл к шкафу рядом с выходом на террасу, потянул дверцу на себя и достал бутылку отменного скотча. Том наполнил стакан почти до краёв и одним глотком наполовину осушил его. Он почувствовал, как янтарная жидкость прожигает свой путь в его желудок. Некоторое время Ламберт держал стакан в руке, ощущая его приятную тяжесть, затем осушил его до дна. Снова наполнив хрустальное нутро, он подумал, сколько ещё таких же стаканов он успеет опрокинуть до того, как Дебби вернётся домой.

Она нашла его сидящим в абсолютной темноте. Только свет уличного фонаря освещал его тёмный силуэт. Он сидел неподвижно, зажав в руке стакан, уставившись в окно. Том повернулся в её сторону, когда она вошла в комнату и включила настольную лампу. Комната ожила, превратившись внезапно из безликого пространства тьмы в тёплый, уютный грот, освещаемый приглушённым светом.

Ламберт улыбнулся.

«Что случилось, Том?» — спросила Дебби, наклонившись к нему, мгновенно почувствовав алкоголь.

Он поднял стакан и выпил его содержимое перед тем, как аккуратно поставить его на ковёр за стулом.

«Не хочешь присоединиться?», — спросил Том. «Там», — сказал он, указывая рукой на шкаф, — «осталось ещё много».

Дебби взяла мужа за руку. «Что с тобой?» — спросила она более настойчиво.

Улыбка сошла с его лица. «Прошлой ночью убили двух человек. Женщину и маленькую девочку. Знаешь, сколько было девочке? Пять лет. Всего пять долбаных лет. Они были зарезаны, а их глаза — вырваны. Руками».

«Боже», — прошептала Дебби.

«Ублюдок, который сделал это до сих пор на свободе».

Они пристально взглянули друг на друга, каждый в глубине глаз другого искал ответ, знак, и каждый знал, что скажет другой.

«Я возвращаюсь, Дебби», — просто сказал Ламберт. Он погладил жену по щеке, почувствовав влагу под своими пальцами. Она взяла его руку, прижала к лицу и поцеловала.

«Том», — сквозь слёзы выдавила из себя Дебби, — «я просто хочу, чтобы ты был счастлив. То, что случилось с Майком, выбило тебя из колеи, ты только начал приходить в себя и вдруг — этот кошмар. Останься дома ещё на несколько дней. В участке и без тебя есть, кому работать над этим делом. Ещё несколько дней… Ну, что тебе стоит?». Слёзы потекли неудержимым потоком, он смахивал их с её лица.

«Со мной всё будет в порядке», — сказал Том, — «Я нужен им. Если этот подонок убил один раз, ничто не помешает ему повторить праздник. Я не могу допустить этого. Это, в конце концов, мой долг. Закон — это я».

Дебби резко встала и зло бросила: «Ты говоришь, как герой долбаного вестерна! Я — закон!. Это мой долг! Очнись! Ты не можешь отвечать за всё в этом городе. За каждого дебила, которому вздумалось кого-нибудь убить! Ты не должен чувствовать себя виновным во всех грехах! Ещё секунда, и ты скажешь, что виновен в смерти этих двух несчастных». Она вытерла слёзы и потёрла глаза, чтобы восстановить зрение. «Знаешь, временами мне кажется, что ты получаешь от этого удовольствие. Иногда я думаю, быть мучеником, взвалившим на себя все беды мира, тебе к лицу. Продолжай в том же духе. Не буду мешать».

Он смотрел на Дебби, стоящую над ним, словно государственный обвинитель, и не узнавал свою жену.

«Это называется состраданием, милая», — сказал Том как можно мягче.

Она стояла в центре комнаты, качала из стороны в сторону головой и продолжала плакать. Том встал, подошёл к жене, обнял её. Сначала Дебби пыталась оттолкнуть мужа, но вскоре обвила руками его шею и притянула к себе. Она чувствовала запах виски, но ей было наплевать. Ей просто хотелось, чтобы он был рядом, чтобы она могла чувствовать его тело.

Они стояли так долго, прижавшись друг к другу в этой сумеречной комнате, а за окнами ночные, плотные облака неспешно захватывали небо.