Глава 78

Глава 78.

В Архи Саду выдумывали мозаичный узор для перекрёстков тропинок. Наколотили цветной плитки и двигали кусочки в очерченном кругу. Кто-то предпочёл индивидуальное творчество, уединение тенистых закутков, где никто не мешал. Остальные кучковались на свету, на утоптанной площадке Общих Собраний. Непрерывно с разных сторон окликали Беста и Дикаря: главного арбитра и единственного знатока. Владея наречиями древности, Дикарь был знаком и с культурными, символическими кодами. С неотягощёнными смысловой нагрузкой художествами, соответственно, тоже. Парочкой они так и бродили от проекта к проекту. Бест одобрительно кивал абсолютно на всё, что ему показывали. Дикарь кивал и тихо вздыхал… Изгнанники, с его точки зрения, не сговариваясь, руководствовались принципом: чем ярче, тем красивее. Он не критиковал, им так нравится. Думал про себя, с Рынком Техно не знакомый, опасавшийся рынков любых, думал ровно в том же направлении, что и основатели Техно: "А если зашифровать что-то в узорах? Указатели, — приземлённо? Благопожелания, — лирично?.. Загадки для будущих изгнанников?.. Если усложнить содержание, раз уж форма обречена попугайской пестроте..." Змеев сад тяготил его при всей нынешней вольготности, покое и преображении. Похожий теперь не на внутренний двор крепости, а на сад, затерянный в лесу. Невзлюбил его с момента падения, когда еле дышал возле стены, улыбавшихся ему дивных роз, еле дышал от ужаса утраты, падения, погони. Некоторые не смиряются с изгнанничеством, сколько бы лет ни прошло. Дикарь был из таких. По характеру близкий к робкому сказочнику Амиго. Молчаливый, но тоже фантазёр, он не в состоянии был смириться. Утрата казалась затянувшейся шуткой: неправда, не может быть… Красота утраченного эскиза ещё звала его. Манок дроида ещё пел в ушах. Ещё можно вернуться… Проснуться...

Проснулся!.. Запнувшись о Гая, в безмыслии пребывавшего над горой битой плитки. Настолько ровной, что его уже просили быть понебрежнее, с одинаковыми кусочками играться не увлекательно. Гай колотил её размеренными как метроном, короткими ударами ребра ладони. И мельче — указательным пальцем, суставом, вспыхивающим огоньками боли. Острыми уколами боли. Мимо сознания, мимо, мимо… Точно по плитке, точно… По жизни — мимо. Дикарь ойкнул и отскочил в сторону. На "Кочках" Рулетки взял бы главный приз!.. Он откровенно боялся этого хищника. Гай не отреагировал ни словом, ни жестом.

"Я верну вас, — единственный, мелкий козырь, — на ваше, — дурацкое, стилевое, напыщенное, — левое крыло..." Заготовка ко встрече. Всё. Финиш. Слово "просить" не укладывалось во фразу. Ни в эту, ни в какую другую. В Гая не укладывалось, не произносилось из него. Чёрным пятном затмевало дневной свет, неизбежное. Бессмысленное, чёрт! Ясно же, безнадёжное!.. "Я верну вас! На ваше дурацкое..." — И по сотому кругу… Что ещё? Что придумать ещё?.. Густав вывернулся бы. Но он не человек. "Чистый хозяин..." Чистый демон. Без моря. Надо было покупать его. В любой в долг, за любую цену".

Бест без дополнительных уговоров с его стороны просил бы за Гая. Дабл-Пирит, имевший жесточайшую антипатию к игроку Против Секундной Стрелки, понимал всё-таки, что тогда на Рулетки были не правы они.

На краю, на другой стороне сада-леса Рута уже спешился, пролетев сквозь смолистую, юную зелень вытянувшихся тополей… Дрёма кружил Рори и Соль в дроидских, тёплому ветру подобных руках… И пение птички Фавор раздавалось над их головами...

Рута в одиночестве вышел прямо на него. Гай встал. За несколько дней полёта усталый и злой, припомнивший со злости до дня унизительный плен, предательскую охоту Густава, ребят-компаньонов с левого крыла, погибших на весёлом, игровом Рулетки, Рута принял решение. Твёрдое, как казалось ему… Единственно возможное, как ему казалось...

— Я верну вас на левое крыло, — без приветствия, бесцветным голосом сказал Гай.

Волеизъявление Руте непонятное, не заинтересовавшее его.

— Нет, — ответил он, будущий вир, ха, про учителя, про интересы Дабл-Пирита и не вспомнил. — На ваше полетели, на правое. Или здесь.

— Хищник, мне нужна твоя жизнь.

— Взаимно.

— Ты не понял. Жизнь.

Шум пробежал по листве, донёс аромат жёлтых цветов, сладкий. В сердцевине сладости целебный. Ею, похоже, самой. Потому что, по крайней мере, они не сцепились. Рута отвлёкся, очнулся чуть-чуть от гнева. Соотнёс восхищения Дрёмы Архи Садом, бесконечные восхваления его, главенство Беста, нахождение тут же Гая… И понял, что вопрос немного сложней. Гай немедленно подтвердил его подозрения:

— В твоём мире, хищник, есть сокровище. Я нуждаюсь в нём. Ставь условия, называй цену.

— Ты в уме?! Это верно, есть… Какие условия?! За рамой?! Ха-ха, ха-ха-ха… Какие гарантии?.. От тебя?! Тебе?! Пожалуй, тебе я за рамой гарантирую, знаешь, что?..

Благословенная, нежная… Песня Фавор прилетела откуда Гай не ждал. Пролилась, и пропала… Приветливое, лукавое лицо тёплого дроида взошло золотой луной над ними, у Руты за спиной. Дрёма обогнул его пластичным, танцевальным па, — облако, золотой луной освещённое. С мягкой убедительностью протянул руку к Гаю, указывая на сумку-карман, и произнёс:

— Позволь?..

Новостей преисполненный Дроид! Предательский, нет?.. Что за дела?.. Рута посторонился, руки скрестил на груди: посмотрим, что дальше… Гай болезненно поморщился. Общество дроидов в диковинку ему, и внове полуприказующая настойчивость. Идущая словно извне, но — изнутри… Не против… Отстегнув, он протянул тканевую, дешёвую сумку целиком, Зеркального Альбома не вынимая.

Двумя руками дроид принял… Поднял над головой, также не вынимая. Знак почтения? Или продемонстрировал кому?

Пока сквозь зубы Рута цедил:

— Хищник, ни какой цены ради...

Дрёма перебил:

— Не цены, дружочек, не цены… Не ради него. Сделай это ради остановленных дроидских орбит… Проблеск неживую представь… Дело ли им — останавливаться?..

И не таясь, Гаю весело подмигнул! Дроид… Он в первую очередь — о человеке. "Так и будет..." — Понял Гай по тому, как тяжесть всех горных кряжей Морской Звезды упала с его плеч. Он шагнул к тёплому дроиду… И резко отвернулся от обоих.

— Чего там? — мрачно спросил Рута.

— Схема, фаза, — пробормотал Дрёма. — Дружочек, извини, уйди ненадолго… Прогуляйся...

Рута аж задохнулся:

— Ладно же… Всему есть границы!..

Ушёл… Дроид сел на траве, раскинул по ней полы бархатного, коричневого одеяния. Как и всё в его существе, бархат при касании — тёплый, тонкими непостоянными потоками струящийся ветер. Усадил на них хищника рядом с собой, вернул его драгоценность. За плечи обнял тёплым ветром руки, и долго-долго шептались. Голова к голове. Странное дело, до вечера никто не побеспокоил их… Дроида… В Архи-Саду… Никто. Как спрятались.

Не, ну наглость людей — капля в море… В море наглости дроидов. Очевидно. Но и свежая, оправдательная мысль посетила Руту на заре, когда собирались в путь. "Догадываюсь, почему в дружбе они так бесцеремонны… Наверное, и в любви безоглядны… Потому… Дроид Восходящему без ограничений предоставляет, что может. Того же и ждёт. То есть, не ждёт, но привык. На запрос они откликаются всем существом. Всеми силами. Не увиливая, не утаивая. Предполагается, что и человек к нему — всем существом". Стараясь на Гая даже и не смотреть, миролюбиво размышлял о друге-дроиде Рута: "Если ему что-то нужно… Пусть. Он ведь во многом, наверняка, ему неинтересном и непонятном помогал мне… Хищник ни при чём. Это как ряд поединков. Положим, меня интересует соперник, до которого ещё бой или серия боёв. Скучных. С новичками. Или не у нас, а на правом. С пакостью. Вроде Гая. Надо, так надо. Пройду. Интересно будет увидеть незнакомого дроида желания, похожи окажутся они с Проблеск?"

Совсем, было, уговорил и успокоил себя, пока не коснулись деталей. Дрёма шептался меж тем с Бестом. Чего он со всеми шепчется?!

— На драконов? — утвердительно спросил дроид.

— Ради тебя, — как можно суше буркнул Рута дроиду. — Встретимся у рамы. Жду.

— Эээ?.. А?.. — Дрёма сделал изумлённо-круглыми лукавые тёплые глаза, даже поволока пропала с них. — А кто поведёт? Его Белый Дракон не осведомлен, где твой мир.

— А твой? А ты на что? Ведите...

— Рут-та!..

— Что?!

— Дружочек, за мной так следят, так следят!.. Если б ты знал, если б ты видел!.. А тут лучше без осечек. Видел бы ты, какой серпентарий… Белка, извини! — оговорился он в пространство, — встретил нас на подлёте тогда… Пока-то я один знаю, с чем в кармане Гай летит к стократному Лалу, незаконному, что у вас с собой… Мне не следует рядом крутиться! И здесь задерживаться не следовало...

— Опять?! Дрёма, ты к тому клонишь, чтоб третий раз я отправлялся верхом?! Дроид!.. Да провалитесь вы совсем!.. Какое мне до вас дело!.. Ты не можешь зайти на Южный, — вооот! — то, что надо!.. Я вообще с рынка не выйду! Надоело!

Час спустя они с Гаем уже летели, потеряв из виду континент, Великое Море. И летели рядом.

Остающиеся с каждым взмахом внизу под драконьими крыльями, миры представали то волнами, то барханами. Так и Гая бросало то в жар, то в холод… Вверх, вверх, ещё взмах… С прижатыми крыльями вираж. Крылья в линию — ещё рывок вертикальный...

То в жар, то в холод… То в прошлое, то в будущее. То в ещё более прошлое прошлое… Его бы подтянуть сюда за самый край, склеить с завтрашним днём, далёкое… А середину ножницами — чик!.. Середину слепую, глухую… По вчерашнему дню — чик!.. И отрезать.

Но в том-то и дело, что Белый Дракон мчал в завтра, а всадник — в позавчера. Откатывался, по белой спине скатывался во вчера… Слепое прошлое прозревало. Закончилась мертвенная глухота. Звуки и образы, воспоминания падали одно за другим. Падали молотом на голову.

За Гая… А не за дроби дробей своих тонких интриг, наглых интриг Дрёма заплатит сполна. Как мизинчик — накопленные им дроби нарушений. А это — печать оставляющее объединение. Неполное растождествление. Неполное в том смысле, что не одномоментное. Не дроид разрывает его, как положено. А выпутывается сам человек. Той последовательностью движений, к которой исподволь подвёл его дроид. Растождествление оставляющее вслед — не мизинец нарушения, а целая рука. Правая. Рука помощи. Он не имел права. Серьёзный проступок, своеволие. Ни указания владыки, ни даже просьбы человека!.. Теперь Доминго не нужны четыре трона, вызвать его. Дрёма и не помышлял, материализуясь в радостном, мирном саду о чужих печалях. Доминго, какой подарок тебе!..

Дрёма сделал, что мог, и как мог быстро устранился. Дальше — Рута. Человек рядом с человеком. Дроид элементарно опасался до цели с Гаем не долететь, уткнуться во вполне законную Большую Стену Чёрных Драконов. Пришлось другу опять пудрить мозги!.. Рут-та, не сердись!.. Скоростное перемещение неуместно: ещё разворачивается растождествление. Расходятся орбиты. Человеческие, плотные, спаянные глухим, слепым застаревшим горем, расширяются, выпуская дроидские… Растождествляясь… Перенимая и отпуская часть дроидского тепла.

Лучик из рамы пробежал по лицу. Рута резко затормозил… И волком взвыл на эту раму, как на луну! Живой атрефакт волка мечтал заполучить — в снега Собственного Мира...

— Ууу, забыл!.. Снова забыл!.. Шатёр забыл!.. Чтобы вернуться… Тпру!.. Нет… Не понял?.. А почему на драконах через высокое небо?.. Почему я не мог утащить тебя через шатёр?.. Дроид заморочил меня...

Гай не желал… Не способен был к общению, прошлое настигало, наводнением шло… И он опасался нарушить хрупкое равновесие не вражды, установившееся невесть как… Но, с другой стороны, вдруг Рута надумает возвратиться с полпути?.. Ещё хуже… Хрипло откликнулся, звук голоса вороний, незнакомый, пугающий… Голос из прошлого? И голоса своего не знал? Похоже, что да. В сторону глядя, сказал:

— Бест, вообще-то, дроиду посоветовал, на ладони смотрел… Ответил: "Верхом, верхом..."

— Причина?

— Без понятия. Правда.

От же заговорщики!..

— А прямо сказать было нельзя? Черти придонные, до чего всё странно...

Обидно… Но время пустого, томительного полёта, это время Гая. Предназначавшееся ему.

Они летели вверх и вверх. Кружили полями и ущельями кучевых облачных миров. Одним лишь драконам видимыми и ведомыми тропами. Не о чем Руте с хищником говорить. Хриплый, мертвенный голос усмирил его злость. Несчастный хищник… Злиться не мог и понять не мог. А у Гая ком в горле, горький как Горькие Холмы. Они ведь солью хранят потонувшее, увязнувшее? И там, в горле, в Гае — вода давно испарилась, осталась соль. Сверх горечи горькая. До горла поднялась. Вверх и вверх… И оба молчали.

Драконы, перефыркиваясь изредка, петляя меж дождевыми тяжёлыми тучами, неожиданно вынесли всадников под ливень.

Намудрив с путём, относительно процедуры взаимодействия со стократным Лалом Гаю и Руте дроид объяснил суть исчерпывающе и прямо. А именно...

Дроиды желания не должны нарушать свой, индивидуальный для каждого ритм проявления-исчезновения. Менять соотношение продолжительности фаз. Но могут. Подряд проявляясь многократно, долго, а исчезая на миг, дроид желания кажется непрерывно присутствующим. Они продляют перед глазами людей фазу возникновения. Ауто-агресивное поведение. Запретное дроиду. Это очень исчерпывает его. "Неиспользованные" фазы будут накапливаться. Участок регулярного ускорения искривляет орбиты, смещает центр дроида. Нарушает специфическую для дроидов закрытого семейства границу между лёгкими внутренними орбитами и жёсткими внешними. В один прекрасный… — непрекрасный, — момент, они словно выворачиваются на изнанку. Человеческое выражение "уйти в себя" подходит. Дроид остаётся надолго в подвешенном состоянии. В прото-состояниии. Вернувшимся в лазурит Юлы. Кусочек Синих Скал, сохранивший внутреннюю структуру дроида. Плохо, что дроид видит предел такой рискованной игры, лишь подойдя к нему вплотную. Катясь вниз. Секунды остаются ему на то, чтоб вернуться к нормальному чередованию фаз. Нормальному, с учётом компенсации, после неё, на протяжении которой пропорции будут противоположно нарушены.

Юлия-Альба не только без разрешения покидала семейство… Кому из них Августейший этого ни прощал! Не только "завела любимчика" — полное нарушение, раз… Не только "воплотилась" — полное нарушение, два… Создала Собственный Мир, воспользовавшись величайшим преимуществом дроидов желания… Это как раз — нарушения небольшая дробь, без человека-гостя. Но он был, гость! Не успела лишь — полное нарушение, три — "признаться". Не решилась… В остальном поставила себя в наихудшие условия. Беглеца. Преследуемого. В ожидании непредсказуемого переворота фаз. В парении безоглядного счастья. Доминго и драконы Гелиотропа не поймали её, не вычислили. Августейший видел. Ждал до последнего. До тех самых последних секунд… Которые она потратила на нисхождение в форму, конкретную, загодя выбранную форму — Зеркального Дневника.

В Собственном Мире Юлии Альбы не по службе, но и не понарошку у неё был и дроид Я-Владыка. Старый друг. Как Дрёма когда-то, не принявший власть Августейшего гаера. И ему дико повезло! Гелиотроп перевёл его в Освещающие, в дроиды Я-Владыка… Фавор!.. Ему-то сказала однажды Юлия Альба, спросила: "И ты, освещающий, друг, ты тоже веришь, смешной мой, что холм Феникса не пустая гора?.. Что — богиня?.. Что — птичка?.." — "Верю?! — воскликнул он. — Да как в себя самого!.." — "Тогда… Ради, мне не слышной, вам сладкой… Ради песни Фавор!.. То, что — я — сейчас, а скоро станет — синим камнем… Синей рамкой, артефактом. Ради вашей Фортуны, передай ему!.. Это маленькая дробь для тебя, для меня последняя надежда..." Он обещал.

И продолжились, сливаясь в непрерывный поток счастья, остатки дней, потоки нарушенных фаз. Несравненное время для дроида. Юлия Альба виделась с Гаем, сколько хотела. Обнимала когда хотела. На Мелоди пропадала, блаженствуя, — орбитой всех танцоров, волной всех песней. Для каждого — идеальная, для Гая — его. Его Юлия Альба… Идеальная. Его, вечно его, навсегда!

Юлия Альба и мечтала, и опасалась, украшая Собственный Мир о том, что бы Гай находился в нём на момент её исчезновения, прекращения общей формы. Наследство. Будто она просто вышла за раму, вылетела и не вернулась. Чтоб мир остался ему. Но не знала наверняка, возможно ли это. Не опасно ли для человека?.. Не у тронов же спрашивать!..

Но вот, время истекло. Синяя, лазуритовая рамка Зеркального Альбома, имитации его, стала зависшей, вероятно, последней фазой дроида желания. Камень Синих Скал, "плоть и кровь" дроида. Схема. Начальная и финальная фазы. Стократный Лал считает её, без чьей бы то ни было помощи. Дрёма обоим так и сказал. И ещё добавил:

— Первым делом, Гай, проявляется основополагающее. Масштаб потенциальности. Рама входная, раз мир у неё был. После мир, после — она сама. Несколько мгновений рама останется открытой, можно зайти. Прямо от Руты — к ней. Из Лала — в её мир. Потому что Лал наличествует не на периферии. Не область Там. Одна сторона дела… А другая… Миры закрыты с трёх сторон, даже рынки, верно, Рута? Но твоему Собственному Миру принадлежит лишь поверхность Лазурного Лала, а не весь он. Где же он весь?.. Неважно! Он… В будущем всегда… Но вы туда не торопитесь! Не торопитесь главное. Ни в чём не спешите там.

Для эпохи высших дроидов обыкновенны ситуации парадоксального соотношения между сущностями и материальным воплощением их. Например, снег в Собственных Мирах. Он определённо холодный, но замёрзнуть в нём нельзя. Лёд… Как снег, но по коже глянцево скользит отрывочными сквозняками, куски льда в руках, под ногами глыбы льда… Скользкие, как скользок ветер. Гораздо чаще снаружи миров проливаются Впечатления о том, что воде принципиально чуждо, производя забавный эффект. Если не закрывать глаза… Гай закрыл.

Они влетели под лиловую тучу, густую, фиолетово-чёрную в глубине, так что конца-края не видно. Тьма заштрихованная косыми струями дождя, относимыми ураганным ветром. Он изменил направление, хлёсткие капли полетели в лицо, потоками полились с одежды, мигом промокшей насквозь. И Гай закрыл глаза...

Вились дымки. В жаркой, гулкой духоте. Сумрак с тучей совпал. Пыль, прах. Старое здание. Многорукие, многощупальцевые, отдалённо похожие на людей статуи скорей угадывались, чем виднелись за дымками. Тонкие струны похожих, но не одинаковых, сладких ароматов. Палочки благовоний. Конусы. Дымящиеся горки на латунных и серебряных блюдах. Высокая горка — на золотом. Она потрескивала краткими всполохами, что-то добавлено вроде стружек металла в стружки древесной коры. "Возможно ли во Впечатлении тоже закрыть глаза? — подумалось Гаю. — Дважды закрыть… Можно ли этому научиться?.. Похоже на восточные ряды. Того гляди, вывернет кто-то знакомый навстречу. Монументы страшенные… Южный Рынок, как если бы заселён был Морскими Чудовищами..." Не смотреть Впечатление нельзя, но отвлечься можно. Белые Драконы участвовали в "заговоре" с Дрёмой. Получив метки, вычислив подходящий дождь, несли Гая сквозь Впечатления близкие, привычные для него.

Перед внутренним взором хищника представал исчезнувший Центральный Рынок… Торговый, неигровой, тихий средне-восточный ряд. С шатрами-вехами постоянных торговцев, не снимавшимися. Между ними временные шатры поднимали менее респектабельные существа: кто-то надеялся на непредвиденную, молниеносную охоту, кто-то опасался как раз таковой!.. Ставили и снимали быстро, возвращались под иными масками, с обновлённой легендой, кочевали по рынку. Разные тенты, размеры. Очень цветастое всё. Узоры задёрнутых пологов намекают на товар внутри. Благовония: палочками, пудрой. В мешочках зашитых, для развешивания дома, на сбруе драконьей. Крошечные — нашейные. Благовония в карандашах — рисовать на теле, смешивая оттенки запахов. Специальные, для игры вслепую. Вьются дымки, приглашая покупателей. Народу мало. Торговцы прячутся по мирам и за пирамидками. Лица закрыты у многих. Традиция. "Я ведь брал, у кого же я брал там?.. Стружку из них добывал ещё… Взрывающиеся эти перетёртые санги?.. И с палочек пудру металлическую отряхивал… Пока на Техно не завёлся поставщик такой ерунды… У кого же?.. О, чёрт!.."

Вспомнил у кого. Так ясно-ясно представился. Потому что Гай, мысленно проследовав за ароматом, откинул уже полог забытого, знакомого шатра. Уже кивнул на приветственную улыбку, сменившую тень лёгкой тревоги, примету всех рыночных лиц. Кипрей… Первый… Чужая охота, его добыча. Нет, тех благовоний Гаю уже не купить...

Распахнул глаза. Хлещет ливень, заливает. Туча без конца и края. Тяжёлый, желтобрюхий, серо-фиолетовый мрак. Стегает, щиплет глаза. Закрыл.

Ни сводов, ни статуй, запахи и тишина. Дверь в его память...

От древесной щепки, обвалянной вручную, неаккуратно, от тлеющей красной точки наверху поднимается сладкий дым. Кольцами. Парой струек змеится. Бросается от полога прочь, затем — к нему. Лента дыма огибает вошедшего Гая… Плоской воздушной рекой, ветвистой дельтой на рынок уносит пряную сладость свою из шатра, дальше за пологом встречая свой океан...

Кипрей… В богатом восточном халате, восточный же ряд!.. Между шестью столбами покачивается на шёлковых канатах шестигранник ложа. Канаты от углов до верхушек столбов. До шаров гранёных, полированных, золотых… На канатах узлы сложные какие-то, круглые. Малиновый — изумрудный, так чередуются. И вся эта красота прячется от незваных гостей. Устроенная за маревом настоящего торгового шатра, проёмом к ложу и подальше от входа… Ещё две пирамидки с ловушками по бокам. Сторожат. На ночь число их умножится до максимального. Кипрей был из тех, подлинных рыночников, которые — не ради риска, а, невзирая на риск… Которые пришли жить и радоваться жизни из облачных миров на беспокойный континент. Гай не дружил и не ссорился с ним. Торговал по мелочи… Беден был. И тогда что-то купил у него… Горючее, да, разновидность пороха. Выпили по стопке популярной одно время "обычной" воды из миров с единственной каплей связного Впечатления. Оно так по-особенному прозрачно, так мимолётно в этой воде… Не колется, не кусается, как морское. Изысканная, достойная мода распространяется среди людей иногда, раз в тысячелетие!..

Гай вспоминал...

Кипрей поджёг короткую, когда-то уже горевшую и потушенную, щепку, обвалянную в пыльце с арбузной медовой свежестью. Вращал, рисовал дымом буквы, расплывающиеся раньше, чем были закончены, восьмёрки, круги. Рисовал и сквозь них смотрел на него. На Гая. Смотрел тот, над которым поднимется вскорости, впервые, Гая левая рука. И пропадут вместе: и Кипрей, и статус "чистого" хозяина, и Чёрный Дракон… Смотрел, не зная о чём завести беседу, но молчанием не тяготясь, приязненно, ненапряжённо. А Гай — только на дым. Гай думал про взлом скрытых механик, про запредельно дорогой Пурпурный Лал, про тогдашнюю мышиную бедность свою. Про людей, как универсальный расходный материал. Одноразовый… Дым защипал глаза, Гай потёр их, открыл и встретил, с улыбкой протянутую ему, двуручную чашу полную водой. Умыться...

Тот Гай, что на Белом Драконе, сжал кулаки, ударился в них лбом, отпустил гриву… И рухнул с дракона вниз. Сжавшись в комок. Дроид вильнул, подлетел и поймал. Но не удержал на мокрой спине. Остановили падение два дракона бок о бок, и Рута. Под сенью того же дождя, той же тучи. Наверное, беспредельна, до океана так и дождит… Рута схватил его за плечо и тряхнул.

— Я задремал, — сказал Гай.

Они выровняли курс и направились дальше. Рута на полкорпуса держался впереди и оборачивался иногда.

Капли били по щекам, омывали… Скрывали… Хорошо, удачно. "Зачем он оборачивается?.. Не лучше ли ему, чтоб не видеть меня, лететь, развернутся — и не увидеть?.." Ком в горле, горечь его и соль размывало дождём. Становилось ещё хуже. Намного хуже. Для соли есть ещё выход, глазницы. А горечи деваться куда?.. Кипрей — заурядный и добрый, то жадный, то расточительный, доверчивый и пугливый… Обыкновенный полудроид! Обычный вельможа Центрального Рынка, где водились и побогаче его, и поазартней, середнячок… Почему — он?.. Зачем — он?.. Ради чего же я… "Прости меня, — повторял Гай, — я не видел тебя… Я в упор не видел тебя… Сейчас вот увидел, прости меня, прости..." Повторял вслух, хриплым шёпотом — чтобы выдохнуть. Прерывавшимся шёпотом повторял. Вдыхать кое-как получалось, а вот выдохнуть, молча, нет, задыхался. Горечь забила горло. "Прости меня..." Гай не умел плакать. Не умел жалеть ни других, ни себя. Учился.

Туча была поистине неистощима и обширна… Потому что Дрёма — приятен, любезен многим дроидам… Нравится одиночкам 2-1… Близок тёплому семейству Там… А дроиды трона Там на земле и на небе прокладывают пути… Учись, Гай, и успокойся. Ещё не одна перемена Впечатлений прольётся на него в пути. Не одно и не два лица он припомнит с отчаянной мукой раскаянья. Такими живыми! Так живо они предстанут пред ним! Увы, только в воспоминаниях.

Рута поглядывал через плечо. Гай летел сгорбленный, крепко вцепившись в мокрую белую гриву.

Когда долетели и прошли сквозь вечную звёздную ночь на входе, у "побережья" стократного Лала обнаружили с очевидностью, что ждать им ещё сутки. Начинать следовало на заре. А над безупречной лазоревой гладью солнце шло к полудню. И это часть заговора...

Эпоха высших дроидов обнаружила две диаметрально противоположные тенденции познания. Преодолевая атомизацию, расширяя сферу лично познанного, одни дроиды предпочитали углубляться в свою узкую сферу. В детализацию. Имеется тема, имя: Лодочный-Ход, например. Конкретный дроид, владыка семейства близкого к Сад. И он поддерживает, не развивая, связи с тремя периферийными для него тронами: Берег, Лайнер и Фарватер. Всё. Остальные связи, дроиды его из 2-2, постоянные, указывают на мыслимые конфигурации и материалы. Из 2-1, временные, на функции, направления, надобности.

Противоположный вариант: обобщение понятий. Образование поверхностных, но многочисленных связей, точек пересечения орбит с ключевыми фигурами сферы дроидов. В надежде так охватить и человеческую, понять человеческий ум. Неизбежно в число ключевых попали крупнейшие троны. Что менее очевидно: одиночки 2-1 даже важней в этом смысле. Чьи имена балансируют на грани между идеей и функцией, которые всегда в тени. Которых обнаружить надо, прежде чем свести к общему знаменателю! Дрёма случайно наткнулся, облачным рынком бродя, на дроида Два-Непредсказуемых. Дроида несвободного, пребывавшего в семействе Поток. И настолько был поражён, что даже забыл подкинуть метку! Не понял: есть этот дроид или он иного дроида шутка, неавтономное нечто?! Поток дважды непредсказуем?.. В чём? в берегах? Ерунда. В направлениях? Вздор. А если вне семейств?.. Могут ли быть две бесконечности? Могут ли существовать разные хаосы, два и больше?.. А одиночку Хаос Дрёма знал! Есть таковой, хороший, понятный дроид. Антагониста своего избегающий, как огня.

Из двух высших стратегий познания мира Дрёма, тёплый дроид полусна, избрал вторую. Широкий охват. Грубые обобщения. Чего ему уточнять? Сны, грёзы?.. Так он в них утонет! Перед подобной детализацией росинкой покажется Великое Море! Стратегия удачная, по крайней мере, к пониманию психологии хищников она приблизила его. Состояние Гая, цепная реакция запущенная в памяти хищника первым же дождевым Впечатлением, попавшим в цель, были очевидны для Дрёмы. И возможный атомный взрыв, грозящий разнести Собственный Мир его друга, столь значимый и для Дрёмы, всё он предвидел. Стоит человеку остановиться, он сразу норовит сделать вывод! А некоторые, "люди действия" — не медлят и воплотить. Гай определённо из таких. Пусть же встретят его долгие, пустые сутки. Вечность — для человека в его состоянии. Пусть на их фоне выводов навыводит выводов целую кучу. То, что технарь Гай не уничтожит мир, не сделав того, зачем летел, факт. Путь до зари помечется от одного "окончательного" решения к другому, это ослабит их все.

Подгадывая срок, подговаривая Белку, сколько надо ускориться или задержаться на подлёте, Дрёма проявил благородство дроида в полной мере. Его нарушение было бы меньше вполовину, если бы печать растождествления до рамы уже сошла на нет. Но — нет! Дрёма счёл, что последний этап растождествления человеку в статусе гостя принесёт больше пользы. И поступил соответственно. До него таких финтов дроиды не совершали… Почти пересечение рамы. Невозможное действие.

Именно за него, чисто дроидский поступок, Августейший на турнирной площади без прошения, предупреждения, без объявления войны… Перехватил вызов к нарушителю. Собственноличный вызов Доминго. Вето, допустимо.

Августейший заслушал разоблачение до момента сговора с Белым Драконом… Сделал о-о-очень большими холодные, орлиные глаза, подходящей шутки не нашлось у него, взмыл с трибуны… Крылатый, плешивый шут, только перья посыпались, и — перехватил!.. Когда Дрёма стоял уже практически безоружен. Одиночке, некогда отвергшему власть его трона, удалось изумить Августейшего!.. Справедливый гаер. Расправу… Он превратил в цирк! Ну, в спектакль...

Присвистнул на четыре стороны, в общей форме созывая подданных, дозволяя общую форму: "Девочки, все-все сюда! Собирайтесь-ка живей!.. Что-то будет!.." А чем собственно мог быть поединок двух из четырёх главных тронов?! Комедией показной!.. Неизначальный дроид — против автономного дроида! Король на коне — против шута на кабане!.. Прогулочку, совершённую ради Амаль, заценил и он, и сами, в роли ездовых зверей выступившие, Поисковики. Так что турнирную площадь Августейший бороздил на Вепре… Праздник!.. Вот, к примеру, отчего Проблеск не рвалась даже к любимому уходить от владыки, бесподобен!.. Доминго ничего не оставалось, как подыграть ему. Хватило самоиронии. Не серьёзно же, в самом деле! И по форме смешно, и по сути: высшему дроиду автономного не прищучить. В награду Августейший устроил ничью… Добрый шут, справедливый.

Вычтено с Дрёмы и нарушение, и дроби дробей. Начинай копить сначала! Но аудиенции в необщей форме, о которой через дракона просил, ему не досталось. Отказался в моё семейство переходить?.. Гуляй. Больно жирно будет.

Стократный Лал… Лазурный. Лазурь, как она есть. Единый цвет, вобравший все оттенки...

Гай молча постоял на берегу. Чудо… Инструмент дроидов, дроидский Лал… Кроме навыков, знаний технических, Гай обладал интуицией технаря вполне. Пурпур даже неудачных вариантов он ощущал, как хозяин мира ощущает власть левой руки — несомненно, осязательно. Пурпурный Лал — человеческий инструмент. А то, что лежало перед ним, перевёрнутая небесная лазурь к человеческому созиданию не имела отношения… Другая стихия… Ворота "их" мира.

Развернулся молча и пошёл бродить, круги нарезать искрящимися сугробами подальше в звёздную ночь. Где так весело прыгал Клок, но не на чем было поскальзываться Гаю. Лазурная полоса сияла ему из-за деревьев. Как бы ни отдалялся к недоступной области Там, проглядывала. Расширялась, когда поднимался на холмы. Свет восходил от неё, поскольку солнца дневного из ночи не видно, но виден кристалл, освещаемый им. Притягивал и тревожил, неестественно и мистично снизу веером раскинувший лучи, чистый лазоревый свет. Гай уклонялся от Лала снаружи, от воспоминаний внутри. Как уклонялся… Обход многократно совершал. Скорей бы уже, скорей. На покатом холме, в ствол мачтовой сосны упёршись лбом, Гай замирал над голубым озером, зеркальным. Выл от тоски. Головой ударится, и опять прочь. Волком кружить. Рута, ты хотел заполучить волка?.. Раз вышел к вечеру. На другой раз, когда крупные звёзды и зелёные флаги северного сияния охватили весь мир, и центр, и края. Возвратился к дому.

Рядом с хозяином сел, не разговаривали. Над глянцевой голубизной, на мостках.

С первыми лучами, дорожкой раскатившимися по голубому стеклу Гай уже шёл к центру мира и Лала. Дошёл, не дыша, скользя, наблюдая игру перевёрнутой пирамиды, несчётных граней… В глубине? Нельзя так сказать. В перевёрнутой вышине… Стократный, тысячекратный?.. Триллион триллионов граней в одну точку сводящий Лал. Остановился над ней. Когда оказалась ровно под босыми ногами. "В надире, — подумал он, — Бутон-биг-Надир, так или иначе, направил меня сюда… Странно было бы ждать счастливого разрешения комбинации, начавшейся с Оракула чудовища..." Гай положил лазуритовую рамку на стеклянную твердь, и не звякнула. Засветилась, сразу начала утопать. Погружалась плавно, без всплеска… Пошла волна, и Гай сделал усилие, чтоб балансировать, чтоб стоять, шаги запрещены обратные. Волна с аккуратностью дроидского инструмента вынесла его к мосткам, точно, откуда спустился.

— Пошли на крышу? — спросил Рута и, не дожидаясь ответа, направился в дом.

Лестница на чердак оказалась не предусмотрена. Хозяин привычно залез, прыгнув и подтянувшись. Свесился и протянул руку гостю… Гай ждал чего-то подобного. Сто тысяч безвозвратностей, упавших из прошлого на голову ему, подвели, носом ткнули в последние, по счастью, исправимые ошибки. Зная, что едва разожмётся рука, слова камнем застрянут у него горле, Гай кашлянул и заставил себя произнести:

— Прости меня, хищник. За них, тех… И за себя… Прости.

— Сами накосячили, — живо, торопливо, пожалуй, ответил Рута.

Принимать извинения ему было не намного легче, чем Гаю произносить.

На левом крыле, действительно, больше гонора. Церемонии сильно регламентированы. Это сковывает, но и упрощает. На правом вполне реальный вариант, когда долг, проигрыш оплачивают годами унизительной службы. По крайней мере, предлагают!.. А после, как сложится: бегство, предательство, честная отработка… На левом — немыслимо.

Рута распахнул маленькое чердачное окно, впуская морозный воздух. Смягчившийся, как только достиг людей, обвил их. Зашелестел сквозняками. Мир делан внимательно. На чердаке пахло настоящим чердаком. Пылью, временем, старым деревом. Гаю должно бы понравиться. Но ему ничего не нравилось, он был невыносим, отвратителен себе. Беспросветно. Две цели наметил, в них, как в сосну упёрся лбом. Ближайшие, последние цели: досмотреть, да и покончить со всем разом.

Лица, лица… — лицо прошедших лет… Пусть пропадут вместе с ним. Он уничтожит Лал, хозяин восстановит. Из него. И баста. Хватит уже… Ха, забавное посмертие. Вредить Руте он не намеревался. Технарь Гай не представлял себе, насколько далёк борец Рута от того, чтоб даже обложку альбома дроидской этой механики припомнить в деталях! А и мог бы задуматься!..

Этот Гай, окружённый лицами, лицами, лицами… — погибших по его вине, это не Гай Юлии Альбы. Странно и приближаться к ней этому Гаю. Сквозь толпу невозвратимых лиц, лиц, лиц… Напуганных и спокойных, обманутых и понимавших всё. С надеждой и без надежды, по-разному требовательно они смотрели на него, бессильного отвернуться. Знакомые и те, что не помышлял вспомнить когда-либо. Обрывки и полные сцены воспоминаний. Предсмертные восклицания и предсмертное молчание… Они даже молчали невыносимо в затянувшемся кошмаре хищника. Да, дроид сделал человеку… неприятно. Сделал обратно живым.

"Центральный — Техно — Южный… Техно — кабинет в его Собственном Мире — шатёр чей-то… Шатёр Секундной Стрелки — кабинет — Техно… Кабинет — Техно — кабинет — Техно..." Так эпизоды перемежались, ярко, отрывочно. Пропадали, как в тёмную воду канув, людей не видел тогда, в упор не замечал. Теперь вот… Увидел. Разом. Каждое лицо, каждый взгляд: от широко распахнутых ресниц, заблудившейся на рынке хозяйки, до злого прищура хищника. До проклятий хищника, который вместо статуса на Южном, приобщения к сильной группе, получил удар от Секундной Стрелки на первом же кругу… Солидная, опасная группа, хороший выбор, амбициозный… Только вот широкий состав её обновляется быстро, основной — пореже, да… Смешной, видел, куда заходит...

Гай к различиям омертвел. Люди, просто люди, лица, человеческие лица. Все они сейчас были равны перед ним, как, впрочем, и тогда… Он к ним равен. Хотя… И тут имелись отдельные пятна, слепящие… Ослепительной, особой жестокости поступки. Не физической, отнюдь. Всё на нюансах. Гай ведь не родился пулемётчиком или мясником прошлой эпохи, не оброс в океане шипами придонного монстра. Даже бойцом правого крыла из таких, что из гнилости душевной противников выбирают слабей, не был. Там он выбирал сильнее. Невыносимость заключалось не в том, что сделал. И даже не в том, чего не сделал! А в том — на что не откликнулся… Ни на что, никому. Не видел! Не посмотрел! Не увидел того, что не увидеть невозможно! "Я вас не замечал!.. Я не знал, что вы — есть!.. Что вы были… А вы — были..."

Две жертвы среди прочих навязчиво представали его отчаянью… Обе девушки.

Одна — хозяйка, летевшая с Веретено на Мелоди. То есть, явно из музыкантов… Певиц, певчих птичек… Ни танцевальных элементов в костюме не видно на ней, ни музыкального инструмента при ней...

Охоту провели игроки Против Секундной Стрелки, как обычно, по-дроидски. "Мы называли это — по-дроидски?!" В смысле, они не применяли насилия. Человека три, четыре из группы изображали преследование, отсекая путь наверх. Отдельно стоящий шатёр на пустой земле чрезмерно подозрителен, в него не заманишь. Дальнейшая над континентом их задача, не позволить добыче приземлиться и поднять свой. Загнать на рынок. Если от преследования оторваться быстро, спрыгнув у рамы, есть реальная возможность затеряться в рядах, спрятаться у знакомого. На этом этапе появлялся охотник, карауливший там, и предлагал свой шатёр затаиться, переждать. За умеренную плату. На тот момент — их общий шатёр.

Пирамидка Гая… — Струны подсечек… — Подсечка… — Дракон… — Собственный Мир...

Хозяйка была в полной маске цвета слоновой кости, изображавшей человеческое лицо. Лишённое бровей и краски на губах. Необыкновенно спокойное, полностью нейтральное выражение. Горизонтально между носом и верхней губой маску пресекала едва заметная прямая черта. Нижняя часть отделялась, оставляя нематериальную, непрозрачную вуаль скрытой механики. Вуаль не искажавшую, чуть усиливавшую звуки. Маски такие функциональны, и нейтральность их основное качество, они уравнивают певцов на соревновании, где есть арбитры. Уравнивают и внешние данные, и пристрастность знакомств. Угадать выступающего можно бы по тембру голоса, но дело в том, что и репертуар на них специфичен: банк птичьих трелей, импровизации стихий, не всякий знакомый угадает. Под стать спокойствию маски, осознав роковую ошибку, хозяйка не выразила паники. И не начала торговаться. Она вообще не проронила ни слова...

Гай тогда не оставлял попыток создать Пурпурный Лал в Собственном Мире… И вот, очутившись там, напротив него стоя, переждав те секунды головокружения от быстроты полёта, которые ради лучшего сосредоточения вынужден был переждать, Гай увидел, как она… Она без спешки, демонстративно неспешно приподняла маску снизу за подбородок. И сняла целиком, встряхнув освободившимися волосами. Какой надменности был преисполнен её жест! Справедливой, заслуженной. Имела право. Похищенная обладала настолько неоспоримой красотой, что без маски до соревнований её попросту бы не допустили! Зная себе цену, она сознательно избегала обид и нечестных побед. Серые, как у него, глаза, крупным резцом выведенные черты, гордые губы, твёрдый подбородок. Она была адрогинно-прекрасна, полудроид в абсолюте гармонии. Не улыбнулась и не нахмурилась. Представилась так, открыв лицо. И ждала. Недолго… "О, дроиды, — застонал Гай, прозревший Гай, — светлые дроиды, какой ребяческий ход!.." Тогда — не тронуло. Ни наивная самоуверенность, ни дроидская красота. Тем наработанным фальшивым жестом, который с трудом, но освоил, в арсенале Густава несчётно их, Гай указал на окно. Резко и мимолётно, как на то, что требуется переделать, заставляя отвернуться на миг. Общая хищническая привычка, в глаза не смотреть. И опустил уже занесённую руку… Гай скрипнул зубами: "Лучше б я отрезал себе эту руку и оливкой ядовитой прижёг! Не отрастала бы..." Лал получился неравномерно-бледно-розовым. С досады Гай запустил его в то же окно.

А другую жертву привёл Густав. Гай сейчас винил себя, хотя и платы отдельной не имел. Не участвовал на основных ролях в той охоте. Он следил за окрестностями просматриваемого насквозь шатра. Шатёр требовался именно такой, и нужно было свежее лицо, не примелькавшееся на Центральном Рынке. Часть ловушки. Изобразить хозяйку шатра. И Густав привёл маленькую белокурую изгнанницу. Странно держалась, будто во сне… И по мимике, по манере, прищурившись, чуть откинутой держать голову, Гай сказал бы, что и не изгнанница, а Восходящая ещё. Манок дроида слушают как бы горлом, открывая его, в горле он вроде как свой голос… И щурясь, вникают в эскиз… Густав соврёт, недорого возьмёт. Изгнанница или Восходящая, хищницей она стала у них на глазах. "Она не сознаёт, что делает..." — понял Гай, но не вмешался. Хотя это уж ни с какой стороны не "дроидская" охота. "Ненавижу себя..." Гай покосился, не поворачивая головы. "Хозяин заснеженного мира, прости меня ещё раз. За последнее злодейство. Надёюсь, ты всё восстановишь..."

Хозяин успел спуститься за пригоршней рябины, гроздь мятую бросил между ними, сидевшими на крыше, на краю. Стократный Лал в рассветных лучах играл под ними, оттекам несть числа. Как если бы в огромной руке его держал кто-то и, разглядывая под солнцем, поворачивал, любовался… Лёгкий шторм на лазурном, стеклянном озере. Парные лавандово-шафранные искры сбегали от поверхности в перевёрнутую вышину, в купол остроконечный, и обратно. Меняли цвета… На дне большого голубого озера, противоположным берегом касавшегося горизонта, маленькая синяя рамка оставалась с крыши видна. Так расширилась, или так преломлял её свет?

Лазуритовый прямоугольник вращался. Каждый раз, меняя направление, разворачивался то чуть-чуть, вздрогнув и всё, то побольше, то на сто восемьдесят градусов… Задействовал все, наверное, промежуточные варианты. Маятник. Даже совсем непонятная внутренняя структура осознаётся таковой. Упорядоченной структурой. Что это зачем-то надо… Не просто так сложено… С точки зрения Руты, работа величайшего дроидского инструмента уступала старой Дрёминой метке в увлекательности. Заурядное зрелище, если б не было так укачивающе-приятно за ним наблюдать… Туда-сюда, коротко-долго, без повторов… Тихо в утреннем воздухе. Рута прошептал:

— Дроид уравновешивает фазы… Ближе к вечеру станет крутиться ровно: вправо-влево… Как маятник… Я вирту видал, что восстанавливается, оно скачет так...

— Прости меня, — прошептал Гай.

— Отвяжись.

Рута хлопнул его по колену тыльной стороной руки, прежде хлопнув ёю по другой ладони, чтоб соскользнула. По привычке. Типичный жест левого крыла, подчёркивающий равенство: я к тебе, как к себе. А в чём равенство? В том, что ставкой жизнь здесь не берут. Используется и при встрече, примирении, знакомстве, при начале поединка, в конце, предлагая размяться в других краях, на облачных рынках. Чтобы узнать своего, лишних слов не говорить. Дружеский жест. Гаю стало окончательно нехорошо.

День тянулся неимоверно. Рябина хрустела на зубах. Не нагревалась. И не кончалась, Рута спускался за новой пригоршней. Какой удачный мир, как всё складно в нём.

Гай заметил, выпавшие из кармана у Руты, на цепочке серебряной, круглые часы. Обычные. Рабочие и заведённые. И поймал себя на том, что ждёт, пока с деления на деление перепрыгнет секундная стрелка. Ждёт… Недаром выигрывал у неё. У её сестры, пляшущей в безумии. Выигрывал, выигрывал и проиграл… Остался ни с чем. Все эти годы ежесекундно помнил Юлию Альбу. Сейчас, ожидая, — не вспоминал. Только подумал: "Вот бы и она меня не вспомнила. Восстав в первозданной чистоте. Никакого прошлого, никаких грязных хищников, никакого Гая..."

Солнце клонилось. Вращение рамки, действительно, уравновесилось. Стало заметно, как при каждом замирании, при смене направления резонирует какая-нибудь сторона её с одной из граней стократного Лала. Разливает тонкий колокольный звон. Лал заполнился огоньками дроидов. Резонировали уже все четыре грани. Колокольные мелодии выделились в четыре и слились в одну.

— Недолго до завершения, — сказал Рута. — И солнце низко.

Гай кивнул и напоследок присмотрелся, что за хищник, приятель дроида? Славный, борец простой. Знак утра по шее, от Злотого идёт линия, да. Через него, на правом он первый с этим узором, но не первый по возрасту. "Выходит, сам Злотый с левого, стилевого крыла? От чего перешёл в фатальное? Чаще с него туда бегут… Никогда не задумывался".

Лазоревый Лал блестел, закатный, налитый, переполненный огоньками дроидов. Они сливались и уходили в синюю раму, достигшую нормального размера рамы мира. Знакомые узоры проступали на ней. Гай вздрогнул.

"Не смотреть… Не заглядывать… Если верить дроиду, рама канет вниз. И облачный мир возобновится в точке, где пребывал, на том лепестке всеобщей розы ветров".

Голубое поле показалось за рамой. Не вдруг различимое, попавшее Лалу в тон. Колоски… Васильки… Тропинка, немного петляя, прорезала его от рамы вдаль. Крыша, домик у горизонта… Не заглядывать, как же… Гай прикрывал глаза от солнца низкого и яркого, диска плавящегося перед ним. Прикрывал козырьком, рукой гостя, занесённой заранее. Ждал: вот-вот начнёт отдаляться, канет в точку, и тогда… "Прости, хозяин заснеженного мира, и не медли в гневе..." Но неожиданно он как ветер поймал ладонью занесённой руки. Из рамы, вырвавшийся ветер. Или рукопожатие?..

Подняв свою тонкую руку, хозяйка мира, восставшего из небытия, Юлия Альба стояла на синей раме, в голубом ореоле, белая, белоснежная… Радостный дроид желания. Смеющийся радостно, беззвучно, улыбающийся светло. Приглашала широким, царственным жестом...

Белые драконы покорились дроидам желания. Доминго остановился на глазах у всей турнирной площади, не прекратил дроида желания, не смог. Даже отвергнуть его не смог! Гай был просто человек. Усталый до предела… Запутавшийся, измученный, раскаявшийся хищник. Он и подумать ничего не успел! Как ласточкой прыгают в воду, взмахнув руками, с края крыши он сиганул приглашению навстречу. В прозрачное озеро Лала, в раму, в двойную лазурь… Мир Юлии Альбы схлопнулся и ушёл.

Настойчивые тук-тук по раме призывали Руту ко входу. Тряся головой, ослеплённый ярким дроидом, пристально дроида желания созерцал, — не похожа на Проблеск, ничуть, — он увидел, как вверх-вниз заискивающе проводит усами Белый Дракон, могучий и смешной, подыгрывая всаднику, а всадник...

— Рут-та!.. Выходи, дружочек, давай скорее, — Дрёма махнул ему, проливая тёплое сияние дроида на сугробы, — на континенте там, кое-чего...

— Чего?! — звонко из снежной ночи крикнул Рута. — Ещё чего-то?! Дроид, уходи!.. Я всё осознал: владыка Дом — опора миров и семейств, и миропорядка! Воплощение эгоизма, я тебе впредь не помогаю!

— Рут-та!.. — протянул дроид полусонным, лукавым дуновением. — Выходи, мы это обсуд-дим!..

— Абсурд-дим?.. Так ты сказал, или мне послышалось?..

— Ру-у-ута!.. А?..

Северное сияние переливалось за опустевшей рамой широкими, зелёными флагами. Их отражал неподвижный, стократный, дроидский Лал.