Глава 7

Глава 7.

Был и ещё один, завсегдатаям известный изгнанник, торговавший сначала на Центральном. После катастрофы сумел удрать, обосновался на воссозданном Южном Рынке. Изгнанник, но за глаза чаще называли его Морским Чудовищем, хоть и нельзя было того сказать на вид. Не имея собственного мира, он ставил шатёр плотный, узорчатый и столь огромный, что торговал в первой его части. Дальше — ширмы, занавеси, сокровища, полумрак, чёрт знает чего там. Неуловимый запах морской сырости витал в его шатре. И холод, прохлада глубин. Посетителю воздух под тентом казался синеватым, а ведь снаружи по ткани его разбегались орнаменты солнечных цветов… Ширма за ширмой, светильник за светильником пробивают их лучами, повторяются в простых и мелко гранёных, специального назначения зеркалах. Груды товара, с небрежно наброшенными на них сетчатыми мешками. И это только лишь заново собранное из горных тайников. А как он горевал о пропавшем на Центральном Рынке, как горевал!.. Ну, изгнанника, живущего страстью к артефактам, можно понять.

Как ни шикарен, притом всегда открыт был гигантский шатёр, никто в здравом уме не решился бы его ограбить. И недолгое пребывание в Великом Море накладывает отпечаток, без теней там не выжить. Огромная сила осталась ему на память, изуродованные ноги. В остальном — обычный человек. Рост выше обычного. Большие руки с широкими, тёмными ладонями, отливающими зеленью, как русаличьи, плавных очертаний. Широко поставленные глаза-миндалины. В уголках губ уравновешены саркастичность и снисходительность. Так хорошо уравновешены, что спрятались одно за другое. И полуулыбку спрятали. Голос глубокий и трубный, когда, крайне редко, он повышал его. А ступни под широкой, богатой юбкой до пола переставляет тяжело: топ-топ.

В щель между юбкой и полом Густав увидел однажды круглые тумбы ступней с ногтями, каждый — отдельное копыто. И его чуть не стошнило, как если сразу после воды забвения глотнуть морской воды. Невыносимая гадость. Он был брезглив, Густав. Единственное слабое место. "Топ-топ..." Возненавидел после этого случая заходить в расписной шатёр.

Однако во многих сделках Южного Рынка хозяин шатра выступал ключевой фигурой, третьим лицом, судьёй, посредником, гарантом безопасности. Ещё он был щедрым заказчиком, прилагавшим к условленной плате презент. Да и никто не отказал бы ему в демоническом обаянии богатства и тайны. Скрытой власти. Только вот это: топ-топ… Если так топаешь, незачем под среднего человека и маскироваться. Он носил длинные, полностью закрытые одеяния, подчёркнутой, откровенной роскоши, с оторочкой или сплошь покрытые вышивкой золотом, бисером, драгоценными камнями. Ладно, одеяния… На голове он носил корону!.. Очень широкий лоб его полностью закрывал обруч короны — во много рядов — лунные камни и опалы, через один. Высокие, костяные, золочёные зубья короны, словно бивни. Два по сторонам, по два спереди и сзади, шесть. Не соприкасаясь, они рассширялись от головы и потом загибались внутрь. Тяжело, наверное, постоянно носить такую корону. "Бедовичек", "Беднячок" — так называл он себя, в непринуждённом разговоре, проявляя юмор. "Бутон-биг-Надир" — называли его другие. За огромную, вместе с короной, голову, напоминавшую перевёрнутый бутон. Большой Бутон, смотрящий в Надир… Или коротко — "Биг-Буро", большой Буро.

Это было давно, ещё на Центральном Рынке. Хан-Марик впервые зашёл под полог великолепного, расписного шатра под надуманным предлогом. Коварный Густав… А что получится, если столкнуть их без представления? Так ли ты, Маричка, силён?

Хозяин присутствовал. Торговая пирамидка пустовала, держалась формальным камешком. Биг-Буро окинул единственным взглядом зашедшего парня, его руки, тёмный рот… Топ-топ… И схватил за подбородок, сравнивая со своей ладонью, зеленовато-коричневой, как говорилось. С Мариком так не обращались… Не то, что давно, никогда. При его появлении благоразумно сторонились, а если успевали, то сворачивали в другие ряды… Но одно дело, сила упавшего в море, случайно создавшего тень, и совсем другое — жившего там. Марик не мог ни вырваться, ни дёрнуться. Вперёд, назад, бесполезно. "За челюсть? Ну, держи..." Он подтянул ноги и пружиной вылетел из цепких пальцев наверх, оттолкнувшись от наглеца, ставшего ему трамплином, сделал сальто, приземлился с другой стороны пирамидки. Ни малейшего впечатления не произвёл его маневр. Бутон-биг-Надир даже не сразу обернулся. Он заменил новой палочку благовония в курительнице у входа, оглядел пустующие с утра ряды и тогда только обратился к Хан-Марику:

— Вижу, в Великом Море ты искупался. Недолго… Как, впрочем, и я.

Топ-топ… Обошёл вокруг подставки.

— Густав послал тебя? Дай посмотреть, есть на тебе записка, во что он хочет, чтобы я превратил тебя?

Острые, тонкие шипы вопросов. Вполне справедливых, тем больнее.

— Записка такая, — ответил Марик сквозь зубы, — завтра поздним вечером. Восьмёрку бубей. Приведёт он, зайду я. Не на превращение, на мену.

— Как он назвал тебя, брат по морским процедурам?

— Хан-Марик. Густав спас меня.

— О, Хан-Марик!.. А я Бедовичек. Кто бы мне дал такое красивое имя!.. Не бери в голову мои шутки. Раз он так назвал тебя, значит, не сразу съест. Блюдо, что долго готовится, должно красиво и называться… Подожди!

Биг-Буро остановил Марика у входа.

— Не хочу отпускать без подарка.

И дал ему музыкальную шкатулку, такую можно спрятать в ладонях, маленькую, положив начало единственной коллекции Марика — сложным, бесполезным механизмам.

Это было давно. Шли годы. Десятилетия. На Южном Рынке Хан-Марик заходил в шатёр Бутон-биг-Надира, не уступавший прежнему ни размерами, ни роскошью, как к себе домой. Но никогда с пустыми руками. Условность, это закон.

Сухой сезон миновал. А Южный Рынок, это отнюдь не Центральный, докуда не доходили туманы. Великое Море близко. Ранним вечером рынок уже пустовал. Нетерпеливая, первая тень, поблёскивая фасеточными глазами, тихо клацая шипами на хрупких лапках, прошмыгнула и скрылась. Даже тени избегали Хан-Марика. Он удалялся от входа, в недра рынка, шёл, смеялся, подбрасывал и ловил стеклянную колбу, запаянную с голубой водой и светящейся медузой внутри. Она как живая раскрывалась, сжималась, переворачиваясь, меняла цвет. Так, смеясь, он откинул узорчатый полог шатра и хлопнул в ладоши несколько раз, постучался. Биг-Буро появился немедленно: покупатель, неужели?

— Марик, ты… — разочарованно протянул он, неискренне.

— Я хуже других? Поторгуемся, раз уж ты ждал покупателя на ночь глядя. А может, ты ждал тень? Или старого друга с жабрами вместо ушей?

— Поторгуемся, Марик. Присаживайся.

Бутон-биг-Надир снял с подставки, светившейся тихим муаровым переливом, жемчужные бусы и поклонился:

— Присаживайся, братик мой.

Хан-Марик, недолго думая, вскочил на неё, сел, развалился, насколько позволяло условное пространство, почти задевая свесившейся босой ногой пушистый ворс ковра.

— Удобно, надо же! Что дальше? Что предлагаешь себе за меня?

Биг-Буро с насмешкой в глазах залюбовался наглецом, склонив голову в короне к плечу.

— Думаешь, отпущу? Девять из десяти на рынке отдадут мне всё, что угодно, лишь бы тебя не стало, Хан-Марик. Как считаешь, мне собрать с них эту дань? И предъявить счёт Густаву, выкупит он тебя?

Марик усмехнулся:

— Ты счёт-то запиши на бумажке. Через кого-нибудь передай! А то… начнёте спорить… торговаться… и он тебе напоёт!.. Сам очнёшься на пирамидке!

— Ты веришь в него как в дроида. А он — слизь от разбитой тени, склизкая лужа на земле.

— И мало людей на ней поскользнулось?

— Нет, не мало… Чего ты принёс-то мне?

Марик отвлёкся, рассмеялся:

— Я не охотился, правда! Я подхожу, гляжу за вуаль… Там этот, как его, всегда в белом, Рис. Я только рот открыл поздороваться, как он: "Хан-Марик, Хан-Марик! Всё уже дома, ничего нет, только вот это!.. " Бросил мне и смылся! Вежливо, да? Минута — ни шатра, ни хозяина! Где-то поставит в следующий раз… Если здесь и дальше будет становиться скучней и скучней, я уйду в Великое Море! Дашь мне пару советов в путь?

Бутон-биг-Надир вытащил из рукава длинный кинжал без ножен, невероятной красоты, с зеркальной выемкой по центру лезвия, с семью рубинами от светло-розового до алого на рукояти… Отвернулся, замахиваясь снизу, с противоположной стороны и бросил его точно Марику в лоб. Подставка сказала: "Пиу!.." Хан-Марик скатился вниз, а кинжал остался на ней вертикально, покачиваясь на кончике лезвия.

— Вот, что я тебе дам, — ворчливо сказал Буро, — отрежь свою глупую голову. Всё равно не нужна, а ходить легче будет. Показывай, что принёс.

Марик бросил ему цилиндр с медузой и заметил:

— Ты ненавидишь море и Густава.

— Между ними, ты не находишь, есть определённое сходство? Ни пяди надёжной земли.

— Густав чем-то задел тебя?

— Ещё чего. Он мне противен… Марик, это дорогой артефакт. Рис, говоришь? По справедливости, ты не должен обижать его минимум год. Что желаешь, механическую птицу? Я буду честен, есть одна, но это стоит две или три.

— Меняю на выспаться и на сказку. Если боишься, я могу ночевать на подставке! Спать хочу.

— Боюсь, Хан-Марик!.. Кто же тебя не боится… Какую ещё сказку? Возьми Впечатление и спи.

Буро лукавил. Он любил рассказывать, вспоминать. Было чего...

— Не, так не пойдёт. Отдавай медузу!

— Ладно тебе, не скандаль...

Кресло широкое как трон, с высокой, обитой шёлком спинкой, Буро откидывал на неё голову в короне, стояло напротив пирамидки и входного полога. Марик клубочком свернулся на нём. Бутон-биг-Надир сел на мягкий ковёр, играя кинжалом, раскручивая его на подставке. Стемнело совсем. Она изливала разводами голубоватый свет, а лезвие отражало его золотым. Хан-Марик тоже смотрел на кинжал непроницаемым взглядом дроида. Буро вращал кинжал: "Задумывается ли он о пропавших на таких сияющих зубцах по его милости? Качавшихся и пропавших?.. Единожды подумал ли так: возможно, им было больно? Или решил раз и навсегда, что стать кинжалом, не хуже, чем жить человеком? Не хуже и не лучше… Кольнуло ли в сердце сомнение: не правда, не так? Возможно, я чудовище… Глупости, нет? А если кольнёт в сердце, ответит ли ему Густав? Как же, ответит..."

Густав отворачивается, он не отвечает. Густав сердится, когда Хан-Марик пачкает золотом куртку: рукава, ворот. Когда натирает им руки и лицо.

— Жили-были… — начал Биг-Буро, не прекращая вертеть кинжал на пирамидке.

— Чего? — встрепенулся задремавший Марик.

— Существовали. Предположительно. Давным-давно...

— Насколько давно? И откуда ты знаешь?

— Да ни на сколько, не было их, Марик!..

— А… — протянул Хан-Марик, и не поймешь, правда, недоумённо или в шутку.

— Предпочитаешь быль? Однажды высший дроид спустился на материк. И встретил изгнанника… И дал ему имя, и не только лишь имя, а после и… Фигово всё закончилось. Давай я лучше первую историю расскажу.

— Которой не было? Нет, расскажи вторую, которая была. Какое имя? И как закончилось?

— Сальвадор… — мрачно ответил Буро.

— И что было дальше? И откуда ты её знаешь?

— Марик, первая интересней.

— Небыль? Сомневаюсь, что...

— Ты или умолкаешь, — Буро ласково, вопросительно улыбнулся, — или выметаешься?.. Жили-были давным-давно три брата-дракона с волшебными рогами...

У Хан-Марика золотая. У куртки Густава тоже имелась подкладка, только чёрная. А между ней и плотной коричневой тканью верха, в обоих рукавах, двух карманах, под двумя отворотами воротника, и того: три пары крепких и тонких стальных цепочек, сотворённых, как артефакты с цельными звеньями, без разрыва. Цепочки в карманах оканчивались простыми грузиками, потяжелей — оглушить, разбить, даже тень, ему в пору тренировок случалось добиться нужной скорости. Под бортами — не пригодившиеся ещё ни разу — диски с режущей кромкой. В рукавах грузики поменьше, плоские, с крючками — самые важные — поймать, сдавить горло, Огненный Круг.

Бутон-биг-Надир должен был вернуться как раз за минуту до появления Густава в шатре. Утром. Обговорённый заранее визит. Флакон связных Впечатлений в обмен на информацию про обособленный уголок рынка. Про торговцев с разрушенного Рынка Скрытой Механики, который восстанавливать его обитатели не стали, а переместились кучно на Южный. Некоторые на Техно. Кто они сами, что котируется среди них, что идёт дорого только для несведущих? Особых претензий к Впечатлению Буро не высказал, любое, не слишком короткое. Он покупал их охотно. Летал ли сам Биг-Буро под дождевыми тучами? Замечен не был. Летал, но редко? На всём рынке он был единственным постоянным покупателем Впечатлений, явно не от бедности, потому что он и торговал ими. Среди своих, ищущих что-то конкретное. Тем утром вышла накладка, Буро позвали заодно оценить артефакт. Древний? Или Восходящим сделанный? Или хищником из кого? А наибогатейший Буро был любопытен и не преминул взглянуть на чужое. Плюс вознаграждение за услугу.

Марик же оставался в шатре. При появлении Густава, при чьих-то шагах вдоль тента он инстинктивно отступил в полумрак, за ширму с павлинами, рисованными пунцовым по чёрному. Густав огляделся, хлопнул в ладоши, для порядка. Рассмотрел издалека механику на торговой подставке: нераскрывшаяся лилия. Прислушался, механизм рабочий и заведён, тикает. Он сел спиной к Хан-Марику, игнорируя хозяйское кресло, на сложенные рулоны тканей и произнёс через некоторое время, так, между прочим:

— Долго ли ждать, Хан-Марик?

— Буро? — переспросил Марик, выходя.

— Нет, тебя.

Пока Хан-Марик делал два шага из-за ширмы, Густав успел очутиться у входа. Между ними теперь светилась торговая пирамидка.

— Тебя, Марик, тебя. Я же просил… Я ведь предупреждал: не стой у меня за спиной, ненавижу. Поборемся? Над пирамидкой. Над этой красивой штукой. Кто кого перетянет. Ты же такой сильный, Хан-Маричка, самый сильный на Южном. Кого тебе опасаться, не меня ведь? Заодно и поговорим.

Они стали кружить, ловя и отдёргивая руки. Марик смотрел на руки, в пространство. А Густав в пространство и на лицо, доброжелательно, отрешённо. Раз ударил по руке, отталкивая, и чуть поддался. Марик только-только хотел сомкнуть свои железные пальцы, как запястья Густава извернулись, оказались сверху, выдернули на себя, а из рукавов, одновременно с маневром выпавшие, цепочки обвили его руки. Тонкие, едва не прорезающие кожу. Крючки надёжно замкнули их. Вытянувшись на цыпочках вперёд, Хан-Марик застыл в последней точке доступного ему равновесия. Над пирамидкой. Слушая во внезапной тишине тиканье лилии. Одной рукой Густав держал цепочки, а второй, ровно клещами, зараза, сжал его шею. Сунул носом вниз, к артефакту вплотную, между локтей Марика просунув его голову, и продолжил спокойно, негромко:

— Я же просил тебя, Хан-Марик… Не ходи за спиной. Не вставай у меня за спиной. А ведь ты хулиганишь не первый раз… Ведь это нехорошо, Маричка. Ты не веришь моему слову? Обещаниям можешь не верить. А угрозам вполне. Я так редко угрожаю.

Хан-Марик напрягся в последней попытке вырваться, но шею пронзило болью, и он понял: вырубится, рухнет прямо на артефакт. Чёрт знает, что Буро поставил на него, а если согласие с превращением? Ходили легенды, что изгнанники могут делать так. Сто против одного, но всё бывает… Расслабился. Густав тоже.

— Видишь ли, Маричка… Я не хотел бы стать хищником из-за тебя. Но есть нюанс. Эта механика… Перед твоим носом не простой, Маричка, артефакт. Ты слышишь его? Скоро он раскроется. Лепестки разойдутся. Между ними покажется плод. Он поднимается, растёт, понимаешь? И гусеница на нём… Землемерка. Она ползёт, растягиваясь и сжимаясь. Ты не видел? Редкая вещь. Скоро увидишь. Она обогнёт плод, ягодку вокруг, отмеряя минуту ровно, шестьюдесятью шагами. А потом у неё должны появиться крылышки, следишь, к чему я веду? Перламутровые, прозрачные… Большие. Боюсь, Хан-Марик, что они-то как раз коснутся твоего носа… Интересно, стану ли я хищником? Пропадёт ли мой Чёрный Дракон от того, что гусеница станет бабочкой? Разве я буду в этом виноват?..

Густав отпустил его шею, перехватил за волосы, приподнял и ткнул обратно. С гневом, никогда не прорывавшимся при других, он повторил:

— Говори, Марик, кто?.. Буро или ты?.. Говори!

— Густав… — ну и хватка… — Не он и не я… Его позвали. Я не успел уйти.

— По-твоему, я первый день на рынках?

— Но это правда!.. Никто не охотился на тебя. Отпусти уже! На этой штуке наверняка отказ, она слишком дорогая. Ты не поймаешь ей меня!

— Ты тоже не дёшев, Марик. И я уже поймал тебя. Не хочешь ли прогуляться связанным по главному ряду до… У кого ты особо в чести?

— Густав, я не охотился за тобой!

— Что ты делал здесь?! Проклятье, ранним утром! Я не прощаю тебе, третьего раза не будет!

— Не утром, а ночью!

Носом вниз, под своими локтями разговаривать неудобно...

— Что за бред? Ладно. Допустим. И что ты забыл тут ночью? Обдумай, прежде чем соврать. Будь убедительнее!

Тиканье лилии перебила мелодия из неё же. Механическая, но нежная. Четыре лепестка раскрылись один за другим. Густав тряхнул его за волосы:

— Сколько мне ждать? Придумал ответ?

— Я слушал сказку.

Марик смотрел на изнанку лепестков, розовую, абрикосовую в прожилках эмали, перламутровую. Жёлтая ягода, черешня поднималась над ними.

— Сказку?.. — переспросил Густав. — Понравилась?

Цепочки ослабли, крючки вышли из звеньев. Одной рукой Густав оттолкнул взъерошенную голову прочь, и Хан-Марик с грохотом улетел до красивой павлиньей ширмы, через пуфик, через рулоны тканей...

— Звучит так глупо, что похоже на правду...

На этих словах Бутон-биг-Надир вернулся. Точней, вернулся он несколько раньше, на этих словах зашёл. Густав учтиво поклонился ему. Марик одёрнул рукава ниже резких полос на запястьях и выскользнул из шатра.

Давнишняя история. С тех пор, уже много лет как, Хан-Марик завоевал расположение, доверие, право… — ходить Чёрным Драконом у Густава за плечом.