Глава 110

Глава 110.

После часов проведённых на Техно Бесту совсем не хотелось к Биг-Буро. Да и без того не хотелось. День лёгкий, насыщенный, светлый… Увенчаться ему чем угодно другим. Костром зелёным, домашним… Нежданной склокой в Архи-Саду, сонным царством Архи-Сада, но не визитом к ача.

Бест и впрямь собирался отступить, наличие провожатого как-то останавливало его. Надо что-то сказать… "Сверну я, пожалуй, к раме Южного… В другой раз повидаемся… Передай мои извинения..." Пока слова перебирал, уже и пришли.

Смеркалось. Биг-Фазан изобразил широкий, манерный и резкий, фазаний поклон, — "… нереальные косы, канаты из шёлка..." — сообщая, что на сегодня его обязанности провожатого исполнены и завершены. Выразил надежду, что Биг-Буро получит об исполнении их добрый отзыв… "Вне сомнений!.." Парни пожали руки и обменялись заверениями в удовольствии видеть друг друга гостями Архи Сада и Рынка Техно, соответственно.

Полз уже туман вдоль шатров и по колее, вытоптанной посредине. И пыль широкого ряда пахла иначе… Море-океан, проникшее даже в название единственного материка… Морская Звезда, песчинка в море.

Карат к Буро не зашёл, распрощались на некотором расстоянии. Тяжёлыми косами махнув, развернулся — и нет стремительного фазана.

Ничто не насторожило его, охота к нему не относилась. И не обнадёжило — не к нему относилась. Чуть занудный, умный изгнанник… Повадкой старше своих лет. Такой человек, рядом с которым, лучше, чем хорошо, — нормально. Бывают такие люди, при общении с ними начинает казаться, что мир в принципе нормален, что всё правильно в мире или легко исправимо. Но это быстро проходит! "Чистый-прозрачный, как линза модулятора микро-макро… Да хоть бы и мутный, он — изгнанник! Бродяжка поневоле… Какие счёта могут быть между вами, Буро?!" С тяжёлым сердцем ушёл.

Только скрылся за поворотом, как немедля откинулся полог. Наблюдал… И расстояние оценил, взятое телохранителем. Открытая книга. Понятна логика хищника, его версия происходящего ясна… Пока ждал, думал: "Эх, не плохой вот ты человек, Пепельный Фазан, не мёртвая душа. А всё-таки гад, всё-таки… Хищник хищнику рознь, а охотник охотнику — точная копия. Слепок. С одной модели. Исцарапанный, может быть, оплывший, но ей-ей, тоже самое… Дружба на день. Уверен, не подмигнул даже: беги… Ни меня не спросил… Ни сейчас, ни сразу. Заказ, обычный заказ… Не обижайся, и я тебя не спрошу однажды… Поэтому, Бест, в частности и поэтому, нет смысла поститься… Не стоят сухопутные демоны Южного таких уж эмоций. Гады они… Лучшее в них, что выпить успели за жизнь свою..."

Бутон-биг-Надир постарался… Чтоб гостю некогда, незачем было выпытывать, задумываться, колебаться… Принял, расположил, излагал сам. Что подразумевалось, чего и не спрашивали… Посторонние и примыкающие темы: о ядах разнообразных, о тех, что ведут себя, отравив, скорее как Впечатление, и тех, что скорее, как тень — с хищным характером. О вреде от них для Огненного Круга. Напротив, о поддержке для него от их мнимого тепла и тепла настоящего, произведённого ускорением огоньков дроидов...

Тянул время… Философствовал о человеке, как ходячей коллекции. А многих ли коллекционеров удовлетворяет хранимое в тайне, собранное для себя самого? Хвастовства многие ли избегают? А сколькие, утомившись или достигнув планки, не остынут к предмету недавней страсти?.. Не согласятся с выгодой избавиться от накопленного?..

Просил настоятельно не покидать Южного Рынка, то есть, пределов его шатра, в одиночку и раньше, чем проснётся утро. Настоятельно.

Наполнил обычной водой наутилус и посоветовал прежде его не спеша выпить. Для чистоты ощущений. Бросил в рупор завитка кубик глубоководного, вяжущего льда. На Ноу Стоп узнали бы этот вкус… Паж ценный поставщик, осторожный, умный парень. Его пристрастия и наблюдательность, избыточная порой, этим компенсируются, не интересуют Буро… До поры до времени.

Сколько Бест ни озирался, едва отвернётся хозяин, иных сосудов не обнаружил. Ширмы, ширмы… Следов борьбы, схватки он и не ожидал увидеть. Но бывает, в воздухе носится перед катастрофой что-то такое, зависает после неё… В сыроватом шатре Буро не носилось, не зависло. Конус пирамидки изливал мирный, голубоватый свет. Держал символ земли: шар с Морской Звездой наверху. Золотая на голубой эмали. На капле, словно падающей с него, шар стоит. И на символическую Морскую Звезду падает капля. В ней, прозрачной, крошечный птичий клин летит среди звёзд. А вся голубая эмаль, если присмотреться, состоит из волн и рыб. Бест долго любовался артефактом. В нижней капле, прозрачной тоже — снежинки. От сияния пирамидки сверкают… Фантастически...

Около и устроились. На двух толстых тюфяках, на ковре. Кресло Буро пустовало. Тюфяки набиты пеной вперемешку с сухой листвой. Сено, саше в таком объёме, это всё признаки богача. Нешуточный дефицит для континента. Жёсткие листья, чья форма подобная страусиным перьям прощупывалась сквозь намеренно рыхлую, холщовую ткань, имели смысл. Пена держала форму, а они под нажатием ломались, рассыпались без хруста, с шорохом… Распространяли запах осеннего, прохладного дня… Добавка к наутилусу. Очищает обоняние и голову. Хитрая ледышка не позволяла Бесту осушить кубок скорей. Глотнёшь побольше — вяжет и сводит холодом скулы, зубы...

Буро делал всё, чтоб растянуть время до утра. Боялся повторенья произошедшего с Симургом.

Когда наутилус показал дно, за пологом раздались сухие, отчётливые в ночной тишине хлопки. "Марик? Сегодня?.." Похлопав, Марик приглашения не дожидался, поэтому Буро живо оказался за пологом, предупреждая вторжение. Но там был не Хан-Марик...

Окинув взглядом открывшийся ему, голубоватый свет внутри шатра и силуэт Беста близ пирамидки, Карат отшагнул во мрак. "Технарь? Что за наглость?.." Прислонился широким плечом к тенту, упругому, спружинившему под ним. "Сразу расчёта захотел, утра не дожидаясь?.. Рассчитывает на что-то особенное?.. Пронюхал что-то… Наглость..." Буро заслонил собой вход, и тент одёрнул. Густой, слоистый туман до пояса, такой и в его шатёр затечёт...

— Фазан Пепельный, — Буро рыкнул и понизил голос, — ты тут зачем?

Карат глядел на оставшуюся косую полоску света. Сверху донизу, сквозь колышащийся туман, снизу доверху… До короны позолоченной, тусклой во мраке, с опалами по лбу, до глаз миндальных, пристальных, Буро ещё выше его ростом...

— Зачем?.. Да так… Ты, Биг-Буро, бывало, меня спрашивал, приду ли в тумане. За полбокалом… Не побоюсь? Как видишь. Пройтись захотелось после заката, мимо проходил...

— Ты получишь его, — ответил Буро сухо, тихо, — но не теперь.

"Скоро, — добавил про себя. — Ждать не заставлю. Странно, что технарь раньше не разобрался. Красноречивый взгляд… Разве можно, Биг-Фазан, так смотреть на чужую добычу? Привёл и забудь..." Буро рассердился. И не зван, и нагл, и не ждал от него.

— Меня, Биг-Буро, жажда не мучит… — Карат откровенно указал глазами за полог. — Понимаю, вторгся, и дело не моё… Но если вдруг тебе не принципиально… У него какие-то серьёзные долги? Особые? Если так, что если… Мы с тобой на двоих разделим?.. Поделись со мной теперь, прямо сейчас, а?.. И впоследствии я мог бы...

—… мог бы — что?

— Хватит Буро! Я выполнил от и до твой заказ, имею право сказать! Если есть такая возможность… Я готов. Быть. В угодной тебе степени! Его поручителем!.. Всё!

Миндалины неудовольствием сощуренных глаз расширились. Наклонился вперёд, опалами украшенный, обруч короны… Буро вздрогнул от беззвучного смеха и махнул на него русаличьей, белой рукой… Иди-ка, шутник, иди, приятель, домой… Замахал на себя, в общем-то: не выпалить лишнего и не расцеловать! Этих гадов надо держать в строгости, на плавающей, но ощутимой дистанции. Ах, как приятно разок ошибиться в противоположную сторону! "Мрачный я стал, Бедовичек, мрачно мыслю… Даже стыдно как-то..."

— Биг-Пепельный-Фазан-в-Тумане! — тихо рассмеялся Буро. — Биг-Фазан, поставщик технарей! Не ко мне ли прибегают, впавшие в немилость у вас, за поручительством?! Не ко мне ли бегут от тебя?! Что-то перевернулось с ног на голову в рыночных делах? В мироздании?.. Или в твоём воображении… Скорей второе, а?.. Уходи и будь осторожен, не ту ночь ты выбрал, чтоб погулять. Изгнанник в гостях, а не в ловушке!.. Не видать мне вовеки сиянья Лакричной Аволь, сожри меня Троп, если лгу!

"Загадочные, замысловатые морские клятвы..." Карат поклонился, извинился, исчез… Ему было неловко, но намного легче. А Биг-Буро — небесно… Если б не предстоящее.

Бест измучился за короткое время его отсутствия. И в гостях он был, и в ловушке, одно другому не противоречит. Нетерпение, что изводило его, содержало, оказывается, немалую толику любопытства. Естественную и… Абсолютно! Недопустимую!.. Как признаться себе в таком… Может быть, косвенно? Он всегда поступал "как надо". И тут, разве нет?.. Он припомнил все свои нотации Мурене на тему экспериментов, необратимо меняющих экспериментатора. И подумал, что обгоняет её одним безумным прыжком. Что особенного вытворяла его взбалмошная, любимая, его милая подруга? Всего лишь купалась в море! Сотворила одну тень… А он?.. Ему было жутко тревожно, до лихорадки. И возмутительно интересно. И хорошо тут, в чужом, сыром шатре, почему-то… Почему? Причины на виду, всё складывается из малых капель. Буро умел замешать коктейль!.. На вкус и на запах… Для морока и против. Из дженераль, из связных Впечатлений, из оливок. Из морской и обычной воды. Из непобедимой Чистой Воды забвения… Какой потребуется!.. Запах, шорох рассыпавшихся, пересыпавшихся в тюфяке листьев… Наутилус запотевший снаружи, пустой. Кубик вяжущего льда, на языке дотаявший… Звонкая ясность мыслей...

Буро вернулся с пустыми руками, а Бест решил было, что ему "это" откуда-то принесли… Нет.

Заняв место справа от гостя, лицом ко входу, — "… надеюсь, больше никого черти не принесут!" — Буро снял артефакт с пирамидки. Пустым наутилусом утвердил её, чтоб сохранился свет… А с эмалевого "земного шара" снял "Морскую Звезду" — крышку… Снова тянул время, разливал, делил не поровну и философствовал вот о чём...

— Не похож на бокал? Тайничок… Ты и сейчас сомневаешься, Бест, я знаю… Проблема с "искушениями" с "провокациями", она в чём состоит?.. В невинности провокаторов… Меня невиновности, меня!.. Почему тогда оправдываюсь? Как виноватый!.. Проблема "подталкивания к..." — лично боящегося высоты проблема. Рухнувшего на дно!.. Легко доказать. Ну, сразу… "Меня запутали, принудили, заморочили!.." Кто угодно, это пробормотав, оправдает любой поступок одним махом, и остаётся чистеньким. Справедливо? Ни в коем случае. За твои руки чей-то язык не в ответе. Но это грубое доказательство. Есть иное… Одного моего друга, "раскаявшегося книжника", — ха-ха, бывают и такие! — возмущало что? Не то, что привлекает некоторых дуриков в запретных Впечатлениях и бесит всех нормальных людей, вроде нас тобой… Он не был из пьющих подобную бурду. Ему не повезло с библиотекой… Тематическая попалась! Весьма!.. Множество томов посвящались тому, как запретить переживания удовольствия! Да-да, что они незаконны! От еды, питья, морока сладкого… От прикосновений! Особенно — песен и танцев, да-да!.. От, не поверишь, я не обижусь, от удовольствия встретится и поболтать, языки почесать… Не веришь? Красиво одеться...

— А ведь это я знаю, Буро. Некоторые цвета могли носить правители, и никто больше… Пурпур… Рисунок хризантемы...

— А знаешь, что безо всяких чинов, юбка, к примеру, должна была закрывать, колено к примеру?.. Обязательно!..

— Это мо-ода!..

— Не-е-ет!.. Условие жизни! Свободного перемещения по земле!

— Ну-ну, выдумывай дальше!

— Дальше?.. Запросто! Юноши и девушки не вместе, не вперемешку! Нельзя — разговаривать, прикасаться, танцевать. Быть в той или иной одежде.

— Не понял… А значит, наоборот?..

— Наоборот ни в коем случае нельзя! Юноша поцеловавший юношу, если увидели это, мог быть казнён...

— А если дроида?! — запутавшись, наивно уточнил Бест.

— Ха-ха-ха, кого-кого?!

— Ой, я задумался! Это способ отличить дроида, у него сухие губы. Тёплые или холодные, но — сухие...

— Нет Впечатлений?..

— Ага, нет… Просто, знаешь ли, в небе… Встретив изгнанника, потеряшку, такого, кто не чирикает, а говорит… Носится кругами, очевидно вокруг места, где был эскиз… Единственный способ довести до сведения, сообщить ему хоть что-то, позвать на материк… Для начала элементарно остановить… Он не разговаривает и трудно понять поэтому, слышит ли, замечает ли тебя… Единственный способ — поцеловать. В глаза посмотреть, остановить немножечко… Даже лизнуть в губы — немножко чужой влаги, отсвет чужого Впечатления… А уже потом на земле, с нашими со всеми просмотрит, выпьет полные связные Впечатления. Услышит, выучит и относящиеся к содержимому слова… Общие встречи — Встречи ради Слов… Это работает!.. Но сначала только обнять, поцеловать, в губы лизнуть… Биг-Буро, но запреты как-то объяснялись?

— Конечно, с этого я и начал. Полная библиотека попыток обосновать! Обозначить степени паденья… Они были взаимосвязаны: полюбишь вкус, захочешь новых вкусов, позовёшь людей, сблизишься… О ужас, с ними уйдёшь, увлекут тебя на их, древнее, Мелоди...

— И? — спросил Бест, ожидая начала порочного.

— И там будешь петь и танцевать! Обнимать их в танце!

— И?..

— Нельзя!

— Почему?

— К примеру, перевожу на наш язык… Угостят тебя запретным. Или тем, чем я… А вдруг тебе понравится? Не тебе, а, ты понял, кому-то… Или на правое крыло заманят, где станешь хищником...

— Так своя голова нужна. Причём тут гедонизм, радость жизни?

— Попытка в корне отсечь.

— Но не испытывать Впечатлений, не пить воды, для нас — одно и тоже. Подозреваю, и для них — близкое состояние.

— Я согласен, наверняка. Но стремились отсечь, многие. "Не подходите к нам, с плодами, питьём, музыкой! Не смейте петь про то и про это! Ни рассказывать, ни показывать!" Не смейте быть прекрасными! Не смейте быть желанными! Не смейте быть ласковыми! Чтобы не подтолкнуть.

— Но, Биг-Буро подобный вздор не может быть обоснован и не нуждается в специальных опровержениях...

— Когда как, и смотря где… Если их много и они хотят отнять у тебя бокал или музыкальную трещотку… Или утопить твоего друга в Великом Море.

— Ты всё это не выдумал прямо сейчас?.. Нет, я знаю, Проклятие Дроидов мыслил сходно, ненавидел наслаждения… Но я считал его исключением. Казусом...

— Отнюдь… Хотя, на заре дроидской эры, да, казусом. Но долгие века это было нормой.

— Я счастлив, что я полудроид!

— Вот и друг мой так сказал!

— А более тонкое доказательство?

— Простое. Оно не действует, аргументы вообще редко действуют. Чем дольше живу, тем больше склоняюсь к мысли, что они не для примиренья врагов, а для удовольствия дружеских встреч… Аргумент: если искушения отсекать превентивно, как же быть с нейтральным? С нераскрытым? Если за листвой с чистым соком прячется пьянящий плод? Если под кожицей плода — морок? Выбросить, не попробовав? Если за поворотом угроза и под обложкой? Что уничтожать? Всё?.. Даже известное, признанное безопасным? Но и его надо прежде надкусить! Какое же оно "не искушающее"? Не узнаешь, со стороны глядя, что оно — это именно оно.

— Специальные люди нужны? Из чьих рук брать можно?..

— Ха-ха, ты догадлив! Не просто можно — нужно! Попробуй, не возьми! Власть, Бест, власть… Тома из библиотеки, о которых речь, вполне могли оказаться не чтением для интеллектуалов, не логическими упражнениями на досуге… А тем, что обязан прочесть и наизусть заучить каждый… И повторить без запинки, когда потребуют с него...

— Буро, сказочник ведь не лжец? Как наш Амиго?.. Я не буду делать вид, что каждому твоему слову!

— Как угодно, я и не выдумываю, и не поручусь. Я пересказываю. Целые системы существовали запретных поступков, нарядов, мелодий, артефактов… Провоцирующих. Якобы. Нечто. Агрессию якобы… Болезнь якобы, отравление… Ночь за ночью проводить на Мелоди в объятиях друга, это, Бест, вполне могли счесть за болезнь! Неизлечимую и заразную настолько, что лечили удавкой специальные, "незаражённые", "правильные" люди "неправильных, больных"!

— Всё Мелоди что ли?!

— Случалось, что и всё!

— Ну-ну… Биг-Буро, яды, конечно, реальность… Однако яд и оружие, это вещи отсекающие, препятствующие делать чего-то: руку поднять, голову, ходить, дышать, да. Но нет вещей, которые приказывают людям! Ни музыки, ни нарядов, ни даже запретных Впечатлений. Дроиды перестраховываются от одним им ведомых угроз, я считаю… Ни козьих плясок!.. Человек сам либо хочет прилипнуть к чему-то, либо нет.

— Я знаю… Но могу выступить и с другой стороны… Что значит: хочет? И не опасно ли некоторым пробовать? Некоторым опаснее, чем остальным.

— Биг-Буро, я сейчас где? Здесь, с тобой. Ответ понятен? Кто-то другой будет решать за человека, пробовать ли ему? Опасно ли ему? И что получится?.. Оливковый Рынок получится — зверинец связанных "братьев"… А "хочет" означает только одно, это его дело! Чувства — внутри? Желания — внутри? Пусть там и остаются, пусть каждый отвечает только за дела! И язык внутри рта, его со словами не выплёвывают, как ядовитый шип! Биг-Буро, слова — шум в кронах деревьев… Ему внимают для удовольствия. Кто хочет драться, грабить и душить, обойдётся вполне без слов! Ещё хуже — ему для затравки любые подойдут!

— Это так...

Очень жаль, что не нашлось свидетеля, слушателя их разговору! Оба сошлись в том, что декларировали, и оба при этом поступали в жизни образом, ну, едва ли не противоположным заявленному! Следили за словами, не отличали их от дел… Но и на услышанное не обижались: как шелест крон… Присутствуй тогда, скажем, Амарант с Римлянином, остался бы каждый при своём!

Бутон-биг-Надир покачивал в двух руках глубокую и мелкую части разделённой сферы. Дженераль распространял по шатру особый, непередаваемый запах. Вода… Казалось бы, вода… А так пахнут раскалённые, пустынные просторы. Возле полудня и не на границах, а там, откуда до тени, до деревца с тенью — часы и часы пути… Просторы безнадёжно открытые. И солнцу, и тебе. Не мёртвые, не безжизненные, нет… Насыщенные силой, прокалённые жаром сверх меры. Лишку, избыток… Пересечь суждено ли?.. Узнаешь, иди.

Крышку с Морской Звездой оставил себе, основную часть отдал Бесту. Голубая эмаль Великого Моря снаружи, чернота обсидиановых подземелий держала прозрачную магму внутри. Тяжесть. Поставить не на что. Такие бокалы, пей до дна. Дженераль дымился… Обрывки Впечатлений стремились предстать пред внутренним взором...

Бест дрогнул, любопытство улетучилось. Ждал чего-то… Соц-Цог? Это для разных вод.

Хозяин кивнул ободряюще:

— Попробуй, Бест. Это не сделает тебя чудовищем. Совсем чудовищем делает другое… Совсем другое, я хотел сказать...

"Огромна всё-таки разница, — подумал Буро, — на Южном днём с огнём таких не сыщешь… Ничего из себя не строит".

Бест кивнул. Заглянул, как в озеро..." В две руки взял… Тяжесть. И отпил.

Ну… Как полное погружение, без удара, без всплеска… Как если бы океан был наоборот — связным и тёплым… Медленно, жарко и тягуче… Пить приятней, чем нюхать! Запах дженераль тревожит.

Видны все детали. На змеев бассейн похоже. Но жар гонит вперёд. Дженераль крепко замешан на жажде. Всё нравится, всё значимо… И сохраняет интригу. Не даёт напиться до успокоения… Как если бы превосходное, огромное панно, стенную роспись разрезали на картинки размером с марку. И каждая до его величины раскрывается… Не охватить, но ничто, вроде, и не мешает… Подчёркнутая гармония не пускает… — и гонит вперёд. Целое видно… — и угадываемо. Кусочки не уступают ему — видны, и в чём-то предполагаемы, что-то недоговаривают они!..

Городская панорама чисто выметенной восточной улицы. Двухэтажные дома зазывают вывесками, фонариками и не только посетителей. Прекрасно… Это постоялые дома, чайные… Оживлённый, не захолустный город. Удивительная обувь: цок-цок! Прекрасно… В цветастых кимоно стайками семенят красавицы… Клетчатые кимоно вышагивают, за поясом — ножны… Прекрасно… Притягивает и гонит… Исподволь… Слабый, непрекращающийся ветер...

Небо уходит в закатный кисель, вишнёвый, черничный… Прекрасно… Рукав кимоно лёг на перила, прекрасно… Поворот. За углом, от шума уличного отгороженное, листвой укрыто гнездо… Прекрасно… "Все люди — коллекции? Что тут возразишь, Биг-Буро..." Бест не замечал, что, как и хозяин, покачивает бокал в руке по кругу, смотрит в обсидиановую черноту, словно там оно всё происходит...

Ставший магмой дженераль для Беста явно был коллекционер Впечатлений. Вдумчивый и не бедный. Чем уже тематика и шире разнообразие акцентов нерафинированного в её пределах, тем серьёзней коллекционер. Этот собирал маленькие садики и внутренние дворы. И он что-то свежее выпил перед смертью… Буро не забыл и туда бросить ледышку, Паж — полезный человек, ныряльщик… Отдельное Впечатление холодной, атласной лентой обвивало букет, проступая сквозь сюжеты. Аккуратные ручки складывают оригами. Сгиб, ещё… И пропадают...

На первых глотках Бест решил, что понял смысл "непередаваемого словами".

Нерафинированное Впечатление, если не являлся инвалидом или дроидом оставивший его, содержит отпечатки всех органов чувств. Плюс — его настроение. Мысли — не сохраняются, но отпечатано то, что испытывал, думая. Отношение к происходящему. Отстранённость от него.

Восходящие, собирая облачные эскизы, отбрасывают его в первую очередь. Зачем им в Собственном Мире чужое настроение? Связанное навсегда, к примеру, с силуэтами гор в недостижимой области Там. Они из каждого окна видны. И что, на них глядя, всегда одно и то же чувство испытывать? Каждый раз хотеть разрыдаться от плюща на балконной решётке? Глупость, конечно. А коллекционеры именно это и ценят в нерафинированном. Настроение же отдельное, пролившееся, собранное в дожде, оно плохо воспринимается, даже если недурно, непечально. Соскальзывает, длится мало.

В расплаве ача Бест видел ушедшие эпохи не только глазами оставившего Впечатление, но и глазами коллекционера, пившего его, видел дважды! Сквозь два увеличительных стекла… Настроения пересекались, сходились, как лучи в фокусе линзы. Подчёркивали. Обостряли до боли, щемящей тоски любования.

Кто-то смотрел на крутую дугу мостика над ручьём, который легко перешагнуть, по щиколотку глубиной, журчащим между булыжников… Всё условно… Прекрасно… Всё точно на своих местах. Два озера, под стать ему размерами соединяет ручей… Как же без мостика? Тогда и без озёр? Зачем они, маленькие, чтобы прямо от дверцы садовой к дому не пройти? Именно для этого. Прекрасно… Кто-то смотрел и был занят своими обычными мыслями. Не сегодня, прощаясь, махнёт она рукой с мостика… Но — завтра… А коллекционер, выпивший эту дугу, вскинутую над журчаньем, над кусочком неба в воде, он не отвлекался… Он, ставший дженераль, не существующий в насупившем для Беста моменте бытия, существовал в нём… И серебрящееся правое озерцо, и под ивами затенённое дальнее, что левей, и ветки, гладящие воду, он запивал первой, так долго первой, не достигающей рокового перевала за середину, ловчей тенью ача… Запивал, и каждая деталь для него — венец мироздания. Ножницами — и в раму. Можно не смотреть, где режешь, ошибиться нельзя… Не на что отвлечься, некуда больше идти… Вершина мира. Любой шаг — вниз… Зачем, куда… Ещё!.. "Честно, ну что за манера, наливать до половины!.." И тепло...

Не на что отвлечься, ага, но это же — Бест… Как и в змеевом бассейне, он, согревшись, успокоившись, немедля отвлёкся! Как зануда, да, выдалась свободная минута, и начал перебирать, чего не сделал, что сделал не так. За день, за сезон и вообще. Здесь упустил из виду, тут был невнимателен, с тем бестактен, и со всеми — недостаточно терпелив… Ещё кое к кому — слишком критичен, но это, почему-то не приходило в его голову!

А с кем был невнимателен? Да, собственно, с кем как раз-таки, с кем очень даже внимателен был! Чего-то не хватило, отсюда и чувство ущербности, недовольства. "К незнакомому человеку принёс старые споры Архи Сада, зачем? Лучше б спрашивал, лучше бы он вёл, а не мы… Такие послезакатные, ясные, как отжившие, уходящие глаза… Как будто он смотрел, смотрел в после-заката и… Поменялось местами: светло-карий, уходящий закат в глазницах, а человек — где-то там, в закате, свершившемся… Куда смотрит? На себя, на прошедшую жизнь?.. А каким пришёл Сури в Архи Сад? Это ж кому сказать, не поверят. И что? Всё легко исправили! Мурена, хулиганка, скульптор, да… У них у всех, избравших когда-то рыночную жизнь, есть в прошлом щербинка на судьбе. Им она представляется пропастью… Надо было о хозяине говорить, а не о нас. Прежде прозвища, "часовщик" имел ли имя? Что за имя?.. Что было до него?.."

Не все сады, дворики в магме просчитанные, приглаженные. Те, что Бесту сильней понравились, хозяйственные, естественны и просты. Согласовались с его настроем. Почти голая земля, сбрызнутая от пыли. Как у них, до первой посеянной травы. Никаких свиданий, ни красавиц. Циновки. Два старика в халатах. Одно чахлое деревцо. Чайник, пиалы. Книги. Запах фруктов оглушающий. Спелые, потому что, но поднос уже пуст...

"Он далёк от того, чем хочет казаться, Часовщик. И от места, где отгородил уголок… И от "автосоветчика"… И от коллекций своих игровых. Надо выворачивать наизнанку то, и то, и то… Что же получится? Человек, который желал бы домик подальше от толпы, но и гостей, и не ради игрушек? А ради чего? Получилось, что и всегда… Хищники, изгнанники, мы все мечтаем быть хозяевами Собственных Миров, и гостей принимать, предательства не опасаясь… Но всё же, ради чего?.. Если игры нужно понимать тоже наоборот? Значит — он ищет помощи?.."

Снова дворик. Печь… Хлебный запах. Бездна запахов во всех Впечатлениях. Полдень солнечный, руку на камень положил кто-то, чуть не обжёгся… И сквозняк… Прекрасно… Коллекция в дженераль ещё уже, чем казалась. Что ни дворик, то либо после заката, либо полдень и тянет сквозняком. Кто-то лежал на животе и листал, опять-таки книгу… "Этот человек к рукописному слову отвращения не испытывал! Книги почти везде, и заглянуть можно бы, но незнаком язык..." Строфы по четыре строки завитками разграничены… Дальше книги — кора дерева, тень ствола на стихах, спрятался от солнца. "Крона и корни, — подумал Бест, — вещи само собой разумеющиеся… Не удивительные. Момент ствола, уходящего в землю, поднимающегося из земли, вот священная тайна. В нём нет скрытой мощи корней, нет мимолётной, возрождающейся силы листвы… Переход, взаимосвязь. Память о неуловимом мгновении между "нет" и "вот!.." Между зерном и ростком. Великая тайна… О чём я?.. Как во сне: что-то понял, а проснёшься и рассказать не о чем. Новый дворик… Стааарый… Их закрытость прелестна..."

Всё чаще, обвивая жаркие, мелькало прохладное Впечатление оригами. Сколько времени прошло, Бест и не подозревал. На сколько Буро рассчитывал, столько и прошло!

Бест возвращался мысленно в затерянный меж игровых рядов дворик их мира, теперешнего. Обещал себе навестить хозяина в самое ближайшее время, и непременно в одиночестве. Ничего, будет искать и найдёт. Разберётся, свет не без добрых людей. Он должен понять, откуда берутся у живых людей такие неживые, ясные послезакатные глаза. Как окошка, как рама мира, но луча нет… Что там, в этом мире, пригласят ли его?.."

Среди изгнанников в Архи Саду и у Беста в его судьбе было мало действительно старых людей. Их мало вне миров, в принципе. А его тянуло к таким. Они Бесту интересней. Лелий был, посвятивший пещерным изгнанником, небесным бродяжкам всю свою жизнь, закончившуюся, и Бесту очень не хватало его. И ещё: Лелий был невероятно спокоен. Печать наличия Собственного Мира, надёжного убежища. Он излучал спокойствие. Бест тоже, но за собой этого не знал. Часовщик напомнил его… Бест хотел такого друга, уже считал его другом...

Холодное Впечатление стало связным, последовательно проявлялось. Перед чьими-то аккуратными ручками лежал глянцевый, белый лист...

Выпив свою часть давно, Буро наблюдал, ветра шум и вой слушал. Щелкал складным стаканчиком, раскрытым на конус, как бокал ача...

Руки во Впечатлении ловко приступили и быстро закончили остроносый бумажный самолётик. "Надо же, какое совпадение..." — успел подумать Бест.

Буро щёлкал стаканчиком...

Самолётик взмыл над маленьким садом, над озерцом, сделал пируэт… Тот, что Бест уже видел. Над водой, которую он уже видел...

От внутреннего зрения взгляд возвратился к полумраку сырого шатра… Чаша пустая. Руку свело. Буро щёлкнул стаканчиком. И покачал им в двух пальцах:

— Тебе не показалось.

Бест наклонил лицо над чёрным, пустым, мокрым дном, над изнанкой эмалевого, голубого мира и увидел себя там. Его бросило в дрожь. Рука не чувствует. И некуда положить.

— Можешь разбить её. Или отдать мне.

Забрал. Пальцы расцепил. Тент дрожал от порывов ветра, как Бест, с ног до головы.

— Не правда ли, великолепная, и по заслугам оценённая коллекция? Он был хороший человек… И ты узнал его, да?

— Биг-Буро, — сказал Бест, лязгнув зубами, — ведь ты же не… Ты не… Тридакна… Не лютая тень… Не бич с шипом, ты же...

— Узнал… Ну, вот и всё… Ты видел всё, что он, мой друг, между прочим, представлял собой. Ты понял глубже, чем возлюбленный понял бы, всё, что он чувствовал… Это — предел.

— Нет! Неправда!

Что на него будут кричать, Буро даже не сомневался...

— Что именно, Бест?

— Всё!.. Неправда!..

— Бест...

— Ни капли, о дроиды!.. Ни глотка, о дроиды!.. Дьявол, почему — эти!.. — лезут слова?! Ни секунды!.. Ни мгновения — не узнал, не понял, не видел!.. Там не было его, не было!.. Прекрасная?! Коллекция?! Да она не стоит одной секунды, одной улыбки живого человека!.. Биг-Буро, ну, ты же не идиот!.. Коллекция?! Пока пил, мне казалось — море… А где оно? Где небо, где облака, где берега? Как подойти к нему теперь?! Глубже?! Понял?! Океан высох, чтоб ты забрал из него крупинку соли?.. Ради этого?.. И я никогда, я же совсем никогда не увижу… Не смогу… Ну, ты же не идиот!.. Зачем?! Там нет его, не было! Нет человека! Там нечего понимать!.. Что?! Зачем?! Что я должен был понять?! Это — я понял!..

— Ни в каких Впечатлениях, — спокойно согласился Буро, — с роду не бывало никакого "его". Это ведь "его" Впечатления, они в нём, а не наоборот. А он, Бест, твоё Впечатление...

— Что?! Я должен был понять?!

— Что спрашивал. Что чувствую я, ача… Морское чудовище или неморское, или не чудовище… Что и ты: восхищение и печаль. Бест, мы не прикасаемся к другим. Когда любим и когда ненавидим. Даже когда целуем. Даже если умираем за них, для них, из-за них… Ради их спасения. Или ради их удовольствия… Даже когда выпиваем их жизнь. Не дано.

Бест стоял перед ним и жестикулировал одной живой рукой, а одну, болтающуюся как плеть, просвечивали огоньки дроидов, сбегая с плеча на пальцы.

— К чёрту твою философию! Почему?! Я спрашивал — почему?! Ты! Делаешь! Это!.. Почему?!

— Невозможно, Бест, разгадать вполне, кто, чем руководствуется и...

— Ты!.. Не кто-то, а ты!

— Когда как...

— Не когда-то! Скажи почему — в этот раз?!

— Этот раз начался очень давно, Бест… Потому что он устал… А я знал только один выход. Долгий, кружной путь… Заметь, туда же ведущий, куда все люди однажды приходят… Поэтому, в этот раз.

Бест замолчал. Оба слушали вой ветра, он словно за Буро выступил, подтверждал: да-да, мне ли не знать, что такое кружной путь, вокруг одного и того же, к одному и тому же...

— П-прости...

— За что?

— Я… Н-не ожидал… Но это неправильно?..

— Да что ты говоришь? Я в курсе, что это неправильно.

— Но зачем т-тогда?.. А...

Бест махнул рукой. Как только замолчал, расплав дженераль снова обжёг его, потёк, повторяясь, питая тело, вознося обрывки Впечатлений. Снова вспомнились послезакатные, прозрачные глаза… Горло перехватывает.

Очень древним жестом, то ли от привычек Восходящего всплывшим, то ли совсем с древности, закрывая не рот, а шею он стоял, покачиваясь, пытаясь подобрать слова… Они из горла, что ли должны изойти насквозь? Не поднявшись к губам, сухим от дженераль, а прямо в ладони из горла просочиться, на дроидском необщем выразить его тоску?.. Всё равно слов не нашлось...

Но он отомстил Буро тут же, не сходя с места. Неморское чудовище размышляло на два, на десять ходов вперёд. Насколько удачно оказалось представление? Достигло ли цели, и чем обернётся по большому счёту?.. А юный изгнанник — нет. Какие ходы, какие расчёты, какое будущее? Они, бездомные, возле каждой ночи на континенте стояли, как на краю… Трудно удержаться, не заглянуть… Не заглядывать и не помнить: там уже больше знакомых, чем тут рядом стоит… Переживший столько потерь, с дроидским драконом на груди, в бросовой одежде, и с титулом господствующего над первой расой, юный изгнанник, вскинулся, прежде чем уйти, снизу вверх потянулся к нему, к надежде… Идиотской, твёрдой и внезапной:

— Биг-Буро, это мистификация?.. Вы сговорились?..

Ача усмехнулся и закатил глаза...

Вскинув от горла руки, по-морскому, но не здороваясь, а прощаясь, Бест развернулся и пошёл. Так и не опустив их. Подняв выше. Лицом в полог, в пустые ряды, в песчаную утреннюю бурю...

Судьба предоставила ему место и время для горя, для прощания. Песчаную бурю. Небывалую и на памяти старожил. В двух шагах ничего не видно. Не слышно и голоса своего. Рыдай, проклинай, зови… Буро представить не мог, что там разыгралось за тентом. Потерял изгнанника, слишком сухо для превосходной морской чуткости. Разыскать, возможности нет...

Больше всего Бест напоминал стрелу компаса. Горели льдом и пламенем ладони, печатью первой расы. Он знал лишь направление. Он желал воочию убедиться… На самом деле: не знал, не желал, не думал вообще ничего. Хлопали тканевые тенты. Сливалось с бурей марево торговых шатров, они казались стоячими смерчами, воронкой вниз, протянутые до Собственных Миров, загодя умотавших домой хозяев. Носились по небу обрывки не устоявших тентов. Песок, мелкую рыночную пыль взметало, волнами гнало, позёмкой, обгоняющей фронта пыли. Мусор, обрывки, обломки швыряло, сбивало в кучи, раскидывало и вой — со всех сторон. Горячий, сотрясаемый дрожью, своих рыданий не слыша, Бест шёл в единственном направлении… Падал, оставался лежать под биением чьих-то шатров, бил их, упрекал, звал, дальше брёл...

Эскиза утраченного он так не оплакивал. Прорехи в рядах пещерных изгнанников, учившихся выживать, мужественно переносил. Оплакивал тех, первых — так же горько, и вот теперь… Застигнутый врасплох… Не ожидал. Не знал, что теряет будущее. Для Беста оно уже наступало, уже было, как полоса рассветная. А оказалось, что — нет. Не будет рассвета.

Часовщик, старый друг и собутыльник Буро и сам выпил с ним не одну чашу дженераль, так что Бесту и впрямь досталось нечто особенное. И, так подумать, Часовщик вместе с Буро предал его, предал несостоявшееся будущее. Передавая с Бестом знак, приглашение, Буро выполнял, попутно со своей задумкой, и его, Часовщика давнишнюю просьбу: знать кто. Увидеть хоть раз этого человека...

Давшая время горю, судьба дала, и вынырнуть из него, из самой глубокой впадины, не раньше, но как всегда… Пришёл. Безошибочный компас… С деревянным шорохом смешан шелест полос зеркальных, удержалось заграждение… Лупило его, не пускало. Бест упал насквозь, под смутным силуэтом дерева за бушующей пылью. Упал руками вперёд, в воду. Мелко, совсем мелко… Размокший листок белеет на дне. Мысли горя кончились, осталось чистое горе, шквал. Как бьётся, как рыдает, не видел со стороны. "Зачем же ты?! Зачем ты?.. Прощай..."

Чёрт дёрнул через шатёр возвращаться! Разбогател, мест навыкупал… Понаставил шатров, идиот предусмотрительный!.. По разным углам Южного. Шатайся, шайтан!.. От рамы по прямой давно бы пришёл, чёрт, чёрт!.. Споткнулся, чёрт!

Одежда сливалась с пылью до неразличимости. А лицо шевелило губами:

— Мы где-то знакомы?

— Не помню… — ответил мёртвый Бест.

— Вряд ли. Тварей всех родов повидал, чудес — никогда.

За три фразы наглотались пыли.

— Чудес?..

— Впервые вижу человека, которому хуже, чем мне.

— Ты мастер жаловаться. Но так сейчас мог бы сказать кто угодно. Как видишь, — Бест слабо улыбнулся, — я тоже мастер...

— Позволь, угадаю. На Южном погиб твой друг.

— Угадал. Теперь я...

— Не старайся, не выйдет. Ну и буря… Незнакомец, я родом отсюда, но и я заблудился. Хотя… Судя по занавескам...

— Выведи меня, — сказал полуживой Бест.

— Хорошо.

Бест закрыл глаза… — и от воды отвернулся. Густав взял его за плечо, так пошли. Вначале, как с поводырём, как Олив с раненым. После — рядом.

Выйдя на пустые, завывающие центральные ряды, Густав махнул рукой:

— Теперь прямо. Проводить?

— Будь счастлив.

Ага… Густав направлялся к Буро.