Глава 73

Глава 73.

Наступил условленный день. День решающий для Олива и Морской Собаки. Бой, к которому оба расположены, оба ждали, хотя и с разной степенью нетерпения.

А Гай — в муках, в такой лихорадке, что сил нет. Он уже и не пытался просчитать что-то заранее, уткнулся носом в колени, раскачивался и ждал… А то кружил над Архи-Садом. А то неожиданно скатывался с Белого Дракона вниз, с снова бродил дорожками сада, тропинками, мозаичными, песчаными, засеянными специальной, короткой как ворс у ковра травой, выложенных несросшимися ещё кусками мха… Не различая. Не отличил бы от пыльных рядов Южного.

Но прежде дня, наступило ещё утро, какая неожиданность! Надо прожить и его, и полдень, и вечность… Утро, принесшее не меньше сюрпризов, чем предзакатные, страстно ожидаемые часы. Вечерние часы...

Игра слов: у Олива были "вечерние часы". Собрание циферблатов во Впечатлении, щедро поднесённом когда-то Пта, не случайность. Олив к разнообразным часам питал слабость. Давно, ещё не хищник, но уже торговец коллекционировал их. Он и с Буро познакомил одного… «Часовщика»… Потом стало не до того, с обретением зелёной кожи, рынка, партнёрства с Шершнем выгодного, но вынужденного, но выгодного… Коллекция забылась, рассосалась. В кладовых Архи-Сада нашёл подобные и, не встретив возражений, забрал.

Олив встретил последнее перед боем утро там же, где очнулся раненый, спасённый: под шлейфом носимого туда-сюда целебного аромата жёлтых цветов, облепивших гибкие ветви. В сухие и туманные сезоны, ветреные и безветренные — цветение их не прекращалось, не ослабевало. Пожевал сухие лепестки, терпкие без воды… Он, в общем-то, ни о чём не думал, не волновался. И выходить не желал. Поглядывал на "вечерние часы", брегет, подвешенный на развилке юного побега, покачивающийся маятником.

Полудроидам технарям нужны мега-точные измерители времени, или феноменальная тренировка, как Зароку. А просто часы и просто календари — без надобности. Они и так неплохо ориентируются. В сутках, в сезонах, годах… Не нужны, но нравятся, — механика!.. Украшение. Брегет не имел постоянной разметки циферблата. Круг голубого неба под толстенным, выпуклым стеклом. Встряхни его или дотронься, и в центре проявится красный диск солнца, ярко светит! Как фонарик ещё использовали. Диск сияет и скатывается к периметру, в "вечерние часы", к краю стремительно темнеющего неба, краснеющего на закате. Но прежде, чем сядет, исчезнет за горизонтом, сквозь него становятся видны цифры, показывающие сколько часов и минут до заката. Некоторые модели показывают то же в секундах, бегущих непрерывно… Отсюда название. И "рассветные часы" встречаются, но реже.

Олив встряхивал, а то ветра порывы встряхивали за него брегет. Светил себе в глаза почти настоящим солнышком, несколько мгновений прямо греет!.. Как в Собственном Мире, по пути к жаркой площади. На цифры не смотрел.

А в его, тем же ветром колышимом, ликами переполненном тёмном тенте, ютившийся Пёс Морской, искал, искал и не находил хоть отголосок того жаркого солнца. Жаркого, не забывшегося. Один и тот же человек создал — куполом коронованный, несравненный! — облачный мир, и рабовладельческий рынок, и эту тревогой пахнущую тряпку с лицами на Техно заказал… Один и тот же!.. Как понять? Как уместить в голове? Утрамбовывал, кусочками головоломки перетряхивал, но они не складывались. Купол — складывался, обтекаемый ярким солнцем с одной стороны, густой тенью с другого бока, скрывающий в нутряной глубине влажную, тёплую духоту каскадов зелени, парной капели… Орхидеи чёрные, бархатные… Один-и-тот-же-че-ло-век!.. "Надир-ача, освети мой разум! Я не понимаю..."

На часы тоже не смотрел, зачем собаке часы?

А, между прочим, канун поединка Пёс ознаменовал достойным событием. Освободил половину "братьев", рабов. Амнистия! Почему?.. Логично предположить, что таким образом хотел насолить Оливу. Но тогда следует предположить и толику неуверенности в своих силах. Чистейший вздор, ни капли. Так почему? Некому спросить у него.

Оливковый Рынок представал теперь полутора десятками уходящих в Собственные Миры шатров приглашённых торговцев. Чьи пирамидки держали лишь списки да символы коллекционных, нерафинированных Впечатлений, хранимых в мирах. За которые можно поторговаться… Хозяин с драконьей спины не рискнёт сходить, но прилетит, услышав, что прикоснувшись чем-нибудь к списку. Между торговыми шатрами и задником рынка — тенты оставшихся рабов. Не более дюжины. Теснота — в прошлом. По двое, по трое в каждом. Рута — в отдельном. Зачем всё-таки отпустил? Может, поить лень, воды мало? Нет, Бунтон-биг-Надир, и не только он, ещё кое-кто с Техно, одержимый как Гай, снабжали в избытке. Расчётливой благотворительностью поддерживая несомненное удобство — иметь запас человеческого расходного материала. Видимо, Пёс, бродяга, — небесные, морские, к выгоде они безразличны и расчётливости чужды, — увидел сон какой накануне...

Гомон незнакомых голосов доносился к убежищу Олива. Из глубины сада, где всегда кучковался народ. Прибыло за последнее время людей. Изгнанники, бродяжки из их числа и несколько хозяев немедля умножили число гостей Архи-Сада. Беста знали. Кто и не знал, увязались следом.

Бест принял новеньких, удивления не скрывая. Ещё сильней удивился, переговорив: отпущены в основном изгнанники. Жест примирения? Решил, если грабят изгнанники, то значит ищут своих? Любезность?.. Бест, Олеандр и иже с ними вообще-то освобождали первого, кто попадался на пути, — и бежать! К Ухаха. Очарованны им, и исцелены жаркой пастью. Улыбчивой до гротескного. Мохнатой горой, стогом меховым. Такая схема простая была.

Бест, чего и следовало ожидать, скоро выбрался из них, хороводы водящих вокруг Ухаха, потому что думал уже о других, оставшихся там рабами… Покою зелёного чудовища под жёлтыми цветами пришёл конец.

— Олив, — спросил он, плюхнувшись рядом, вороша сухие лепестки, побелевшие, синеватые, как в потёках размытых водой чернил, — почему Пёс поступил так, есть версии?

— Понят-тия не имею, — живо, с усмешкой ответил Олив, хищник возраста галло, не обманувшись ни лёгким тоном, ни вопросом для затравки от изгнанника столь чуждого по духу и столь доброго к нему. — Морские твари туповаты, собака сделала глупость.

Бест улыбнулся, знакомо:

— Жившие и живущие в океане… Все! Всегда!.. Друг о друге отзываются так и не иначе! В чём секрет?

— Зачем секрет? Откуда ему взяться? Правда это, вот и весь секрет… Да, пример у тебя перед глазами!.. Недолго осталось маячить, до вечера.

— Ладно, а пресловутая честность? — Беста увлекла эта тема, поднимал не только с Буро, со всеми, кто имел к морю отношение. — Правдивость Морских Чудовищ тоже грань их тупой прямоты и не более?

— Ага. Или я должен спорить, изворачиваться? Была охота. Наоборот, недавний пример… Не так давно я имел новое знакомство. Проклятье… В проклятый день… Сома свёл нас. Привёл ловца. Чистого хозяина. Виртуоз, очень успешен, и дракон, и заказчики, и коллекция, всё при нём… Честность там и не пробегала! Густав. "Да" и "нет", которые он произносит, не имеют отношения реальности, только к его целям. Ты видел его. Не обратил внимания? Вот-вот… Другой раз приглядись. У придонных чудовищ, не способных подниматься, плавать, направление держать, ползающих с трудом бывает излучающее стрекало. Не для яда, а для образов лиц. Реалистичных, исчезающих всегда в направлении него, заманка. И лица всегда но-овые. На каждый день. Оно просто генерирует их из остатков проглоченных Впечатлений. Сменные, неисчерпаемые лица… Так вот, придонным тварям до Густава далеко! Нету, Бест, среди нас таких. Мы зелёные, заметные, прооостые… — протянул Олив, проныл, куражась, и резко сменил тон, чтобы Бесту долго к следующему не подводить. — Прямые мы. Прямо и говорю: я рынок верну, будь он не собакой, а сворой Морских Собак! Я предчувствую это. Придёшь меня грабить?

— Непременно!

— Осторожней! Это тупая собака не запирает вход. Я поставлю новую тень, водопадиком оливок, ловчую… С клапаном… Красиво ли от людей зарываться, пусть идут! Ах, хорошо придумал, сейчас придумал. У кого бы заказать через Буро...

— По-дружески, Олив, ты ведь позволишь мне откупиться?!

— Задорого! Я же видел, как вы богаты...

— А если серьёзно...

— Серьёзно не вижу проблемы, Бест. В рынках, в рабах. Я любовался с тобой рядом, здесь же, в Архи-Саду на дроидов, прославляющих Фортуну. У-утверждавших, что их богиня — Судьба. Признай и нашу, полудроидскую, полу-судьбу!.. У "братьев" моих стать братьями — их судьба, перестать… Твои слова бормотал Биг-Буро: сколько неравенство велико, столько велик мир?.. Получи их обратно. Или ты хотел бы видеть его плоским? Уравненными всех, как новая ваша трава-а? Отличная кстати...

— А ты? Ты хотел бы, неравный такой, один-одинёшенек смотреть на него сверху?

— Разумеется, один такой! Разумеется — сверху!

— И эта позиция, Олив не подводила тебя ни разу?

Олив помрачнел:

— Подобной возможности больше нет. Послушай, Бест, останемся каждый на своих позициях. На тех, что выбрали ты и я сами. Валяй, нападай. Чудовища помнят долги: и торговли, и чести. Между нами всё будет только игра. Об ином послушай… Если хочешь… Напоследо-ок...

Олив замялся, зачерпнул, в пыль растёр сухие цветки и умылся ими, как Хан-Марик золотом, благоуханной пудрой, стряхнув потом.

— Послушай, как неморское чудовище я, положим, не намного хитрее Пса, но на память не жалуюсь. На моём ли рынке, на Южном или где ещё поставлю шатёр, если кто из вас попадётся, поручитель вам не понадобится. Напротив, имея возможность в таких обстоятельствах послать весть, знайте, я буду за вас поручителем. Или попросту назовите моё имя! Кое-где оно имеет вес… Изумруду я вечный должник… О другом… Я хочу отплатить тебе, как хозяину сада, Архи — славное место...

Бест вздохнул про себя, устал уже спорить с хищниками про термины:

— Олив, Архи — ничейное место!

— Ты странно реагируешь… Место, в котором изгнанников собрали твои слова, твоё место-о, твоё хозяйство, так?..

— Мои слова ты не принял. И не понял.

— Я другой… Смешно. Бест...

— Что?

— Ничего.

"Снова, — подумал Бест, — как выдох побережья. Что-то объединяет их. Увы, недоступное мне, сколько бы я ни нырял, сугубо океаническое что-то… Не близок он мне, океан..."

— Ты странно реагируешь… — повторил Олив.

— Нормально. Ты глупость сказал. Я не должен возражать?

— Ха… В море, к примеру, можно не возражая прожить, молча… И возражая, так: оууу… И всё!.. Цап — и возразил!

Олив весело продемонстрировал клычки и тряхнул в сторону упавшей чёлкой.

— Шутка в вашем стиле, Свободные Впечатления — свободные шутки. Стотысячный раз, пожалуйста, повторю. Людям между людьми самое главное говорить и договариваться! В любых ситуациях. На любые темы. Да, я так считаю. Если угодно, человек это речь. Собственный Мир, как мысли в голове, очень собственный. Внешний мир, очень внешний: море, камни, облака, дроиды, полудроиды… Снаружи это только тела. Мы — речь. Выражение. Жест и слово. Особенно слово.

— Ты поэт. Ты с Мелоди изначально-о?

— Нет, — Бест удивился. — Так что ты хотел напоследок? Олив, вокруг да около… Ничего ты не должен мне, тем более каких-то секретов… Честное слово, больше проку, а уж насколько сложней, показать самым близким друзьям, очевидное! Тысячу лет перед носом, а фиг докажешь!.. Я бы выбрал это, чем секретов доискиваться… Чем тайных знаний!.. Если б найти такую возможность...

Олив покачал головой на нежданную проницательность его… "Да, Бест, — подумал, — верно Буро подметил на твой счёт, не целясь попадаешь".

— Да, Бест. Угадал. Хотя… Разграничение кажется мне условным. Кому перед носом, кому нет. Разной длины случаются носы...

Бест рассмеялся:

— Верно! Подначка или как?.. И чего же я не вижу в упор?

— Бест… Сначала пообещай. Представь на минуту, что и ты зелёного цвета чудовище, задубевшее в морской прямоте. И скажи мне честно, не виляя, выбери… Я могу открыть тебе смысл одного понятия. Только тебе. Строго. Распространяться ты не будешь. Ни ради чего, "разговаривать и договариваться" на эту тему не будешь, учтёшь для себя, для своих. Действуй, но молчи. Услышав, притворись глухим. Или я промолчу. Ради твоего же блага, и своего. Выбери...

Бест задумался. Напоказ и ненадолго. И ответил — да. Серьёзность Олива не передалась ему. "Моя ответственность согласиться, — подумал он, — под свою же, кто знает, как повернётся жизнь, но если заставит, то я нарушу обещание. Если надо. Как бы ни выглядело оно благородно, за ненарушимые клятвы прячутся, как за панцирь, как в раковину, а раковина сужается в глубину, разве нет?.. От себя же и прячутся. От очевидного — каждый новый поворот, новый выбор, новая ответственность. Своя. Всегда своя. А что для твоего блага нужно моё молчание, это запомнил. Меченых океаном, их можно понять… Море Свободных Впечатлений размывает, разъедает так быстро… Кроме корней, что навеки сохраняет соль… Надёжное становится драгоценным. Крепость тела, стабильность теней, нерушимые клятвы… Их не трудно понять… Но не всегда это правильно. Негибко. Дроиды грабят, кое-что из оружия отнимают, измором берут, требуя отдать… Иногда надо и выкрасть, иногда и солгать...

— Весь внимание, — Бест сел прямо и торжественно, — посвящай меня в страшные тайны. Облачный клуб?.. Безоблачный?! Клуб охотников неба, бродяг недроидски опасных и редких на материке?.. Тайные шатры их, символические знаки? Куда и когда не следует летать, ты хочешь предупредить нас, изгнанников?..

— Не совсем… Обрисовать картину...

Олив и без веселья у Беста на простодушном лице почуял бы его несерьёзность. Но он знал о завязавшейся через Гая дружбе с Буро… И этот момент, что — через Гая, от которого не приходилось ждать добра, подвигал его к рискованной откровенности. Интерес Гая, интерес Буро, настоящее его отношение к изгнаннику покрыты мраком для Олива. Содержание последней беседы тем более! Мраком покрыт и и безмолвный слушатель её...

— Бест, ты слышал когда-нибудь ругательство: ача?

Уже минул полдень.

Много дней провёл Олив в Архи-Саду гостем, пассивным слушателем Общих Встреч, провёл в кладовых, за книгами, за вирту… На последние часы поменялись ролями. Он изложил Бесту конкретно и сжато, сухо, что значит "ача", как выглядит, как происходит, разновидности. Бест слушал, и глаза его становились всё шире, шире… Круглыми… "Хозяин" Ахри-Сада поёжился, подобрался, заметил, как Чёрный Дракон огоньками надумал проявиться за ним, и заставил себя расслабиться. Даже получилось.

— Олив… Это мистификация? С какой-то целью?..

— Кажется, ты понял, что нет. Видишь, за твоим "настолько велик мир" скрывалось несколько бо-ольше, чем на первый взгляд. И на-а второй...

— Ты...

— Нет! Нет, я не ача.

— О, извини… Спасибо. За информацию. Я только не понял, с кем и почему должен молчать...

— Ради милости дроидов! — вскинулся Олив со стоном досады, с рычанием. — Не понял?! Так ты не понял в таком случае н-ничего!.. Без исключения! Молчать без исключения со всеми!.. Совсем! На рынках и тут! В-ваши тоже ходят на рынки. Спалятся! По цепочке как пламя дойдёт и до меня!

— Но ты же не… Что такого, если люди, разговорившись за торгом...

— Люди разные бывают, Бест...

— Подожди. Ты про чудовищ? Про демонов, чуть тронутых морем?.. Или как?

— Или как.

— Нет! — Бест тряхнул головой и рассмеялся бы, если б в горле не пересохло.

— Редко. Одного знал. Дело не в нём, не в этом дело, что напорешься, вероятность н-невелика. Ты засветишься. О тебе расскажут. О новом человеке, непонятном. В непонятном статусе. Дойдёт до Надира, Надир мне жизни не да-аст. Что распространяю...

— Бутон-биг-Надир? — переспросил Бест, оживая. — Он против?

— Против. Блюдёт. Следит… — Олив сделал паузу ради кроткого, потерянного, начавшего приобретать нормальный цвет, лица перед ним, но всё же добавил. — Надир довольно эгоистичен. И опаслив.

— Нет...

— Бест! — Олив тряхнул длинной чёлкой, разозлился. — Извини! Мне следовало принести тебе цацок со дна морского в благодарность за приют! Ничего не поделать, о-ошибся. Забудь. И прошу, молчи!

Как-то сразу устав, пресытившись обрушившимся на него нежданным и тёмным знанием, Бест успокоился. Мысли перестали скакать с лица на лицо по всем, кого знал на рынках. "Дроиды светлые… Чего, ну, чего? Чем оно, в сущности, отличается от Змея?.. Оно отличается… Да… Велико неравенство, и мир велик. Выше и ниже знаемого, всегда кто-то незнаемый есть. Вернулись ко мне мои слова, я принимаю их. Спасибо, Олив".