Глава 80

Глава 80.

"Оборачиваться на пороге, видимо не помогает. Над рыночной же рамой висят теперь эти, бесполезного совета слова..." — думал Густав, не замечал, что и Господин Сома тянет время. Которое наступило, и не отодвигается уже, резиной тянется. Время расчёта...

Поговорили о рынках, об изгнанничестве, о дроидах, о знакомых… Даже о новинках моды на Мелоди.

Густав заставляло медлить что? Банальная жадность, консервативность. Он привык к Марику. Хан-Марик удобен и выгоден ему. Можно бы поменять местами на последнем этапе человека-цену и человека-покупателя, ха-ха… Нельзя. Кодекс. Но даже если Густав способен выстроить на Господина Сому ловушку, на старого хищника, доброго знакомого Буро и бывшего галло, даже если ловушка сработает… Господин Сома, это связи, стабильность… Это зеленокожие хищники в близких друзьях, не гут… Плюс ещё кодекс, закон — наружу группы своих не продавать. Густав, не бегая в кругу, принадлежал к игрокам Против Секундной Стрелки. Узнают, не простят. Продать внутри группы?.. Там же и выкупят Сому, он нужен им, уважаем. Клин, не выходит. А что такое Марик? Дорого ли стоят, да, своевременные, да, безотказные услуги его, когда образ жизни отвязно-непредсказуем?.. Сегодня есть Марик, завтра нет Марика… Как он и жив-то до сих пор со своей неугомонностью? Сильный очень, морское чудовище, потому...

А что заставляло Господина Сому время тянуть?.. О, для него всё намного серьёзней. Для раскаявшегося хищника. Преобразившийся радикально со времени заключения их договора, Господин Сома куда меньше стремился получить гонорар, чем Густав заплатить его! Густав просто не рвался платить, а Сома отчаянно желал не получать! Усмешка судьбы, не совпавшее совпадение. Сома трепал языком, тасовал и раглядывал карты, лихорадочно перебирая в уме всевозможные варианты отступления. Перемежая изощрёнными "комплиментами" в свой адрес по всем статьям...

Мнимое похищение? Как незнакомцев отпускал, тайно, за услугу, под благовидным предлогом? Ни-че-го не даёт!.. Маневр выглядел смехотворно даже в сравнении с беспричинным внезапным отказом от платы. Это хотя бы оригинально: сошёл с ума, отравился оливкой… Передумал! Не обязан ничего объяснять! А утащенный с пирамидки, сколько ни втолковывай ему, что Густав не дроид, а змея, гадюка в рыночной пыли, освобождённый Марик немедленно вернётся к нему. Сразу вернётся к Густаву! И встанет за плечом. Буро за столько времени не удалось пошатнуть в глазах Хан-Марика этот монумент, эту кобру бронзовую, ядовитую целиком, застывшую на хвосте...

Менять условия на стадии расчёта? Некрасиво и неубедительно… Глупо!.. "Густав что ли предложил, Сома?.. Ты сам! Я сам поставил — причиной! Марика поставил условием. Основным!.." Увеличить цену? Добавить что-то? Такое простилось бы. Но не Густавом и не Господину Соме… Простилось бы чужаку, игроку, коллекционеру. Перемена настроения… Забросил тему, начал другую. Поссорился — помирился в игре… Нет, всё не подходит...

"Заранее надо было думать! — клял он себя. — Целая легенда нужна, соизмеримая по масштабу. А я ничегошеньки-ничего… За столько сезонов… Дела как-то делались, запутывались, выправлялись… Что предпринял за столько сезонов, а?.. Предпринял… Вот, например: спасение кудрей Доди от бессовестного Доди! От ножниц… Ууу!.. Страшной угрозы, остро заточенной стали, занесённой над ними жестокой рукой!.. Успел, с победой, тра-та-та-та!.. Предпринял, например… Эээ… Но примеры закончились на примере!.. Кудряшка До-До, какой Рулетки, какое, зачем?.. Я не отпускаю тебя. Я старый, Доди, я не хочу на Рулетки… Не хочу шума и мельтешенья, не хочу призов и беготни. Ленточки через лоб… Дроиды, смехота, ленточки победителя… Останемся, Доди… Дроиды, какая растительная жизнь, совершенно… Восхитительно… Если б и до предела, и вправду — растительная… Корнями сплестись и тянуться, смотреть на море… У моря, трава с травой переплетается… Цикорий… И ничего, и никого… Какое же оно синее, тёмно-синее у тебя море!.. Доди?.. Можно вечно смотреть… Синее… Искрится, пляшет, жаль не зайти… Доди, не мучай меня, не играй по-крупному, не гоняйся над Великим Морем низко!.. Это совсем другое море… О чём, вот о чём ты сейчас, Сома?! Растение ты и есть: старый дуб!.. Пень от дуба… От хищника оставшийся пень, обрубок… Но я не вернусь обратно. Никогда не поверну обратно… Думай, пень старый, думай!.."

Рынок был шумен за пологом, шумноват для спокойного, респектабельного ряда. Шатёр Господина Сомы наблюдательному человеку выдал бы черты запустения. Потягивая через длинные синтетические соломинки одно Впечатление, думали каждый о своём, а беседовали о третьем… Сделав по рынку и мирозданию большой крюк, беседа их неизбежно вернулась к колоде в руках Господина Сомы… Пора условится о времени и месте. И способе ловли. А нужен ли он? Густав цинично подумал: "Интересно, если скажу Марику встать на пирамидку, он встанет? Спросит, чья?.." Праздные мысли. Спугнуть, рисковать неоплаченным долгом Густав не будет. Относительно Хан-Марика надёжней всего механическая ловушка вокруг пирамидки. Возможно, в темноте. И платить никому не надо. Да и в каком количестве хищники справятся с ним, если справятся вообще?.. "Маричка был очень неплох..."

Утомившись прелюдиями, Густав сам начал:

— И так, все двенадцать лиц...

И тут озарение снизошло на Господина Сому! Прямо светом с небес… От прекрасной цифры двенадцать. "Доди!.. — привычно воскликнул он в мыслях, как Восходящий на крутом вираже жизни или гонки имя своего дроида. — Доди, я спасён! Я знаю, как выкрутиться!.."

Предельно безразлично, неохотно, будто справедливости ради Господин Сома перебил Густава:

— Двенадцать?

— Ну, да...

Сома задумчиво, подняв брови в лёгком удивлении, покрутил соломинку между аристократичных пальцев. Запонка сверкнула. Птичка Фавор незримая опустилась на белоснежный, на правый манжет. Сладкая песня, цепкие коготки...

— Двенадцать, Густав? А Джокер?

— Что?..

Везучий в играх, сильный и аккуратный в анонимных боях, разбирающийся поверхностно в истории, технике, искусстве, никем, кроме как охотником, Густав по сути не являлся. Не причислишь его к настоящим книжникам, борцам, технарям. К игрокам тоже. Проклятая колода привлекла его тёмным обаянием древности и тайны. Да и то пустяки. При начале новой жизни с испорченным миром внутри, в испорченном снаружи — мире хищников, ему надо было зацепиться за что-то. За суеверную злую тайну. Сложность задачи сочеталась в ней с эксклюзивностью, годится. А в игры-то карточные и не вникал. Игры и что?.. Джокер… Джокер нужен, да, упустил из виду. Но ведь это вроде номерных, обычная карта?.. Хотя… У Джокера есть лицо...

— Господин Сома, но… Двенадцать изгнанников и в поговорках, и в ругательствах говорят: дюжина под волной повстречайся тебе! Одиннадцать тебя разорви один за другим, когда Кит отвернётся! Дюжина ушедших в море. Число не меняется...

— Да, — важно, флегматично кивнул Сома, — двенадцать первых чудовищ, правильно. Дюжина изгнанников погибших в Великом Море. И — один вернувшийся. Джокер. Не знал?

— Нет… — бесконечно разочарованно вздохнул Густав, как будто споткнулся не об отсрочку, не о новый вызов, а об утрату мира, не меньше, крах.

— Ты очень юный, Густав. Талант старит тебя, приводит к старикам. Ко мне, к галло… И естественно, что ты не знаешь подробностей наших ветхих баек… Был тринадцатый, Густав. Тот, кто вернулся назад.

— Джокер… Это имя?

— Нет. Только в колоде.

— А какое… И как мне его найти? Ты осведомлён про Впечатления с ним, Сома? Или кто-нибудь...

— Это как раз общеизвестно! Джокер есть единственно у Буро.

— Оп-па...

— Размолвка? — удивился Господин Сома. — Ты зацепил его интересы?

— Нее… Но чувствую, вряд ли Буро вознамерится...

— А я думаю, вряд ли он сделает для тебя исключение. Честное слово, я бы здорово удивился.

— Что ты имеешь в виду?

Ораторским жестом простирая руку, торжественно, иронично трубным голосом Господин Сома изрёк:

— Джокера заимеет, как положено тому порядком вещей и событий, последним, тринадцатым тот, кто предъявит мне собранной проклятую колоду!.. Так Биг-Буро однажды объявил во всеуслышание.

Густав встал:

— Пройдёмся до него, Господин Сома?

За спиной Бутон-биг-Надира в шатре его было холодней, знобче обычного, темнее. И он не пустил их дальше порога. Но и не прогнал. Протянул руку:

— Покажи.

Сцапал колоду, быстрыми пальцами перебрал, раскрыл веером. Хмыкнул, разрезав и пересняв, отдал Густаву:

— Лукавишь неумно. Не смешно даже.

— Биг-Буро?..

Поражённый догадкой, Господин Сома отнял:

— Дай-ка взгляну...

Удивительно! За пару движений, пару секунд колода оказалась перетасованной и сложенной по мастям, по порядку. Кроме… Наверху оставленный Буро, на месте бубнового короля Рода лежал червонный валет, юноша Кит. Розовый как рассвет, оседлавший изумрудную волну. Тот, кто старается подыграть обречённому, кто не даёт собрать проклятую колоду...

Густав застонал, не скрываясь. "Смотрел, считал, пересчитывал, каждого помнил наяву и во сне! Забыл! Это всё потому, что — Гарольд… Гарольд последний оказался предпоследним… О, страшные древние суеверия! Не видел лакуны на месте вальта, Кита на королевском месте не заметил! Но я ж ведь и рядами раскладывал?.. Каким образом можно проглядеть лакуну в ряду?!"

— Бутон-биг-Надир, извини дурака.

— Я не отказываюсь от своих слов, Густав. Возвращайся с бубновым королём, и мы поторгуемся за Джокера.

— И что станет предметом торга? Что ты захочешь, Биг-Буро? Я могу заранее...

Уходивший к себе, Буро развернулся на месте, с высоты незаурядного роста воззрившись на него:

— Заранее что? Заранее узнать цены Буро, Бедовичка, чего ему нужно, которому ничего и не нужно?.. — явно собирался живо свернуть разговор, но Густав, наивная наглость Густава его зацепила. — Когда я покупал больше чашки воды? С кем торговался за артефакты всерьёз, от Лала до яблока? Кого ходил нанимать, кроме танцовщиц на сутки Мирного Южного, начала сезона и конец?.. Ты желаешь узнать цены Бедовичка, верхние планки, заглянуть на антресоли в шатре Бедовичка, чего там недостало, что за след остался в пыли?.. Что ж, за любопытство плати отдельно. Заплати, чтоб узнать, недособранной колодой. И я скажу, что за Джокера. Ты смешной, Густав. Прощаюсь. Сома...

Господин Сома поклонился. Не солоно хлебавши развернувшись, дважды счастливый Сома и пришибленный Густав направили стопы к воротам Южного, пиная обрывки бумажных змеев в пыли. Кто-то что-то праздновал...

— Я тоже раскладывал колоду и тоже пропустил, — утешительно сказал Господин Сома. — Мистика. Кит, он такой...

— С Родом ты способен помочь?

Сома всплеснул руками:

— Так у Галло ж!.. Мы с Оливом уверены были, что ты там освоишься. Разузнаешь на счёт всех королей. Юбис — удача. Но и Род у них. Проблемный, как распознать. Чужаку другое подсунут.

— Сома, неужели ты не знаешь, как?!

— Да сдались они мне! Олив вернулся, он может знать.

— А имя Джокера...

Но Сома перебил, вспоминая:

— Род, доложу тебе, памятен Чудовищам Моря… Придонные монстры — символ нижнего яруса. Род — остальных глубин… Род, он "род" и есть, не исчез полностью, продолжается… Лицо, лик?.. Странная карта должна получиться. Может быть, стоит поискать её готовой? У неудачливых коллекционеров. И заменить ей рубашку?

— Работать не будет, — сумрачно ответил Густав. — Карту всё равно, каким способом добыть, а Впечатление видеть — я должен.

— Ах, ну да.

— Ты поговоришь с Оливом, я или вместе?

— Спрошу, не трудно. Ты закрыл себе дорогу в Гала-Галло...

— Нет, что ты! — Густав невесело засмеялся. — Галло мною оч-чень интересуются!

— Это разные вещи.

После стольких ударов подряд, когда грезилась финишная черта, к Густаву возвратился злой азарт:

— Разные! — уже веселей согласился он. — Когда за тобой охотятся, суетиться нет нужды!.. Погодил, затянул удавку, и оп-па!..

— Оп-па! — передразнил его Сома. — Комодо-стиля-лентяй!.. Желаю успеха! Конечно, ты думаешь, что галло чистенькие и самодостаточные, тебе с ними непыльно и легко справиться. Юноша!.. Раскинь мозгами… Как же в непыльное место приводит грязная дорожка, через демонов морских? Признайся, у кого кожа позеленей и клычки подлиннее, тебя уже воротит! Нет, я понимаю, ты готов, но ты — не хочешь — идти! А ведь Олив не галло даже! Не достаточно испорчен оказался когда-то, чтоб задержаться в Гала-Галло. Признай, ты бы двумя Мариками заплатил за один визит на прибрежный Оливкоый Рынок тому, кто сходит вместо тебя?..

— Да, и что такого? Против Олива я ничего не имею, но твари, что бродят вокруг, что заявляются к нему из тумана...

— Твари — да!.. — саркастично воскликнул Сома. — Страшенные, о!.. А какие пугливые, не замечал?.. Кого же они пугаются, Густав?.. Уж не галло ли?! Не охотниц ли, основательниц Гала-Галло?.. Юноша, море пустеет… Вправо и влево, до пены волн и вниз на неведомую глубину, когда выходит Котиничка… Женщина в Красном выходит прогуляться, и океан пустеет… Твари-то страшенные где, что случилось? Ничего… Мадлен навестила фаворитку, и плывут рядом, прогуляться в Великом Море… Один раз я плавал вместе с ними, за своего держали тогда. Забыть такое невозможно… Неведомые твари создавали течение нам… Собаки, Морские Собаки… Они менялись, они погибали, но не пытались сорваться в сторону… Я видел, как океан извращает их прямо в движении, за минуты!.. Человеческий процентов на сорок в начале пути их облик… Ужасным образом… Он мутирует, но они — бегут! Плывут! Плавники и хвост, спинной гребень — вот то, что образуется всегда… А потом прозрачнееют… А потом… Выворачиваются как бы… Наизнанку… Но — не сворачивая!.. Течение, создаваемое ими, огибало нас троих… Мне казалось, они отдают, как кровь, как огоньки, почему-то красные, отдают тепло тела, выстилают ими течение за собой… Красными искорками… Это было тепло, удобно и ужасно… Казалось, я могу с закрытыми глазами плыть. В полной безопасности, закрыв глаза, качаться на волнах их тепла, на красных огонька, красных… Волны… Я не раз слышал в разговорах, акцентировано так упоминали, что Женщина в Красном лично делает Морских Собак. Но не знал, что это значит… Я и сейчас не знаю… И знать не хочу! Но результат я видел… Юный ты, Густав, совсем. Оп-па!.. Ха, оп-па!.. На внешнее смотришь. И это один пример галло, Женщина в Красном, а в облачном рынке, в стриженном парке, аккуратный, да, как они сами, там остальные… И Мадлен, и она...

— Чхать мне, Сома! Узнай, как его отличить, а я отниму.

Они вышли за раму Южного.

— Договорились, попробуем...

Тон Господина Сомы смягчился. Горячность исчезала из него. Дракон До-До белым тонким иероглифом парил, кувыркался в вышине. Ждёт… Угрюмый Густав с острыми лучиками азарта в тёмных, невыразительных глазах предстал на его фоне, как будто на фоне строк. Конвенции, принятой от и до… Густав молчит, а они видимы сквозь него, беззащитного в глухом упрямстве. Глухого и беззащитного. В небе дракон… Играет… И глядя на него, поверх Густава, Господин Сома добавил от сердца, он не питал иллюзий по поводу того, куда катится, куда ведёт дорожка всех хищников, всех охотников без исключения, скольких пережил...

— Попробуем… Густав, послушай. Ещё ни разу коллекционер не получил Джокера от Буро. А ведь сотни начинали колоду...

"Я буду первый..." — подумал Густав и, махнув рукой на прощание, вспомнил:

— А Джокер?.. Его настоящее имя...

Но Сома уже улетел.

Шорохом песка, удушливой ночью встретил Густава его Собственный Мир. В дом не пошёл, рухнул возле фонтана. Он настолько устал, что провалился в забытьё, несмотря на духоту. Оно поглотило песком, накатилось барханом, лишённое освежающей глубины… Сон разрезан на две неравные части, отсечён повторяющимся кошмаром от глубокого сна, сна-полёта, сна блаженного, полностью бессознательного. Бронзовый медальон, опустевший от корня Впечатления, сорван с шеи. Не помогло.

На подступах к открытому небу забытья, где опоры нет, быть не может, и быть не должно, с новой, возросшей силой бесновалось ревущее море… Гора ярости вырастала из океана. В мокрой шкуре поднимался океан, нависал над побережьем. Разинутая пасть, обнажённые клыки, до предела, до омерзения, шире дёсен… Бивни на морде разъярённой чёрной гориллы… "Са-аль-ва-а-до-оррр!.." Рычал он, оно, чудовище… Впечатление хрипело, рыча, или истинно он, Гарольд?! "Са-аль-ва-а-доооррр!.." Впивался бешенством глаз с кровавыми белками… Он видел… Он звал… Он видел и звал его, проклятье! "Саааль-вааа-дооо-ррр!.."

Густава подбросило. Он сел и упал спиной на парапет. Струи воды потекли с головы на лицо. Дрожа крупным ознобом, Густав повернулся к ним, грудью улёгся на мрамор, обессиленный, задыхающийся. "Знаю!.. Теперь знаю!.. Имя Джокера… Звали его, Джокера… Звали..." Да. Сальвадор.