Глава 111

Глава 111.

Буро ведь первостатейным образом предстоящую охоту рассчитал! Кроме песчаной бури, конечно… Знал и про безумную цену на последнего короля, запрошенную Клоком. Уверен был, что невольный сюрхантер выйдет из Собственного Мира живым, а если и нет, то Густав лишённый Чёрного Дракона — достаточный результат, на руку. Редкостный дракон у него… Даже отравить подопечного не даст, чуткий и сильный, проявляющийся лишь по делу, впрочем, это уже заслуга непробиваемой самоуверенности Густава.

Но скорее всего, Клок выйдет. Готов и шатёр с ловушкой и люди, нанятые через третьих людей, осведомлённые каждый со своей ролью. Никто — со всеми, ни один с основным заказчиком. Опосредованный найм, так коктейльные конфетки продают, через письма на пирамидках. Подденут, подсекут рыбку охотники из массовки, Густав услышит — такое… На что не сможет не повестись!.. И бег-бег-бег!.. Готов и двойник Клоку, игрок, бегун… Не один Хан-Марик маскируется под охотника ради последнего рывка. Из полудроидов бегают хорошо немногие — танцоры с Мелоди. Он и был оттуда, с козьих плясок! Шустрый, быстроногий парень, на Клока похожий даже вблизи. Тут и буря кстати. Ветер утих, но пыльная взвесь на несколько суток окутала Южный Рынок.

Всё было готово. Вход в шатёр с пирамидкой замаскирован под вход в ряд… Хан-Марик, невероятным чутьём узнававший о появлении Густава на континенте, находился под присмотром только для этой цели нанятых людей, на конкретную четверть часа отвлечь, удержать его.

Биг-Буро всё приготовил — и всех распустил! С наградой. Без дела. В своём стиле. Не понадобились… "Чёрт с тобой, везучий, пресный, бесцветный комодо!.. Ящерица, чей мерзкий хвост выразительней морды. Заползи, поднимись на последнюю ступень. Оттуда взгляни на своё поражение… Соверши в конце никчёмной жизни одно доброе дело".

Эх, другой бы просто нанял сюрхантера, открыто! Игрок Против Секундной Стрелки вне игры, поссорившись, ловил другого из группы и ничего, не вредило имиджу. Но если ты Морское Чудовище, а главное — изгнанник, если можешь прямо тут, в пределах Южного на пирамидке поднять левую руку и опустить… А снять ею не человека за шкирку, а уже артефакт… Одно дело где-то там, в облачном мире… Совсем другое — тут!.. Да, разницы никакой, но она — огромна! Кто ж зайдёт к тебе, кто приблизится, не доказывай ты день за днём, что ты святее всех дроидов, до нимба над головой, эх!..

Рассчитал, приготовил… Ещё и Клок на выходе удружил! Буро знать не мог, но от разницы статусов и темпераментов чистого хозяина и раскаявшегося хищника ждал чего-то такого… Удружил, последняя капля… Он хотел, как лучше! Не портить мир, не исправлять без воли хозяина, просто оставить записку! А у него не очень с грамотой...

Как и Нико, обращаясь к Махарадже, он воспользовался обыкновенным для них способом — звуковой, говорящий отсыл к общеизвестному.

Щепоть песка высыпал на порог, на входную раму и сдувал, пока не различил отдельную песчинку, одну вещь, пригодную для превращения.

Песенка, такты из которой выбрал, поистине народная, авторства не имевшая. "Песенка Примирения". Ею заканчивались рисковые, конкурентные соревнования в кругу друзей и крупные игры. Ещё ей звали "Песенкой Будущего Дня". Куплеты незамысловатые, и повествуют о том, что прошлое осталось в прошлом. Далёкое, близкое, с чьей-то победой и чьим-то поражением… А затем: "… будет всё чудно, всё хорошо!.." Два куплета или — от вечера до утра, когда победители праздновали на Мелоди, и подхватывал весь рынок. Куплеты чередовались, известные повторяли, новые выдумывали… Посвящённые расставанию с прошлым куплеты медленно пелись, утешительно-лиричные. А про грядущее — быстро, весело, и шуточно, порой, отчего нет?.. В них и белиберду всякую присочиняют, перемежая словами: "… вот почему —… вот насколько —… вот оттого и..." — всё непременно будет хорошо! Невозможная чепуха сочинилась? Тем веселее!.. И спокойнее. Без рассуждений о будущем, без упоминания судьбы.

Милая традиция. Нормальная звуковая записка. Последняя капля для сюрхантера-приманки, для провокатора, чтобы окончательно взбесить добычу! Чтоб глаза застило.

Почему? Один момент вторичный — Клок, дурашка, создал её, не подумав, вместе с рамой. Частью порога сделал, где и лежала песчинка. Сразу не отломаешь, пустыми руками! А второй момент, кого её? Трещотку, разумеется! Простенькую трещотку. Ручную, если надо, самозаводящуюся от света, ветра или тепла. Будто в пару к той, оставшейся от Соловья. Той, лежавшей в особняке, в ящике стола, на всепроникающем песке испорченного мира. Две вещи во всём особняке жили долгое время: она и проклятая колода...

А самое-то главное! Эта песенка, этот бесконечный ряд парных куплетов, начинался всегда троекратным: "Друг мой!.." Хуже не мог выдумать! Клок устыдился за вторжение, сожалел, хотел примирения… Да, снова, да.

Густав воспринял как намеренное издевательство. Сначала не заметил, откуда звук. Обнаружив и не сумев отломать, пнул. Обругал. Позвал дракона и, сощурившись, как в уме держат что-то для превращения, канул в его белизну, направив дроида к одному из шатров Южного… Быстрей.

Нежный, навязчивый перебор трещотки остался в ушах. Пыльная буря вторила ему, шаги попадали в такт. Попадись Клок навстречу или ряженный под него, дополнительной провокации не требовалось. Не факт, что до ловушки добежали бы! Густав забыл и про медянку, готов был руками задушить! Натолкнувшись на Беста, отвлёкся...

Он шёл к Бутон-биг-Надиру, — проклятье всеизвращающей бездны морской! — с брусочком намертво склеившейся колоды! И тасовал, как её чудовищ, чудовищные проклятья в уме.

Дошёл, ветер утих. Взвесь мутила безлюдный, рыночный пейзаж. Похлопал в ладоши, и Буро пригласил его. Стремительный взгляд — в шатре никого. Тем не менее, стоп — за четыре шага до пирамидки. Дракон не проявился, но Густав ощущал его тепло за спиной. "Никогда комодо не расслабляется..." Буро усмехнулся:

— Неужели? — протянул руку и щёлкнул пальцами. — Давай сюда.

Густав вздохнул и отдал. Брусок с закруглёнными краями… Биг-Буро даже не взглянул на него! Подбросил чуть-чуть, словно взвешивая, с Густава глаз не сводя, насмешливо и сочувственно кивая:

— Шуточки, а?

— Дроидским светом и словом клянусь, не моя это шутка! Их!..

— Густав! Разве я сказал, что твоя? Узнаю, узнаю… Зелёной волны наездника. Кит схулиганил? — Буро перевернул колоду. — Ну, точно. Здравствуй, юноша Кит… То-то ты удивился, должно быть!.. Удивился, Густав? О дроиды, чуждые вере морской, у тебя такой вид!.. Хочешь выпить чего-нибудь? Не отчаивался бы раньше времени. То, что принёс, доказывает подлинность колоды. Джокер откроет её. А цена моя вот...

И Буро направил Густава в Архи-Сад. На свидание с призраком прошлого...

К Джокеру имелась поправка. Не дополнительное условие, нет. Но обстоятельство. Совершенно естественно оно вытекало из слов Бутон-биг-Надира: "Только тому, кто предъявит мне собранную колоду… — увидит…" Неприятное открытие… Густав получит Джокера. В смысле — увидит. Наедине. Что означало, никто другой карты ему не сделает. Сам. Как-то неприятно оно рифмовалось с ценой Господина Сомы, с отдачей долга — Хан-Мариком. Густав решил не заморачиваться раньше времени. Он не обязан делать карту прежде, чем истратит перемену статуса на живой артефакт.

Категорическое "завтра же!.." Биг-Буро с рукой простёртой в сторону центра Морской Звезды, к Архи-Саду Густав перевёл для себя как — "завтра вечером". Раз уж ночи безопасны у них. А день потратил, наводя справки об изгнанниках на Южном. Улов небогат. Так и сами они до последнего времени были небогаты! Что за дело рынку до них… Плодами торгуют — знал. Что умненькие, но на Техно редко забредают… От Карата услышал про "человека, господствующего над первой расой", вспомнил, что пересекались у Буро. Но человека из пыльной бури в нём не признал, не вспомнил. Неожиданно для обоих встретились в Архи-Саду.

Бест был рад ему. И Густав тоже, не обнаружив в изгнаннике ни экспрессивности, ни заносчивости, — "первой расой дроидов?" — ни наивности, раздражавшей его в нерыночных людях.

"Господствующему над первой расой" не понадобилось много времени обрести душевное равновесие. По крайней мере, напускное. Что до раны, она не затянется никогда, огоньки дроидов её не одолеют. Вода забвения тоже. Биг-Буро ача, не представлял глубины нанесённой раны, он виноват — и невиноват, мыслил иначе, другими категориями… Результата достиг вполне. О случившемся Бест не рассказал, и Мурене нет. Дальше его не пойдёт эта информация.

Порой в гостях всё хорошо, от уюта до гостеприимства, но видишь, что пришёл к чужому человеку. А бывает, бардак, по сторонам лучше не смотреть… Но по сторонам и не смотришь, видишь только хозяина!

Второй случай. Густав, прежде не заходивший в разросшийся сад-лес, не проникся к нему. Разве что — досадующей ревностью. Зеленью пахнет, влагой, дышится иначе, с пыльными рядами не сравнить… Сразу узнал он деревья сай. Высоченные кроны из сна, раскинувшиеся нижние ветви… Узнал и лекарство, пахнуло свежими жёлтыми цветами, комковатой жёлтой пыльцой, растёртой в тёмных ладонях Хан-Марика, лихорадкой вслед за кошмаром… Тут их — вон сколько! А у него — пустыня… С трещоткой на входе.

В Архи Саду Густав ощутил себя не вельможным владельцем десятка Пурпурных Лалов, ничтожеством. Нищим. Как ещё назвать чистого хозяина пустыни? Идиота, доверившегося первому из гостей — лжецу?

Немедленно он задушил порыв остаться тут же, в жёлтых цветах. А добрый, предупредительный Бест нарочно там и повёл его, заметив пристрастие хищников к этому месту и аромату. Отдохнуть захочет?.. Местным тоже нравится, но не с такой силой. Густав, хищник ли, нет ли, но оттуда, охотник. "День за днём под этими цветами?.. И кто на континенте богач?.." Сжав зубы, прошёл мимо, не замедлив шаг, не видел Бест изнутри этот бессмысленный рыночный гонор!

Надо ли говорить, что траву и кусты тут не стригли? Противоположность Гала-Галло… Мощёные дорожки, как на полюбившемся Техно, — и кое-где даже со смыслом мощёные! — добили Густава. Предпочитал с Бестом общаться, по сторонам меньше глазеть и не задумываться о месте, куда привела судьба.

Зелёные костры вытянулись в сумраке. Безветренно. Широкие языки плясали как танцовщицы под зелёными вуалями, на спинах драконов, с места не сходя. Глубоководные причудливые коряги усиливали сходство. Белые, долго горящие, не чернея до угля, рассыпались сразу в белый же пепел...

Но Бест привёл гостя, не пожелавшего отдохнуть в жёлтом гнезде к большому костру с тем же запахом, где между корягами горел "можжевеловый мёд", дополненный травами и клубками тонких корней змеевой "валерианы"… "Дроидское, непреходящее блаженство… С ума чокнуться, кто вообще на Южном знает, что такое тут есть?!"

Иссиня-чёрный, концентрированная ночь, Изумруд сидел, скрестив ноги, не вмешиваясь, слушал их… "Его девушка? Понятно… Везёт мне на заказчиков, на девушек… Гигант. Его бы против Шамана, на бой-кобры! За такое надо отдельную плату брать!.."

Мурена сверкала зелёными глазами из темноты, сквозь языки пламени зелёные. Густаву не нравились эти глаза, им — он не нравился, и её ожерелью что-то в нём. Мало ли что примстилось тени-подсказке… Не придавала значения до тех пор, пока, выслушивая обстоятельства, Густав не пробормотал: "Понятно, гут, гут..." Как полыхнули красными огнями эти глаза! Головой потрясла: "Где-то я слышала… Гут-гут?.. Селена… Охотник — Селена?! Оууу!.." Мурена исчезла из круга костра и возникла на границе Архи Сада, где ущелье, что разделит два мыса Морской Звезды, лишь начинается, где туман клубящийся виден у горизонта. Сбежала… "Оууу!.. Селена! Я должна им рассказать! Только не Изумруду! Нет, только Изумруду!.. Нет, никому!.. Нет, всем!.." — "Уймись, — сказал ей голос разума голосом Беста, — Мурена, немедленно уймись..."

Густав тоже не обрадовался, услышав имя Селены. Ему тоже хотелось потрясти головой, уши прочистить, не дунул ли в них кто из свистульки оливкой… Или проснуться. Чёрт, ошибки нет, она. "Чёрт, охоту на девушек всё время заказывают такие грозные личности!.. Морские… Ещё и старая знакомая… Но здесь не знают меня. Не знают вовсе..." Вообразить не мог, насколько хорошо знают и помнят! Как отпечаталось каждое слово Селены о предательстве и утрате, и смирный, непонимающий голос её, в уме зеленоглазой, буйной подруги, меньше всего склонной к прощению. Да и страстного желания понять в ней не наблюдалось! Милая, кроткая, перламутровая Селена… А вот ожерелье выпустить на волю, это желание тут как тут. Она и прежде, с момента создания с ним боролась. Не пришёл ли день, когда не надо бороться?..

"Розовая, как рассвет, — отметил Густав, — как юноша Кит, будь он неладен".

Вернулась костру. Мысль и взгляд скакали треугольником: Густав — Бест — Изумруд. Кому рассказать, с кем поделиться? И вдруг спросила себя: «А зачем?.. Этот не-полу-не-дроид, вывернутый наизнанку не-человек приближаться не должен к чему-либо живому! А уж снова к Селене, к ней?.. Оууу!..»

«Причём здесь Изумруд, а тем более Бест? Сезон ветров… Большие косяки Ро идут, под Южный мыс подныривая, над чистой водой рискованно проносясь, лишь бы удержаться в течении. Не изменяют себе. Отлично помню, где и когда идут… Во мрак уходят, из мрака вылетают пронзительные, как крик… Над южным мысом пролегает воздушный путь с Трассы к Южному Рынку… Над обсидиановой чернотой, приподнятой на столбах… И косяки Ро пересекают их, лишь самые крупные, неукротимые… Ах, как восхитительно следовать за Роем, в Рое мчаться!.. Как неосмотрительно было бы нырнуть пред ним!.. На какие дольки тонкой шинковкой рассекут они ныряльщика...»

Её глаза сияли ядовитой глубоководной зеленью, огнями Падающих Факелов, за мирной, травянисто-желтоватой зеленью костра… Вспыхивали.

Утром, на Белом Драконе, за изогнутую шею не держась, пятками сжав бока, она казалась, розовая, частью зари. Караулила… Интуиция не подвела её. Густав стал набирать высоту, по обыкновению, не круто уходя от континента. С колодой домой, верхом, ему лучше думалось в пути. На Южном мешают, в Собственном Мире невыносимо. А заказ неординарен, подумать было над чем…

Чужой Белый Дракон юркнул зигзагом справа из облака в облако, в лохматый обрывок ночных туманов, оттуда — наперерез.

Морская бродяжка, Мурена не признавала ни вызовов, ни промедленья. Не, пока развлекаешься, болтай, пугай, насмешничай — если поиграть выплыл. Но про жизнь, про справедливость если...

Дождавшаяся своего часа тень-монисто стайкой круглых рыбок трепетало в руке от нетерпения. Жадные. Хищницы… Мурена швырнула его, не замахиваясь, не раскручивая. Выпустила, как выбрасывают кулак вперёд, оно ей — рука. Целилась в голову, в глаза.

Холод — яркий, ослепляющий хлестнул по векам. Только и успел, что сощуриться. Но за пару секунд до того, при виде чужого дракона, рука уже сжала, уже освобождала медянку.

Змея-удавка и змея-тень перекрутились тугой, скрипящей спиралью. Их мощь, их столь разнородная сила раскалила медную в золотых кругляшках змею до свечения, до шипенья пара… Ожог плеснул по шее, по груди, скатился, пропал… Густав не видел. Ослепительно яркий холод стекал по векам, ему казалось, сквозь скулы, разъев их, внутри, по костям и зубам. Вокруг драконье тепло, Густав знал его, помнил, и не глядя, отличал. Но шею сдавила тонкая рука, жёсткое предплечье, острое колено — в спину. Злой голосок выплюнул на ухо: "Искупаемся?.."

Они упали в такой последовательности: штопор двух Белых Драконов, растаявший при касанье воды, голова Чёрного Дракона Густава, клубок его тела, чёрное, тлеющее тепло, в нём, хвостом драконьим обвитая Мурена, и Густав перед ней. Не отпускала.

Рык дроида совсем иначе распространяется в море… В другой бы ситуации заценить! Но с чего бы телохранителю просто так рычать в океане? Голос этих драконов — густой, вибрирующий, пугающе-близкий, сквозной… Как если пить лучший коктейль Буро на Мелоди под неистовство огромных барабанов!.. Функция Чёрных Драконов — пугать и приказывать — делает их особенными для людей. И парадокс, мало кто воспринимает это физически, как враждебность...

Под водой зрение вернулось к Густаву. Смутно… Окружающее представало маслянистым, разбитым на чешуйки. Да вокруг и крутилась чёрная чешуя! И он в ней, отрывая от глотки чужую руку. Дна нет, не обо что ударить спиной… Густав мог видеть половину моря занятую ромбами, сплошь, точно стёганое кимоно Кайзера. Рой шёл на них. На тёмном фоне простёганный, на обсидиане южного мыса, подземельях его, вознёсших сушу чёрных столбах… Ромбы, то есть, то нет...

Мурена под камнепадом рычания, в трёх уже сомкнувшихся, жарких кольцах, под когтистой лапой на голове, отвоёвывала последние секунды — гад не должен успеть всплыть! "Отпущу, сосчитав до двадцати, пятнадцати, а — десяти!.." Семь… Восемь…

Белки огромных круглых глаз в синем окоёме век… Прямо перед ней… В глубине рыка перекатывалось второе, третье подспудное ворчание… Ему хотелось ответить, на забытом необщем, на дроидском, чирикающим стоном...

Но Мурене уже доставалось от чужих драконов! Он знала — ответить, значит проиграть: звуки сплетутся, ворчанье дроида сквозь её отклик с нёба протечёт к Огненному Кругу… В руки, лишая сил полностью, несомненно… Спирали зрачков вращались и пульсировали… "Девять… Десять!.. Дроид, чаооо!.." Разжала руку. Острое колено толкнуло Густава — прочь!.. "Дррракон, исчезай же, чао!.." Он распустил кольца. Но, разумеется, не исчез, море...

Поразительно, дроид не причинит вреда человеку, и в драке он не вредоносен, не отвратителен, не колючий, не холодный, не ещё какой, но… Оказаться вне его колец, ворчания, вне пристального взгляда очей под размётанными бровями… — какое-то совершенно запредельное ликование!.. Быстрое растождествление производит такой эффект — сбрасывания угрозы на раз.

А считать надо было до двадцати…

Или хотя бы до пятнадцати… Зато перестраховалась. Мурена взмыла над стремительно приближавшимся косяком и вписалась в него сверху. Став частью, авангардом его, накатывающимся на Густава, сверху летела. Плыла.

Рой то штриховкой, то ромбами близился, бились плети хвостов… Ро — гигантские, Ро — прицельные, безошибочные в каждом рывке...

И вдруг — снова ослеп, окончательно?..

Зарево образовалось между косяком и человеком отплывавшим, безнадёжно медленно пятясь. Зарево, плавное, ровное… "Обо Аволь… Лакричное… — вспомнилось ему. — Правда что ли?.." Кто знает… Но это не Аволь.

Царь-на-Троне поднимался из глубины, из заснеженной степи. И свет его не позволял увидеть того, кто на ладони. Если, конечно, возносит, держа перед собой, а не действительно в сердце. Чтобы совсем скоро, в высоком небе поменяться с Восходящим местами, руке Доминго благодаря...

Единственный непобедимый дроид.

Косяк Ро дрогнул и распался. Обтёк Чёрного Дракона и человека, заслонённого им.

"Оууу!.. Ууу!.." — взвыла Мурена, проносясь мимо в косяке. Выбираясь из него также, через верх. "Не-человеческое-везение!.. Гад, гад!.."

Вынырнули синхронно вдвоём. Втроём, дракон обвивал обоих. Нет у Мурены теперь преимущества, нет монисто, нет времени на борьбу с драконом, второго косяка в его кольцах ей не дождаться...

Всё это время по причине и раненых глаз, и своего ужасного положения, связанного с водой Гарольда, с морем, Густав не больше способен было к сопротивлению, чем какой-нибудь, жадный до Лалов малыш с Техно, в его аттракционе вступающий на помост… Болтаясь на волнах, он видел, пассивно и неотчётливо, как девушка розовая, сделанная из начищенной меди, протягивает кошачьим жестом руку, обе лапы… Ощутил пощёчины десяти когтей, наискосок, мельтешение в содранной коже огоньков дроидов… И красным полыхающие, ядовито-зелёные глаза… Они пропали в чешуйчатом чёрном клубке, опять ничего не видно...

Мурена вынырнула уже за кольцами, волна подбросила её. Провыла ненавидящее морское: "Оууу!.. Уууу!.." Как дельфин выпрыгнула и канула под следующую волну.

Время не терпит, пришлось рассказать…

Какое потрясение: на Беста её рассказ, горькая тайна Селены, не произвёл, кажется, никакого впечатления...

— Охотник… — признал Бест, пожав плечами. — Такой нам и нужен, Буро попал в точку. С дьявольским, придонным терпением охотник...

— Бест! — округлившимися зелёными глазами хлопая, взывала Мурена, руки протягивая к нему, — Бест ты в туманном море, в дроидском не заблудился? Ты выходишь иногда?! Эта тварь жить не должна и не будет! Что хорошего можно ждать от него?! Не будет, оууу, я позабочусь!..

— Что ты говоришь?! — Бест ловил её растопыренные пальцы, собирая, держа, — Дроиды светлые тебя вразуми! Мурена, ты не хищница!

— Бест, он — не человек! Нельзя сделать мёртвое ещё более мёртвым! Очистить мир от него — можно! Как тела разбирают огоньки дроидов, чтоб не валялись вокруг! А он чтоб среди живых не валялся, гад, гад!

"Впервые вижу человека несчастней меня..." Нет, на личную благодарность Бест ссылаться не будет, а тем более не признается, что предшествовало их встрече… "Несчастней меня..."

— Опомнись, Мурена, очнись, он живой! Он прислан с добром, прислан...

"… другом" — хотел сказать Бест и осёкся.

— Не хочешь понять меня? Не надо!.. Зато Изумруд...

— Чего ты добьёшься, что за пользы с того, что узнает?! Нет, пусть охотник попробует!..

— Ты понимаешь, что говоришь, Бест? Нет, ты не понимаешь! Даже приблизиться к ней… О, теперь я догадываюсь, кого Селена заметила над Оливковым рынком!.. Ты бы видел её… Я-то думала, что вдруг случилась?.. Ну, вообрази что такое — приблизиться, просто приблизиться к самому лютому, лютейшему чудовищу… Ну, Бест!..

Бест честно попробовал вообразить...

Зачем воображать. "Просто приблизиться к чудовищу", к другому, настоящему чудовищу ему предстояло ещё множество раз. И помощь оказывать, и помощь принимать. И улавливать не до конца растаявший в воздухе, сухой, палящий оттенок дженераль. И молчать, и срываться на крик. И молчать, и молчать, и язык прикусывать, в пустую бы не молол… Бест предпочёл бы вместо всего этого по сто раз на дню встречаться с людьми, пытавшимися продать его лично.

— Мурена, я устал… Путь охотник попробует.

— А потом я откушу ему голову. И выплюну! И выпью..

—… пожалуйста, не говори так!.. Я действительно устал. Ты хочешь, чтобы Селена вернулась? Ты не веришь охотнику, и правильно, а ей?.. Ты помнишь, какая она умница, как на самом деле сильна?

— Помню! Хочу...

— Прояви терпение.

Густав уже попадал в компании и ситуации, где часть людей против него, часть ставит на него. Собственно, на разломах таких трещин и проводил годы. Он виду не подал, через день утром в Архи Сад возвратясь.

По открытой улыбке Мурены в кругу приветствующих его изгнанников Густав понял, что намерения её серьёзны, и основания их — очевидны.

Следы от когтей ещё светились при повороте лица диагональными полосами, как грим небрежно стёртый после ночного Мелоди. Он мало пил воды, избегал, не умывался, наверно, поэтому медленна регенерация...

Мурена с детской непосредственностью стрельнула глазами на свои коготки, ого!..

"Подруга Селены, девушка Беста… Всё ясно. Зато умеет молчать, и это ясно! Чего Марик дичится их сада? Эти двое понравились бы друг другу!.. Имечко ещё то — Мурена..." Забавной показалась ему мысль, что общество терпел Морских Чудовищ выдающегося уродства, имея от их общества пользу! С теми вёл диалог, вроде Шершня, кто произносит слогов половину, наполовину зудит и гудит!.. А едва не расправилась с ним неразговорчивая отнюдь, морская охотница. Прекрасная как фея, розовая, медно-розовая… Препятствия чинящий валет в девичьем обличье… "Твоя судьба встретит тебя… И лицо её будет ужасно, ха… Пока что — прекрасно! Видно, не судьба!.."

Смеялся. Не обиделся, в общем.

Но стычка остудила и без того слабый, лишь намечавшийся порыв: искать совета у "господствующего над первой расой". Едва ли не поплакаться, пооткровенничать… Бет располагал к такому. Он наработал годами способность внушать надежду одиноким, будь то изгнанник, лепечущий на дроидском необщем, или комодо с Южного Рынка!.. Спросить бы, а что против ужаса, чистого ужаса Гарольда может встать — равновеликое, равновесное? Теперь нет.

"Гут, гут, — повторял он, — ну, ответь же себе сам, что непереносимого в туше гигантской гориллы? Он был не красавец, да? Не душка?.. И что?.. А если бы знакомый урод, Шершень, к примеру, восставал из волн Впечатления, так же опрокидывал бы в кошмар? Нет? Тогда чём дело?.." Трудно сказать… В том, что наяву Густав ни разу не заставил себя вспомнить, представить в деталях корень Впечатления — чёрный, вздыбленный загривок, клыки и бивни, норовящие поддеть, брызгающую из пасти пену… Не смог и попытаться. Он думал об этом, как о чём-то там, в отдалении, во сне… Иначе говоря, как о чём-то совершенно реальном! Ждущем его, сторожащем, неотвратимом...

Зеленоглазая фурия отвратила от мысли искать помощи у её парня. Но её атака показала Густаву, как ему жить с отравой Гарольда дальше… Он ведь моря так бы и избегал...

В сущности, Мурена поступила очень неблагородно, очень не по-дроидски. И признала бы это, увидев ситуацию охотника изнутри. Неизвестно сколько степеней утратил бы её праведный гнев.

Она пыталась расправиться с человеком страшно раненым. Как бы соломенного человечка, уже охваченного огнём пыталась на клочки разорвать. А он последнее, что может — соломенными руками закрывать от огня восковое сердце, буквально так… Буквально — Огненный Круг, как от огня, от кусачей морской воды, недостающего ингредиента адских превращений… Вспыхнет и развернётся цепочка, побежит огонь превращений вплоть до торжества древнего отпечатка...

Густав был практически уверен, что нырнув, глотнув солёной, острой, кислой воды, вынырнет уже чудовищем, бивни разорвут его лицо, задушит чёрная шкура...

На такую шкуру из теней нужно потратить много усилий не одно тысячелетие, вообще-то! Откуда чистому хозяину знать.

Он падал в ночной кошмар. В ту самую жажду, в напрасное сопротивление ей… Видение обратной звезды, сближение Впечатлений к перевёрнутому Огненному Кругу, сгоняемых мутным, настойчивым, жутким, не отторгаемым пятном. На которое не посмотреть… Вот сгонит, вот сплавит, выплавит морду себе с бивнями. Тогда будет не отвернуться...

Густаву было не до Мурены, не до острых когтей её.

Сплавить, это глоток. А он — нырнул, и сразу наглотался. Слишком много. Свободные Впечатления Великого Моря сделали с ним то же, что с любым другим: проявили всё связное и освободили от всего.

Долго болтался на волнах… С огромным трудом и трепетом позвал Белого Дракона. Боялся исторгать песню, зов из груди. Боялся обратиться, — как Олив назвал его, к тигелю? — к Огненному Кругу, приоткрыть, выпустить его преображающую мощь.

На белом дроиде ничком распластался и отдышаться не мог.

Зря он боялся, купание пошло на пользу. Избыток агрессивной среды. Внутри попросту не осталось того, из чего можно сплавить сильную тень. За отсутствием такового и корень Гарольда меньше досаждал ему. Густаву предстояло полюбить то, что пьют, балансирующие на краю морские-неморские чудовища — обычную воду из миров и Чистую Воду забвения. Обнаружить, что в его случае морская вода утоляет жажду и не требует после себя связных Впечатлений. А он как раз — её требуют…

Жить аскетом?.. А что, как будто жил сибаритом? Гурманом?.. Нет. Но одно дело, когда не хочешь, а другое — когда нельзя. Да, чёрт с ними, с покупными коллекциями, высокое небо любил! Под ливнями, под грозами… Мелкий и тёплый дождик преследовать целый день, историю мира проживая, наблюдая тихо, забыв, где ты есть, снаружи или внутри...

Ситуация же с пропажей Селены, —… ура, умницы!.. И увы, умницы… — заключалась в следующем.

Сходство их с Ауроруа не ограничивалось кукольной внешностью и ранним обретением счастья в любви. Обеих обожали их Чёрные Драконы, вообще-то не склонные привязываться к людям, меняющие подопечных много раз неизбежно по ходу жизни… Дракон Селены при наступлении её невольного хищничества трижды справлялся у Гелиотропа, возможны ли исключения, может ли он вернуться, трижды получив отказ. В предыдущую эпоху эти девушки, блондинка перламутровая, платиновая и блондинка как рассвет золотая, могли бы родиться сёстрами, такими, что жить друг без друга не могут. Общий склад ума, та и другая обладали сильным умом технаря, склонным к абстрактным категориям, обобщениям. Инженерии экстремальной. Ауроруа — в чистом виде, в уме. Селена, в аспекте более-менее прикладном. Её дроид Салон и тема утраченного эскиза располагали к сложным, салонным играм. Не фантам и мухоморам, а со схемой, многими условиями и участниками.

Селена часто размышляла о разнице между собиранием облачного эскиза и властью гостя. Властью хозяина над ним… Особенно — про гостя.

Но понятия не имела, где экспериментировать ей. Привнести что-то в подводный, особенный Собственный Мир изумруда казалось безумием и святотатством! Он должен оставаться таким, каким увидела его, таким, беспредельной синей бездне которого, поцеловала впервые его губы. Он чем-то священным был для неё, облачный мир, курсирующий в океане...

Что создавала — маленькие артефакты. И те выносила за раму сразу же. А задумывалась о принципиальных законах областей: Дом, Сад и Там. Об их заполнении, взаимном расположении. О ловушках, конечно же! О возможном предательстве и порче мира, обратимом и безнадёжном… О возможностях противостоять хозяину.

В уме конструировала, в уме критиковала. А опробовать задумки хотелось!.. Судьба предоставила ей такой шанс, поставив подножку.

Компания гонщиков развлекалась охотой. Не на пирамидку, а непосредственно вблизи рамы. Выбиралась рама того, чей мир на данный момент оказался недалеко от Трассы. Собственно, и охота было рассчитана на знакомца, на того кто будет возвращаться с призом. Серия гонок заканчивалась не регалией, "узелком на шнурке", а призом. Пусть пройдёт ещё одно испытание!

Недроидской охоты они не планировали, грабёж. В небе отнять. Или гонять, не подпуская к земле, не выпуская в высокое небо до тех про, пока сам не примет приглашения за раму. Сдастся или поверит, что вот эта рама не одного из преследователей… Ради того же грабежа или услуги гостем. Будут заказывать, кому, что превратить на пороге, у них на глазах. Отпустят, если понятливый, хорошо превращает… Чего им надо? Да ничего им не надо! Развлечься!.. Около дюжины человек вполне способны, хорошо скоординировав свои действия, забросить, втолкнуть за неё. Если хозяин там, наготове… Но это уже другое.

Победитель оказался победителем!.. Первоклассного гонщика они немедленно упустили! А тут Селена пресекала Трассу...

Момент несколько их оправдывающий — чётки длинные на руке. Подобные вещи используют для гоночных игр, отнимать удобно. Напоказ нося, ими даже приглашают в игру, вблизи Трасс, провоцируют. Она не знала.

Селена приняли за человека из другой игры и решили сделать частью своей. Отнять чётки было легко. И Селена пожертвовала бы ими без сомнения, не сунулась бы за артефактом в чужой Собственный Мир. Но чётки оказались не просто чётки, и Селена — непросто гонщица, а Морское Чудовище, без присущих теней, зато с множеством фенечек с тенями… "Защитными", ага!.. Чётки не слетели с руки и не порвались. И то, и другое, ну, практически невозможно.

Похититель забросил Селену за раму одним рывком. Не понял, как вышло, испугался, незнакомый человек, сейчас порушит всё его благосостояние!.. А мир дорогой, без преувеличения очень дорогой и личный. В страшном сне он не пустил бы гостя в него дальше шага от рамы.

Они, хозяин и гостья вскинули руки одновременно. Селена оказалась проворней.

Мановение руки отгородило её и от угрозы и от выхода. Перехитрила себя. Времени на размышления не было, совсем! А схема чего-то подобного крутилась в голове, недодуманная до конца… Рабочая, годная схема...

Как известно, гость не может создать в Собственном Мире замкнутое пространство. Нора с одним выходом — очевидный тупик… С двумя — на выходе нос к носу с хозяином столкнуться. Со многими выходами и поворотами, лабиринт — уже лучше, положение не выгодное для обоих. Но лабиринт надо держать в уме! Всё надо держать в уме, что задумал воплотить. Это нереально для человека, в распоряжении которого доли секунды.

Селена создала тупик, но — с особыми свойствами. Гарантированное отсутствие опасности впереди, вот единственное, что двигало ею. Каждый её шаг прокладывал новый отрезок пути, каждый поворот скрывал с глаз хозяина. А это главное, это основное. Она бежала, она петляла как заяц. И она не могла повернуть назад. Каждый поворот — новый. Рама — недоступна. Гарантированно недостижима при таком положении вещей.

Совершая поворот на сто восемьдесят градусов, беглянка нарезала пространство бесконечно тонкими слоями. И реальной ширины у коридора не имелось. В него не попадал ландшафт, небо, деревья, земля.

Подвох в том, что изменить решение, превратить созданную схему и её механизм во что-то другое она не могла. Коридор оказался создан из завязанного на один множества. Завязка осталась у рамы, за спиной.

Исключительно вперёд. Авто-ловушка. Не точка, тире бесконечного пути.

Густав отложил в сторону всё не относящееся к делу. Беспокойство о корне Гарольда, бесплодное. О делах на Южном. Заказ на галло закрыт, если он и продолжит, то ради своего удовольствия. И даже о плате, каков он окажется, Джокер, как сделает карту его… Побоку на время.

Окунулся в их ситуацию. Сначала основной расклад уяснил в Архи-Саду.

Затем побывал непосредственно у рамы, где развернулись события. Не светился, издали слушал и смотрел. И теперь кружило там порядком людей. Рассказывали произошедшее, передавали из уст в уста, людное место и неординарное событие.

Из-за чужих спин глянул в прихожую мира: травы чуть отражается в стеклянной, шариками образованной стене. Проём справа, перед ним стол, на столе марблс, за столом хозяин, — зоопарк чисто!..

Уяснив имя и круг знакомств, день потратил на Южном, узнавал больше про злополучного хозяина мира. "Ха, ребятам подарочек!.. Выкрадем с зоопарка! На гладиаторский бой. Давненько я к Секундной Стрелке в гости никого не приводил!.."

Презрительно усмехнулся на поведение обеих сторон, и хищника, и Архи Сада, увязших в конфликте. Кроме Селены. Её реакция, пусть с ошибкой, впечатляла по скорости и масштабу.

Состояние же обеих сторон подходило вполне под общий знаменатель — деморализованы. Тупик. Каждый шаг — к худшему. Что и вызвало его презрение. "Да хоть на адское дно, на лёд придонный! Чувствительные какие: кабы не потерять, кабы не повредить… Да на свете полным-полно ситуаций, в которых не то что, шага не сделать, пальцем не шевельнуть! — вспомнил Гала-Галло. — А тут ещё ошибайся, не хочу!.."

Он был прав, изгнанники теряли время, вгоняя похитителя за рамой в истерику, себя в тревожную тоску и апатию.

Прав, но суров, критичен слишком. Густав однажды дал слово не рисковать? А самого, куда только не заносило! Они же — скромные, тихие, маленькие. Привязчивые к знакомому, в сравнении с рынками, узкому кругу. Селена известна всем изгнанникам, и многим лично дорога. Подопечная, целительница, возлюбленная, подруга… Коллекционеры за оказанный когда-то недружественный приём, за отвержение, чувствовали вину перед ней. За последующее — благодарность. За морские штучки, лекарства, лакомства, способность ненавязчиво мирить… И бесконечные партии в шашки!..

Коллекционеры и установили место пропажи. Сота и Гром. Они участвовали в соседних гонках, Трасса, многолюдно. Шумиха привлекла. Туча, толпа на Белых Драконах возле облачного мира. Вопли хозяина: догнать — невозможно, выйти — потерять мир! Установить, что это именно Селена, оказалось несложно. Они редко расставались с Изумрудом, и жили чаще в Архи-Саду, тем же вечером очевиден стал факт пропажи.

Бест наблюдал за охотником со всё возраставшей симпатией… Уважением. С рынка ждал рыночного человека. Получил — ничем не похожего на тамошних. Ни на борцов знакомых, ни на Карата. Ни на игровые ряды, при упоминании которых болело, переламывалось что-то в груди, ровно, где сердце, под дроидским медальоном… Ждал чего-то шустрого, торгующегося, разбросанного. Аскетизм и сосредоточенность комодо подкупали. Делали его похожим не на приглашённого "маленького подонка", а на приглашённого дроида. А ведь был человек в Архи-Саду выглядящий так же, сосредоточенным дроидом. Он сам.

Похититель...

Средний пакостник, как есть средний. Хищник. Немного охотник, немного грабитель. Гонщик так себе… Игрок, ничего серьёзней четвертака из четырёх видов марблс не выигравший, и то — успех!.. "Средний, говорите… Середнячок?.. Приветик из прошлого вам, ребята!.. И не забывайте о дроидском в злой игре!.."

Когда-то он принадлежал "землеройкой", шпионом к группировке борцов, конкурировавших с игроками Против Секундной Стрелки, ими разгромленной. А шпион уцелел. Странно, правда? Звали — Динар. Так зовут каждого, кто держит общую казну, к нему — прилипло. Ещё страннее, да?..

Динар жил у рамы который день, смотрел как гоночная публика заменяется на прибывавших друзей Селены, и происходящее тревожило его. Куда дальше?.. Тревожил их первоначальный энтузиазм, не радовала последующая, бессильная растерянность. До тла испепелил взгляд Изумруда, чёрного гиганта на рогатом драконе.

Ситуацию немного разрядил Бест, убедив Изумруда уйти, а прежде пообещать, не мстить при благополучном исходе.

Амиго взамен позвал, дежурить оставил у рамы. С его милой болтовнёй, сказками, выдумками. Хозяин нуждался в чём-то подобном. У него не было даже воды!.. Протянуть руку за бутылкой? Третий гость — и бац! — мир-рынок! А бросить вещь снаружи за раму невозможно…

Там росли толстые, травянистые стебли растения похожего на рогоз. Цветки сочные, белые в крапинку каллы. Пресные. Их грыз… Такая прихожая, по другую сторону скамейка, стол для марблс, с бортиками. Дешёвые, прозрачные шарики. Из них же стена, поскольку были единственным, что Селене попалось на глаза.

На скамейке сидел «хозяин» и слушал Амиго… Если Динар психанёт и рванёт наружу, все пропало. Конструкцию прокладываемого пути Селене, как хозяйке, точно не изменить, не вернуться к раме и не впустить гостя. Финиш.

Динар относительно далеко преследовал беглянку. Устал, а затем испугался. Чего учудит ещё? Не его мир, абсурд какой-то вокруг, проглядывающий сквозь прозрачные шарики...

"А если вдруг станет не вернуться?! Нельзя же позвать дракона иначе, нежели с рамы! Шатры-то на материке есть, а что толку?.." Дракон уносит всегда с рамы, в шатёр — кубарем, воронкой расширяющейся спирали, по форме торгового шатра. А приносит, внутри мира сбрасывая. Конкретнее — в середину области Сад… Чего делать-то?! Дроиды высокого неба, как выкрутится теперь?! Не разберёшься, чехарда, хаос...""

Не-ет! Густав разберётся. Дружба с Каратом успела предоставить ему невеликое количество знаний, но распахнула множество дверей в новые измерения… Как они восхитят его!.. И шарики, и измерения!..

Зловещий, забавный?.. Кому как, сопутствующий момент догонялок: голос слышен на расстоянии одного пролёта, за поворот коридора не распространяется. А шаги от земли Там всюду слышны, ближе-дальше, слышны отлично...

Изгнанники надеялись, что в тишине Селена хотя бы дальше не бежит, экспериментирует с превращениями...

Изгнанники высказали идею перемены статуса Собственного Мира на мир-рынок...

Динар тогда ещё фыркал на такие предложения, не снисходил до ответа. Скоро станет разговорчивее… Но что даёт?

Принципиальная организация пространства не изменится. Причина удивительных игровых и борцовских облачных рынков, их популярности — в подобных фишках, злонамеренным гостем сделанных или хозяином неразумным. После чего мир был отнят, либо брошен за неисправимостью.

Для любого гостя он станет работать так, коридором, раскрывающимся по мере продвижения? Бесконечное число безвозвратных коридоров? Или возвратных?

Ну, а топот множества ног за спиной?.. Из-за этого остановится беглянка? Позволит догнать себя? Что подумает? Ничего хорошего!

С рынка можно бежать, подняв пирамидку и позвав дракона. Этот самый простой выход закрыт: Селена покинула мир Изумруда гостьей, а не хозяйкой… Как он об том пожалел! Но — не вариант. Да и встанет ли Пирамидка на земле Там? И кто возвращался таким способом в подводный мир? Белые Драконы не летают под водой… Над водой сбросит? Как-то не по-драконьи...

Облачный рынок и Густаву пришёл на ум первым делом. Но тут обнаружилась доселе ему неизвестная вещь… Принципиально она ничего не меняла. Болтали про это, но чтоб кому пригодилось… Короче, стать хозяином мира можно и не становясь гостем! Приглашающую, простёртую руку взять ровнёхонько на раме и синхронно поменяться местами, не отпуская рук.

Единожды возможно, совсем единожды, то есть, это может сделать только хозяин, мир собиравший эскизом. Связана такая возможность, с тем, что хозяин знает его вдоль и поперёк, а гость — последний недостающий штрих миру. Из этого штриха единожды может живой артефакт создать, а может отдать ему мир, не пригласив...

Думали и об этом, для изгнанников не осталась секретом такая версия. Изумруд хотел, но дрожь пробивала хищника при одной мысли протянуть ему руку.

А потом была первая истерика, а потом он и слушать их не хотел, и вторая...

"Это мы поправим..." — подумал Густав.

Хоть бы Динар и согласился, что дальше? Бесконечный бег?.. Ни окликнуть беглянку, ни успокоить… Изумруд-то в глубине души не был уверен, что пойдёт на такое безнадёжное и жестокое преследование. Это какой-то кошмар. Но это хоть что-то… Или нет? Хуже, чем ничего?..

"Море всеизвращающее, — ругался Густав про себя на эти их причитания, — да не будет ни один человек, ни одна тварь морская вечно бежать! Ни тень в тумане, ни ветер сухого сезона!.. И топот приедается, и страх, и надежда, и всё остальное через некоторое время — фон только, фон… Для новых сюрпризов!.." Но про Эми-Лис, тем не менее, помнил… "Исключение, — говорил себе, — Олив сам виноват! Нельзя закончить в желаемой точке путь, проложенный в ошибочном направлении! Он, он зашёл со своей танцовщицей чёрт знает куда. С меня требовался выход, я указал выход! Дверь толкнул. Ближайшую. Куда шли, туда и пришли, при чём тут я?.." Ни секунды он не жалел о Эми. Густава раздражала оплата за формально достигнутый результат. В конце концов, мог бы цепь эту чёртову зарыть от пирамидки подальше!.. Кто мог знать? А перестраховаться?.. Комодо перфекционист.

Было два дельных предложения.

От Карата — запустить механику с запиской, что за спиной не враг. Но такую штуку надо конструировать. Время. И сама записка… В обмен на раме поверит ли? В принципе, что от друзей, поверит ли?..

Второе от Олива, сообразно его морским знаниям. Густав предпочёл бы его вариант, грубо, зато надёжно. Реализуемо в облачном рынке: сырость — и парализующий яд. Проблемы сходные — время на конструирование не смертельного. На испытания. На людях. И без гарантий.

А время шло, Джокера, смеющуюся карту поглощал, утягивал лабиринт, заблудиться в котором нельзя...

Зашёл на Южном к Биг-Буро. У него, как у заказчика, осведомился, а что именно требуется от него. Выковырять хищника из его Собственного Мира? Открыть раму для воссоединения друзей? Не доводилось, но уверен: дня через три-четыре хищник за счастье сочтёт протянуть руку, хоть её чёрному парню, хоть чёрту придонному! Так что именно?

— Комодо, — проворчал Биг-Буро, склоняя голову, накреняя дуги короны над его головой, — что считается за результат охоты?

Риторический вопрос. Но прозванье "комодо" приятно услышать от Буро, и Густав ответил:

— Человек.

— Вот именно. За человека и Джокер. Кто выведет изгнанницу мне всё равно. Перенайм? Твоё дело. Выйдет сама? Можешь ложиться спать возле рамы, если надеешься дождаться.

Понятно, чего тут непонятного… Перенайм! Да он массовки-то не нанимал, одиночка Густав! Передоверить… Ха… Кто готов идти и слушать, как "бедняжечка Селена убегает от грохота шагов?.." Эту фразу он уже выучил наизусть. Ну, пойти-то пойдут, а сколько пройдут?.. "Поудивляются, прислушаются, поорут зачем-то, спорю..." Густав вполне серьёзно отнёсся к Изумруду, но… "А вдруг, как Олив — тогда?.. И тот и этот — Чудовища Моря. Цвет ещё выразительней! Кто их разберёт, чего они говорят, а чего не договаривают… Правдивые существа!.. Получить осечку на последнем этапе? Ну, уж нет!.."

Буро прозрачно дал понять, что работа охотника — его работа… В случае неудачи, Буро даже не удесятерит цены! Скажет: "Гуляй, Густав! Собери ещё одну проклятую колоду и снова приходи за Джокером!"

Густав, конечно, последний человек, кому обрадуется Селена в западне… Он сознавал это, однако, был уверен в своём умиротворяющем обаянии… Он не Олив, не зелёный и без клыков! От него не падают в обморок. К нему липнут и жертвы неудачных охот… "Клок — свидетельство… Музыкант-трещоточник, подожди, гость дорогой!.."

Решено. Густав сказал, что обмен на раме проведёт сам. Другого путешественника Динару подсовывать не будет. Предупреждать тоже. Ничего изгнанниками не сказал, потребовал от честной компании удалиться, освободить ему место работы на сутки. Все кыш, они с Динаром остаются наедине. С беднягой… Пусть подумает сутки до следующего утра, в одиночестве, покладистей будет. Узнал про него следующее...

Половину узнал, половину угадал.

Ещё до его прихода на Южный была истреблена та борцовская группа, про стычки наслышан. Густав резонно предположил, что не просто же так остался в живых Динар, и рядами бродил свободно… Не наглел, но и не прятался… Ага..

Ловушка на ядре той группы захлопнулась в скалах северо-западного тупого мыса. Борцы самонадеянно обосновались на открытом месте. В "Дохлятину" играть удобно и мест полно для тайников, для общей казны… И наверху хорошее место обзора… Игровое и тренировочное плато.

Они были отсечены от торговых шатров, стоявших по периметру, внезапной атакой с неба. Кто ж сторожил тогда? Ага, интересное совпадение...

— Ну да, сказал Биг-Джун, мы не уважаем таких… Но из них не осталось того, кто бы ему отомстил!..

— А игрокам Против Секундной Стрелки велика ли досталась казна?" — поинтересовался Густав.

Раёк смешно глаз прищурил, стреляя им, будто вокруг воспоминанья ища:

— А, ерундятина… — рукой махнул. — Расчищать надо было, в камни зарыли, вспомнил!.. Под тюфяком пенным, прибитым десяток бутылок ерунды, мишура танцевальная, маски, удавки, да таких же пенок для матрасов заготовленных стопки! Зверьками горными жили… Мы думали, они богаче...

Ага...

"Так-так-так… Ишь ты, смелый! Видать, много отхватил, стоило того! Ни своих не побоялся, ни чужих. Кусок не встал поперёк горла и не захлебнулся глотком!" Густав вполне мог путь казны, распродаваемой, он даже знал где, в небе, дальше проследить. Но ему было довольно того, в чём уверился, первого покупателя, свидетеля для парней… Первого звена. Такая будет цепь-удавка, из одного звена… Динар станет его очень внимательно слушать!

Амиго улетел от рамы последним, оглянувшись на Густава недоверчиво, тревожно. "Какой молодец… И главное — сам! Не понадобилось просить его изображаться". Да, Амиго настроил Динара сразу на нужный лад.

Густав приблизился, представился… Улыбнулся. И повёл интересный рассказ...

Суеверный, как и все авантюристы, приманивающие удачу воспроизведением какой-нибудь пустячной детали, Густав отправился в дальний путь, в то же время, что и на Горькие Холмы, ранним-ранним утром. Путь так же благополучно!

Отправился, когда розовая полоса над горизонтом сияет, и невольно ждёшь солнце над континентом.

Он когда-то спросил Карата, не странно ли ему, что света вокруг, как во Впечатлении пасмурным днём, а какова толщина преграды между землёй и открытым солнцу небом?.. Карат ответил, что нет, не странно. Что, по его мнению облаков в небе, столько же, сколько и в прошлые эпохи, а облачные миры обтекает свет по-другому, и толщина их мнимая, и это отнюдь не облака.

А вот сам он, Карат удивлялся сходству солнца во Впечатлениях и Мирах, куда оно заглядывает подлинно настоящее. Неисчислимо миллиардов лет прошло. Должно было угаснуть. Удивлялся, пока не услышал, что дроиды воспроизводят и людей, и их среду. Есть даже специальный огромный дроид, следящий за тем, чтоб солнце и земля продолжали находиться в связке. И в безопасном месте вселенной. Чтоб свет именно этой звезды оставался прежним. Регулирует состав плазмы, дополняет… А вот кружат они среди совсем уже других звёзд… "О, как!.." — единственно нашёлся ответить Густав. И спросил: "А от кого слышал?" — "От дракона… Ящерица палёная… Ещё разговаривали тогда". — "О, как!.." — Это Густав уже про себя подумал.

Теперь вспомнил, летя к рассвету. Пытался там, за горящими облаками представить дроида, великана, заливающего в солнечный круг из кувшина новую порцию топлива… Не смог. И рассмеялся!.. Весь в удовольствии полёта. Радостно лететь в зарю!

Интересное качество, быть страстным в деле, беспечным до и после него… Для охотника. То ли дьявольское, то ли совсем детское. Все игрушки, всё невзаправду. Я царь и бог, хочу играю, хочу выйду из игры…

Другое настроение имел человек в прихожей мира, обращённой к той же розовой, рассветной полосе неба.

Динар бился головой о раму, клялся ей, себе, облакам рассветным, что вернётся, вернёт! Что нет того, что невозможно исправить!.. Как же, очень даже есть! Шептал себе, что не может быть всё зря, всё напрасно, всё мимо… Так старался!.. Ну, если стараться означает предать и обокрасть как можно больше человек… А какая "землеройка" и прежде того бесстыдно торговала чужими секретами?.. Означает? Если да, то он великий старатель!..

Несчастный. Охотник не думал о нём, потому что, якобы получающий за обмен, за протянутую на раме руку, молчание, Динар был уже продан. Что думать о свершившемся? Давненько не появлялся Густав в шатре Секундной Стрелки?.. Зато появился — с такой новостью!.. Не зря однажды они приняли его, чистого хозяина, не бегающего против Секундной Стрелки в бегающую компанию!..

Густав продал не из жадности. Обыкновение, он не хотел увеличивать число людей, знавших его, число охот незавершённых. А вершина охоты — острие пирамидки. «Динар, увы...»

Сколько ни бормотал, ни клялся отчаянными клятвами, он предчувствовал гибель.

Сжав отвратительно холодную и влажную руку крепкой рукой борца, охотник чуть не потерял столь хранимый статус… Выдернуть его наружу по-быстрому! Отнятие мира — прощай дракон! Нельзя быть таким брезгливым.

Густав выдержал синхронный танец разворота на раме, липкий взгляд. Ненавидящий, заискивающий, тревожный. И шипение… Ожидаемое, как же без этого… "Будь ты проклят!.." Ага, на свою голову...

Они разошлись, рама не дзинькнула. Густав занёс руку над прозрачным шариком марблс, опустил, поднял… Ничего не изменилось! Сработало! Гут, гут… Затылком, лопатками ощущая чужой взгляд, Густав повернул к бывшему хозяину непроницаемый профиль, подумал: "Как тебе на свежем воздухе, новоиспечённый изгнанник, не дует? Скоро согреешься..." Произнёс:

— Что, Динар, пора в дорогу? Мне — пора...

Посидеть пять минут. В одиночестве… Не видел, как, распахнув полупрозрачные, расцветающей зарёй просвеченные крылья, Белый Дракон сделал прощальный круг.

Долго сидеть нельзя, прознают, догадаются. Примчатся. Крику будет… "Нужны мне ваши рассуждения… Когда суть ухвачена, все "ла-ла", что растягиваются дольше, чем на пять минут, — отмазки. Для трусости. Может, лени… Трусости. Коллекции отмазок".

Густав отломил несколько побегов "рогоза", большую каллу, на первое время погрызть, провёл пальцами по гладкими шариками образованной стене, первой, что бросила Селена между собой и хищником, так, скользя пальцами, дошёл до поворота и скрылся за ним...