Глава 81

Глава 81.

Некоторые перемены охватили Южный Рынок. Охватили, именно что — весь. Обычное дело появление, исчезновение на нём рядов с узкой спецификой, целых районов… Но эти гастролёры, заявившиеся с облачных рынков, немногочисленные, в общем-то, пятнадцать человек, да ещё пятнадцать "голубей", связных, привнесли новизну. Распределившись по Южному равномерно, с особенным предложением обратились к рынку, его обитателям и гостям, охотникам и торговцам, ко всем без разбора. С предложением небывалым, увлекательным, необязательно-лёгким, смехотворным на первый взгляд. Таким, что и рассмеёшься, — уж я-то не поведусь! — а всё-таки запомнишь, с тех пор имеешь в виду… И материальная база, предъявленная гастролёрами, оказалась незаурядна.

Так сложилось, что Гай и Махараджа ушли с Южного, а Пурпурные Лалы пришли на него. Подлинные, чарующие. В количестве, да, именно — пятнадцати штук. Не к технарям пришли, бедным во все времена! Лалы, инструменты, чья истинная цена ещё выше общепринятой, а возможности огромны, пришли на рынок в обыкновенном качестве драгоценностей — гарантиями и валютой. Вершиной гарантий. Неразменной валютой. И маленьким развлечением, некоторые умели делать фокусы с ними. Например, луч из рамы или вспышка за камнем преломлялась и выбивала многоцветные лучи из вещи положенной рядом. Без вреда для неё. Если вставал человек — искры и лучи, а потом он магнитный становился для людей и предметов, — весело и тоже без вреда! Гай плакал бы от такого обращения с могущественным инструментом! Но фокусы побоку, главное — обеспечение гарантий.

Приход гастролёров был обставлен эффектно...

Три десятка незнакомцев, среди которых присутствовали и хищники, и чистые хозяева, сделали объявление на Рулетки и на Мелоди, на крупнейших мирных рынках, приглашая, обещая кое-что показать, и кое-что озвучить на облачном Рынке Горн, "визитёре" Мелоди.

Горн — дважды необычайное явление. Как правило, визитёры друг другу — облачные миры и рынки, Мелоди же не только земной, но и по происхождению не облачный мир, а просто территория. И, тем не менее, Рынок Горн стабильно появлялся над ним раз в году, ровно посередине сезона туманов, в полдень и оставался до полуночи. Уход его сопровождался сильным ветром. Переменой погоды. Оставшийся туманам срок будет ветреным, как и первая половина сухого сезона. Полугодия ветров накладываются на сухое и туманное полугодия. Визитёры вообще не редкость, роза ветров лепестки сохраняет… Но их надо заприметить ещё. По ним ориентируются во времени, в сроках те, кто не силён в расчётах и не обладает наработанной чуткостью небесных бродяжек вроде Зарока. Визитёром континента, кроме Горн, является Пятистенок Файф.

В названии "Горн" некоторым слышались "горы". Естественно, горой и являлся внутренний пейзаж рынка. Покатый, величественный холм. Иным, постарше, слышалось "горе". Рынок малопосещаемый, рынок усталых. Не охотничий и не игровой. Пустынный. Хотя препятствием для торговых подставок были избыточно крутые на определённых участках склоны холма, и только… Выпадала ещё роса нередко, это препятствовало, да, но она высыхала… И выпадала снова. Кажется, неплохое место. Только вот, стоило друзьям или недругам собраться на нём по поводу или без, дальнейшее развитие событий оказывалось драматично. Бывало и к худшему, и к лучшему… Какое-то меланхолическое настроение перебывало на Горн… Недосказанность. Выходы из ситуаций оказывались поворотами к нежданному… Ничто не окончательно… Никто не таков, каким представлялся… Через год на том же холме встретившись, люди не узнавали друг друга, недосчитывались. Или досчитывались, но чересчур хорошо узнавали за прошедшее время других и себя… Горн, одним словом, угодившие в него выходили преображёнными. По этой причине рынок и привлекал отчаявшихся. Манил заскучавших. А для объявлений и представлений он попросту очень удобен.

Публики немеряно. На вершине холма, освещая его и первые ряды зрителей фосфоресцирующими узорами драпировок, туго обвивших складные, схожие в росте и грации фигуры, четырнадцать танцоров поклонились и разошлись, открыв пятнадцатого на самой вершине. Сели цепью, представляя собой подсветку, обозначив ему постамент...

Ахнули все ряды, дальние, ближние, весь Рынок Горн, и те апатичные обитатели его, что подтянулись, привлечённые сборищем и близостью континента. На груди у пятнадцатого кровавым, огненным блеском горело ожерелье из Лалов. Пятнадцать камней. И держались они не в золотой оправе, не зависли в ауре скрытой механики… Каждый Пурпурный Лал сжимало кольцо медянки отододи. Свободные, крючковатые концы змеились, нарочно не зафиксированные, били по смуглой груди парня, и огненные камни переливались от беспокойных, вкрадчивых рывков… Тот, кто смотрит на пурпур, немножко греется, немножечко пьёт, и жаждет. Смотрит чуть дольше, чем собирался, впитывает цвет жизни, силы, напора. А Лал — абсолют пурпура. Удавка, пожалуй, идеальная оправа ему.

Парень улыбнулся, оглядывая свысока в прямом и переносном смысле холм Горн, заполненный тысячью лиц. Да, украшение его бесподобно, впечатляет и смертельный венок медянок, чуждый, неожиданный на мирном рынке, но не к ним лишь обращено внимание… Да, не к ним!.. Распределяя роли, его выбрали за охват шеи и груди, чтоб легло ожерелье!.. И большая часть посещений на Южном, зевак, любопытствующих, мимо шедших, заглянувших невзначай придётся на его шатёр, равный с остальными условиями и Лалом-гарантом. На него лично придётся… Казалось бы, полудроиды без исключения молоды и хороши собой, чему удивляться? Но тем острее чувствуют красоту, остро и жадно.

Парень был дивно хорош. Смугл и высок как дроид. Обнажён. Танцевальная пояс-юбка с кистями до колен. Помимо Лалов на нём не было украшений. Мышцы статуи, перекатываются когда, оборачиваясь, демонстрировал камни, с ноги на ногу ступал. Шея быка и лицо льва, скуластое, строгое в каждой черте. Улыбался или нет, — неизменно сведённые брови. Характерный акцент. Выражение неудовольствия, напряжения?.. Оно не отменяло, подчёркивало любую перемену в лице: самодовольные улыбки, усмешки, воздушные поцелуи, полупоклоны толпе, и реплики… Придавало им вес, вкус какой-то отдельный… Имея в виду иных, широкий круг выдающихся по красоте полудроидов, можно оговориться, что… — и самым-самым из них далеко до дроидов! — парень уступил бы Олеандру, например. Померк, встань рядом небесный бродяжка простой, беспримесно кроткий.

Для просвещённого, в отношении сословий, взгляда парень-демонстратор на вершине холма, несмотря на юбочку, меньше всего напоминал танцора. Борца он напоминал с правого крыла, с аналогов облачных. Таковым и являлся. Шаман его звали. Не борцовское, с иных полей прозвище. А некоторые шаманы, они, невесть кого призывая, такого нашаманят… С поправкой на эпоху, но это и жутче...

Когда покрасовался, когда замокли финальные ликующие, струнные аккорды музыкального сопровождения, барабаны пятнадцати связных "голубей", разбросанных в толпе пришли им на смену. Четырнадцать разомкнули круг, поднялись и острожными, уверенными движениями разъяли ожерелье медянок. Подняли над головами. Одна, укрощённая петлёй, держащей Лал, осталась на прежнем месте, неподвижная. Пора объявлять...

Значит так… Они поднимают пятнадцать торговых шатров на Южном. Кому надо сбежать или создать что-то гостем в Собственном Мире, может одеть медянку… — "Все видели, в такой скрутке она безопасна..." — и вернуть Лал по завершении дел, разомкнув касанием, силой другого из четырнадцати, понятно на воле, не в мире никак, а на Южном или в условленном месте. Иначе её не разомкнуть. Гостя, имеющего столь ценную вещь на себе никто не превратит, дороговато. Задушить его нельзя, — Шаман повернулся, демонстрируя: два хвоста удавки спускались по груди и спине, всё верно медянка сама душит, другим не позволяет.

Список опасного для жизни не исчерпывается этими основными угрозами, но — зачем бы?.. Они прилетели на континент, на крупнейший рынок Морской Звезды развлечься и заработать. Поискать древностей и диковин среди артефактов. Поторговаться за нерафинированные, коллекционные Впечатления. Выпускают они за небольшую плату, обговорённую заранее, или за превращённое по их просьбе в Собственном Мире. Освобождают от Лала в том месте и в присутствии тех людей, где клиент сочтёт безопасным для себя. Так объявили и позвали шумящий, оживлённый народ на Мелоди за собой. Потанцевать, облачными песнями поделиться.

Визитёр кучевой горой ещё высился над землёй, но ветер уже поднимался, и ползли морские туманы. Искрились вокруг Мелоди лимонно-жёлтые шары фонарей, отгоняя угрозы моря. Шаман был звездой той ночи. Подчёркнуто-точный в хороводных, сложных, позиционных танцах, удивительно — знал их все, точный и сдержанный… Подчёркнуто-мягкий в парных… Наперебой приглашали… Равностный до неправдоподобия в игривых хороводах танцовщиц… Ровный от заката до зари, словно выполнял работу.

А на утро, едва ушли с Южного тяжёлые морские туманы, в магистральных рядах поднялись призрачные торговые шатры. Не скрытые тентами без верхушек, куда надо стучаться, и страшновато заглядывать, а опоясанные лентами по пояс высотой, вроде заборчиков. Заходи смело, ещё два шага за лентой оставлены до шатра, после которых телохранитель уже не с тобой. Всё чисто, всё просматривается. Светлые ковры раскиданы за условным ограждением, балдахин, гамак для отдыха в непосредственной близости от пирамидки уже под маревом торгового шатра.

В гамаке, недалеко от шатра Бутон-биг-Надира, на месте, когда-то принадлежавшем Махарадже, ранние утренние часы досыпал Шаман чутко и неглубоко. Закрываясь от света локтём. С пурпурной звездой под шеей. Рука во сне сжимала медянку отододи, скользила по ней, будто пытаясь собрать для броска. И во сне он был хмур, брови, губы.

Одна из связных "голубей", в полумаске с коротким, что-то больно крючковатым для голубя клювом, миниатюрная хищница возникла рядом. Обходила точки по безлюдным пока рядам. Достигла лент, перескочила и заглянула в шатёр. Острый подбородок дёрнулся гневно. Она зло, звонко хлопнула спящего по щеке и, склонившись, пробормотала что-то. Шаман отпрянул придонной актиней, обхватив Лал, как греясь об него… "Да-да-да..." Повторил, мелко кивая, глядя в сторону. Хищница усмехнулась. Огляделась, поцокала языком. "Часы тебе в башку вкрутить?.. — прошептала. — С маятником?.."

А мало кто знал, разве старейшины вроде Сомы, Биг-Буро, это — гадкая, выполнимая угроза. "С маятником" — отсыл к кибер-техно, артефактам попавшим в запретные последними, встраиваемых в тело, и фигово извлекаемых из него, на пределе регенеративных возможностей. В прошлую эпоху актуальное техно, для полудроидов этой эпохи — опасное, мучительное и ненужное.

Стоя уже на ногах, Шаман помотал головой. "Голубка" не видела. Она перемахнула ленты и умчала к следующим опорным пунктам.

Старые хищники смеялись над новой аферой, над призывной открытостью шатров гастролёров. Много видали охот, самых разных. И когда настоящей ценностью платят за желанную малость. Дороже, чем Лалом, жизнью платят...

А беспечные и молодые — услугами гастролёров пользовались! Начинали. Кто от безысходности, кто из любопытства. И ничего плохого с ними не случалось. Ширились слухи благоприятные для гастролёров. И время работало на них. Плюс то, что зарекомендовали они себя в разнообразных сделках и контактах не жадными, постоянными и лёгкими в общении.

Шаман оставался звездой. Ему доверяли меньше, но крутились возле него чаще. Был случай...

Унеся одного клиента, прежде чем вернуться на опорную точку, он задержался, благо клиент просил там отпустить, на правом крыле Южного. Успел ставку сделать. Не промахнулся. До начала следующего поединка ушёл. Прибежал на место пешком, будто случайно забыл удержать камешком пирамидку. Поднял заново. Раскланялся с кругом знакомых, образовавшимся к этому времени...

Круг надеялся выведать у одного из пятнадцати рано или поздно: "Гастроли какого-таки облачного рынка, откуда вы к нам?.." Не у Шамана. Собеседник живой, интересный и неуступчивый. Любезный равно со всеми, равно в какой час. Как связанный зверь.

Он так тосковал по привычной стихии, что даже в гамак садился лицом к правому крылу, напоминавшему его родной облачный ринг...

А при следующей попытке удавшуюся отлучку повторить, одетый фазаном, затерявшийся на корточках в толпе зрителей, тревожный и жадный не к победе, а к густой атмосфере соперничества, надежды, смертельной опасности, он попался… Короткая затрещина. Маленькая фазанья фигурка возвышалась над ним. И Шаман не вскинулся, руки прижал, одну к груди, другую к губам: виноват, знаю, только молчи!.. Маленький фазан в голубиной полумаске тряхнул головой, пошли. И ведя перед собой, не схватив, не коснувшись, маска из-под крючковатого клюва, — молчи, как же, распустились совсем!.. — уркая, шептала что-то. На каждом "урк..." он спотыкался. Пока не кончились борцовские ряды. Оттуда бегом достиг своего места. Впредь отлучек не было.