Глава 37

Глава 37.

Случившееся с барабанщиком Мелоди, Пассия, постепенно прояснялось для Господина Сомы из его сбивчивой речи. Перемежавшейся нравственными сентенциями и горячими проклятиями.

Раскаявшийся хищник, даже не грабитель как До-До, изводивший Господина Сому, хозяином мира он был бедным. Своего торгового шатра в общем их шатре-артефакте не ставил, раскаявшийся ведь, соответственно группа не охотилась для него. На рынках не любил и не умел торговать. Скучал на них. Торгуют и охотятся завсегдатаи точно пауки в засаде. Долго, непредсказуемо долго, да ну. Зато в игре, рисковый и ловкий он часто срывал банк. Уносил множество вещичек, делавших его пребывание на Мелоди-Рынке куда веселей. Музыкант и танцор, выступая на этом мирном рынке, он хотел не только получать за своё искусство, но и дарить. Пускай, награды там чаще символические, не важно. Хотел покупать иногда, такое у них практикуется и уже за весомую цену, редких, необычных партнёров в танец. Покупка танца на Мелоди, это, кстати говоря, один из ритуалов примирения, подходящее место и подходящий способ. Не обязательно состоявшегося примирения, но если оно удалось, цену принято возвращать...

На краю гибели, с обрыва Пассу открылся такой простор, столько пиков и граней, пропастей и вершин бытия… Столько новых вопросов, что осмысление их растянется на годы. Тогда же в Собственном Мире лишь Господин Сома с его терпением и опытом мог разобраться в потоке восклицаний, запоздалых, простирающихся до последнего вздоха клятв: "Никогда, никогда впредь!.. Всегда, всегда перед тем как!.." И сквозной нитью: "О, кто бы мог такое вообразить!.."

Кто? Бутон-биг-Надир, к примеру...

Канва же произошедшего с Пассия выглядит так...

Исключительно в сумерках, на закате или рассвете в слоистом тумане, низко стелящемся над землёй, перемешанном с огоньками дроидов, и неопасном на вид, в областях континента, удалённых от моря, можно увидеть не совсем обычную фигуру человека. Увидеть и услышать… А чаще наоборот, в обратном порядке: услышать и разглядеть...

Верхом на Белом Драконе, стоящем посреди тумана, неясно, но различимым в покое на земле, мерцающем, но не тающем драконе. Неподвижном, расплывчатых очертаний. Он не преступает с лапы на лапу. Не косится на всадника. Дракон смотрит вниз перед собой, опустив голову, как пьющая лошадь. Он кажется неживым. И это не дракон.

"Сразу, сразу же, Сома, он насторожил меня!.. Дроидом там и не пахло!.." Сидящего верхом человека, плащом спускаясь до земли, покрывают его прямые, чёрные волосы. Возможно, до этого тебя привела к нему музыка, негромкий, вкрадчивый, ритмический рокот… Если и нет, услышишь, что он тихо, неразборчиво напевает что-то, потом заговаривает с тобой… Интонации не меняя, не обращаясь прямо, а словно в пространство… Предлагает пойти с ним в подземный, маленький Мелоди… Мелоди для гурманов, для посвящённых… На этом этапе обычно сбегают. Подземный, ага-ага… Человек из тумана не преследует, ни за кем не гонится. На следующий день его уже забывают. О чём тут говорить? Ну, повстречали глупого хищника, не умеющего охотится. Так скажут слушавшие его голос, только голос и видевшие, как он удаляется в тумане. Единицы. А сколькие ничего уже не скажут? Слушавшие музыку в тумане. Последовавшие за ним, за уходящим рокотом, за гипнотическим ритмом… Он уходит… Ещё несколько шагов следом… Ещё взмах крыльев драконьих… Чуть-чуть ещё послушать… Совсем чуть-чуть...

Настоящего Морского Чудовища в редком тумане глупо опасаться так далеко от океана. Разве наступишь на заблудившуюся бестолковую тень… Верно, в долину не заходили Морские Чудовища. И уже давно… Не из-за сухого воздуха. Из-за того, кто обитал в пустотах подземного гнезда. Можно сказать, что сумеречный музыкант знает лакуны земли как собственное тело, но только… Они и были его телом. Вроде как грибница — тело гриба, где-то похоже… Нечасто и ненадолго он появлялся на поверхности.

После бурных танцев дневных, соревновательных, отдыхая от Мелоди, Пассия не спеша курсировал низко над континентом, решив подремать до утра на спине, в полёте. Он порядочно удалился от рынка, коснувшиеся слуха звуки удивили его, разбудили. Черноволосый, незнакомый силуэт маячил в тумане. На сбруе мнимого дракона, подобной тем, что плела Нико, закреплены два барабана и пять маленьких барабанчиков. "Небо и море, Сома, я подумал, что же натянуто на них?! Столь глубокие, так близкие к человеческим голосам, к дыханию дроида, когда он отвечает тебе, не отвечая, а ты понимаешь всё… Из чего они сделаны, из каких Впечатлений воплощены?.." Черноволосый некто пробегал по ним пальцами, небрежно, бесстрастно играл на них...

О, со времён пребывания Восходящим любимое, избранное им занятие, столетиями культивируемое своё мастерство показалось Пассия жалкой пародией в сравнении с тем, что он услышал!.. Долина откликалась неведомому музыканту. Глухой основной ритм охватывал её — и его — до дрожи, до растворения в нём. Переливы, перестуки маленьких барабанчиков и ещё каких-то, не видимых издалека, совсем крошечных, звонких… Они заставляли думать, что у игравшего больше двух рук!.. Слоями колыхался, плавал туман над долиной, тишина не покинула её, вобрав эти барабаны, приняв как своё сердце, она слушала их, их стук, она вторила, и дышала… "Сколько же рук у него?! Десять? Сто?.." Пасс почти угадал — сто тысяч...

Там, под землёй были пустоты, как и во многих местах на материке, как под Южным. Не интересующие людей, они много значили для Морских Чудовищ, и неморских тем более. Игре Дзонга они резонировали, повторяли, преображали звуки. Удар кончиков пальцев запускал гулять каскад эха, то угасающего, то возвращающегося с новой силой… И наоборот, звуки капели на стенах в полной тишине на поверхности земли становились слышны...

Его гнездо, его подземный рынок, — имел право называть так в непродолжительное присутствие гостей, — образовался, когда огромная волна накрыла континент. Количество морской воды превысило во много раз застоявшееся в земных пустотах количество Читой Воды забвения. Разбавило, вытеснило, вобрало в себя. Чудовищу Моря стало возможно жить там. Создавать теней. Подниматься на поверхность в испарениях, ведь это морские туманы.

Одно из чудовищ не преминуло воспользоваться удобным, уединённым местом. Хотя называть одним из… Говорить, как про обычного демона моря, про Беспятого Дзонга-Ача… Про древнего, как Женщина в Красном… Оскорбительно. Неправильно даже.

Беспятым помнили его Морские Чудовища. Ача называли неморские. Немногие, осведомлённые о его существовании. Просто Ача… Ругательство. И в облачном рынке Гала-Галло звали так… На континенте тройное имя знал Биг-Буро.

Его полное имя стоит объяснить подробнее. Так как, оно наглядно демонстрирует три основных периода долгой, трагически страшной жизни.

Последнее имя — Ача. "Ач-чааа..." — Придыхание. Междометие.

Его выкрикивали, метаясь по стриженому, мокрому, вечернему саду обитатели Гала-Галло, когда Густав уже покинул рынок. Вопили: "Ача нашёл нас!.. Он выследил нас, мы погибли!.." Это и взбесило Мадлен, упоминание вслух. Плюс собственный страх. Она вовсе не думала, что выследил, и, тем не менее, паника заразна. Хуже нет, чем даже один паникёр!.. Как яд во Впечатлении, как оливка… "Чего орут, дураки?! Выследил бы, уже бы не орали!.. Кого Дзонг пошлёт впереди себя, маленького подонка, охотника с континента?! Дзонг не пошлёт перед собой даже смерть во плоти, потому что не смирился, не забыл и знает — он страшнее, чем смерть!.. Истеричные дураки, чего ждёте, разлетайтесь по мирам тогда..." Мадлен была гордой и злой, не подавала виду.

А по происхождению слова… "А-ча..." — это придыхание, звук на вдохе, с которым неморское чудовище, человек или некто сохранивший его обличье пожирает Впечатления из погибающего тела… Порядочные, опытные ача, аккуратные пользуются столовыми приборами. С целью, пусть и негромкого, но узнаваемого, компрометирующего звука избежать...

Беспятым прозвали его в океане сторонние наблюдатели, демоны моря наподобие Шершня. Прозвали за манеру долго ходить по дну, чуть что, поднимаясь на носки, вытягиваясь струной.

Он и года не пожил так, уродом. Боролся с присущими тенями и победил. Начал преобразовывать в другие, какие никто до него не мыслил. Внешние, его облик образующие. Полностью. Изнутри и снаружи. Кости, сосуды. Движение влаги… Усвоение Впечатлений… Они нестабильны, они ужасающе сильны в движении, в непрестанном движении, поглощая, и порождая, меняясь в пределах заданных Дзонгом, в облике его человеческого тела. Небывалое явление… Тысячи создал, тысячи тысяч сохраняющихся в непрерывном противоборстве теней. Когда растекаются — без облика, почти и без размера. Серый туман. Галки, мельтешащие в тумане…

А Дзонг, человеческое, настоящее его имя. Чистого хозяина, музыканта. Тогда он носил с собой звонкие, с монету размером медные тарелки, те, что надевают на пальцы… Звонкая музыка, звонкое имя...

"Дзонг-Ача!.." — в страшных снах, срывающийся крик свой слышала Кроха, чистая хозяйка в надёжном, уединённом Гала-Галло, одна из его основательниц. — "Дзонг, не приходи!.. Забудь же! О, забудь про нас!.. Стань настолько удачлив, настолько счастлив в безднах морских, чтобы не помнить про нас!.. Дзонг, я не виновна!.."

Гала-Галло кружил среди облачных миров, неведомый, недосягаемый… А в нём, пробудившись от тусклого, повторяющегося кошмара, Мадлен шептала, закрывая рот рукой: "Забудь, навеки забудь, Ача!.. Стань, призрак, факелом на океанском дне, ненавистный… Забудь нас, Ача! Пусть хищные тени моря червями проникнут в твои глазницы и выгрызут память… Пускай хищники земли превратят тебя в чашку и разобьют, смеясь… Забудь про Гала-Галло, Ача, забудь про Галло!.."

Кровно заинтересованный в сохранении равновесия сил на рынках материка, Бутон-биг-Надир тоже не мог избавиться от мыслей об Ача. Особенно припоминая глобальную катастрофу, экспансию Архитектора, уничтожившую родной для Буро Центральный Рынок. Думал и под нос себе бормотал: "Ах, знать бы какие угрозы ты прячешь, пестуешь в мыслях, там, где и свою ненависть, Дзонг-Ача!.. Куда направляешься, на что рассчитываешь?.. Как бы выследить тебя, как приблизиться к тебе, состоящему из ненависти?.." В самом деле, как? А ведь Буро оставался один лишь шаг от Сомы до Дзонга! Не сделанный шаг.

Его жизнь как чудовища протекала однообразно. Сурово. Поистине внутренняя, в земле и в размышлениях об охоте и о Гала-Галло. Сохранивших ему рассудок очень острым. И очень узким. Стратег, тактик, чудовище. Как если б у Дзонга была одна головоломка на все времена и он всё пытался её разгадать.

Потоки его нестабильных подземных теней улавливали, различали малейшие вибрации земли, шум редчайших на континенте ливней, порывы ветра в тумане и днём различные, следы драконьих лап, тающих на тверди, чьих-то шагов навстречу своей гибели, лёгких человеческих шагов. Большую часть времени пребывая ниже поверхности земли, Дзонг освоил её качества и свои новые возможности в совершенстве. Надо ли говорить, что развив подобную чуткость, он — цвета ледяные?.. Вот кто не подозревал об их именовании!.. — мог замедлять свой ум и течение дыхания, настолько, что рукой коснувшись земли, по вибрациям видел, без преувеличения — видел происходящее вокруг, на порядочном расстоянии. Да что от земли!.. С закрытыми глазами он раскрывал ладонь навстречу ветру и знал кто стоит перед ним...

Подземные стабильные тени… В реках тоже имели форму, облик, как же без этого… Как если бы нескончаемый червь способный распадаться на сочленения в любых местах, имел по бокам чередующиеся тонкие, заострённые лапки и овальные, полупрозрачные крылья… Лапки кончались острыми пиками, овалы крыльев шипами. И то и другое казалось невообразимо острым, а было липким. Чпокая, растекалось при соприкосновении, приклеивалось намертво, поглощалось другими частями червя, возвращалось в него с добычей. Уносило… Трудно разобрать, текла там, в пустотах земных морская вода?.. Или всю её вобрало это змеящееся, непостоянное, липкое, бегающее и летучее?.. Головой которого в прямом и переносном смысле являлся Дзонг. Он, в общем-то, и не придумывал их нарочно… Осколки его ненависти… Они получились сами. Удались.

Часть теней на поверхности земли складывалась в стабильные. Угластые… Как галочкой рисуют чайку над морем, так выглядели их головы. Глаза — две яркие точки на самом углу, на носу. Нос острый, загнут вверх. Пасть открывается во всю галку… Алая, орущая, будто птенец в гнезде, изнутри усаженная шипами. Нет туловища, волочится сзади шлейф, как раздавленный… Липкие, шустрые, чуткие, жадные, лишённые мысли. Они могли напугать до смерти, без преувеличения. Вынюхивали. Загоняли. Ловил и пойманными распоряжался Дзонг-Ача, приняв человеческий облик. Из-за повторявшейся многократно, невыносимой процедуры освобождения от присущих теней зелёная кожа его стала вновь казаться белой, множество шрамов, трещин слились в паутину, затем в сплошную пелену. Дзонг стал белый, как битое до предела стекло, раскрошенное в пыль.

Были у Дзонга и другие формы. Тень-дракон, например… Дзонг садился на него, располагал настоящие барабаны и отправлялся на охоту. Исходно он гулял барабанщиком в тумане не ради охоты. Опомнившись, отойдя от холода и ужаса преображений морских, обретя иное тело, он начал делать то, что умел хорошо и любил когда-то… Он играл. Барабаны нашёл, разорив чей-то тайник, они артефакты, не иллюзия. Наверное, и охота начала удаваться потому… Потому что гулкие и напевные повторы барабанных ритмов, отражали глубокую грусть, бездонную, глубже гнева… Скорбь. Не агрессивная ничуть, мягче танцевальных пассажей Мелоди-Рынка звучала музыка горя, человека, не чудовища, последнее человеческое, что сохранил в себе Дзонг-Ача. Или оно сохранилось в нём. Или — оно сохранило его… Как сказать.

"Дзонг-Ача, забудь про нас!.. Забудь своё горе! Свой Гала-Галло!.."

Большинство из людей, неосторожно посетив его пустошь, ступив на землю, или же не ступив, покружив над нею, не становились пищей. Вообще не видели его, и не догадывались о том, насколько ранеными улетали оттуда. Заподозрив неладное, дискомфорт в груди, в голове, помутившееся зрение, они списывали на ядовитую тень, не требующую лечения, распавшуюся быстро. Отнюдь… С единственной тенью вокруг зрачка Дзонг отпускал их. И тенью как раз-таки не ядовитой до тех пор, пока...

В глазах тающих Белых Драконов Дзонг надеялся увидеть его — рынок… Если повезёт ещё кого-то, теперешних обитателей, способных указать дорогу. Если раненый услышит "Галло… Гала-Галло...", тень распадётся и отравит носителя, точно позволив Дзонгу разглядеть черты и местонахождение откликнувшегося в прощальном взгляде драконьем, в небесах. И такового пока не случилось. Один шаг оставался и ему до Господина Сомы!

Парни, переловленные и истреблённые группой игроков Против Секундной Стрелки, промышлявшие неблагородной, недроидской охотой в небе толпой и с верёвками, должны были стать пробным проектом Дзонга, новой стратегией. Его глазами на рынках, клешнями над рынками… А им он представлялся неморским демоном, отшельником. Очень странным и очень могущественным. Представлялось, смешно сказать, что добровольно они спускались в лакуны, на берега гулких рек… И реки для начала прятали на короткое время острые лапки, приглушали зудящий вой миллиардов крылышек, притворялись тёмными реками, морской водой. Хищников опьянила сырая атмосфера вдыхаемых и выдыхаемых хозяином теней… Они не только шли, куда он хочет, они и думали, что он прикажет! По крайней мере, там, внизу.

На поверхности место опьянения занимал тупой страх. Грозную власть Дзонг сполна продемонстрировал им! На одном из них же. Невозможно забыть, как оживают земля и река… Как приподнимается над своим руслом… Как начинает бежать по нему, стуча остриями клешней… Лететь, зудя синими крылышками, без конца и края, без хвоста и головы, взбрыкивая петлями, выскакивая ими… И унося того, кто мгновенье назад стоял рядом с тобой… Дзонг выбрал место, где крик вдвое громче, где повторяет эхо, разносит, искажает, гремит… И заканчивается оглушительной тишиной… Они вышли молчаливыми охотниками, возвратными, прикованными к нему.

Не вышло. Он слишком по-морскому, как чудовище мыслил. Таких, лазутчиков его, отвергают рынки, вольные, суетные, свободные.

Кроме теней, Дзонг, видя неблагородную их сущность, решил привязать к себе их и другим путём. Чтобы держались своими руками. Показал и научил их тому, что делает людей и полулюдей, демонов, чудовищами худшими, чем Чудовища Моря. То продемонстрировал, чему и Биг-Буро отдавал дань, но распространению чего был, ха-ха, категорическим противником. Но сам умел, сам умел...

В Великом Море, там всё просто и быстро. Стремительно. И обосновано. Ливней Впечатлений там не бывает. Еда — это еда. Полудоид — это еда. Связные Впечатления — пища и материал для теней. Тепло — это тепло, пустое, но ценимое удовольствие. А немногие, вернувшиеся на сушу, чудовища имеют время поразмышлять, разобраться… Но не во благо они зачастую обращают свой новый опыт и проницательность, увы...

Раскаявшийся хищник, Пассия не предавал тех двоих. Он собирался продемонстрировать им монстра. Показать на кого охотятся эти, над Южным, с верёвками. В глубине души, хотел увидеть и услышать его ещё раз! А один лететь боялся! Полудроидская ребячливость.

Потрясающая барабанная музыка была грубо нарушена появлением их, с добычей. Пассия стал свидетелем. Много чему… И его заметили, сбежал. Родился план. Они будут преследовать его, он сделает вид, что хочет присоединиться к их компании. Притворится, и пусть за ним проследят… Друзья. Пусть одного он якобы поймает, а другой проследит. Сбежит. Приведёт помощь. Устроят крупное сражение немедленно, над долиной. Либо же расскажут всем своим, игроками против Секундной Стрелки, что к чему…

План как план, нормальный план. Ну, по факту подставил. Но не намеренно! Предположить не мог, за какие пределы простирается сила Ача. На какой высоте над землёй заканчивается…

Оба пропали. Пасс второй раз сбежал.

Он был ранен и тенью молчания… Возвратной. Типичной морской, чтоб не позвал дроида… Ранен уже на драконе верхом. Из-за неё-то Пассия и не отказался играть, бежать против стрелки безнадёжное количество кругов. Потому что так лучше, гораздо лучше, чем плен! Как сказал бы Олив: «Свободный по-природе и судьбе». Не сложилось у Дзонга. Пассия ускользнул.