Глава 27

Глава 27.

После смерти Эми-лис-Анни Олив, как это ни наивно, кинулся к Буро. Бутон-биг-Надир был старшим, покровителем для неморских чудовищ, известный и уважаемый среди них. Мудрец, арбитр. Надежда… Глупо, да.

Тут обнаруживает себя разница между существами. Чистые хозяева — жуткие, непреклонные индивидуалисты. Изгнанники и хищники, с хорошими ли, с дурными намерениями, тянутся друг к другу. Но все эти три типа — покорны судьбе. Понимают, что смерть, это смерть. Наиболее значимое для них, Собственный Мир собирали и воплощали дроиды. Они же в лице дроида Я-Владыка одушевляют его, они защищают снаружи, катают на спине, отказывают в покровительстве хищникам. И ничего не поделаешь, смирись. Морские же Чудовища, существа выжившие в Великом Море, создававшие теней сами, ощутили не только физическую силу, прибывшую в тело, но особый вкус — власть делать самим. Чудовища куда больше ориентированы на подобных себе. Иерархия существует, легко образуется в их опасном, быстром мире. Создать, утратить, убежать. Слепить, переделать, победить. Принюхаться, удивиться, ужаснуться, признать чью-то власть. Добавить нечто к покровительству этой превосходящей силы. Они тоже жутчайшие индивидуалисты! Но...

— Ну, неужели нич-чего нельзя сделать?!

Биг-Буро не посмеялся на Оливом. Обругал, но не смеялся. Он тоже знал Эми, видел её на Мелоди. Кто смог бы позабыть рыжую Эми в танце?..

— Ничего, — ответил. — Она умерла. Ты потерял не Эми-Лиски, Олив, а возможность вернуться домой. Спиной повернись к прошлому и уходи.

— О-откуда знаешь? — прошептал Олив. — С тобой так было?

— Ты видишь меня? Разгляди получше, Олив. Ты практически человек. Я чудовище. Не было. Но я знаю.

Едва Олив начинал смотреть в будущее, в Горькие, например, Холмы, надеясь это развлечёт, прошлое нагоняло. Обрушивалось на него. Не с лица, как хороший враг, не со спины, как фальшивый друг, а изнутри, из сердечного существа, как неотвратимость, как собственные ошибки. Изнутри поднималось волнами отчаянья.

Он спал у себя. Днём. Перед тем, как вести собаку. И танцевал во сне. Видел Мелоди-Рынок, Эми. Отчётливо, радостно так. Сон превосходил явь живостью, полнотой деталей. До определённого момента. Танцуя, Олив начинает увязать. Тяжесть поднимается по ногам. Он опускает взгляд, ожидая увидеть почему-то сеть для теней, давнишнее его желание. Но нет, там пламя, брошенное Демоном. Оно растёт. В его языках проступают лица древних дюдей, эпохи до дроидов. Искажённые. Белые от ужаса. Обугленные, чёрные. Те, что кричали во Впечатлениях поднесённых гостям. Олив смотрит… Он не хочет смотреть, но смотрит. Пламя подбирается к чьим-то ногам… Стопы тонут в нём… Сандали… Он не дышит во сне, предчувствуя: глаза подними, а там… Там лицо Эми-Лис… И просыпается, задохнувшись. Не к спасению, а напротив, к чёрной тоске. Просыпается в пепел, ничего не осталось, в прах бытия.

И снова, прежде чем настала ночь, и его дождались над Горькими Холмами, в другую сторону мчал. В белом вихре драконьем, делавшем с восторгом дроида штопор горизонтальный, бочку, он достиг Южного Рынка. Вбежал к Буро, как чокнутый, чтобы осведомиться ещё раз насчёт воскрешения мёртвых. Может, придумал чего? И возможность всё-таки есть? Бутон-биг-Надир, оторванный столь бесцеремонно от четырёхстороннего спора за лучшие места у входа в лучшем ряду, притом, платили за посредничество всё четверо, бросил их. Увёл Олива в другой, шатёр-тайник на задворках, без слов. Поставил перед собой. Головой покачал. Проницательный, ударил легонько холодными пальцами по ключицам, скрутил что-то, выдернул и сказал:

— Не пей всякую гадость.

Оливу полегчало. Но дело в том, что боль от боли и боль от горчащей пустоты — две чаши весов. Одна поднимается, другая опускается вниз, на сердце.

— Буро, я уйду в море...

— Ждёшь аргументов против? Ведь не за?.. Мою позицию знаешь. Она не изменилась. Пока что, тебе нравится думать, я уйду в Великое Море… Не более того. Нормально. Я ненавижу море, но веришь, и я думаю так иногда.

— Биг-Буро… Оно навсегда, так грызть и будет?.. Или кончится где-то?

— Кончится. Как и всё на свете.

На обратном пути, в спешке, походя Олив пролетел сквозь немногочисленную новую группу хищников, охотившихся по-недроидски, силой в небе над Южным. Беря числом, с помощью верёвок и мешков. Откуда взялись? Вскорости хищники играющие Против Секундной Стрелки переловят, истребят их, возмущённые наглостью и некрасивым, тупо прямолинейным способом похищений. Олив краем глаза заметил два лассо с двух сторон летящие на него, позволил поймать себя, после чего, так и не замедлившись, разорвал одними лишь пальцами. Зыркнул на обалдевших парней и устремился дальше, к Горьким Холмам.

Олив не оставил мысль, уж очень, притягательно простая она была, раньше или позже, если совсем станет невыносимо, уйти в Великое Море. Власть над рабами, сила, выделяющая среди людей, не удовлетворяла его и раньше. Теперь проявились не подспудно, а явно: беспокойство, недосказанность, неудовлетворённость. Шатко положение неморского чудовища. Олив понимал, что среди обитателей моря сейчас он полный ноль. Рассчитывал на Шершня на первых порах. Напрасно, да тот и не обещал ему. Демон морской заинтересован в союзниках, партнёрах ходящих по суше. Днём. Летающих на драконе. Демонический спрут видел ясно, насколько не предрасположен оливкового цвета господин к океанским, безмолвным, коротким схваткам, бешеным скоростям, вечному голоду, неизбежному преображению. Но толкало горе. К утрате человеческого рассудка толкало, в пронизывающий холод океанских глубин. Олив хотел уйти от себя в Великое Море. Пта, памятуя рядом и великодушное своё исцеление и нечеловеческую жестокость его гостей, хотел увести его от горя в другую сторону. Олив не слышал его, просто не слышал, как до того Эми-лис-Анни.

Морская Собака… Морской Пёс. Олив, вы ещё встретитесь.

Вдоль прибрежной части Горьких Холмов, выдаваясь округлым новым мысом в пределы Туманного Моря дроидов, в Горький Залив, отделяя его от холмистой низины, возвышались соляные зубцы. Блестящие днём, отражающее игру облаков, видоизменяющиеся, оплывающие под редкими над континентом ливнями. От испарений нарастающие и оплывающие. Туман переливается через солёные, горькие эти зубцы лишь возвысившись до них, клубясь. Ничтожное количество огоньков дроидов поднимает в клубах, на ту сторону уносит. Тяжёлый, рваный, многослойный туман. Водопад его уже перелился и тёк между холмами плавной рекой. Клочьями сопровождал и покидал основное русло.

Морской Пёс дожидался этого момента в сумраке. Дождался, но ещё нет Олива. Густав, пожелавший увидеть место и начало представления стоял поодаль. Демон и Длинноклювый по сторонам от Пса удерживали его на двух цепях, крепившихся к железному ошейнику с тупыми, короткими шипами внутрь. Вне тумана, на суше, где сырость морская едва ощущается, они вместе были слабей ими же сотворённой собаки. Впрочем, он не рвался. Так что они, не натягивая цепи, просто ждали на порядочном расстоянии.

Пёс, подобравшись, сфинксом лежал на земле. Горькие Холмы повторялись в его раскосых, немигающих глазах. Сел. Чудовища встрепенулись, громыхнули цепями, полшага в стороны… Сел и сел, чего?.. Он сохранил достаточно рассудка, чтобы осознать и принять условия Шершня. Они повторили слова договора, абсолютно разойдясь в оценке величин! Шершень полагал, что для собаки важны эти: смерть, жизнь, свобода… Месть, в конце концов… А тому — на суше побегать… Псу было почти всё равно. Ну, месть, ладно. Месть — не всё равно.

Вопреки ожиданиям Густава, да и Олива, не встречавшего это тип Морских Чудовищ прежде, Пёс не утратил человеческий облик. Он выглядел, как и прежде, крупный парень, верёвки мышц, шея толщиной с бедро, высокие скулы. Над бровями две точки, два кружка размером с монету, придававшие ему реально некоторое сходство с собакой. Голубые, как лёд. Под поверхностью океана и в темноте они начинали светиться неяркой синевой, блик метался внутри, словно пойманный. Светились без блика, когда Пёс лежал спокойно, когда закрывал глаза. При беге, при сосредоточении для броска блики сходились к межбровью и замирали. Ещё по две пары таких же на плечах и на ладонях.

— Это чтобы держать направление, — пояснил Шершень Оливу, приземлившемуся, не сходя с дракона. — Дополнительные глаза. Если настоящие потеряет. Или надо закрыть, бывает.

Настоящими Пёс покосился едва, не шелохнулся. Сидел по-прежнему, созерцая Горькие Холмы, и легонько покачивался. За последнее время, в знобком холоде, в непрестанном беге, разбиваясь о хищные тени, разбивая их своим телом, проглатывая, выплёвывая, вырывая непосредственно прямо из груди, теряя сознание, возвращаясь в него… Он столько раз видел Дарующего-Силы… То мельком, после особо удачного укуса Шершня за глотку, воскрешающего укуса! Фасеточные глаза расплывались, Царь-на-Троне появлялся, где были они миг назад, совершенное, благосклонное лицо… То сутки напролёт, в нескончаемом марафоне, по гребням волн, а единожды — в глубину… Остатки мыслей его стали мягкими, неопределёнными… Тёплыми. Безразличными ко всему. Интуиция Пса возросла пропорционально опустошению мыслей. Глазами и мышцами, кожей ступней и ладоней он знал, притормози — и тень пронесётся мимо, ускорься — и она не успеет укусить, разлетаясь, разбиваясь о твою грудь, метнись в сторону и обратно коротким зигзагом — и кусачая хищная стая превратится в клубок, пожирающий сам себя, разобщённый кратчайшим манёвром. Тупая кусачая стая… Видеть изъяны её линейной тактики, не интуиция даже, так. А вот в покое, в созерцании горизонта, холмистого, тёмного пахнущего солью, Пёс словно лизал его, знал его достижимость, не боялся. Дважды не боялся. Бесстрашный от природы, и ощущая будущее, как кусачую, но тупую стаю дней, которая разобьётся о его грудь, расступится перед ним. Месть не сильно волновала его по той же причине. Всё будет. Забыв своё человеческое имя, имя Олива он помнил прекрасно. А вспоминая, ощущал на зубах. Зубами вспоминал его. Не имел сомнения.

Где поберёжья Морской Звезды высоки и скалисты, где Чистая Вода забвения скапливается выше уровня моря, в недрах, в чёрной, обсидиановой чистоте внутренних озёр, она низвергается тонкими водопадами, сочится по скалам в туман, в населяющие его огоньки дроидов. Там её ещё можно пить. Зачерпывать. Но не ниже. Не в подводном царстве, куда из обсидиановых скал она просачивается тоже.

Вода забвения уничтожает в теле полудроида связные Впечатления. Случайным образом. Либо те, которые он сумел подвести к Огненному Кругу прежде, чем сделать глоток, так же некоторое время пребывающий возле него. Каким образом уничтожает их? Замедляя. Существует лишь то, что движется. И связное Впечатление течёт. Даже короткое. Останавливаясь, оно превращается во фрагменты, они — в составные части, цвет, звук, мысль… Обратно не соединяемые. Испаряющиеся неуловимо. Не текущие кровью в превосходном теле полудроида, не переходящие в его плоть. Не насыщающие его многими интонациями Впечатлений реальных и фантазийных, прошлых эпох и рафинированных Восходящими под свои вкусы и нужды.

Со Свободными Впечатлениями вода забвения поступает точно так же там, на глубине. Где их неисчерпаемо много. Образуя подводные водопады, подводное озеро лютого холода. Пить её там нельзя. И в единственное среди подземелий Треугольное Озеро, куда нельзя оступаться, это место, в которое с тем же результатом просачивается морская вода. Слишком холодно, отшибает всё, даже способность мыслить.

В такое место и бросил Шершень похищенного парня, будущую Морскую Собаку. Для начала. Падающие Факелы колыхались, иллюзорно, бесконечно уходя рыбой на дно в удивительно прозрачной воде. Лютый холод. Их медный свет остался, отпечатался на его коже узором листвы, незаметным днём, проступающим в сумраке. Настолько там холодно, что согревал и оставил следы ожога даже такой отдалённый свет… Что Пёс испытывал, что было дальше, можно и опустить… В целом, у Демона получилась Морская Собака. Только вот очень кусачая...

Теперь Пёс лежал над Горькими Холмами в блаженном тепле. Для него. Поводил лопатками, на загривке излучение от облачных миров, хоть и ночных, а ему — ощущается… Вдыхал тёплый воздух. Помимо ошейника он был обвит и другими цепями, двойными. Много раз особенно поперёк груди. Но это уже не против, а для него. Защита от теней. Цепью, вещью одинарной можно разбить тень с тем большим успехом, чем выше скорость удара. Но когда тень летит с превосходящей скоростью на цепь, бич, кистень, они не умножаются! Как и в случае с неподвижным предметом, оружие пройдёт насквозь, не причинив вреда. Иное дело двойные артефакты… Чётные цифры, всё парное и особенно цифра "два" вообще счастливые, для полудроидов на континенте и в мирах, всюду… Какова бы ни была, любая тень со способностью различения затормозит, обнаружив перед собой два совершенно одинаковых объекта. Две цепи, к примеру. Задумается: броситься справа, слева, обойти, ужалить, укусить? Если бросится прямо, двойная цепь её разрежет.

Есть красивая легенда, про двух влюблённых, которые гонялись и боролись над штормовым океаном. И упали в него, запутавшись в складках одежд. Не сумели среди высоких волн подняться на Белых Драконов, ушли на глубину, и решили погибнуть вместе в объятиях друг друга. Но они были так похожи, так переплелись, не глядя вокруг, не бросая любимого, не пугаясь ничего, что закончился шторм, наступило следующее утро, но ни единая тень не рискнула напасть на них. И только утром подплыло чудовище и указало двумя лапами вверх, на свет. Уходите, откуда пришли, полудроиды, осенённые счастьем! Но влюблённые его не заметили. Тогда следующими двумя, огромными лапами… Уходите! Не замечают. Следующими… — всеми восемью, указующими вверх, к спасению… Тогда заметили! И под его защитой они всплыли, спаслись… Легенда. Есть и песня по них, про Восьмилапого… А практически Морские Чудовища для этой, защитной цели, меняя себя внешне, если умные, учёные подводными боями, создают видимость — окрас тел параллельными линиями.

Пёс наслаждался теплом воздуха над материком. Ощущением целого на данный момент, сильного тела и силы присущих теней в нём. За них Демону был почти благодарен. Да и сам Пёс немало добавил, ловя и разрывая на бегу, в скорость свою, в силу ладоней, каменных, при беге подводном обыкновенно выставляемых вперёд. Внове ему, и удачно — в тему его природных склонностей, хищника, азартного борца. Впрочем, рынки игровые он позабыл. Тепло Собственного Мира не помнил. Эти воспоминания Шершень сумел отбить у Морской Собаки. Минуты, что они ждали ночи и Олива, несколько минут, показались ему упоительно долгими. Может быть оттого, что на туманную реку смотрел он без страха, не загадывая жизнь или смерть, вдыхая поднимающийся с побережья ветер. Солёный, вкусный. Перемешивающийся с ещё более приятным упругим вкусом из будущего. Предчувствием. Горла Олива, мести.

Медлить некуда. К ошейнику Пса Демон пристегнул длинную палку, цепь на другом конце. Туман от моря полностью сформировал русло. Оно достигло горизонта, потонувшего во тьме. Олив взглянул на своего бывшего раба. Тот принюхивался к простору и чуть-чуть улыбался. Один кружок над бровью, светящийся, льдистый приподнялся над бровью. По-собачьи лукаво. Головы к нему Пёс не повернул. Ясные, раскосые глаза излучали прежнюю ненависть. "Хорош, — подумал Олив. — Отлично". Всегда нравился этот взгляд, а теперь особенно, как противоположность воспоминанию о другом, распахнутом… Зрители и Длинноклювый собрались улетать. Шершень прогудел последние советы, указывая во мрак долины, плавные очертания соляных холмов и потоков слоистого тумана. Пёс выслушал, зевнул, лязгнув зубами, и кивнул неспешно. Снова поднял кружок над бровью, покосившись на Олива. Нет, он не станет нападать. Не сейчас. Не здесь. Не при таких обстоятельствах. Терпение его подвело, терпение же и принесёт победу. Так он думал, но решал всё другой момент: он уже был Морской Собакой, наделённый силой чудовища и его честностью. Был. Дал обещание. И он хотел — бежать! Вольготно, неистово, прямо, безудержно! Бежать, как лететь, как дракон! Разбивая тени, изо всех сил, без цели, без мыслей!.. Бежать!

Олив поднялся, направил дракона над пограничными зубцами, обмотав руку цепью. Время пошло. Туманная река предстала под ним молочными изгибами, во всей красе мнимой безмятежности. Затем потускнела за дымкой. Он поднялся ещё выше, цепь дёрнулась. Пёс бросился в равнину длинным прыжком и побежал. Развлечения ради, он всё же сделал несколько мощных рывков в стороны. Проверил. Удержать его Оливу стоило труда. Затем двинулся ровно. Постепенно ускоряясь. Шершень ушёл в море, чтобы обогнуть промежуток, мыс и ждать их с другой стороны.

Кто знает, в каких обстоятельствах, после череды каких преображений для полудроида станут вовсе недоступны мгновения незамутнённого, необусловленного счастья? И возможно ли подобное? Пёс бежал… Пёс мчался. Если б не пружинила почва!.. Зато она и подбрасывала его! Если б маслянистая испарина на соли не скользила под ногами!.. Клубки перекати-поля не хрустели бы, проминаясь, тормозя… Распадаясь, раня, кусая тенями древними, неведомыми, сущность которых Пёс не успевал осознать… Несколько из них прицепилось к колючкам нарочно, на удачу прикреплённым Шершнем к его одежде, вдруг… Очень любопытно грабануть тайник бывших друзей. Сработало. Пёс не замечал их. Ничего не замечал. Он мчался то по-человечески, то по-собачьи, длинными прыжками. Редко замедлялся, где чувствовал безопасный отрезок пути, экономить силы и рассчитывать он не забывал, ощущая себя превосходной машиной. Завидев сгусток тьмы или мерцания в тумане на пути, не озадачивался его природой. Бесхитростно набирал максимальную скорость и прыгал, выставив перед собой каменные ладони с двумя светящимися, льдистыми кружками на них. И хоть брызги обжигали его, тень разбивалась неизменно и вдребезги… Следующая обволокла его, облепила, проклятье!.. Что ж, неудача. Не остановился, сбросил скорость. Сводит до судорог. Пробирается к сердцу… Надо бежать. Бежать так, как есть. И Пёс ускорился снова. Кто-то ещё более шустрый перепрыгнул его. Удивительно! Видение огромной сороконожки прокатилось над ним. Все сорок — или тысяча? — лап оттолкнулись когтями от его плёч… Проклятье! Теперь оно будет ждать впереди его, отравленную добычу… Пусть ждёт! Пёс Морской пал на четыре лапы и начал свой коронный бег прыжками в две длинны тела, короткими по его меркам, размеренными, непрерывно ускоряющимися. Сороконожка предстала, свернувшись раковиной, и он ударил сверху, в конус завитка. Там была не тень, но Чудовище Моря… Огненный Круг вспыхнул под ногами пса… Он замер… Стоял несколько мгновений на распластанной сороконожке… И завидев бурый дымок, распространившийся от неё, ни секунды больше не тратя, ринулся дальше, с Чудовищем Моря покончено. Плохо иметь центр. Хорошо совсем ничего не иметь… Глухое рычание Пса перешло в долгий вой. Раскатилось… Затихло. Не тот это звук, которым зовут Белого Дракона! Если б он вспомнил, если бы смог! Но не мог, не мог позвать. И он забыл...

Олив заметил Шершня внизу. Среди иллюзорного пламени, на откосе соляных зубцов. После мрака над долиной прибрежные огоньки дроидов, перемигивались, перекликались, танцевали успокоительно и мирно. Приземлился, сматывая цепь, оставляя её натянутой, с опаской.

Сейчас опасаться ему было нечего. Пёс взмыл над отрогами, вырывая привязь, перелетел их и упал прямо в красное пламя. Под ноги демону моря. Мокрый с ног до головы, без сознания, в ознобе. Не медля, Шершень одной рукой отстегнул ошейник. Другой — воткнул острые, вызывавшие содрогание даже на вид, ледяные шипы рядом с Огненным Кругом. И утащил Пса в океан. Бросил Оливу:

— Завтра с этого побережья. Или нет. Как получится.

Олив проводил их взглядом. "Выживет, — подумал. — Интересно, согласится ли?" Он заметил под ногами один ледяной шип. Демон потерял в спешке. Не настолько был он силён, Олив, чтобы руками брать тени. Знал, не питал иллюзий. Но это лечебная тень… Или как? Тьма вокруг. Огоньки дроидов пылят тихим светом. Пёс пробежал Горькие Холмы меньше чем за половину ночи. Красное, прозрачное пламя, разбрасываемое Шершнем, исчезло вместе с его уходом. Шип лежал на земле. Олив протянул руку к его трёхгранному лезвию...

— Вы ведь не собираетесь лечить его второй раз, да? — прозвучал тихий голос Пта утвердительно, с горечью, без упрёка.

Олив вздрогнул от неожиданности, отдёрнул руку… И шип, так распрекрасно нацеленный в неё, уже летящий, промазал! Зудя, вибрируя, пролетел мимо! Упал. Пополз, извиваясь, не сминая угрожающих граней ледяных… Олив пятился. Шип подтянул основание к острию, как подбирающийся зверь, но не сделал броска, он ударился о солёную землю и распался на ней. С хохотом… Гудящим хохотом Шершня, демона моря.

— Охо-хо, — пробормотал Олив. — Спасибо, Пта, как же ты вовремя...

— Не собираетесь?

— Демон не собирается. А я не могу.

— Олив, всё как-то неправильно. Ужасающе неправильно.

От всего сердца Олив, молча, согласился с ним.

Следующая ночь клубилась над побережьем.

— Нет! Нет, это разные вещи! — Пта отступал назад, не отрывая взгляда от стремительного Огненного Круга в груди Морского Пса.

В сознании? Без? Веки распахнуты.

— Нет, Олив! Я готов рисковать своей жизнью, но не чужой! Не милостью дроидов!.. Я верю твоему слову, насколько возможно, но моя совесть остаётся в моём ведении! Нет!

— Приглядись к нему… Ка-акой жизнью, Пта?..

Олив и сам наблюдал неизбежное приближение агонии не с теми чувствами, которые выражало его бесстрастное лицо. И под его плотно запахнутой курткой Огненный Круг горел и бежал едва ли не быстрей, чем у собаки...

Что случилось? Что и должно было. Пёс пробежал Горькие Холмы во второй раз. Шершень отстегнул ошейник, прибрал к себе. Единственное, что теперь его интересовало в морской собаке. Ценная вещь, в хозяйстве пригодится. Хмыкнул. Насмешливо бросил под ноги Оливу пригоршню ледяных шипов со словами:

— Шутка была! Потрогай и убедишься. Смешные вы очень, пугливые жители материка!.. Ещё свидимся...

Выпростал жабо щупалец из-под плаща, словно устал притворяться человеком, потянулся ими… И пропал в Великом Море.

Пёс остался на берегу. В начинавшем светиться теле зримо собирался вокруг сердца мутный яд теней. Какая-то из них со страшной силой выгнула его, подбросила, перевернула. Он остался к небу лицом, ртом дыша, с расширенными зрачками. Олив видел, что шансов нет. Почему-то решил досмотреть до конца, воочию убедиться. Иначе всю жизнь озираться что ли?.. Мести он не боялся, зависшие ситуации не любил. "Эми, Эми-лис, Эми… Странно, что моё сердце не остановилось тогда… Странно..." Он рассеянно поднимал и убирал торговую пирамидку. Бросил камешек на острие, подняв в очередной раз… Воззрился на него… И мысли его сделали некое сальто назад. Решение одного через другое! А он и не подозревал, насколько привязан к своему рынку, к своему земному дому. Что бы уйти, ему надо было перепоручить, не бросить! И одним махом отрезать. Так-так… Тени сейчас дожрут собаку… Но любые тени исчезают на пороге Собственного Мира. А Собственный Мир такое место, где нетрудно убедить тебя выслушать даже заклятого врага. Но как утащить его? Рядом лишь Пта. Время жизни утекает стремительно. На эту просьбу, вручить ему Пса, бросить на торговую подставку, Пта и ответил горячим отказом. Подкупить? Пригрозить? Олив достаточно знал его, чтобы не рассчитывать на это. Уходили последние минуты. Олив возразил флегматично, но быстро:

— Какой жизнью, Пта?.. Чем тут рисковать? Рискуешь только ты. Чёрным Дра-аконом.

Отвечая, Олив поднимал руки по сторонам, сомкнул над головой и торговый шатёр поднял призрачные своды до Собственного Мира, полузабытого мира Олива.

— Брось его на пирамидку. Не я и не Демон, ты можешь его спасти.

— Сделаем наоборот! В мой мир, ты бросаешь, я уношу. И никакого риска!

— Нет. Много хочешь. Он опасен для меня. И о-он нужен мне. Так или никак.

Пта решился. Он никогда, чистый хозяин не совершал ничего подобного. Поэтому понял Олива слишком буквально. Вместо того чтобы просто поднести бессильную руку раненого к камешку на острие, он, не глядя, отчаянно зажмурившись, поднял Пса с земли, качнул и бросил...

— Олив, я не хочу становиться хищником!..

Со спины дракона, призванного полупесней-полусвистом, Олив крикнул:

— Не станешь! Не появляйся на моём рынке! Птица, ты поступил правильно, хищником тебе не бывать!

Исчезли: Олив, похищенный, шатёр, пирамидка… Пта остался на побережье один… С Чёрным Драконом за плечом. Под ногами блестела россыпь ледяных шипов. Грустно. Осторожно Пта переступил их, полюбовался огоньками дроидов и позвал Белого Дракона.