Глава 15

Глава 15.

"Гала-Гало-ло" — "Безмятежная аура", "Круг покоя", "Ореол тишины" — облачный клуб, клуб чистых хозяев, облачный рынок. Второе, повторённое "ло" выполняло роль восклицательного знака. Позже оно слилось с первым, название упростилось, и рынок и его обитателей именовали просто "Галло"". Что до последних, одна правда состояла в том, что они, жуткие древние снобы искренне презирали мысль о допущении хищников к себе. При этом, торговыми пирамидками обитателей рынок был заполнен. А вторая в том, что они чего-то смертельно боялись. Кого-то жившего на материке или в море. Поэтому — столько ловушек, предосторожностей, изоляция… Основную цель преследовали — оставить его лёгким, свой рынок, парящим в небе, непредсказуемым на розе ветров, как облачные миры. Значит привнесённых артефактов в нём мало, воды связных Впечатлений небольшие запасы. Самое-самое. Много флаконов с оливками. И то и другое не только прижимает рынок к земле, но и делает предсказуемым траекторию его движения, привязанной к сезонам, к высотам. Повторяемость — начало снижения. Нет, нет, только не это! Случись приземлиться, галло без колебаний, хотя и с огромным сожалением покинули бы его. Зачем же вообще он им нужен?

Невыносимо без песни дроида хищнику в Собственном Мире. А подобным Густаву, охотникам невыносимо с ней. Это раз. Преследователь знает где их миры, это два. Но не знает дороги к рынку. К Гала-Галло. Можно вылетать и возвращаться. Всё равно страшно. Они почти и не выходили.

Олив не был галло. Он единожды ставил там пирамидку, ушёл через неё. Белый Дракон его не имел возможности запомнить дорогу. Дроид запоминает на обратном пути, на континент или к дому. Весьма не скоро, но ловушка сработала, он получил пойманного. Отдав требуемое, Впечатление сложного конструктора, эпохи, когда города уже росли самостоятельно, по заданной схеме, но ещё требовались людям. У галло котируется такое, хитро закрученное, без эмоций, длинное, если пить по глотку. Улетел с пойманным, шатёр растаял. Больше не приглашали. Не приняли. А если бы не успел тогда сбежать, попросту отравили бы и сняли флакон с растаявшей пирамидки. Такой расклад уготован большинству их гостей. Которых вообще-то за столетия — единицы.

Точное число обитателей знали только они сами. Олив знавал двух примкнувших позже. С огромным взносом и испытательным сроком. Оригами. Прозвище объяснялось принесённым им новым увлечением, страстно и надолго захватившим галло. Эрзац, замена творчеству гостя. После него был Слон. Хозяин, чьё прозвище тоже возникло не на пустом месте. Он владел живым артефактом, слоном. Друг Слона, раскаявшийся хищник сделал его по-драконьи крылатым. Не комичным, нет. Прозрачное марево голубых крыльев распахивалось вокруг белого, величественного зверя, и тот шёл по небу, неторопливо покачиваясь, на фоне плавных волн, пробегавших в лазури этих крыльев… Настолько умиротворяющим и прекрасным получился артефакт, как Царь-на-Троне, что в один и тот же момент, что сделался хищником, друг и раскаялся. Подарил, отправил по небу в чужой Собственный Мир, в своём закрылся… Новый хозяин его однажды заманил к себе гостя, но памятуя о бурном раскаянье друга, затворничестве, озадаченный и напуганный им, не стал повторять его ошибку, не превратил пойманного, но заставил всё переделать вокруг. Собственно, уничтожить мир давно ненавистный ему, охотнику. Многоэтажный, разукрашенный пряник-дом, доступные и недоступные элементы пейзажа, от клумб с нарциссами, до полей лаванды, видимых из верхних окон, все сокровища, накопленные ложью и предательством, коллекцию полузапретных Жужелиц, военных приспособлений, не позволявших приблизится к человеку, всё при всё гость превратил в звуки. В колокольчики и сеть для них, накинутую на слона. Отпустил гостя. До последнего момента тот не верил… Колокольчики серебряные и голубые под цвет крыльев, их лёгкий звук веселил и согревал одновременно. Чистый хозяин делал… Но надо где-то жить?.. С таким-то взносом в Гала-Галло Слон был принят. Массивный и грациозный, воздушный, сахарно-белый слон ходил и летал по облачному рынку, производя тихую музыку, повсеместную, необременительную, как он сам. Напоминая обитателям Галло песню дроида в Собственном Мире, какой была, и какой уже не будет.

Всё это Олив рассказал между делом, а в начале главное:

— Ничего, ни при каких условиях, Густав, не бери самостоятельно, только из рук! Даже грушу, — он задумался, припоминая, — там любят их, румяную грушу с подноса… Нижняя часть её будет торговой подставкой, верхняя — товар! Галло чистые хозяева и кичатся этим, они не могут толкнуть тебя в спину. Но всё, что там есть, они позволили разместить хищникам. Тем хищникам, которых за горло держат двумя руками. Которые на рынках не рискуют, а добычи ждут в мирах. Нескольким всего людям. И к себе их не берут, и не опускают. Если тронул — сам виноват. Ты бывал вообще на облачных рынках? Шатров не видно, их там не надо, Густав. И пирамидки не обязаны быть пирамидками. Тотальная ловушка. Галло остаются чистыми хозяевами. Они предоставили место, не более того, место для "особо привилегированных".

— Для тебя?

Олив замялся:

— Нет. Уже нет. Следующее правило: даже из рук взятое не есть, не пить. Оливки, в мою честь названы, да!.. Всё с тенями и вода и плоды. Но дабы не утяжелять рынок, иных теней там нет. И на входе. Он иначе защищён. По-другому закрывается...

— Это всё прекрасно, Олив, но как же с ними говорить? Что я предложу им? И тебе за информацию.

— Мне половину Впечатления о любом короле. Не беспокойся, нам хватит. Я твой конкурент, тоже собираю их. Удивлён? А им… Ничего. Им никто не нужен. И ничего не нужно. Да и вещи настолько дорогой для торга нет. Для согласия. Тебе надо заинтриговать и зайти, такую вещь дам. Тебя они ловят, не за неё торгуются… Ты должен будешь шантажировать и ограбить их. После чего ты войдёшь в их клуб.

— Здорово! И по какой причине они примут меня?

— По той, что примут. За своего. Ты такой же Густав, подобный им. Настоящий галло. Видно и скрывать не надо, напротив. Ты продемонстрируешь им свою силу и предложишь свои услуги, те же, что на земных рынках.

— Разумно. Вернёмся к шантажу. Чем?

— Найдётся чем, главное — поднять пирамидку. Не соглашаться на простой обмен. Иначе не сбежишь.

На Оливковом рынке настал второй открытый час, день пролетел незаметно. "Братья" отодвинули тень на входе. Задержавшись постоять у выхода...

Хан-Марик образовался в проёме шатра, без приглашения. Кивнул Оливу, сел рядом с Густавом у колена, по-турецки. Хоть бы что сказал!.. Олив поднял брови вопросительно:

— Что случилось, Хан-Марик? Что привело тебя ко мне? За Впечатлением? За злой тенью?

— Марик, отвечай, — пнул его Густав, недовольный прерванным разговором.

— Соскучился. Я год не видел тебя. Вот, оказывается, где ты...

— Пошёл вон, Марик.

Тот не стал возражать. Но оба увидели, как он уселся прямо перед шатром, демонстративно соблюдя расстояние, недоступное для подслушивания.

— Удивительное существо… — пробормотал Олив. — Что он делает?

Густав обернулся, вздохнул:

— Что видишь… Ест золотую цепочку. Доедает. Он любит золото. И серебро.

— Это вкусно?

— Я не знаю. Я человек, Олив.

— Надо попробовать… Ладно, к делу. Шантаж...

Дивный, небывалый артефакт Господин Сома, пришедший к вечернему часу, изумляясь, крутил в своих аристократичных, тонких пальцах. Скрытую механику такого рода видел, но псевдо живое — нет. Жадность подспудным раскаяньем промелькнула, о сделке с Густавом, о знакомстве его с хозяином Оливкового рынка… Уж очень хорош артефакт!..

— Не дороговато ли, Олив? — спросил он, не удержался. — У тебя что, счёты с ними? Не верю, что ты отдаёшь такое за короля. Ты же, кроме теней, не собирал коллекций...

— Промахнулся, — ответил Олив, — редко мы с тобой видимся. И забыл всё на свете! Я и ты из тех ещё картёжников, из того времени, когда собрать злую колоду было общим помешательством. Сейчас что, одни торговые рынки, да Мелоди… А тогда сколько было игровых? На них и охотились игрой только, без пирамидок, и проигравшие слово держали!.. Весело было. Правда, я без азарта её собирал. И валет первым попался… Препятствие. Если уж ты суеверен, то не избирательно… А избирательная суеверность ещё большее суеверие! Заговорился я что-то, весело было, лихо… Густав, когда соберём наши колоды, сыграем друг против друга сразу на двух? На жизнь. Посмотрим, кому подыграют!

Густав ответил полупоклоном:

— Очаровательная идея. Но сначала проверим, подыгрывают ли они вообще. На ком-то другом.

— Конечно!

Густав отвечал, но другой вопрос вертелся у него на языке. Как на чокнутых, слегка, но внезапно свихнувшихся, он смотрел на собеседников. На обыкновенный яркий апельсин в руке Господина Сомы. Крупнее, краснее, ароматнее, но в остальном совершенно обычный, такой же, как приносимые изредка на мену изгнанниками Архи-Сада… Те бывали хотя бы со Впечатлениями иногда, а так фигня полная, сладкая водичка. Этот с особенным Впечатлением?..

— Господин Сома, — решил он озвучить своё недоумение, пока старые друзья не погрузились обратно в дебри воспоминаний, — я ещё готов допустить, что в облачном рынке Гала-Галло нету плодов. Готов допустить, что, по загадочной причине, в него принимают лишь тех, кто жить не может без апельсинов и, как Олив сказал, груш. Но в тебе я не замечал страсти к фруктам...

Олив и Сома весело рассмеялись, переглянувшись… Ровесники. По сравнению с ними Густав совсем юнец.

— Это не апельсин, Густав! — проговорил Олив, смеясь. — Продолжим путешествие в историю живых артефактов! Мы с Господином Сомой застали сражения из-за них, утраты Чёрных Драконов, миров и жизней… Это — Улей. Они были разные. Этот — традиционный. Самый лучший, на мой вкус… Взгляд, на мой взгляд!.. И тот, кто создал его, молодец. Апельсин, он не раскроется сейчас. Не раскроется и завтра. Но, когда надо, когда время придёт, он раскроется, Густав. Прежде, чем отдашь, ты должен разок увидеть это, хоть раз.

Тогда Густав услышал, а затем, последовав совету, в Собственном Мире и увидел в действии Улей, поразительный живой артефакт.

Дважды в течении сезона он начинал раскрываться, по-разному. В первом случае спиралью, словно кто-то срезал с него, не отрывая ножа, толстую оранжевую цедру. Пока она не падала вниз серпантином. Следующий раз он раскрывался многими узкими лепестками и оставался лежать на них. Он, то есть, восковой, не утерявший аромата шар, обретший медовые нотки в своём аромате. Составленный из шестигранников, сот. И это лишь оболочка, сам артефакт внутри. Удивительный множественностью своей — улей. Первыми из сот появлялись не пчёлы, собственно не пчёлы и населяли его, а толстые шмели. Первыми — цветы. Лавандовые, сиреневые лилии, прекрасно контрастировавшие с золотыми мохнатыми шмелями и светло-жёлтой пыльцой венчика тычинок. Пыльцой, для цепких лапок и круглых боков. Лилии разлетались, росли, раскрывались, оседали на любых поверхностях, не образуя стеблей, превращая любой мир в цветущий сад. Следом за ними, гудя, вылетал первый шмель… Когда облетит все лилии до единой, первая превратится в точно такого шмеля. И так далее. Когда число их сравняется, гудящие, золотые, измазанные благоуханной пыльцой, шмели начнут возвращаться в улей… После, равное прошедшему, время он будет стоять закрытым. И всё сначала. Вне Собственных Миров цветы разлетались беспредельно, докуда могли. Но шмели всегда находили их и всегда возвращались. Не будучи пойманными, конечно. Такой артефакт украсит любой облачный мир, не трудно понять Господина Сому!

— Ну и что? — удивился Густав. — Ты решил изменить тактику, Олив? Галло так проникнутся его красотой, что пойдут на честный обмен?

— Сома, — Олив повернулся к нему, сверкнул насмешливо глазами из-под чёлки, — а не перехвалил ли ты своего про-отеже? Не приукрасил ли его рекомендацию? Густав!.. Думай: закрытый клуб… Лёгкий… Облачный… Но — рынок! Рынки невозможно совсем закрыть… Шантаж, Густав! Сколько пчёлок там? И все устремятся к земле. И все — вернуться обратно… Сколько охотников на Белых Драконах верхом устремятся за ними в поисках самого улья? К их маленькому клубу, к их тихой пристани Гала-Галло… К той, куда ты полетишь, но не откуда, чтобы твой дракон не запомнил путь!

— Олив! Моё восхищение! — Густав щёлкнул пальцами. — Как просто! Всё, что я должен сделать, очутившись внутри, торговую пирамидку. И я один, я один на всём белом свете могу её убрать! Они отдадут мне за это, что угодно!

— Я тоже так думаю, — кивнул Олив. — А не упустил ты из виду момент, что пирамидка сама тает, если умер поставивший её?.. Да-да, они чистые хозяева, толчка в спину ты можешь не опасаться. А ловушки, я повторяюсь?.. А яд?.. А снаружи?.. Не советую тебе с оставленной пирамидки бежать, они озвереют. У галло много всяких знакомств… Хорошо если после аферы и примирение состоится там же, сразу.

— Я сделаю это!

— Уверен. Надеюсь, тебя не обидел мой сарказм? Ты очень молод, Густав. Естественно, со многими штучками не знаком, не во всяком старье разбирался. Как оно, для чего...

— Я никогда не обижаюсь, Олив.

— Плохо...

Густав вскинул глаза на него. Господин Сома, кивнув, рассмеялся. Ароматный, неожиданно тяжёлый апельсин лёг Густаву в ладонь.