Глава 28

Глава 28.

Область Сад в мире Олива была городом, песочного цвета каменные дома. Область Там — внутри них, Недоступная. За исключением центрального то ли дворца, то ли храма, это — Дом. Олив когда-то создал красивый мир. За крепостной стеной. Не озаботившись достоверностью деталей, в свободном полёте воображения. Благо, решающий, последний день Восходящего воплотит все накопленные и собранные им свои и чужие фантазии. Фиолетового, винно-красного, густых, пряных тонов петуньи, колокольчики, гроздьями цветущие вьюнки росли откуда ни попадя, едва не из воздуха, с балконов свешиваясь, со стен, с крылечек поднимаясь до крыш. Улочки узкие, весело-изгибистые. Количество и вариации балконов неисчислимы. Особенно часто два напротив, на высоте второго, третьего этажей, они образовывали мостик в воздухе над тротуаром. Цветы с одного перекидывались на другой. Если б и внутри открывалась область Сад, мир стал бы великолепным рынком, рассчитанный на многолюдность, как часто бывает с мирами хищников… В эскизах изгнанников. Они словно предчувствуют, что проведут жизнь среди большого количества людей. У чистых хозяев обычно — один дом в одну комнату и даже один стул у окна. Впрочем, кто их видел в достаточном для обобщений количестве, закрытые миры чистых хозяев?.. Улочки сбегались, расходились на перекрёстках миниатюрных площадей. Кариатиды. Сказочные твари, жуткие и смешные украшали углы домов, водостоки. Тонкая лепка изобильных букетов, фруктовых чаш, древних изречений над дверями, в которые не зайти. Синее небо. На солнечной стороне очень жарко, на теневой — вполне терпимо. Тремя расходясь от площади подле рамы, петляя, кружа, ветвясь, улочки объединяются ближе к средине мира в три такие же узкие, выводя на главную площадь Дома.

За рамой, на тёплых плитах Олив ослабевший разом, утративший тени бросил парня и упал сам. Яд клычков пропал, сами они остались. С трудом поднялся. Сел наблюдать. Нормально. Пёс глубоко вдохнул за несколько раз, не выдыхая, моргнул и попытался сесть.

— Лежать! И руки на земле! — прикрикнул Олив.

Только тогда Пёс заметил его. Осознал, где находится. Он сел, но ладони оставил на прогретых камнях.

— Что, говорить не разучился, Мо-орская Собака?

Пёс глянул исподлобья, ощерился. И его тени исчезли, и тоже остались круглые пятна от них над бровями, на плечах и ладонях.

Олив занёс руку:

— Рычи сколько угодно. Но не забывай, что я здесь хозяин. Испортишь, я тобою же исправлю. Или предпочитаешь стать бронзовой собакой?

Не глядя, Олив пошарил между стыками плит, откинул половинку битой, оказавшейся дверцей кладовки. Повеяло холодом. Так же на ощупь он достал за горлышки две тонкие, прозрачные бутылки. Старые. Видно, что древние очень, не объяснить как, не пыльные даже, а видно. Откупорил обе. Отпил одну.

— Что, собака, пить хочешь? Я хороший хозяин, гостеприимный. Они о-обе шикарные...

Протянул обе. Сделал паузу, чего распинаться зазря. Он до сих пор не понял, за последний день, применяя без разбора средства исцеления, в тепле подводных источников насколько Демон смог вернуть собаке память и рассудок. И возможно ли это вообще? И сколько осталось? Пёс протянул руку к его бутылке и осушил её. Закрыл глаза. На несколько мгновений Впечатление затмило всё. Оно катилось терпкой сладостью. Перед глазами в бархатной черноте вспыхивали фейерверки, рассыпались астрами, серпантином. Новые залпы, прежде полного угасания встречали падающие огоньки… Самый звук их был сладостен, взрывающийся, рокочущий… Да и Пёс зверски хотел пить.

— О, дроиды… — поперхнувшись, проговорил он. — О, какая прелесть...

И невзначай обернулся, где рама, куда вышвыривать хозяина, прежде чем догнать и загрызть? Олив распрекрасно понял этот мимолётный разворот. "Порядок!.. И с памятью и со здравым смыслом. Мы договоримся". Олив загадал, если собака прежде возьмёт его бутылку, сложится, как он задумал.

— Не-е спеши на выход, собака. Прогуляемся, переговорим.

Олив протянул ему вторую бутылку. Достал ещё две. Захлопнул подпол и жестом предложил подняться. Он уже почти расплавился под солнцем Собственного Мира. А Пёс только начал прогреваться после океанских глубин. Не спеша, поглядывая друг на друга, они направились по правой, кривой, причудливой улочке.

— Ничего, — тихо, с ударением сказал Пёс, — ни единой вещи я не перевоплощу здесь по твоему желанию… Будь я проклят дроидами навсегда.

Олив усмехнулся, ожидаемо.

— Ну что ты, Пёс… Тебя устраивает это имя? Ты пригодишься мне не здесь, снару-ужи.

Пёс не выдержал и рассмеялся:

— Только в одном случае! Если тебе жизнь опротивела.

— Да, близко к сути… И более того...

Его тон был так спокоен, что Пёс не нашёлся. Задумался. Всё-таки в голове у него до сих пор очень муторно. Там одни ритмы бега, прыжки, зигзаги… Бег, бег и бег… Насколько муторно, Пёс понял благодаря следующему вопросу Олива:

— Ты изгнанник или хозяин?

Растерянный взгляд пронёсся вокруг, по стенам, по вишнёвой петунье, ища у неё подсказки, у крупных, нежных граммофонов её цветов… Пёс болезненно сощурился. "Мир?.. Собственный Мир… Да что же со мной такое!.."

— Хозяин! — вспомнил он.

— И я, как видишь. Будем знако-омы, хищник, Морской Пёс...

Они пришли. После тесных улочек и скромных домишек центральное здание в области Дом потрясало размером. Восьмиугольное, со стрельчатыми окнами в четыре яруса, под круглым синим куполом. Огромным, перенасыщенного цвета. Если есть купол у мироздания, то — такой!.. Оно высилось посредине мира и широкой площади, мощёной белыми плитами. Не велика и не мала ему площадь, в самый раз. Олив сам залюбовался. И помрачнел… Давно не видел.

— Давай так. Я тебя не трогаю, а ты ничего не портишь, пока не перегово-орим.

Пёс кивнул.

Редкие полудроиды способны на самом деле именно портить чужие миры. Они либо мстят, либо хулиганят, возможно, хотят сделать что-то себе, по-своему… Но и тех хватило в исторической перспективе, чтобы настало время, когда никто не доверяет никому. Пёс к хулиганам не относился.

Двери не оказалось. Проём занавешен густыми слоями бус, шёлковых нитей, хрусталя… Эми! Эми-Лиски создала их в тот единственный раз, когда прежде рынка, побывала у Олива в гостях! Незабвенный раз. Когда он пожертвовал присущими тенями, долго колебался, создавать ли вновь… Потом размолвка на его, Оливковом рынке… Создал, ещё ядовитее прежних. Судьба непредсказуема, а сила Морского Чудовища должна быть под рукой… Под языком.

Они прошли блистательную, нежную преграду. Вошли и замерли… Оба, и гость и хозяин. Всё внутренне пространство дворца или храма, оранжереи, по сути, занимало раскидистое дерево. Не случайно Олив симпатизировал Пта, хоть вслух смеялся, родство душ! Капли влаги скатывались по остроконечным листьям. Солнечные зайчики с купола. Глянец зелени. Орхидеи довершали картину. Большей частью чёрные орхидеи. Пёс запрокинул голову, вдохнул сырой, тёплый до испарины воздух жизни, цветов, листвы… Перед лицом прекрасного не Морские Чудовища и не враги, они были просто люди, полудроиды. Пёс припомнил пыль Оливкового рынка, шатры, марево тени на выходе, куда пялился часами напролёт, грезя сбежать. Пыль, ветер, голые скалы...

— Дроиды!.. Почему ты не живёшь здесь?! — воскликнул он.

И Олив ответил:

— Потому что мне плохо здесь. Невыносимо.

Он размышлял вслух, чуть растягивая последние слога, стараясь отвлечься от пустоты, брезжащей за тактическими решениями, принципиальной стратегической ошибки...

— Ты, Пёс Морской, хочешь, чтобы меня не стало-о. Не было на свете. Но давай посмотрим шире. Где не было? В качестве кого не было? От Восходящего что остаётся в хозяине? Из возможностей его, например? А хозяин мира, тот ли внутри, за рамой, что и вовне? От него что остаётся в чу-удовище? От полудроида — что есть в них всех?..

Пёс слушал в пол уха, улёгшись греться на пятно солнечного света, покачивая бутылку в руке, вздрагивая от изредка срывавшейся на него тёплой капели.

— Слишком широко? Тогда по другому. Насколько долго-о не было?

— Навсегда, — живо ответил Пёс. — Насовсем.

— Хорошо. Ещё вопрос: это насовсем, оно прямо так началось и длится?.. Одной ли оно глубины? Или происходит частями? Произошло, прекратилось, началось снова, поменяв качество.

— Как изгибисто… Я не дам тебе отсрочки, — проворчал Пёс, лениво допивая вереницу чьих-то снов, запаха сена во Впечатлении. — Если выйду отсюда, не дальше от рамы, чем хвост моего дракона от его головы. Я Олив, буду тебя ждать...

— Ну, на материк-то, положим, я могу вернуться и через шатры, Пёс Морской, безмозглый. Я — могу… А что такое "я", лишь тело? Память, накопленные Впечатления?.. Или вместе с тем, чем владею?..

На последних словах голос его переменился, заставив насторожиться Пса.

— Валяй уже. Порассуждал, и хватит.

Пёс сел, выпрямился. И Олив сел перед ним, откинул чёлку. Выдохнул, губы в одну черту, словно часть его пыталась удержать слова, не выпустить.

— Мне нужен преемник. Ты подходишь. Не хочу бросать свой рынок на произвол грабителей… Вернее сказать, мародёров. Я отдам его тебе. Владей. Управляй. Ну, уничтожь, если совсем дурак. Главное, я про это не узнаю… Не стоит искать меня, можешь быть доволен, если через год не сам не вернусь, я либо-о мёртв… Либо в таких краях, в таких условиях, где разыскать меня ради отмщения, значит оказать услугу… А когда… А если — вернусь… Посмотрим, за кем останется Оливковый Рынок. Жди!.. Верну своё обратно, скажу тебе спасибо, если хорошо управлял! Вот тогда и попробуешь вручить мой Огненный Круг дроиду на чёрном тро-оне.

Такого Пёс не ожидал. Отвёл глаза от спокойного, устало-мутного взгляда Олива, потянулся… Развалился на спине под огромной, влажной кроной. По дальней мраморной стене сбегали ручейки, и отражалось пятно лица бледно-зелёного хищника. "В море… — прояснились мысли, — туда, откуда я чудом вышел живым, он уходит. В Великое Море..." Псу захотелось вслух спросить какую-то глупость: "Почему? Что случилось? Что ты забыл там, в глубинах сквозного холода, где даже Падающие Факелы обжигают?.. Ледяной холод… Знаешь ли ты, что такое адская стужа?.. И существа, мысль которых длиться две секунды, не больше… Три им не надо. Разорвал — поглотил. Сыт — отравлен. Жив —… мёртв? Тут мысль всего на одну секунду..." Пёс фыркнул и сел обратно, странные мысли. Откупорил последнюю бутылку. Впечатление её оказалось ветром. Сначала он содрогнулся, ветер, озноб, но затем оценил, как велик и восхитителен контраст: из-под купола льётся солнце, на коже, на лбу тает, проходит сквозь веки, а под ними почти ураган… Он ничего не теряет, ровным счётом. Самое время сказать — да. Произносить неохота. Соглашаться. С тенями или без теней, он чудовище, Пёс Морской, а они честны. Да, значит — да. Неохота… Предложение хорошее...

— Рррр… — сказал Пёс. — Отдашь рынок, я ж тебя догоню...

— Не догонишь — раз, на свою голову — два, пообещаешь не догонять — три.

— Рррр… — проворчал опять, и все-таки сорвалось с языка, — От чего бежишь, а?

— Собака, — сказал Олив, — не твоё это дело. Твоё дело принять молча. На раз ты становишься главнейшим среди неморских чудовищ, вторым после Буро. Люди частенько попадаются теням, обитатели рынков, и они ищут спасения.

— Кто он, кого ты назвал?

— Бутон-биг-Надир. Южный рынок. Он очень богат. Не выходит почти. И в курсе притом, постоянно в курсе...

— Не улавливаю, почему вторым?

— Он стар и умён, Пёс, этот изгнанник.

Невесть откуда взявшийся, слабый порыв ветра качнул нижнюю разлапистую ветку, пролившуюся брызгами на них.

— Я, Олив, буду тебя ждать...

Тот оскалился холодной улыбкой, обнажившей клычки:

— Поднимайся, Морская Собака. Полетели хозяйство принимать. Но жда-ать, особо не жди...

Пёс очень-очень хотел задержаться хоть на день в тепле Собственного Мира. Он мог и потребовать, поставить условием. Но… Похвала миру — похвала хозяину. А он и так не удержался от одной.

Молча по белым плитам они пересекли площадь, вышли на центральную улочку. Тогда Пёс обернулся. Дворец… Правая сторона синяя от вечерних теней… Величественный, круглый купол… Под ним целое мироздание. "Как-то неправильно, — пробормотал Пёс, почти дословно повторяя слова Пта, — не соображу что, но очень неправильно..."

Олив усмехнулся, подтолкнул его и быстрым шагом покинул Собственный Мир, без оглядки.