Глава 39

Глава 39.

— И не надо на меня так смотреть! А тем более поглядывать!.. Унесу! Да, я жадный. Потому что, кольцо это с лапы он скоро сорвёт напрочь, и улетит. Если никто не сопрёт их раньше! — Ра обвёл компанию требовательным пристальным взглядом, насмешливым. — Ладно, попозже. Сейчас ухожу, любуйтесь до вечера. Хочу кое-что перепроверить, кому как, а мне любое слово древности дорого… Оставляю их под твою ответственность, Дзонг!..

И прыгнул сквозь пятигранную раму в полу. Педантичный, дотошный в коллекционируемых повестях, Ра покинул маленький, облачный Рынок Файф, Мерцающий Пятый, Мерцающий Пятистенок, так называли его, желая объяснить точнее, мало ли необычных форм, для завсегдатаев — Файф.

Уютный, камерный рынок-дом, четыре широких стены сходятся к пятой узкой, с окном во всю ширину.

Перед этим-то окном на жёрдочке и пребывало чудо порученное заботе Дзонга, к превеликой его радости, до конца дня!.. — Два попугая. Слева, крупный, яркий, словно райская птица, как и у неё из хвоста изящными дугами расходятся отдельные пёрышки, завершаясь треугольниками атласного, сине-зелёного перелива. На голове журавлиный хохолок такого же цвета. Но клюв, тело и лапы вполне попугайские. Блистательный! Крылья цвета фуксии с несколькими желтыми перьями, грудка пёстрая как неспелый лимон в вишнёвую крапинку, туловище лосниться густым, вишнёвым цветом. Сделанная на основе фантазийного Впечатления, сложная и дорогая механика, предназначенная для чтения вслух на изрядном количестве языков. Правда, на эсперанто полудроидов переводить он не мог.

Шикарная вещь сама по себе. Однако, полудроиды, они ведь как дети… Когда только есть возможность повеселиться… Кому первому в голову пришла эта идея? Тайна покрытая мраком. Но с давних пор богатыми людьми Попка-Чтец укомплектовывался для полного шика книгой и живым артефактом самого шкодного характера. Иногда обезьянкой. В данном случае на цепочке, на одной жёрдочке рядом с Чтецом вертелся, клевал его, хлопал крыльями, переворачивался вниз головой ещё один попугай. Серый. Вдвое меньше его. Хулиганистый даже сверх требуемого. Разговорчивый!.. А Чтец — тонкая, деликатная машина… По счастью — крепкая.

Смотреть, как один попугай изводит другого, механического, передразнивает, уже неплохое развлечение, но в данном случае не основная часть программы. Основная зависела от свойств артефакта, книги лежавшей непосредственно перед жёрдочкой.

Бумажные страницы серый попугай рвал за милую душу. Но Рынок Файф к счастью завсегдатаям, к досаде грабителей был заполнен неукрадаемыми артефактами, огромными как диваны томами Вирту. Энциклопедий.

Раскрытые произвольно они и использовались как диваны! Не испортить, а мягкие!.. И листать их одно удовольствие. Запускаешь руку со стороны имитирующий золочёный обрез настоящего книжного тома, рука утопает в не проявленных страницах, бессчётных поистине, словно в шелковистой шерсти, и громадный том с лёгкостью раскрывается. Но вот поднять его невозможно!.. Можно перетащить, с трудом перетолкать в другое место. Созданы, будто сразу в расчёте на открытость облачного рынка, а не на Собственный Мир.

Да и картины, плотно закрывшие стены Файф тоже. Неотделимы от них. Гравюры, рисунки чёрно-белые и приглушённых, разбавленных тонов. Порой в монохром добавлен единственный цвет, расплёснутый пятном. Идеально попавший… В венчик осеннего цветка… В горную цепь на заднем плане. В кайму на широком подоле платья танцовщицы ушедших веков… Непростые картины, приближаешься — проявляют детали, отдаляешься или отводишь взгляд — меркнут. От них и получил название "Мерцающий" Пятистенок.

С энциклопедиями же, с томами Вирту, если, конечно, использовать их не в качестве диванов, а по прямому назначению, существует одна проблема. Во многих случаях, не во всех. Отсутствие оглавления и возможности делать закладки. Чему посвящён каждый том, указано на его обложке.

Поболе двух дюжин Вирту разбросано во всём пятистенке, включая веранду. Примерно половина, стихи и песни. Половина от оставшегося, короткие истории на всякие темы по отдельности: войны, любовь… Ещё смешная тема, сквозная должна бы быть, а выделена толстенным томом: "я так и знал!.." Тема предчувствий, предвидений, судьбы… Есть другая отдельная тема: "возвращение". Меланхоличный Ра часто листал именно этот том...

Так вот, их можно листать вперёд и назад с любого места, но если захлопнул — финиш. Даже и не пытайся найти ту же страницу в следующий раз. Свойство, имевшее непосредственное отношение к Оракулу, на который Густав будет зван миллионы лет спустя после описываемых событий… Наверняка тот, кто создал, умел управляться с ними или имел дополнительную для этой цели штуку. Оглавление. Но секрет унёс с собой. Чьим облачным миром был Рынок Файф неведомо его весёлым, беззаботным гостям...

Зачем он перед птичками, раскрытый том Вирту? Перед Попкой-Чтецом ясно, а второй? Страницы листаются что рукой, что клювом и лапой легко… Чинный, серьёзный и яркий Чтец озвучивал строки с того место на которое указало что-либо очутившееся поверх страницы… Понятно?

Ещё в нём, Чтеце, заложен некоторый инстинкт самосохранения. Но не бегства, что же за механика, норовящая сбежать от владельца!.. Он может распушиться, клевать, хватать и отпихивать лапами, истошно попугайским криком орать! А может и человеческими словами, предпочитая те, что прочёл в недавнее время. Орать, кстати, смех смехом, для чужой собственности лучшая защита, и шухер поднимает, и отпугивает. Резкие дисгармоничные звуки плохо переносимы для полудроидов.

Как же Серенький его изводил! И устроили они это намеренно!..

Живой артефакт всегда создаётся с некоторой доминантой в характере. Позитивной, реже негативной. Для Серенького такой доминантой было всё блестящее и круглое, размером с орех, что можно украсть и спрятать, на большие предметы он не реагировал.

Дзонг открутил с защёлки тома шарик с насечками, имитация шишки, и сунул между страниц, в недра его. Вирту замечательно подходит на роль шкатулки для вещей, которые необходимо потерять навсегда!.. Возможно, копилки, из которой достанешь, только её разрушив. А прежде Дзонг подразнил Серенького, покатал шишечку на ладони перед его клювом...

Что тут началось! Как он листал, вскочив на них лапами эти шёлковые, за миг возникающие, страницы! Как бегал по ним туда-сюда, вынюхивая, словно собака! Приглядываясь то одним глазом, то другим!.. Надеялся углядеть?! Чтец сходил с ума, серьёзная механика, начиная одну фразу, а заканчивая другой либо музыкальным курлыканьем, ноты встречались, а их он тоже умел читать!..

— Что ты наделал, Дзонг, — жалея о защёлке, воскликнула Мадлен, — потом не найдёшь!

— А надо?! — смеялся Дзонг. — Зачем?..

И все смеялись, устали смеяться. Уносили Серенького прочь, он прилетал обратно… Так развлекались.

В окне за жёрдочкой, за двумя шумными птицами нет солнца, Файф же рынок. Свет менялся, проходил по недоступным пределам вечнозелёного, вечно цветущего где-то на вершинах бело-жёлтыми, жёлтыми гроздьями соцветий. Пушистые шарики кружась, опадая, танцевали на лету, звёзды и целые соцветия...

Когда стало вечереть, они отвлекли серенького попугая другими блестящими штуками, дешёвыми бусами, разорвав, вручив ему перебирать и запрятывать в складках тяжелых, подобранных в обе стороны штор. Перед Чтецом захлопнули книгу…

И стали думать, что петь сегодня, Файф музыкальный рынок. Рынок не плясовых, повествовательных речитативов.

Восемь чистых хозяек Гала-Галло, ещё не сделавшиеся таковыми, обитали чаще на Файф. Они коллекционеры. Для всех. Кой для кого — охотницы континента, для заказчиков и особо наблюдательных людей. Не так давно присоединилась Кроха, полная их противоположность. Робкая, дикая, непоследовательная. Как охотница она превзошла всех семерых, а главное их, двух подружек!.. Была принята в компанию. Оценили. И надеялись выведать секрет...

Они собирательницы повествований времён до дроидов… Они так внимательны к аутентичности, так мелодичны… Безупречно помнят слова… С полувзгляда понимают друг дружку… Они собирают круг ай-вайолет, человек двадцать-тридцать и ведут его, направляя героя саги, указывая куда свернёт сюжет, предоставляя включившимся в пение фантазировать страны, дома, красоты, диалоги… Из восьми будущих галло четыре хозяйки предпочитают музыку слов, четыре — музыку голоса, сопровождения. Они искусно, порой забавно, смешно имитируют обыкновенные звуки внутри повествования.

Вернулся Ра. Прилетел Вайолет, Дзонг вмиг забыл про своих ненаглядных птичек.

И они начали сагу. Из тома "Возвращение", с того места, где раскрылась, во второй половине. Она практически беспредельная, с главы "Эльдорадо". Хватило до утра. На удивление, ничего прискорбного не случилось с героем, со львом тоже, они подружились в пустыне. Хотя, конечно, Эльдорадо так никто и не достиг...

Мадлен, то повышая, то понижая голос, вела основной ритм, становясь шорохом песчинок, движением барханов, ходом созвездий над головами путников, рыком и мурлыканьем льва, стуком сердца главного героя, ностальгическим шумом прибоя, когда посреди пустыни он находит раковину, и слушает гул её, глядя в ночное небо, вспоминая море, море...

Пела Мадлен и думала… Как хорошо, как чудесно иметь такой мир, такой рынок, как этот, закрытым, в единоличном владении, только для своих… С фавориткой, Котиничкой, поохотившись для заказчика, потом на заказчика, ха-ха, вернуться домой, в место подобное Файф, укромное, закрытое… Подобно Густаву, в Собственных Мирах охотницы проводили время изредка, невыносимо.

Глава саги подошла к концу. Дзонг подскочил к Ра со словами:

— Пять минуток!..

Хотел продемонстрировать Вайолету прелестное сочетание живого артефакта с механикой. Компания с удовольствием ещё повеселилась, выпила принесённых Ра Впечатлений, незнакомой им музыки, объединённой с игрой разноцветных лучей… Сделано примитивно, а идея отличная!.. Другое ещё лучше, дроидских времён, явно: чаша заполненная на треть, мелодия начиналась от волн на ней, развивалась от бликов на полированных стенках… Они смаковали, глядели на попугаев, смеялись. И Дзонг воскликнул несколько раз:

— Здорово иметь такое в Собственном Мире!..

Вайолет, к артефактам равнодушный, взъерошил его чёрные волосы, короткие в те времена, и пожал плечами. А Мадлен присмотрелась к Дзонгу и задумалась ещё глубже, сощурив холодные глаза. Как озёра подо льдом.