1 глава

1938 год

Людей загнали за тройную проволоку и для взрослых, но особенно для детей, началось мучительное существование, насыщенное до предела тяжкими психическими и физическими истязаниями и издевательствами. Матерей с детьми вымыли холодной водой и выстроили посреди лагеря, насильно отрывают малышей, потому что, начиная с грудного возраста, дети содержались немцами отдельно и строго изолированно. Они в отдельном бараке находились в состоянии маленьких животных, лишённых даже примитивного ухода. За грудными младенцами присматривают пяти-восьмилетние девочки. А потом грязь, вшивость, вспыхнувшие эпидемии кори, дизентерии, дифтерии привели к массовой гибели детей. Немецкая охрана ежедневно в больших корзинах выносила из детского барака окоченевшие трупики погибших. Они сбрасывались в выгребные ямы, сжигались за оградой лагеря и частично закапывались в лесу вблизи лагеря. От голода и истощения умирало еще больше, чем от туберкулеза или дизентерии. Заключенные получали "суп" из травы, скошенной тут же на поле, у бараков. Эту траву узники лагеря называли "витамином СС". Другая же часть из них попадала в газовую камеру и затем — в печь. Высокая труба крематория дымила круглые сутки. Черный смрад стоял над лагерем смерти… и вдруг начинали греметь все репродукторы лагеря. Веселые фокстроты, танго. Лагерь замирал от ужаса, потому что знали, что будут очередные расстрелы. Фокстрот сменялся румбой.

Мальчишка прятался, как крысенок, в темноте деревянных кроватей, когда его заметил один из охранников и вытащил его за ногу, встряхнул слабо сопротивляющееся тело и сказал другому.

— Смотри, какой беленький — настоящий ариец! — он поставил парнишку на ноги. — Ты немец? Почему молчишь? Ты из Германии?

Но мальчишка молчал, потому что не помнил, откуда он и как его имя и где его родители или не понимал.

— Надо его показать доктору Ришеру, он член организации Аненербе — "Наследие предков», работает по программе «Лебенсборн», а этот хороший образец, ничего не надо исправлять, — он потрогал его волосы, которые даже через грязь казались светлыми. — Да и доктор будет рад, что у него появилась такая подопытная крыса.

Иногда для программы «Лебенсборн» детей отбирали из лагерей или отбирали у родителей с оккупированных территорий. Их содержали в специализированных клиниках, где подвергали «германизации», а затем передавали на усыновление в эсэсовские семьи, а для этого в процессе «германизации» детей облучали ультрафиолетом, чтобы их волосы получили «правильный» для истинно арийского ребенка оттенок, а этот мальчишка был и без того похож на истинного арийца.

*****

Его и еще нескольких детей подвергли тщательной проверке — осматривали, обмерили и брали анализы крови. Тех, кто подходил по заявленным параметрам, оставляли в живых, а остальных ждала газовая камера. Пришел фотограф и стал настраивать аппаратуру для их фотографирования.

— Иди сюда! — крикнула капо[1], указывая на мальчишку, но тот не понимал, чего от него хотят. Она рассердилась и ударила его по лицу. Мальчишка неожиданно вцепился зубами в ее ладонь, заставляя заверещать ненавистную немку.

— Волчонок! — доктор Ришер остановил ее, готовую убить взбунтовавшегося ребенка. — Хороший образчик, почти идеальный!

Мальчишку сфотографировали, но Ришер уже видел, что он подходит по всем параметрам для «фабрики арийцев» по созданию «идеальной нордической расы». Но честолюбие и тщеславие ученого подвигли его на обман. Ришер не хотел отдавать такой хороший материал в чужие руки, он хотел сам добиться результатов по созданию "суперчеловека", поэтому некоторых детей доктор придерживал, оставляя в своей лаборатории на территории лагеря. Еще одной причиной заняться самому опытами по генетической чистоте расы было то, что лагерь находился рядом с «Инспекцией концентрационных лагерей» — впоследствии «Резиденцией центрального управления концентрационных лагерей» под прямым руководством Гиммлера, который часто лично знакомился с результатами экспериментов. На живом «человеческом материале» проводилась проверка научных гипотез и отработка разнообразных биомедицинских технологий, преследуя идею о создании идеального "сверхчеловека", обладающего превосходными физическими показателями, идеальным иммунитетом и развитым интеллектом

****

1940 год

— Запомни, мальчик мой, ты Раул Мендеш де Соза…де Соза! Слышишь меня? Повтори! Сынок, повтори! Никогда не забывай свое имя! — граф склонился к мальчику и поцеловал. Потом снял кольцо и сунул ему в кармашек курточки. — Это твое кольцо, кольцо твоей семьи с монограммой графа де Соза. Пусть оно останется у тебя, как доказательство принадлежности к нашему роду. Раул де Соза!

— Раул, — мальчишка дрожал, как лист на ветру, прячась за спины взрослых людей, которые тоже перепуганы не меньше его.

— Вы должны будете передать мальчика моей жене. Я написал ей по дипломатической почте. Я прошу вас, сделать это.

— Хорошо, господин. Мы вам очень благодарны!

Их пытались переправить в Португалию через территорию Испании, снабдив фальшивыми документами и визами с португальскими именами. Португальское правительство «узаконила» принятием новой конституции фашистскую диктатуру под прямым влиянием германских и итальянских фашистов, но объявило о своем нейтралитете во второй мировой войне и теперь принимало сотни беженцев, которые устремились из Германии, Франции, Испании и других стран. К 1940 году под давлением франкистской Испании страна уменьшила поток людей, желающих убежать от войны через ее территорию. Небольшая группа людей столпилась у приграничного пункта, в нетерпении ожидая перехода границы. Своим спасением они были обязаны консулу Португальской республики во Франции Эдеру Асунсону Мендешу де Соза, который решил выдавать визы, пока приказ правительства Салазара не вошел в силу и не был донесен до всех приграничных городов. Ему пришлось использовать типографию, принадлежавшую Алессандре Алсо, чтобы наладить производство виз для нуждающихся. Типография работала день и ночь, срочность работы была усилена, когда стало известно, что Франция подпишет мирный договор с Германией. Сборочная линия продолжала работать, даже когда город бомбили немецкие самолеты. Консул получил из Португалии предписание остановить свою деятельность, но продолжал посылать в Лиссабон телеграммы с кодированными просьбами об утверждении виз, отыгрывая у смерти человеческие жизни. Алессандра поддерживала его, их объединяло не только общее дело, но сын, которого они смогли вытащить из ада. «Никто, ни я, ни твоя жена не питаем иллюзий относительно ответных действий Салазара, но ты сможешь поступить правильно! Эдер, я благодарна тебе за то, что ты сделал для моего сына, для нашего сына. Ты, все — таки, нашел его!»

Лил проливной дождь, когда его дипломатическая машина достигла французского пограничного города Хендай. Он встретил большую группу застрявших беженцев, которым он ранее выдал визы. Этих людей завернули, потому что представитель португальского правительства позвонил идал команду: «Не засчитывать подпись де Соза на визах». Граф дал сигнал группе следовать за ним на пограничный пункт, где не было телефонов. В официальном чёрном лимузине с дипломатическими номерами де Соза провёл беженцев через границу к свободе. Эдер Мендеш де Соза отправился к границе, где он лично поднял шлагбаум, чтобы дать пройти в Испанию спорным людям. К пограничному пункту подъехала машина и из нее выскочила Алессандра, бросившись к Эдеру.

— Где мой сын?

— Его уже перевели через границу, — Эдер мгновенно понял, что ему делать.

— Эдер!

— Уходи немедленно! — он настоятельно отправлял Алессандру через границу. — Ты должна уйти, чтобы быть рядом с Раулом и не попасть в руки нацистов, а у меня дипломатическая неприкосновенность. Ты должна позаботиться о нашем сыне.

— Нет, я не могу без тебя! Нет, только здесь я могу быть рядом с тобой!

— Уходи! — именно в этот момент был дан приказ задержать консула.

— Эдер, я люблю тебя! — Алессандра прижалась к мужчине, но тот оттолкнул ее от себя, заставляя перейти границу. Де Соза поторопил последних переходивших границу и встал на пути тех, кто бежал вслед, бряцая оружием.

Беженцы рассыпались по сторонам, а Раул упал в ближайший кустарник, когда услышал звук автоматной очереди и увидел, как надломилось тело отца, и тот упал на мокрую дорогу. Алессандра оглянулась, поняв, что произошло, в ужасе закричала и бросилась обратно.

******

Те счастливчики, что попали на территорию страны, были временно спасены от гонений нацистов и возможности попасть в мясорубку концлагерей, разбросанных по всей Европе. Но и здесь многие чувствовали себя не в безопасности, понимая насколько хрупко перемирие между Португалией и Германией.Не хотели они встречаться и с испанскими и португальскими фашистами, которые тесно сотрудничали с пока немногочисленными нацистскими организациями Португалии.Беженцы сумели достичь порта, где у причалов порта стояло всего два судна: английские пароходы, один из которых был грузовым и предназначался для перевозки угля. Но капитан, рискуя своим кораблем и экипажем, решил спасти столько людей, сколько будет возможно. Он приказал команде опустить трап и приступить к приему пассажиров. Беженцы начали подниматься по узкому трапу на борт судна и занимать все свободные щели на корабле. Вначале человеческий муравейник заполнил носовые и кормовые верхние палубы, затем люди стали карабкаться на надстройку корабля и мачты. Остальные стали спускаться в темный, холодный трюм. На палубе судна уже не было места. Раздался гудок парохода, и мальчишка вцепился в руку стоящей рядом женщины. Та, ощутив необычайный жар, исходивший от него, дернулась, но тут же схватила болезненного ребенка за руку, чтобы не потеряться в толпе.

— Успокойся, мы уедем отсюда далеко, далеко! Раул, мы спасены, мы уже на корабле, — потом она замолчала, вспоминая человека, который пожертвовал своей жизнью ради их спасения. — Запомни, мальчик, Эдер де Соза — это человек, который смог вытащить нас из этого ада.

Пароход дал повторный гудок и медленно отшвартовался. Люди, оставшиеся на причале, кричали и плакали, а многие прыгали в воду. В толпе пробежала новость, что в порт пробиваются еще два корабля. Толпа беженцев, скопившаяся в порту, продолжала искать возможность покинуть страну. Какие-то люди составляли списки пассажиров, кто-то регулировал очередность погрузки на мифические суда, которые вот-вот должны были появиться на горизонте. Но горизонт был пуст, потому что корабли были перехвачены франкистскими миноносцами еще на подходе к порту.

****

Бразилия их встретила неожиданным проливным дождем, будто плакала вместе с ними то ли от горя, что им пришлось испытать, то ли от радости, которую испытывали сейчас после длительного плавания.

— Тебе не холодно? Ты весь мокрый!

— Нет, я никогда не мерзну! — буркнул мальчишка и замкнулся в себе.

— Что мы с ним будем делать? — женщина обратилась к своему мужу. — Его отец просил передать его своей жене, но в этой толпе никого не найти. Что с ним делать?

— Ничего! За ним никто не пришел! У нас будет два сына, они станут нашей опорой и надеждой на будущее, — мужчина погладил мокрые волосы ребенка, который будто и не слышал их разговора, потому что не проявил никаких эмоций.

— Нам надо было поискать его родных, его же отец влиятельный человек в Португалии!

— Что об этом сейчас говорить?

— Но у него есть настоящее имя и родные!

— Его зовут Фриаш, это наш сын! Раул Фриаш, ты пойдешь с нами? — мужчина склонился к мальчику.

— Да, пойду, — он вложил свою ладошку в мужскую заскорузлую руку и больше ее не отпускал, пока они не сошли на берег.

*****

1995 год

Керро жался к ограде, а вокруг него столпилась группа мальчишек — задиристых и смелых от своей безнаказанности. Их крики резали по ушам, угрозы были детскими, но вводили его в транс. Он едва сдерживал надвигающийся приступ бешенства. Его он боялся, потому что не мог остановить. Мальчишка сполз по решетке на землю, сжимаясь из последних сил, и неожиданно вокруг него потемнела трава, а потом сначала один, потом другой его противник начали задыхаться. Толпа драчунов отхлынула и рассыпалась, оставляя его одного посреди школьного двора. Очнулся Керро в кабинете директора школы на руках своей матери, которая гладила его по голове и тихо напевала песенку, успокаивая его.

— Ну, вот, все закончилось. Как ты себя чувствуешь? — Ванда погладила его и поцеловала в лоб.

— Мама, забери меня отсюда.

— Ну что ты такое говоришь?! Куда я тебя заберу, а кто же будет учиться? Керро, надо ходить в школу. Не обращай внимание на этих хулиганов, они скоро успокоятся и перестанут приставать к новенькому.

Потом мать говорила с директором школы, просила проследить за ее сыном.

— Он не умеет защищаться!

Директор подошел к окну и взглянул на темное пятно, образовавшееся там, где нашли Керро Фриаса, и покачал головой.

— Что это? Почему почернела трава? Наверно, мальчишки баловались с огнем! — потом посмотрев на Керро, добавил. — Ему надо научиться давать отпор.

Дома мать и ее муж Жонас Новайс поссорились.

— Твой мальчишка мне надоел! Смотрит волком и молчит, только глазами сверкает! И что за припадки у него? Ему надо научиться контролировать себя! Если ты возглавляешь клинику, так почему не лечишь своего придурошного сыночка?

Ванда сжала кулаки, готовая броситься на защиту сына, но отступила, и спокойно ответила.

— Не надо обвинять его в том, с чем он не может справиться сам.

Для такого поведения у нее были причины. Она не была врачом, как ее покойный отец, что основал этот реабилитационный центр, который занимался работой с наркоманами и людьми, которые попали в сложные жизненные ситуации. Она была просто эффективным менеджером, и понимала, что если она отдаст своего сына в руки постороннего врача, пусть даже ее работника, то о странностях сына станет известно.

— Твой мальчик особенный, у него такой же дар, что и у меня, а может увеличенный в стократ, поэтому сделай так, чтобы никто не узнал об этом хотя бы до того, как он станет взрослым, и сам решит, что делать с этим даром. Иначе из Керро сделают подопытного кролика и испортят жизнь, — эти слова своего отца Раула Фриаса Ванда помнила и старательно следовала им.

— Из школы звонили — твой парень чуть не убил человека, а может, уже были случаи? Почему от тебя сбежал муж? Или он умер?

— Замолчите! — Керро встал перед отчимом. — Сам-то не боишься, что отправишься вслед за ним?

Его неистовство испугало мужчину, потому что он знал, что может за этим последовать, поэтому подскочил и с размаху ударил мальчишку, погружая его в беспамятство.

******

1940 год

Изматывающие тренировки, укрепляющие тело и дух, проходили каждый день, но сегодня день особенный — соревнование — жестокое по сути, но от него зависит, какое место займет ученик в своей группе. Их ставили друг против друга и заставляли боксировать до изнеможения до того, как один останется на ринге, а другого могут просто унести. Бой мог прервать тренер, если посчитает, что нанесены сильные повреждения. Его поставили в пару с мальчиком, которого он считал своим другом.

— Schurke… canalha, — добавил на своем родном языке, с ненавистью глядя на тренера, а потом прошептал. — Вилли, я не хочу тебя бить.

— Тогда мы не сможем спокойно здесь жить! Ты — сын доктора, тебя не тронут, но ты же знаешь, что меня могут просто выкинуть из школы.

— Вилли…

— Бей! — Вилли размахнулся и бросился на своего друга. Георг уворачивался, избегая ближнего боя, но тренер прекратил это представление, бешено крича на мальчишек. Потом схватил Георга за руку и потащил к лобному месту, где проводили телесные наказания. Мальчишка сопротивлялся и выплеснул свою ненависть на этого здоровенного эсэсовца в спортивной форме Его злоба приобрела силу и ударила взбешенного мужчину сильнейшим разрядом. Тренер дернулся, инстинктивно ударил мальчишку и, не переставая кричать лозунги о долге и чести настоящего солдата, приказал выпороть упрямца.

Когда экзекуция закончилась, Георг сполз с лавки и поднял голову. Вокруг него стояли его одноклассники и беспристрастно смотрели за его наказанием. На лицах не было сожаления и жалости, они считали его слабым, поэтому достойным наказания.

*****

2012 год

— Привет, — Тони хлопнул Керро по плечу, — тебя искал наш математик, пришли олимпиадные тесты. Он в восторге, по-моему, ты набрал наивысший бал и теперь тебе могут поступить куча предложений по работе.

— Хорошо, я найду его.

— Ты как будто не рад…

— Разве может приносить радость то, что дается слишком просто? — Керро посмотрел за спину друга, а тот, проследив за его взглядом, усмехнулся.

— Можешь на нее не смотреть, это тебе не математические формулы. Тебе проблем не хватает? Девочка гуляет с самим Гомесом, а ты тут не вписываешься.

— Не очень — то хотелось!

— Ха, врешь, я же вижу, что она тебе нравится.

— Она считает меня ненормальным.

— А ты и есть ненормальный гений — тихоня— ботан, себе на уме! — Тони засмеялся. — Девчонкам нравятся такие, как Гомес — крутые придурки, а не такие заумные гении, как ты.

— Они им не нравятся, они просто им уступают из-за своей глупости.

— Она уступила из-за глупости, а все равно пялится на тебя, вот смотри, заметит Гомес, вам обоим не поздоровится, — друг засмеялся еще сильнее, привлекая внимание парочки. Гомес, сильный атлет, принятый в университет из-за своих спортивных достижений, подскочил к ним и прижал Тони к стене.

— Чего ржешь?

— Стой, стой, я же так просто!

Гомес бросил хмурый взгляд на Керро и продолжил.

— А ты чего уставился на мою девчонку? Думаешь, я не видел ваши переглядки? Отвернись, а то мало не покажется, придурок! — он постучал по груди Фриаса указательным пальцем и неожиданно стал задыхаться, цепляясь за грудь. Керро дернулся, когда и Тони согнулся от кашля, и кинулся прочь. Ему самому становилось плохо, когда глаза застила ненависть, злоба или просто страх. Любые сильные эмоции окрашивались и становились болезненными. Керро спрятался за университетским корпусом, присев на корточки, и стал наблюдать, как темнеет трава под его ногами. Он вырвал пучок, и он тут же рассыпался, будто шелуха, потом посмотрел на свои руки, пальцы опять стали нормального цвета, а значит, приступ закончился. Возвращаться в университет не было ни желания, ни сил, хотя это был последний год магистратуры и ему предстояли итоговые тесты, а также написание и защита магистерской диссертации (dissertação de mestrado). Он еще раз кинул взгляд на внутренний университетский двор и решил уйти с лекций.

*****

Дон Луис внимательно изучал что-то под микроскопом, делая пометки в маленькой записной книжке, затем заносил в компьютер и принимался за данные биохимического анализатора. Его поглощенность своим делом была заметна и незыблема. Долгое время работая на правительство, он приучил себя методичному и вдумчивому погружению в мир химических формул и исчислений, и сейчас он оставался одним из лучших специалистов в области медицины и продолжал заниматься консультациями. Его уход из исследовательского института и переезд на свою фазенду, перешедшую ему по наследству, дали ему возможность заняться собственными исследованиями. В его доме были лаборатория, оснащенная не худшим способом, и возможность проводить опыты на животных. Довольно быстро разговоры о возвращении хозяина распространились по округе, и местные потянулись к нему за врачебной помощью, в которой он не отказывал. На фазенде бывал и местный врач сеньор Афонсу, который стал правой рукой дона Луиса и ассистировал ему в сложных случаях. Его восхищение хозяином фазенды, как ученым, было настолько большим, что, когда дон Луис предложил сеньору Афонсу перенести свой приемный кабинет на фазенду, тот с радостью согласился, тем более, что местные жители предпочитали идти сразу сюда, а не обращаться в ближайший городок к врачу.

Сегодня дон Луис уже в сотый раз перепроверял химический состав препарата, как зазвонил телефон, и ему сообщили о приходе местных индейцев.

— Хорошо, хорошо, проведите ко мне в кабинет при лаборатории, — он еще раз сверился с показаниями анализатора. — Нельзя допустить вероятность ошибки. Только высокая надежность результатов гарантирует отсутствие элементов, которые изменяют свои характеристики со временем.

Он разговаривал сам с собой, потом будто вспомнил, что его ждут, стремительно встал из-за стола и направился в кабинет.

— Что ж, что вам на этот раз нужно? — дон Луис рассматривал визитеров. — В прошлый раз твои люди не захотели принимать лекарства, полученные от меня. Что же в этот раз?

— Сын одного из нас заболел…

— А ваш шаман? Как я понял, именно он и запретил вам обращаться ко мне!

— Ара-рибойя говорит, что белый человек принес зло, это ему сказали Сол э Луа (Солнце и Луна), что видят кругом…

— Тогда зачем вы пришли?

— Сеньор, вы уже помогали, — тоненькая девушка с медным оттенком кожи стояла рядом с пришедшими. Она была хорошенькой метиской, больше похожей на белую девушку, чем на представительницу своего народа. — Помогите им.

— Моэма? Когда твой дед признает, что его травки и галлюциногены не могут вылечить больных? Как он пустил тебя работать на белых людей?

— Мой отец был белый, поэтому я не принадлежу племени и сама решаю, что мне делать. Сеньор Луис, помогите этим людям.

— Хорошо, так и быть! — дон Луис подумал. — Приведите больного на фазенду, и тогда я посмотрю, чем могу помочь.

***

Нелсон вернулся из Европы и теперь опять собирался уехать. Он никогда не объяснял своей семье специфику своей работы и не считал нужным посещать жену в свои поездке или исчезновения. Все, что было позволено ей знать, это то, что он работает на государство. Далила с этим пыталась бороться, но потерпела крах, потому что для Нелсона работа была всегда превыше всего, а жена — всего лишь красивая комнатная собачка, которую можно приласкать или пнуть, когда та начинает надоедать своим тявканьем. А этого тявканья, по мнению Нелсона, стало слишком много.

— Займись своими делами и оставь меня в покое. Сходи по магазинам, съезди куда — нибудь, займись, в конце концов дочерью. Хотя ты слепила из нее себе подобную — пустоголовую куклу!

— Прости, что я не смогла родить тебе сына, но ты сам давно не прикасаешься ко мне! А заводить ребенка от любовника мне не позволяет достоинство.

— Хорошо, что этого добра в тебе предостаточно! А мне надоело притворяться — наш брак изначально был сделкой. Я женился, но не получил того, чего хотел!

— Чего ты хотел?

— Это знала твоя проклятая мамаша, и теперь вы расплачиваетесь за то, что посмели манипулировать мной.

— Ты это повторяешь слишком часто, но я непричастна к тому, что сделала моя мать. Я даже не знаю, каким способом она смогла насолить тебе и почему? Нелсон, так не может продолжаться, почему мы не можем просто развестись? Дочь выросла, а моя мать со своими секретами умерла.

— Развестись? Нет, дорогая, я буду держать тебя рядом, так на всякий случай, чтобы в твоей глупой голове не родилась идея повторить свою мать и шантажировать меня. Ты никогда не получишь развод и радуйся, что моей женщиной является работа.

— Но я не буду заниматься шантажом, да и как?!

— И это хорошо, что ты не знаешь. Вот и сиди на месте и не дергайся, — Нелсон вышел из комнаты, а Далила обреченно села на кровать и задумалась. Их брак, на самом деле, напоминал вынужденную меру с самого начала, но тогда Далила, будучи молодой женщиной с ребенком на руках, не задумывалась над причинами, побудившими сына компаньона отца так поспешно сделать ей предложение и жениться. Ад начался позже, когда неожиданно заболела мать. Отец пытался ей помочь, возил в клиники, оплачивал огромные счета по лечению, но все равно все оказалось бесполезным и мать умерла. Вскоре скоропостижно умер и ее отец. Нелсон изменился мгновенно и вместе обходительного и любящего мужа превратился в деспота, который мстил неизвестно за что. Иногда Далиле казалось, что он внимательно наблюдает, и его холодный взгляд преследовал ее везде, но потом она начала пить, что позволило ей на время забыть свои семейные неурядицы. Обвинения в шантаже всплыли в то же время, как исчезла мать. Сначала она еще пыталась выяснить в чем дело, и свой неудачный брак терпела из-за маленькой дочери. Ее Нелсон любил, несмотря на то, что она был не от него, а Далила время от времени выслушивала его вспышки гнева из-за того, что ему навязали чужого ребенка. Нелсона бросало из стороны в сторону и из-за этого он еще больше выходил из себя. Далила думала, что именно из-за привязанности к своему белокурому ангелу он со временем приглушил свою ненависть и к ней, притерпелся и ушел с головой в работу

*****

В отличие от афробразильцев, при отправлении своих культов индейцы не пользовались никакими внешними атрибутами вроде алтарей, специальных одежд или священных образов. В контакт со своими духами они вступали при помощи диких танцев и курения табака и других веществ во время магических церемоний. Ара-рибойя был их паже, духовным вождем, который во время ритуала впадал в транс и вызывал дуаоъ-энканптду. [2] Он сидел над больным и раскачиваясь и заунывно бормоча непонятные заклинания совершал над ним дефума-сао[3]. Больной индеец тяжело дышал, вдыхая густой запах лекарственных трав.

После подобного лечения ему становилось лучше, но ненадолго. Вот тогда-то Моэма решила поговорить с дедом.

— Дедушка, почему ты не хочешь отнести его к белому врачу? Людей племени итак мало, а ты упорствуешь!

— Ты стала говорить, как белые люди! Вот оно влияние! Вот уходит один и если возвращается, то с душой белого, а не индейца! У тебя уже душа белой женщины.

— Нет, дедушка! Я всегда останусь твоей Моэмой. Но что проку в том, что он умрет?

— Ты не веришь в наших духов, а говоришь, что осталась прежней!

— Белый врач сможет помочь нашим духам.

— Он заберет его сущность и заполнит его злым духом. Никто его не узнает! Так было всегда, так будет и сейчас.

— Что ты говоришь, дедушка?

— Моэма, бойся этого человека! Он — злой дух, появившийся здесь чтобы мучать души наших людей. Его речи гладки, его взор спокоен, но это всего лишь оболочка, в которой живет злой дух. Скоро он завладеет племенем, и я ничего не смогу поделать!

— Он хороший человек! Видел бы ты, сколько людей он вылечил!

— А сколько людей умерло?! А сколько детей одинаковых ликом бегает по деревне?

— Это дар наших богов, — засмеялась Моэма, — наши женщины благословенны Малембой.[4]

— Нет! Это дар злого духа, что сидит в этом белом враче.

Моэма отошла от сердитого деда, который продолжил заниматься своим шаманским ритуалом, делая очередную затяжку из своей кашим-фо.[5]

— Скорее кора журемы призовет злого духа, чем дон Луис превратится в него, — пробормотала Моэма, наблюдая за тем, как Ара-рибойя призвал Осайе[6], испрашивая исцеления страждущего, и погрузился в транс.

— Я слышу тебя, Моэма! Но я слышу и хуштуг-саат[7]. Скоро свершится древнее пророчество о худурш(hoodursh) — потомках древних богов, которые тайно живут среди людей и ждут того времени, чтобы вернуться и править миром. Скоро будет большой праздник и прилетит хуштуг саат, чтобы передать нашему народу «мудрость прежних пространств». Она хочет поцеловать не только индейца, но и «белого охотника».

*****

Керро хотел пройти мимо Жознаса незамеченным, но тот будто ждал его появления.

— Почему крадешься, как вор? Что с тобой опять не так?

— Все нормально. Как обычно, — он скользнул мимо валяющегося на диване мужчины.

— Я говорил твоей матери, что твое обучение в университете не принесет ничего хорошего. Ты мог бы помогать мне в мастерской или работать курьером и уже приносить деньги в дом, а вместо этого ты гуляешь!

— Я учусь в университете, а ты лежишь на диване.

— Я отработал свое, у меня законный выходной. Я, как вол, тружусь, чтобы прокормить тебя и твою мать, и не получаю помощи, только ехидные замечания и косой взгляд, — Жонас поднялся и стало понятно, что он уже накачан изрядной дозой пива. — А ты постоянно молчишь! Почему ты неуважительно относишься ко мне? Я вытащил вашу семью…

— Вытащил?! Да ты втянул мою мать в эту нищету, когда убедил, что любишь ее и увел из дома. Что теперь осталось от вашей любви и от того, что ты обещал?

— Э, парень, не закипай! Твоя мать счастлива со мной! Сам спроси ее! Это ты доставляешь нам одни проблемы. Того и гляди, что опять посинеешь!

— Я не синею! У меня давно не было никаких приступов, — соврал Керро, не желая распространяться с отчимом о своем состоянии.

— Тогда чего напрягаешься, когда разговариваешь со мной? — Жонас не чувствовал опасности из-за своего состояния опьянения. — У тебя и глаза белеют. Ты думаешь, я боюсь тебя? Да я найду на тебя управу… сдам тебя в психушку! Там тебе место!

— Отстань от меня! — вспыхнул Керро, что — то скопившееся в груди надорвалось и импульсно стукнулось о грудную клетку и стало распространяться, как расходятся круги на воде от брошенного камня. Голос Жонаса стал отдаляться, да и сам он согнулся, судорожно сжимая горло и кашляя так сильно, что хотел, что-то выплюнуть.

— Керро! — мать, появившаяся в доме, кинулась к сыну. — Не смей этого делать!

— Что? Я не хочу, но не могу остановиться! — он не увидел, как вслед за мужем упала мать, потому что выскочил из дома, чтобы не причинять им боль.

******

Ара-рибойя засобирался в город, его гнало предчувствие, которое он не мог объяснить, лишь бормотал о пророчестве и о том, что бабочка должна прилететь через одну луну (т.е. через месяц), и будет борьба демиурга с антитворцом за материал всего сущего, который владеет исходным «материалом» творения по праву, и от того, кто победит «возвращение утраченного».

[1] Тюремная надзирательница

[2] «очарованный»

[3] «окуривание» табаком и благовониями для изгнания из тела злых духов.

[4] бог размножения

[5] «курительная трубка»

[6] божество растительности

[7] черная бабочка — тотемное насекомое