Лижия проснулась от того, что Дуда сидела за столом и шелестела бумагой, делая какие — то записи.
— Почему ты так рано встала? Еще и шести нет? Что случилось?
— Я самая счастливая на свете! Спи! Я очень занята!
— Чем ты занята?
— Я не могу тебе сказать! Спи!
— Ну и не надо! — обиделась Лижия, отворачиваясь к стенке. Дуда принялась опять за дело. Из-под ее руки появлялись стройные строчки самых изысканных признаний в любви… самой себе: «Любимая, я мечтаю о встрече с тобой, я задыхаюсь от того, что ты далеко. Ничто не может удержать мою страсть, она пробьет все стены, что встанут на моем пути и…»
— И мы соединимся в едином порыве, — продиктовала себе Дуда и поставила подпись, довольная собой. — Керро, я так тебя люблю! Спасибо, любимый, за такие слова!
Лижия опять заворочалась.
— Дуда, прекрати бормотать! Ты ложилась хоть спать — то? Нам же на занятия!
— Не ворчи, сейчас сварю кофе, — она выскользнула из комнаты и вскоре из кухни поплыл соблазнительный аромат бодрящего напитка. Лижия встала, потянувшись и натягивая халат, и подошла к столу, заваленному кучей листочков.
— «Любимая, я мечтаю о встрече с тобой, я задыхаюсь от того, что ты далеко. Ничто не может удержать мою страсть…». Что это? Письма… что за дурацкая идея?! — она вздрогнула, когда за ее спиной появилась подруга. — Что?! Что это такое?
— Лижия, тебе не говорили, что совать нос в чужие дела просто непростительно? Чего ты хочешь узнать?
— Что за письма?
— Не видишь что ли, это любовные письма! Мой Керро написал их мне!
— Но…
— Что «но»? Думаешь, я сумасшедшая?! — в голосе Дуды появилась злость.
— Да, — Лижия отступила. — Разве это не сумасшествие — писать любовные письма себе самой?
У Дуды побелели глаза от ненависти, она неожиданно резко толкнула подругу, что та качнулась в поиске, за что зацепиться. Агрессия Дуды вылилась на девушку в повторной и очень сильном ударе по лицу.
— Так будет со всеми, кто не верит в нашу любовь.
— Чокнутая! — закричала Лижия, выскакивая из комнаты. — Я не хочу с тобой больше разговаривать!
— Да, пожалуйста!
****
Эдвалду просмотрел документы по нескольким текущим судебным процессам, которые вела его адвокатская контора, сделал правки и распоряжения и закончил планерку. Как только сотрудники вышли, к нему зашел Криспин.
— Все в делах? Сколько у тебя работает адвокатов, а сколько таких, как я?
— Адвокатов много, а вот таких как ты, только один. Ты, Криспин непревзойденный мастер своего дела, поэтому-то я доверяю тебе щепетильные дела.
— Ладно, считай, что порцию похвалы я получил и готов работать дальше. А теперь по делу, — Криспин сел за стол и выложил перед Эдвалду кипу бумажек, которые на деле оказались ответами на его запросы в разные инстанции.
— Итак, беженцы в период второй мировой войны прибывали тысячами в Латинскую Америку. И не только беженцев от фашизма, но и самих фашистов. По стране селились целыми диаспорами — еврейскими, немецкими и т.д. Кстати, в Сан-Паулу очень много немецких переселенцев и их потомков. Так вот, уже немецкая делилась на на две части: часть антифашистская, которая была старше по возрасту, которая до Гитлера сюда попала, и профашистская. Гитлеровское влияние появилось с новым поколением молодежи, которое подпитывалось фашистскими идеями. Это послевоенная эмиграция.
— Почему же наше правительство принимало фашистов, хотя мы были на стороне союзников?
— Потому что даже Нюрнбергский процесс не всех признал преступниками. Это тонкая юридическая тема. Страны, принимавшие фашистов, не признали Вермахт преступной организацией. Ты же юрист, Эдвалду, пораскинь мозгами!
— То есть те преступники, что по каким-то причинам не были признаны судом виновными, могли найти прибежище в других странах, несмотря на то, что сотрудничали с нацистами, — сделал вывод Эдвалду.
— Да, именно по каким-то причинам! Например, многие стали сотрудничать с американцами, которые выдали им индульгенцию и дали работу. Да и мы сами оказались очень лицемерны в осуждении нацизма. Что ж удивляться, если в Рио есть памятник, посвященный победе во Второй мировой войне. На нем перечислены все, кроме Советского Союза.
— Ладно, мы отвлеклись, так что там с беженцами?
— Ни в одном архиве иммиграционных служб нет сведений ни о Георге Ришере, ни о Рауле де Соза, а вот о Рауле Фриасе есть. Правда, как я и говорил, мальчика зарегистрировали под этим именем позже, чем была зарегистрирована семья Фриас, то есть или он, все-таки, въехал с ними в страну, потеряв метрику, или они усыновили его, местного бразильского мальчишку, уже здесь и назвали его Раул Фриас. Никаких свидетельств того, что дед нашего объекта является вашим родственником, нет.
— Кроме его внешности!
— Возможно, это причуды природы. А может быть это игра света и тени на старой фотографии? Я точно знаю, что такое случается и совершенно разные люди становятся похожими.
— Все возможно.
— В конце концов, можно провести экспертизу ДНК и установить родство.
— Хм, разве можно установить такое дальнее родство?
— А почему бы и нет? У меня был такой случай в практике, когда устанавливали родство через поколение.
— Хорошо, надо обдумать, как такое организовать, ведь не подойдешь же к парню и не скажешь об этом в открытую, если подозреваешь его в мошенничестве.
******
Нелсон сидел за столом и мрачно чертил какие-то каракули на листе бумаги. Это помогало ему думать. В последнее время настроение было отвратительное, а причиной были женщины. Сесилия влюбилась и стала неуправляемой и, конечно, Ванда. Все его попытки назначить свидание потерпели крах, женщина отвечала на звонки, но встречаться не желала. Он вздохнул и набрал ее номер телефона.
— Ванда, любимая, да… я скучаю, вот видишь, я не могу прожить и дня, чтобы не позвонить тебе…Я знаю твои принципы, но ты могла бы… нет? Нам надо поговорить. Почему не хочешь? Хм… Я приеду за тобой в кафетерий… Целую, — он положил телефон, побарабанил пальцами по столу и улыбнулся. — Начнем работать.
В кабинет вошел Житман и положил перед шефом отчет группы наблюдения, а фотографии загрузил на ноутбук.
— Что у нас с «кроликом»?
— Ищем.
— А что по убийству и этому типу, что крутится вокруг НИЦ?
— Ищем.
— А с Моэмой? Житман, если ты сейчас скажешь «ищем», я тебя уволю!
— Она очень осторожная, сидит дома, одна не выходит… если только с мужем и в многолюдные места, — Житману не хотелось причинять вреда этой взбалмошной красотке, — она очень забавная… то есть красивая…
— Да, это у нее не отнимешь, — протянул Нелсон, отрываясь от просмотра фотографий. — Житман, если бы я тебя не знал, то подумал, что ты к ней неравнодушен.Я начинаю подозревать, что твои наблюдения за ней не прошли даром. Она вынесла тебе мозг. Как только я выбью из нее сведения о Фогу, можешь взять ее себе.
*****
Зеке не терпелось узнать результат своего вечернего послания, поэтому он тут же нашел Сэс. Со свойственной самоуверенностью притянул ее за талию, чмокнул в щеку.
— Привет, карамелька!
— Карамелька? — Сэс посмотрела на своего бывшего парня. — Думаешь, делая мне больно, ты спасаешь меня?
— Сэс, ты о чем?
— О твоем сообщении! Что ты хочешь от меня добиться?
— Я хочу, чтобы ты перестала по нему страдать, потому что ему все равно, что происходит с тобой. Пока ты страдаешь, он целуется с другой!
— Вот когда он скажет, что все кончилось, тогда я поверю и ему, и тебе! — она дернулась, освобождаясь от его рук. — Почему бы тебе самому не успокоиться и перестать надеяться, что я вернусь к тебе?
— Почему ты так держишься за него? — Зеке угрюмо посмотрел на девушку.
— Я люблю его и не могу оставить. Я хочу, чтобы он был всегда в моей жизни.
— Даже если он обманывает тебя? Посмотри! — он вытянул руку с телефоном.
— Нет, я не хочу смотреть! Я знаю, что ты собираешься мне показать!
— Посмотри! И не говори, что я не предупреждал тебя! — он побежал вслед за уходящей девушкой. — Сэс, не прячься, перестань убегать! Посмотри!
Он схватил и силой развернул ее к себе, подсовывая под нос свой телефон с фотографией свидания Керро и Кекса.
— На что это похоже? Он всех дурит, всеми пользуется… этот придурок обыкновенный гей!
— Что?! — Сэс споткнулась и осознав смысл сказанного, расхохоталась. — Зеке, до чего же ты дошел?! Это просто абсурд!
— А ты посмотри! Они же чуть ли не целуются здесь, — он сунул телефон ей под нос. Сэс невольно перевела взгляд на изображение и остановилась, не в силах отвести глаза от экрана телефона. Ее затошнило, накатила дурнота.
— Что это? Этого не может быть!
— Разве? А это? Вот это? — Зеке ткнул пальцем в экран, вызывая видео. — Обидно, что спала с геем? Променяла настоящего мужика на смазливого голубого! Ты куда? Постой, ты куда?
— Я не понимаю! Отпусти! — она вырвала руку, за которую Зеке пытался удержать ее. — Я не понимаю… А если я не понимаю, то я хочу все выяснить.
******
Дон Луис был расстроен гибелью очередного экземпляра. Он еще боролся за жизнь, но был уже выработанным материалом без всякого запаса прочности. Что-то не сходилось, не совпадало на клеточном уровне. Доктор сделал последнюю запись назначений в журнале и стал наблюдать через стекло за процедурой. Последнее содрогание тела и противный писк аппарата известил о том, что наступила вечность.Если бы у него были дневники Ришера, именно те, что не хватает для окончания эксперимента, но нет, эта старая ведьма надежно спрятала тетради, пусть теперь гниет в застенках бедлама, пока не вернет то, что ей не принадлежит. Как можно думать о выживаемости всего человечества, если найдется вот такая вошь, что захочет красивой жизни и укусит побольнее. Велозу бросил ручку на стол, встал и направился из лаборатории. Зашел к Фриасу, и с недовольством сел, стул жалобно скрипнул.
— Что случилось, дон Луис? — Керро оторвался от клавиатуры.
— Все к черту! Ничего не получается! На бумаге, вон, у тебя на компьютере все более или менее гладко, но в реальности все летит к черту! — у доктора начался период самобичевания, который бывает у каждого ученого. — Не понимаю, что еще нужно! Все просчитано, все учтено, но нет, ни один не выжил! Столько лет заниматься этим, казалось, вот оно! Так нет! Опять … опять сбой!
— Кто не выжил?
— Кролик! Где же ошибка? — дон Луис погрузился в мир формул, проговаривая их, рассуждая сам с собой. — Почему же он не активен и быстро метаболизируется организмом?! Даже если DMT скомбинировать с одним или двумя ингибиторами[1], скажем увеличить дозу гармалина[2] …Повысятся защитные свойства организма…
— Гармалин имеет разрушительный эффект на нейроны… вот на этом этапе, — Керро показал распечатки возможных химических комбинации и эффектов от них.
— Так мы и выходим на воздействие внутри клетки и на саму клетку! Но снижение сердечных ритмов приводит к перебою давления…А это пиндол?
— Да, он блокирует серотониновые 5-HT1 рецепторы.
— Дальше препарат легко проникает через клеточную мембрану в цитоплазму и ядро, где связывается со специфическими рецепторами, активирует транскрипцию определенных участков ДНК, — продолжил рассуждения дон Луис. — Все правильно! В чем же дело? Все — таки, чтобы окончательно понять механизм активации всех систем организма, мне нужен индеец!
— Индеец? — Керро откинулся на стуле, дожидаясь, что ответит доктор.
— Да, уникум из Пантанала! Как же его зовут? А, Фогу! Огонь! Дикарь, но удивительные способности этого индейца поднимают его на более высокий уровень над всеми нами.Его необходимо найти! Изучив его состав крови, срезы головного мозга можно воссоздать нечто такое, что сделает человека высокоорганизованным существом!
— При срезах-то любой превратиться в существо, а как же этическая сторона подобных опытов?
— Послушай, юноша, — дон Луис потер лоб, сморщился, будто ему не нравилось любое упоминание о нравственной стороне любых опытов на человеке, — наука всегда развивается за счет человеческих жизней, а этика нашего времени выродилась в биоэтику. Посмотри кругом! Сейчас диктатура биологии! Все обусловлено генетикой: нищета, болезни, склонность к совершению преступлений, превосходство белых над чернокожими и мужчин над женщинами. Идеалом может стать только совершенная биологическая единица! Поэтому вмешательство в геном человека становится просто необходимостью.
— Вы считаете индейца своим идеалом? — хмыкнул Керро.
— Нет, я думаю, у него куча проблем… но он обладатель нечто такого, что может привести меня при правильном изучении и использовании к созданию представителя высшей расы!
«Сумасшедший! И судя по всему, это не лечится!» — подумал Керро.
— Считаешь меня сумасшедшим?
— Вы читаете мои мысли? — он разозлился на дона Луиса, поэтому и ответил прямо, что думает о нем. — Не страшно, что идеальное творение будет лишено нормальных человеческих качеств и сожрет своего создателя?
— А я вижу себя, когда смотрю на тебя! Ты такой же, только пока не откинул ложные представления о человечности, милосердии и всякой такой ерунде! Но это пройдет, твоя жажда знаний возьмет свое… — дон Луис расхохотался.
******
1946 год
Альфред дал Лусии время для того, чтобы она неспешно собрала вещи для отъезда. Она аккуратно укладывала платья, раздумывая над тем, как примут ее родственники в Салвадоре. Когда она уезжала с Альфредом Бишопом в Сан-Паулу, то предупреждали об ее ошибочном решении, и вот она возвращается униженная тем, что ее бросили. Она вздохнула, закрыв крышку чемодана. Немного посидев, встала, прошлась по комнате, касаясь тех предметов, к которым привыкла, и подошла к столу. Вчера вечером Альфред долго сидел над своей работой, что-то записывал, чертил и в тот момент был полностью погружен в свои мысли. Она взяла аккуратно сложенные тетради, что он оставил на столе после того, как его срочно вызвали на работу, и открыла их. В последней записи Бишоп был расстроен гибелью очередного экземпляра, который долгое время боролся за жизнь, но был уже выработанным материалом без всякого запаса прочности: «…Идеалом может стать только совершенная биологическая единица! Поэтому мне нужен мой Георг! Те дети, что отобраны в приютах, обладают в меньшей степени живучестью, чем Георг! В нем говорит наследственная информация… о, если бы Лусия была его матерью, а не мачехой, то возможно, было воспроизвести еще один объект для исследования, но… скорее всего все его удивительные свойства, которые позволили развить в нем неординарные способности, передались ему от отца…»
Лусия заволновалась, еще не до конца понимая, о ком идет речь, но упоминание ее имени заинтересовало ее. Она полистала тетрадь, и зацепившись за знакомое имя, неожиданно появившееся в тексте, стала лихорадочно прочитывать кусок за куском: «Граф де Соза, пользуясь своей дипломатической неприкосновенностью, явился в школу за своим сыном! Но это мой сын! Это я его сделал таким — совершенным образцом, почти полубогом! Это моя заслуга и это результат научной мысли, моей мысли! Его антропометрические измерения идеальны, состав крови имеет отклонения в сторону повышения кортизола… воздействие на не живую материю приводит к структурному уничтожению ее части в зависимости от зоны распространения...» За спиной стукнула дверь и Лусия резко обернулась и, протягивая вперед прочитанную тетрадь, произнесла.
— Альфред, кто ты такой?
Бишоп мрачно подошел к женщине и вырвал из ее рук свой дневник.
— Зачем? Зачем ты полезла сюда?
— Альфред, ты знал моего мужа? И ты … Наше знакомство не случайно? Отвечай! Что это означает? Это ты… ты? Это ты похитил сына Эдера, чтобы превратить его в какой-то образец?!
— Заткнись! Не говори то, о чем пожалеешь! Я не виноват в похищении твоего пасынка!
— Но ты виноват в том, что … ты проводил опыты над детьми!
— Я ученый! Для меня все, что окружает меня — объект для изучения! Только ученые могут откинуть ложные представления о человечности, милосердии и всякой такой ерунде, чтобы двигать человечество вперед!
— И ребенок — ерунда?
— Ребенок — это человеческая единица…
Лусия бросилась к Бишопу и ударила его по лицу, выкрикивая проклятия.
— Мерзавец! Где он? Где Раул де Соза? Отвечай!
Мужчина перехватил занесенную над ним женскую ручку и прижал Лусию к себе, дыша ей в лицо.
— Зачем ты залезла не в свое дело, любимая? Теперь ты слишком много знаешь!
— Чтобы что? — прошипела Лусия, сверкая глазами, и вывернувшись, с отчаянием жертвы вцепилась в его волосы. Бишоп ударил ее наотмашь и не давая опомниться, прижал к дивану. Крепкие пальцы сомкнулись на тонкой шее, не давая вздохнуть и спустя некоторое время в изнеможении склонил голову на грудь той, чьи глаза недвижно смотрела куда — то в пространство и заплакал.
*****
Смерть явилась к нему в медицинском халате. Он понял, что сегодня будет последний день, что-то внутри зашевелилось от страха, хотя еще недавно он желал смерти, ведь боль была невыносимой. Голова раскалывалась, будто изнутри кто-то пытался выбраться и крушит все на своем пути, мелкие сосуды в глазах лопнули, создавая эффект красных глаз. Когда врач сделал инъекцию, ему даже показалось, что наступило облегчение, но оно было обманом, потому что это было не облегчение, а небытие. Последнее содрогание и противный непрерывный писк аппарата известил о том, что наступила вечность. Кекс оторвался от созерцания видео, решая, стоит ли об этом рассказывать Керро. Новые видеокамеры, поставленные в лаборатории с многоступенчатым допуском избранных, записывали поэтапно все манипуляции, что проводили врачи. Все действо напоминало фантастический фильм с изучением инопланетян: так же секретно и также сюрреально. Сальвадор Дали отдыхает.Он еще пощелкал на клавиатуре, проверяя другие камеры.
— Что это такое? — Кекс вздрогнул и привстал от неожиданного зрелища. На экране высветились светлые халаты, склоненные над телом ребенка. — Что это? Этого не может быть! Над детьми нельзя проводить опыты!
Его перекосило, когда детское тело дернулось. Кекс отшатнулся от экрана, лихорадочно поискал в столе флеш-носитель и скопировал. Теперь у него была не только причина для встречи с Керро, а бомба! Увиденное освободило Кекса от чувства неловкости и, тем более, от стыда за содеянное. Он сразу же нашел массу оправданий для своего «предательства».
Керро скопировал записи дона Луиса и, обернувшись, увидел Кекса, у которого глаза напоминали огромные тарелки.
— Нам надо встретиться.
— В чем дело?
— У меня кое-что есть, но мне хотелось бы обсудить некоторые моменты.
— Давай поговорим в ближайшем кафе после шести или завтра?
— Не-ет! — Кекс подскочил и вцепился в плечо Керро. — Не воспринимай меня, как озабоченного типа, я не такой дурак, чтобы не понять, информация, что ты просишь, имеет закрытый характер. И ты не знаешь, насколько она закрытая!!!
— Хорошо, — осторожно произнес Керро, глядя на часы. — Давай сейчас выйдем в кафе.
— Давай, — гей вцепился в него и потащил к выходу.
— Ты понимаешь, что здесь?! Это противозаконно! — Кекс придвинул флеш-носитель к Керро и прошептал. — Я думал, что это абсолютно законные исследования, но на детях опыты запрещены. На детях! Ты понимаешь?!
— Ты записал? — Керро тоже придвинул лицо и перешел на шепот. — Ты должен успокоиться, иначе ты выдашь себя.
— Я теперь твой сообщник? Что? Точно, ты знал, что я найду… ты знал, что там происходит… Ты… ты специально… ты использовал меня!
— Разве тебе не нравится, когда тебя использует мужчина?
— Хам! — всхлипнул Кекс. — Во что ты меня втянул?
— Я? Но скопировал видео ты сам, потому что ты смелый человек и настоящий друг, и умеешь принимать правильные решения.
****
— «1939.06.18 …Для немецкой научной элиты это время опьянения, поскольку мы могли заниматься исследованиями, не зная никаких ограничений. Сегодня у меня была встреча с Халленфорденом в Брандербурге, он показал, как устраивается специальная газовая камера для умерщвления «интересных с научной точки зрения детей», чтобы он мог получить «потрясающий материал». Претендентов предоставляла имперская комиссия по научной регистрации по унаследованным и приобретенным заболеваниям. Юлиус для отбора пользовался паролем «Лечение» … «Ребенок должен быть вылечен» — так он говорил. А когда он говорил о «потрясающем материале», то имел в виду в первую очередь мозги. Вот где абсолютная свобода в выборе материала…а затем все этапы «лечения»: эксперимент, убийство, вскрытие и признание в виде публикации и выступления на научной конференции. Все это возбуждает, придает мне эйфорическое настроение! Он познакомил меня с потрясающей женщиной Элизабет Хеккер[3]. Удивительная женщина! А как она цитирует Гете! «Один день без Гете — это потерянный день»[4], — прочитал профессор ди Коста, протирая вспотевший лоб платком. — Убийцы-эстеты! Невероятная история человеческой жестокости!
— Вы говорите Гете? — возмутилась Мелисса. — Их восхищал человек, который был бы приговорен судом по улучшению наследственности к стерилизации, если бы оказался в их время, потому что «трое из пяти его братьев и сестер умерли рано, двое других имели психические отклонения. У Гете было два сына, которые умерли в большом возрасте, не имея детей. Все трое, сын и оба внука поэта были физически и духовно неполноценными людьми»[5] .
— Да, нонсенс! — согласился профессор. — И, все-таки, Мелисса, как такие записи оказались в твоих руках? Откуда? Как записи этого изверга смогли оказаться в Бразилии?
— Я не подумала об этом! — Мелисса поняла, что она как-то не провела логически-смысловой связи между немецким врачом и доной Далилой, были лишь обрывки цепочки. Альфред Ришер и Геор Ришер, дед Керро. Магда Ришер и ее муж, но причем тут дона Далила? И наконец, как объяснить внешнее сходство Керро с Кассио Сиприану?
— Может быть, дневники дадут хоть какой-то ответ на такое множество вопросов?
— Да, возможно, мы найдем ответ, как дневники попали в Бразилию, — кивнул сеньор ди Коста. — Но что ты решила относительно перевода? Все эти записи могут иметь очень большое значение для исторической науки.
— Я думаю, что нужен хороший переводчик.
*****
Нелсон вошел в кафетерий, где пахло свежей выпечкой, знаменитыми булочками … и нашел глазами Ванду. Женщина взглянула на посетителя и нахмурилась. Обслужив пожилую клиентку, она подняла глаза на Нелсона.
— Что вы хотели бы сеньор?
— Тебя.
— У нас вкусные есть пирожное…
— Любимая, я не уйду, пока мы не поговорим.
— Хорошо, — она сняла фартук и, попросив ее подменить, вышла из-за прилавка. — Я не могу уходить отсюда. Я дорожу этой работой.
— Ты могла бы не работать, а радоваться жизни, прими мое предложение и переезжай в квартиру.
— Нелсон, я не из тех, кто будет радоваться подаркам своего любовника, особенно таким роскошным и сомнительным, я смотрю на жизнь несколько иначе. Мне нужна защищенность, что может дать муж, дети и работа. Из всего перечисленного я имею сына и работу, квартира с любовником в этот перечень не входит, — Ванда держалась с достоинством, на лице играла спокойная улыбка. — Я почти счастливый человек.
— Я разведусь! Ванда, я сделаю то, что ты просишь.
— Я прошу? Я уже смирилась, что мужчины с трудом женятся и со скрипом разводятся.
— Я уже дал распоряжение своему адвокату, подготовить документы.
Ее губы дрогнули в едва заметной улыбке.
— Я должна работать, — она встала. — До свидания, Нелсон.
— Я останусь здесь и буду сидеть за этим столиком, пока ты не освободишься!
— Послушай, Нелсон, мне не нужны неприятности! — Ванда остановилась. — Что скажет хозяин кафетерия? Да и нам надо обслуживать покупателей, а не просто сидельцев!
— Хорошо, я покупаю это место за столиком до самого вечера, — он соскочил и пошел к прилавку. — Где ваш хозяин?
Через несколько минут договоренность была достигнута, Ванда не знала на чем они договорились, но сеньор Секу остался доволен. Нелсон уселся за столик и заказал кофе.
*****
Эдвалду принес домой отчеты Криспина, чтобы дать почитать Изабел. Его жена была заинтересована в этом расследовании и проявляла настойчивое любопытство ко всему, что касалось Керро Фриаса.
— Я никогда не поверю, что схожесть этого мальчика с моим прадедом совершенно случайна. Даже если семейная легенда, что свела с ума Лусию де Соза, не имеет отношения к семье Керро, я должна выяснить все.
— Судя по твоему тону, ты убеждена, что он не может быть мошенником.
— Ах, дорогой, у него слишком красивые глаза и улыбка.
— Женщины, женщины, — засмеялся Эдвалду, — вам достаточно смазливой мордашки, чтобы проникнуться доверием?
— Что же нашел твой хваленный Криспин? — она пробежала глазами по печатному тексту справок. — Значит, здесь тупик?
— Похоже на то. Никаких документов, которые бы подтверждали или опровергали наше предположение относительно этого парня, не нашлось. Криспин предложил сделать анализ ДНК.
— Это возможно? — Изабел не представляла, как можно установить родство между очень дальними родственниками, да еще и разных поколений.
— Я позвонил знакомому врачу и узнал, что такие анализы делают, но необходимо собрать материалы для исследования.
— Постой, Эдвалду, какие материалы?
— Это скажут врачи, но где-то я слышал, что это может быть ногти, волосы и что — то еще…
— И где же мы возьмем эти образцы? Хотя подожди, дорогой, я знаю, что нам нужно, — Изабел поискала что-то в ящиках туалетного столика, потом на антресолях платяного шкафа и, наконец, извлекла довольно объемную коробку.
— Что это?
— История, но только не в фотографиях, а в милых безделушках, — женщина вытащила шкатулку, в которой хранилось множество мелочей, незначительных, но дорогих сердцу, и стала бережно перекладывать вещицы, пока не нашла два медальона.
— Посмотри, дорогой. Когда-то эти медальоны принадлежали одной влюбленной паре, — она бережно погладила серебряную поверхность одного из украшений и открыла. Маленькая миниатюра местами потрескалась, то еще сохраняла былые цвета на портрете темноволосой красавицы. — Это Лусия Сиприану, а это ее локон волос. Это медальон принадлежал графу де Соза.
— О, это трогательно.
— А это, медальон принадлежал графине де Соза, — она открыла крышку второго украшения и коснулась черных волос. — Как ты думаешь, кому могли принадлежать эти волосы?
Эдвалду в изумлении посмотрел на жену.
— Потрясающе! И как они вещи оказались у тебя?
— Вообще-то, мы одна семья. Среди вещей, что Лусия смогла перевезти в Бразилию, не было крупных, но книги и некоторые украшения — это семейные реликвии. И украшения передаются из поколения в поколение, тем более с такой историей любви. История неравного брака и сильной страсти.
*****
Моэма подняла трубку телефона и замерла от неожиданности, потому что звонил Житман.
— Ты? Ты как узнал мой номер телефона? Что ты врешь?! Не собираюсь я с тобой встречаться, маньяк — самоучка! А еще расскажу мужу! Да! Еще не рассказала, но у меня все впереди! Прекрати! Не смей приходить ко мне! Хорошо, я сейчас приду!
Моэма заметалась по комнате, со злостью раскидывая вещи и не понимая, чего ей больше хочется — послать Житмана подальше или, все-таки, посмотреть, что он предпримет, чтобы покорить ее. Она быстро собрала Нову и отвела к соседке, которой платила, как няньке. Приодевшись и подкрасив губы, она со знанием дела выбрала на кухне деревянную скалку, даже постучала себе по голове, решая пригодность сего оружия, и спрятала ее в объемную пляжную сумку.
— Посмотрим, кто сегодня выйдет победителем! — она спустилась вниз и чуть не попала в объятия Житмана. — Что тебе надо?
— Я соскучился!
— Пошли отсюда, а то местные кумушки все расскажут Дарио!
— Твоему мужу?
— Да, моему мужу!
Он остановил женщину и указал на машину.
— Тогда поехали в приличный ресторан или клуб?
— Я не одета!
— Ты всегда восхитительна, красавица моя.
— Заглохни! Меня бесит твоя цветистость! — бесстрашно села в машину, видимо, скалка в сумке давала о себе знать. — Поехали уже!
Они доехали до какого-то ресторана с террасой, где было достаточно людей, которые были ей незнакомы, а значит, безопасны с точки зрения местных сплетен. Житман старался угодить, заказав дорогое вино, блюдо из каких-то морских гадов, которых привезли с побережья только сегодня, и был вежлив, чем вызвал еще большую подозрительность Моэмы.
— Что ты добиваешься?
— Тебя! Моэма, я сошел с ума! Лучше скажу так, ты свела меня с ума. Это любовь с первого взгляда, с первого поцелуя! А уж поцелуй был…
— Житман! — покраснела девушка и, чтобы скрыть свое смущение, схватила бокал вина и залпом влила в себя.
— Ха, даже то, как ты пьешь вино, мне нравится!
— Черт! Я не пью вина вообще, — она поставила пустой бокал на стол и добавила, — не пила, пока ты не появился! Давай с тобой договоримся, мы сейчас разбегаемся и больше друг друга не вспоминаем.
— Прямо сейчас? А как же все эти вкусности? Твой муж водит тебя по ресторанам и угощает такими деликатесами? Думаю, нет, так что ты теряешь, если попробуешь то, что заказал?
— Ладно, но потом мы расходимся в разные стороны!
— Угу, ешь, — он налил ей еще вина. Моэма принялась за еду, забавно комментируя свои впечатления от этих непонятных изысканно оформленных блюд.
— Ты так аппетитно ешь, ты просто потрясающая!
— Тебя заклинило? Что такого в том, как я ем? — Моэма даже перестала жевать. — Ты же сам предложил, а теперь хочешь заставить меня платить за съеденное? Ну, уж нет! Так и знай, могу вернуть все на место!
— Нет! Не стоит! Ешь дальше. Я бы хотел поцеловать эти губы, обмазанные в соусе.
— Послушай, Житман, говори проще — вытри рот!
Мужчина захохотал, привлекая внимание людей с соседних столиков.
— Прекрати смеяться! Веди себя прилично в приличном обществе, — шикнула Моэма, чуть не вызвав у него приступ неконтролируемого смеха. — Это на меня вино действует.
Она выпила еще бокал, но теперь медленно глоточками, раскусив его и поняв, что оно несравнимо с привычным пивом.
— Вытри рот, красавица, — он протянул ей салфетку, но потом передумал и стал сам вытирать ее губы, придвинувшись к ней вплотную. — До чего же ты сладкая!
Притянув ее к себе, Житман закрыл ее рот поцелуем. Моэма тщетно стала отталкивать мужчину, и, выхватив из сумки признанное «орудие борьбы с сексуальными желаниями мужиков», стукнула его по затылку. Житман охнул и, отшатнувшись, упал со стула. К ним мгновенно подскочил официант, менеджер и куча народа. Моэма размахнулась скалкой, и толпа отхлынула.
— Нечего руки распускать! — она подхватила сумку. — Он заплатит, а я носик попудрю!
****
Керро отшатнулся от Кекса, как только услышал голос Сэс.
— Значит, это правда! Когда мне сказали о твоих наклонностях, я не поверила! Я не хотела в это верить, но сейчас… Как ты мог так поступить со мной? Боже, до чего я дошла, если ревную к гею! Большего унижения я не испытывала!
— Прими свое поражение! — хихикнул Кекс, довольный все этой сценой. Он сразу понял, что эта девушка, в которой он узнал дочь самого Нелсона Велозу, влюблена в его спутника: «Вот это да! Как интересно! Видимо, она не в курсе об ориентации парня! Боже, как интересно! Настоящая драма!»
— Сэс! — Керро решил оправдаться, но она кинулась к нему с явным намерением залепить ему пощечину. — Сэси, не делай того, о чем пожалеешь!
Он перехватил ее руку, останавливая девушку на полпути.
— Между нами слишком много недоразумений, чтобы еще добавлять и это. Сэси, успокойся!
— Меня еще так никто не ревновал, — Кекс получал удовольствие, даже подпрыгивал на стуле от восторга. Его уже не волновало то, что происходит в НИЦ и ради чего они оказались в этом кафе.
— Ах, так! — Сэс выдернула руку и, взяв чашку кофе, вылила ее на штаны Кекса.
— Ты что с ума сошла?! Сумасшедшая! Чокнутая! Ты испортила эксклюзивные брюки! Чокнутая! Не все дается так просто, девочка! А в любви тебе папочка никогда не сможет помочь?!
— Причем тут мой папа?
— Вот именно ни причем! — Кекс фыркнул, ему импонировало, что его предпочли дочке директора НИЦ, и осторожно обойдя Сэс стороной, он прошептал. — Я понимаю тебя, Керро. Я бы тоже использовал эту девочку, если бы она так тащилась от меня!
— Заткнись! — ответил Керро сквозь зубы. Кекс обиженно хрюкнул и прошествовал в туалет, чистить зеленые штанишки.
— Сладкая парочка, вы друг друга стоите! — Сэс всхлипнула, а Керро, крепко ухватив ее за локоть, подтолкнул к выходу. — Просто дружба взасос!
— Пошли!
Некоторое время они шли, не замечая направления, но ему скоро надоело обиженное молчание, и он перехватил девушку, зажимая у стены между своих рук, чтобы она не могла уйти.
— Сэси, ты любишь меня?
— Да.
— Тогда почему ты мне не веришь? Мы днем и ночью вместе проводили время, разговаривали, занимались любовью, и тебе хватило обычной сплетни и болтовни в обеденный перерыв, чтобы заподозрить меня в измене. Сначала Дуда, теперь Кекс, что с тобой, Сэси? Да, мой коллега — гей, у него специфическое поведение, но от этого я не буду его сторониться. У меня, вообще впечатление, что тебя кто — то намеренно вводит в заблуждение, играя твоей доверчивостью, — Керро навис над ней. — Я люблю тебя, моя недоверчивая девочка. Я никогда и никого не любил так сильно, как тебя.
Сэс прислонила лоб к его груди, из глаз брызнули слезы, она зажмурилась, чтобы не выплеснуть со слезами ощущения безмерного счастья, внутри стало легко и безмятежно.
— Я не хочу с тобой расставаться ни на минуту, поэтому ты переедешь ко мне, и завтра же мы начнем подбирать себе квартиру… а потом мне придется на тебе жениться… чтобы ты никуда не смогла сбежать… — его слова перемежались с поцелуями. — Ты веришь мне?
— Да.
Около целующейся пары остановилось такси, чем они и воспользовались.
*****
Нетерпение достигло предела, как только они захлопнули за собой дверь квартиры. Сэс показалось, что пространство вокруг нее сдвинулось и загустело, но она научилась справляться с таким состоянием, принимая его за собственное возбуждение. Она научилась прорывать воздушную блокаду, которая вначале ее пугала, а теперь была предвестником последующего удовольствия.
— Смотри мне в глаза, любимая, — пронзительные светлые озера с расширенными черными омутами усилили головокружение. — Я люблю тебя.
— Наваждение какое — то, — прошептала Сэс. — Я тоже люблю тебя.
Они упали на постель, а девушке показалось, что это падение никак не может закончиться, и все вокруг них раскрашивается в какие-то сферические разноцветные фигуры, раскручивающиеся по спирали. Его горячий любовный шепот, то удаляющееся, то приближающееся лицо, непрерывное движение, внутренний жар, заполнявший обоих, превратили первобытное по сути действо в невероятно прекрасный танец тел.
Очнувшись от пережитого откровения, Сэс испугалась, встревоженно села на постели.
— Керро? — и увидела сидящего в кресле любимого, который что-то просматривал на ноутбуке. Он поднял голову и улыбнулся.
— Иди сюда, — отложив дела, он протянул руку. Сэс радостно вскочила и, завернувшись в легкий плед, кинулась к нему. Керро усадил ее себе на колени, прижал к себе и уткнулся носом ей в ключицу.
— Почему ты не спишь? — прошептала девушка.
— Я думаю о тебе.
— Обо мне? — она потянулась было за ноутбуком, чтобы попенять его за такую хитрость, но он поймал ее руку и поцеловал ладонь. Ему совсем не хотелось чтобы любимая увидела видео, что скачал Кекс.
— Я всегда думаю о тебе. Ты даже не понимаешь, насколько я ты мне нужна. Ты всегда будешь со мной?
— Если ты захочешь.
— Я захочу, — он провел указательным пальцем по ее губам, спустил по шее на грудь, оттягивая плотную ткань пледа. Она прикрыла своей ладонью его руку, останавливая ее путешествие по телу. Ей хотелось серьезного разговора.
— Керро, почему ты не говоришь, что тебя беспокоит, у меня впечатление, что все кругом все знают, только я остаюсь в неведении. Или ты считаешь меня настолько глупой?
— Ты же умница и понимаешь, что дела обсуждают с друзьями, коллегами, а оберегают тех, кого любят.
— Тогда скажи, что ты не думаешь о своей бывшей жене.
— Почему тебя это так волнует?
— Расскажи мне о ней, — Сэс решила твердо добиться своего, не оставлять недомолвок, — чтобы между нами не было тайн.
— Что же мне о ней рассказать?
— Почему ты до сих пор думаешь о ней?
— Я не думаю о ней, то есть это не мысли о ней, а вина за то, что не смог ее защитить. Она была беременна, когда погибла… а я не смог ничего сделать! Даже отомстить!
— Как она погибла?
— Я не хочу об этом говорить.
— Мне очень жаль, что ты потерял ребенка, но кому ты хотел мстить?
— Неважно, все это прошло и теперь для меня существуешь только ты.
— Ты любил ее? — Сэс упрямо возвращалась к Бартире.
— Ну до чего же ты упертая, как … — он хотел сравнить ее с Моэмой, но вовремя прикусил язык. — Я учился с ней любить, поэтому она была для меня очень дорога.
— Она была слишком хорошей учительницей, — проворчала Сэс.
— Но встретив тебя, я пережил и перечувствовал столько невероятных ощущений, что все, что связано с любовью к Бартире испарилось из моей памяти. И теперь все достается только тебе, — пошутил Керро, целуя девушку и медленно стаскивая с нее одеяло.
******
Нелсон открыл перед Вандой дверцу автомобиля, приглашая сесть.
— Я устала, мне надо пройтись и подышать свежим воздухом, а не сидеть в салоне твоего автомобиля.
— Но нам надо поговорить.
— Ты еще не наговорился. Нелсон, прекрати вести себя, как маленький мальчик.
— Разве в вашем кафе можно было поговорить? Да тебя все время дергали покупатели, а когда их не было, ты старательно терла стойку прилавка. Там, наверно, уже дырка! Садись, родная, нам надо поговорить в спокойной обстановке.
— Куда же мы едем? — она уступила.
— На квартиру.
— Но предупреждаю, что я не намерена потакать твоим капризам, Нелсон.
Квартира встретила их тишиной и застоявшейся духотой, которая возникает тогда, когда в ней никто не живет. Ванда по-хозяйки, открыла жалюзи, чтобы свет загоревшихся фонарей осветили комнату. Свежий ветер проник внутрь и пошел гулять по комнатам.
— Не включай свет, — сзади подошел Нелсон и прижался к ее спине, добираясь губами до ее шеи. — Ванда, я не могу думать и работать без тебя. Разве тебе не жалко безнадежно влюбленного человека?
— Нелсон, избавь меня от твоих признаний, это слова, а когда же будут действия?
— Хм, разве это не действия? — он развернул ее к себе лицом. — Ты измучила меня!
— Отпусти меня! Ты перепил кофе.
— Ха, я перепил кофе. Нет, я перепил совсем другое — любовь к тебе! И уже не могу сдерживать себя!
— Нелсон! — Ванда забеспокоилась, на мгновение в ночном полумраке комнаты лицо Нелсона показалось ей зловещей маской, но потом все исчезло, и только лихорадочный блеск глаз выдавал его напряжение. — Нелсон, не делай мне больно, иначе я сейчас же уйду.
— Нет, — он навалился на нее, прижимая к стене, и стал целовать. — О, бог мой, ангел… ты моя…
— Нелсон! Нелсон, прекрати! — слабая попытка освободиться заставила мужчину пойти дальше. Он подхватил ее и понес в спальню. На пол полетела порванная одежда, и протестующие крики превратились в стоны удовольствия.
Позже, когда наваждение прошло, Нелсон почувствовал удовлетворение без доли сожаления за совершенное насилие.
— Я бы не поступил так, Ванда, если бы не чувствовал, что ты сама этого хочешь, — он смял порванную блузку и бросил ее подальше в кресло. — Ты останешься здесь.
Ванда лежала в постели, завернувшись в одеяло, и думала о том, что, поехав сюда, она сделала ошибку. Но она винила себя не только в этом, Нелсон прав, она хотела спровоцировать его, и сопротивлялась лишь для приличия, чтобы не потерять лицо, так почему же ей обидно? Потому что он подверг ее насилию и сразу стал диктовать свои условия?
— Ангел мой, так будет лучше.
[1]общее название веществ, подавляющих или задерживающих течение физиологических и физико-химических (главным образом ферментативных) процессов.
[2]— флуоресцентный психоактивный индоловый алкалоид. Вещество обладают галлюциногенным и стимулирующим нейроны мозга действием.
[3]главный медицинский советник по подростковой психиатрии в Любнитце, где дети оценивались по своей социальной пригодности и уничтожались.
[4]Элизабет Хеккер
[5]Вольфганг Штротхенке (Wolfgang Stroothenke), "Забота о наследственности и христианство», 1940 г.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.