12 глава

Плач Моэмы был безудержный, она рвалась к деду и Фогу, но Дарио крепко держал ее, чтобы она в порыве горя и самобичевания не впала в транс, свойственный для индейских ритуальных священодействий. Мертвые должны были обрести покой, но сейчас не было времени, чтобы предаваться долгим причитаниям.

— Не пытайся остановить дух своего деда, возможно, он уже на пути к древним богам.

— Мой дед умер, а что я буду делать? — заплаканное лицо девушки вызывало у Дарио острый приступ жалости и желание тут же признаться в любви, но опять все это было не к месту. Он гладил ее по голове и шептал о том, что он ее никогда не бросит. Моэма успокоилась, словно перешла рубеж осознания того, что Аро-рибойя умер, а жизнь продолжается дальше, и ей надо жить дальше, а не рвать на себе волосы. Дарио был обескуражен быстротой перехода от рыданий до почти безразличного спокойствия, но это одна из особенностей восприятия жизни у индейских народов — умение принять неизбежное, оплакать и тут же успокоиться, отпустив дух умершего. Фогу сидел рядом, сгорбившись и неотрывно смотрел на восковое лицо Бартиры, словно хотел ее оживить. Дарио подошел сзади, коснулся его плеча.

— Фогу, надо готовиться к похоронам.Люди Велозу не успокоятся, поэтому тебе надо отсюда уходить. Своим присутствием ты подвергаешь опасности всю деревню.

— Я знаю, я уйду, но мне надо… — Фогу коснулся холодной руки жены, — проститься с ней.

— Да, но мне надо вернусь на фазенду, потому что только там я смогу увидеть, что Велозу готовят, там есть телефонная связь, можно связаться с полицией.

— А это поможет?

— Но не может же быть такого, чтобы Велозу было разрешено безнаказанно убивать людей. Их можно привлечь к ответственности, а я стану свидетелем.

— Если останешься жив.

— Я рискну! Им нужен ты, а не я или деревня, — Дарио засобирался на фазенду.

****

Нелсон обернулся на вошедшего Дарио.

— Что тебе надо?

— Вы подлецы! — Сангалу был взбудоражен, тяжело дышал и был зол. — Для вас человеческая жизнь ничего не значит! Зачем вы послали своих людей в деревню? Зачем? Вы знаете, сколько там людей погибло?!

— Фогу жив? — дон Луис вскочил из-за стола, и был очень взволнован, что Дарио на мгновение показалось, что хозяин не в курсе тех делишек, которые проворачивает Нельсон.

— Что? Фогу?

— Там люди убиты! Ваши люди перебиты! Вы и за них несете ответственность! Индейцы обозлены, и они правы!

— Наши люди убиты? — уточнил Нелсон. — Что ж, теперь у нас есть причина вызвать сюда людей из Сан Пауло, чтобы утихомирить бунт этих дикарей.

— Тогда я вызову полицию!

— И полиция уже присоединилась к нам, потому что в ней служат люди, которым надо содержать свои семьи, а я плачу он щедро за их услуги.

— Полиция куплена? — Дарио был поражен цинизму людей, которых знал несколько лет.

— Ты дал мне идею, Дарио. Вместе со своими людьми стоит использовать и полицию, — Нелсон насмешливо посмотрел на служащего. — Дарио, почему тебя интересуют грязые аборигены? Раньше ты легче относился к ним и не высказывался против моего мнения о них, — Нелсон усмехнулся. — Ах, Моэма! Я же не против того, чтобы ты забрал ее себе. Уж я-то знаю, чего эта девочка стоит.

Нелсон напрашивался на драку, потому что знал, как вспыхивает Дарио при упоминании Моэмы, и он не просчитался. Дарио рванул на него, сбивая с ног и стал молотить его что есть силы.Их растащили, а возмущенный дон Луис приказал выкинуть Сангалу с фазенды.

— Дарио, вы переходите все границы! Вы уволены и надеюсь, что у вас хватит ума не вмешиваться в разборки с индейцами, потому что за нами стоят такие организации, которые быстро расправляются с неугодными болтунами.

— Циничные негодяи! Вам безразлична человеческая жизнь, я не говорю уж о достоинстве и правах, вы погружены в мир своих исследований и плетете свою паутину, — Дарио хотел еще что — то сказать, но возмущение перехватило горло. Он развернулся и вышел из кабинета дона Луиса.

— Думаешь, его можно оставить в живых?

— Оставь его! Что он вообще может сделать? Его слово против нашего и никаких свидетелей. Меня сейчас больше интересует, жив ли тот индеец. Но наши люди, Нелсон, перестарались. Я был против убийства индейцев, все сделал, чтобы ослабить Фогу, а твои люди, видимо, пошли поохотиться!

— Я приказывал им брать его живым, но не знаю, что там произошло, если они стали палить из оружия?! — Нелсон прошелся по комнате. — Надо было самому идти.

— Нет, мы не должны показываться, иначе слишком много свидетелей придется убирать. Вызывай людей из Сан — Паулу! Мне нужен этот индеец, пока в деревне никто не опомнился.

— Индейцы могут прийти на фазенду? — спросил Нелсон.

— Нет, они миролюбивые и совершенно никчемные существа. Возможно и есть романы об их кровожадности и чувстве справедливости или мести, но они измельчали. Или это выдумка писателей. И, тем не менее, именно наш индеец может принести большие неприятности, если окажет сопротивление. Я не зря давал Акаре свое средство, которое парализует человека, но оставляет его живым до определенного времени.

— Что сможет сделать один индеец против оружия?

— Нелсон! Он мне нужен живым! Что толку от мертвого человека? Я впервые в жизни встретился с такими возможностями человека, а ты мне говоришь об оружии? Он нужен мне живым. Надо немедленно послать в деревню человека, чтобы узнать, где он, — дон Луис нервно сжимал кулаки, чтобы не закричать от бессилия. — Я молю бога, чтобы он был жив.

*****

«Я молю бога, чтобы он оказался жив», — мысли Алессандры путались, прыгали, но сводились к одному, как спасти своего сына. Она истово молилась всем святым, вздрогнула, когда раздался сильный стук в дверь, и бросилась открывать.В гостиницу, где остановились граф де Соза со своей спутницей, прибыли какие-то люди. Когда говорят «какие — то люди», то понимают, что это агенты тайной полиции Германии — гестапо. Их визит был связан с последними событиями. Человек в сером плаще, застегнутом на все пуговицы несмотря на то, что он находился в помещении, поинтересовался самочувствием фрау Алсо. Алессандра, испуганная людьми, которые обшаривали все комнаты, не ответила на его вопрос, тогда человек продолжил разговор. Эдер взял за руку Алессандру, чтобы успокоить, и обратился к ним.

— Вы знаете о дипломатической неприкосновенности меня и моей спутницы?

— Мы пока и не прикасаемся, — мрачно пошутил один из них и задал встречный вопрос.

— Граф, вы утверждаете, что Георг Ришер — ваш сын, Раул Алсо де Соза? Почему же вы молчите?

— Пытаюсь понять, чего вы добиваетесь, ведь если вы пришли помочь мне, то вряд ли бы обыскивали наш номер.

— Хм, мы хотим разобраться во всей этой истории. И согласитесь, что история очень занимательная и неправдоподобная.

— Это мой сын, — вперед выступила Алессандра, не выдержав медлительности разговора.

— Алессандра, прошу тебя иди в спальню, — металл в голосе Эдера заставил женщину уйти в другую комнату, а гестаповец усмехнулся.

— Ведь это не ваша жена, так почему она утверждает, что ребенок ее сын? Не потому ли, что вы имеете связь на стороне, дорогой граф?

— Вы пришли копаться в грязном белье?

— Копаться в грязном белье — наш долг, на то мы и полиция. Так все — таки, Георг Ришер — это Раул де Соза?

— Да, я уже говорил, что ребенок пропал в конце 1938 года из номера гостиницы, когда его нянька попала в облаву.

— Айя-яй! Как же вы доверили своего сына какой-то еврейке? — усмехнулся человек.

— Я не различаю людей по национальности.

— И как видите, зря! Ладно, и что дальше?

— Я пытался найти следы и няньки, и сына, но безуспешно, пока случайно не увидел Раула на улице, — Эдер разнервничался, — в строю этих мальчиков из школы. Вы думаете я бы не узнал своего сына спустя два года? Узнал бы и через десять!

— Знаете, что, граф, уезжали бы вы обратно во Францию, а лучше в Португалию и не лезли, куда не следует. Но вижу, мой совет вам не подходит. Хорошо, — нацист сделал паузу, сверля взглядом Эдера, и добавил. — Ваш сын исчез из школы.

— Что???

— Он не появился на построении еще два дня назад, а Ришер заявил о пропаже ребенка, обвинив вас в похищении.

— Где мой сын?

— Не знаю, мы думали, что Ришер прав и вы скрываете его, но, — он окинул взглядом комнату, — но это не так. Мы найдем мальчишку и вернем отцу, но теперь он не просто пропавший ребенок, он в первую очередь солдат, покинувший свой пост.

— Он ребенок! Он даже не подданный Германии, а вы делаете из него отступника великой германской нации! Раул де Соза — португалец!

******

Дарио сел рядом с Моэмой, которая готовила для обряда похорон какие-то травяные смеси.

— Люди дона Луиса придут снова. Когда я уходил с фазенды, приехал Житман — карманный монстр Нелсона, начальник службы безопасности. Я его знаю, он и раньше с ним приезжал, но теперь с ним еще несколько охранников. Надо отсюда уходить.

— Никто не помешает нам похоронить своих умерших. Женщины должны выплакать свои слезы, чтобы те, кто погиб, ушли спокойно.

— Но я беспокоюсь за тебя.

— Дарио, ты очень хороший человек, — девушка вздохнула, — но ты не можешь мне помочь, потому что я тоже виновата в этом.

— В чем ты виновата?

— Я рассказала о Фогу на фазенде, я была такая глупая, что все рассказала хозяину и его сыну. Я даже принесла им кровь Фогу.

— Зачем им кровь Фогу?

— Я не знаю, наверно, чтобы завладеть его душой.

— Нет, ты не виновата, и не думай, что завладеть душой человека можно всякими шаманскими штучками, — Дарио бросил взгляд на Фогу, который сидел около хижины, уставившись в пространство невидящим взглядом. — Твои мысли опять о Фогу, ты по-прежнему любишь его, а мне придется отступить.

— Люблю? — Моэма застыла. — Если бы я знала, что такое любовь, разве я бы попалась в руки Нелсона? Я совсем запуталась, я не понимала ни Фогу, ни себя саму… а теперь умер мой дед. Я совсем потерялась.

Дарио коснулся ее волос, провел пальцами по ее руке. Моэма всхлипнула и прижалась к мужчине.

— Я точно знаю, что только один человек всегда был рядом со мной и никогда не отказывался от меня. Это ты.

— Я люблю тебя… и никогда не откажусь от тебя. Доверяй мне.

Моэма подняла голову, заглядывая в лицо Дарио.

— А что будет потом?

— А потом ты выйдешь за меня замуж, и мы уедем с тобой в город, чтобы никто, ни дон Луис, ни Нелсон, ни Акара, — он хотел добавить «ни Фогу», но не стал, — не смогли помешать нам. Если ты, конечно, согласишься стать моей женой.

Моэма положила голову ему на грудь и глубоко вздохнула, будто успокоилась.

******

Форма члена «Дойчес юнгфольк»давала возможность Георгу спокойно идти по улице, не привлекая внимание военных патрулей, которыми был наводнен город. Май ознаменовался капитуляцией Нидерландов под натиском доблестной немецкой армией, на кону была Бельгия, и Берлин торжествовал. Почти каждые выходные устраивались шествия по улицам, чтобы показать солидарность нации с фюрером. Георг остановился напротив Берлинского кафедрального собора, который был когда — то главной церковью прусских протестантов и придворной церковью некогда правящей династии Гогенцоллернов. Массивный снаружи собор, внутри совершенно не давил, в нем ощущалась непонятная легкость, а купол буквально был устремлен к небесам. Мальчик проник внутрь и присел на скамью за колонной. Постепенно напряжение стало отступать и Георг, сполз вниз, устраиваясь на узкой скамье, и заснул.

Пробуждение было тяжелым, мальчик вздрогнул, почувствовав чей — то взгляд, и резко выпрямился. На него смотрела пожилая женщина.

— Мальчик… милый, что с тобой? Не пугайся, я не причиню тебе вреда. Где твои родители?

— Не знаю, — он сжался, будто затравленный зверек, а из-под полы его куртки выскользнул кинжал. Георг вцепился в него, пытаясь спрятать.

— Ты один из тех бедолаг, кого забрали у родителей? Господи, помоги этим детям обрести себя, — она перекрестилась. Семья ее дочери тоже стала жертвой организации «Лебенсборн», которая владела 11 000 чистокровных детей, а многие из них так и не увидели свои семьи.И все это было одобрено государством, потому что по закону дети Третьего Рейха не принадлежали матерям, которые считались всего лишь звеном в цепи возрождения расы, а об отце и вовсе не упоминалось.

Голос у женщины был тихим и спокойным, отчего мальчик судорожно и быстро задышал и, уткнувшись ей в колени, тихонько заплакал. Старушка погладила его по макушке.

— Если тяжело, то поплачь. Поплачь, малыш.

****

Солнце было в зените, когда похоронная процессия тронулась к месту, где «души умерших принимали на небо». Так индейцы называли местное кладбище, над которым распространился терпкий запах гниения, перемешанный с сильным запахом курительных смесей. Акара стоял во главе процессии, но, когда к нему присоединился Фогу, вспыхнул и, резко обернувшись, произнес.

— Уходи, Фогу! Это из-за тебя началась война! Я сам позабочусь о своих людях! Убирайся к своим белым!

Монотонные покачивание, скороговорки каких-то непонятных тягучих песнопений, плач — все это заглушало другие звуки пришедших к священному месту с одним желанием уничтожить и взять то, что им нужно. Индейцы оказались беззащитными перед людьми, которые появились из ниоткуда и были вооружены, потому что на кладбище были запрещено приносить не только холодное оружие, но даже дротики, что используются при охоте. Сопротивление было коротким, крики и выстрелы смолкли быстро, и лесные заросли стали убежищем для многих индейцев. Дарио, прижал к себе Моэму, увлекая ее вслед за Фогу. Они отбежали в сторону, прячась, словно дикие кошки.

— Кто это? Люди твоего хозяина? — Фогу с ненавистью всматривался в силуэты людей.

— Да, они пришли за тобой! Я предупреждал вас, что они ни перед чем не остановятся. Они хотят поймать тебя, будто зверя, потому что у тебя есть какая — то сила… не знаю, что это. Исчезни! — Дарио дернул Фогу, заставляя его спрятаться в овраг от преследователей. — Они будут носиться по джунглям, пока не найдут тебя! Одно хорошо, что они ищут индейца, а не белого. Может быть удастся проскользнуть.

Погоня удалилась, отдаленные крики говорили о том, что пойманных индейцев сгоняют в деревню, иногда слышались редкие звуки выстрелов, отчего Моэма вздрагивала и попискивала от страха.

— Вы должны уйти отсюда и сообщить в полицию о нападении этих рейнджеров на племя, — Фогу прислушался к дальним звукам.

— А ты?

— Они ответят мне за Бартиру и моего не рожденного ребенка.

— Ты ничего не сделаешь им, их много и у них оружие. Ты просто погибнешь. Посмотри, вместе с ними полиция. Они устроили этот отстрел! Но ты прав, мы должны уйти, если хотим выжить, потому что свидетели никому не нужны. Моэма! — Дарио крепко держал девушку. — Ты должна уйти со мной! Прямо сейчас, иначе погибнешь!

— Нет! Я должна похоронить своего деда, иначе он не сможет обрести покой! Нет, отпусти меня, Дарио! — она рванула обратно, откуда слышались выстрелы.

— Черт! Девчонка! Глупая, разве деду твоему поможешь? — Дарио выругался и вскочив, бросился за ней.

*****

Хаос, творившийся в деревне, говорил о том, что после себя нападавшие не собираются ничего и никого оставлять. Большинство людей были согнаны в большой дом вождя, некоторые, были убиты, и их тела валялись прямо посередине деревни, а Нелсон разгуливал между хижинами, пребывая в скверном расположении духа.

— Черт! Мы опять его упустили, все говорят, что Фогу среди них нет. Я начинаю ду мать, что он на самом деле дух. Где ваш индеец — этот худурш? Где он? — он подошел к связанному вождю, ткнув пистолетом ему в грудь.

— Он ушел туда, откуда пришел! — Акара усмехнулся в лицо разъяренного Нелсона. Он уже понял, что единственной целью нападения и уничтожения его племени стал пришлый худурш, умеющий убивать взглядом, но его не пугали вооруженные люди, которые заполнили всю деревню в поисках Фогу. — Опоздали!

— Куда ушел?

— На небо!

— Он умер?

— Да, — Акара сплюнул. — Мой сын тоже умер! Это все твой отец! Он хотел получить Фогу, но Фогу — худурш, и он вернется, чтобы отомстить.

Нелсон дал приказ нескольким своим людям вернуться на место захоронения, взяв с собой какого-нибудь из индейцев для опознания, и найти среди убитых пресловутого Фогу, чем вызвал хохот Акары. Неожиданно из леса выскочила Моэма и бросилась к Нелсону, чтобы убить своего врага, но тот ловко перехватил ее и сжал брыкающуюся добычу.

— Ненавижу! Ненавижу! Я убью тебя! Будь ты проклят!

— Какая горячая штучка! Ну — ка, скажи мне, где твоя любовь? Где твой ненаглядный Фогу, которого ты так хотела заполучить? — потом оглянулся, выискивая кого — то среди густой зелени. — Дарио! Дарио, ты, наверно, рядом с этой девчонкой?! Выходи, а то мне придется сделать больно этой славной курочке. Дарио, ты где?

Нелсон прижал ее еще сильнее, запрокинув голову, впился жестоким поцелуем в ее губы.

— Она сладкая, Дарио! — потом он обернулся к вождю. — Акара, некоторые ваши женщины могут нам пригодиться, но большинство страшны, как аллигаторы. Но Моэма здесь, как цветок. Акара, ты сказал правду или нет?

Акара дернулся насколько позволяли путы, но тут же был сбит охраной.

— Отдай нам Фогу, а я отдам тебе Моэму.

— Нелсон, отпусти девушку, — из зарослей появился Дарио Сангалу. — Что тебе от нее надо? Она ведь ничего не знает.

— Она может знать, где этот проклятый индеец! Не дух же он на самом деле, чтобы испаряться в воздухе! Вот ты же вышел, чтобы спасти свою ненаглядную, может быть, и Фогу появится, а мы его подождем, — Нелсон еще раз поцеловал Моэму, заставляя Дарио броситься к нему.

— Не трогай ее!

Охрана, как доберманы, бросились к нему и остановили.

— Я ничего не трогаю, что не принадлежит мне. Моэма, помнишь, как весело мы с тобой проводили ночи, так откуда такая стыдливость?

Девушка заскулила и неожиданно вцепилась зубами в его руку, заставляя Нелсона отпустить ее, и бросилась к Дарио.

— Сучка! Ты пожалеешь об этом. Черт, надо обработать эти следы, а то еще заразу какую-нибудь подцеплю, — он потер раненную руку и внезапно почувствовал мощную волну раскаленного воздуха. Нет, это даже не воздух, впечатление было такое, будто его догнал сильнейший декомпрессионный удар, воздух стал не просто тягучим, а превратился в вязкое расплавленное стекло, перекрыв легкие, а голова закипела. Он вытаращенными глазами увидел, что многие люди падают, видимо, под воздействием этой же силы и задыхаются, хватаясь за горло и голову. Нелсон попытался оглянуться, но не смог, упав на почерневшую траву.

— Черт, Че-ерт! — прохрипел Нелсон, услышав отдаленный возглас Моэмы.

— Фогу!

Резкая вспышка света ударила по глазам, и Нелсон отключился.

*****

1940 год

Резкий свет лампы ударил прямо в глаза и раздражал Альфреда Ришера. За ним, в темноте находился человек, который казался доктору черным силуэтом.

— Господин Ришер, не кажется ли вам странным, что граф де Соза, человек хорошего воспитания из родовитой семьи, консул Португалии, вдруг идет на обман, утверждая, что ваш сын — не ваш сын, а его?

— Георг — мой сын, он продукт моего ума и плоти, — спохватился доктор.

— А вот ваша жена утверждает, что мальчишку вы привели с территории лагеря, в котором работали врачом. Вы проводили опыты, и этот ребенок стал для вас главным экспериментом, — человек встал из-за стола и вышел из темноты, зависая над доктором. — Вы обманули всех, когда представили этого маленького ублюдка своим сыном.Вы присвоили ребенка, чтобы прикрыть бесплодие своей жены!

— Георг — мой сын! — упрямо твердил Ришер, но уже понимая, что обречен.

— Заткнитесь, чертов мясник! Где ребенок? Где этот мальчишка, над которым ты проводил опыты? — заорал гестаповец, пугая доктора. — Ваша жена понесет справедливое наказание, а ваша жизнь зависит от того, каких успехов вы добились в своем деле.

— Я… я всегда работал во имя высшей цели и немецкого народа! Я не мог допустить, чтобы этот экземпляр сгорел в лагерной топке. Мое расовое сознание кипело гневом при мысли о том, что придется уничтожить такой идеальный образец, поставить его на один уровень с расово неполноценными элементами из концентрационного лагеря, — зачастил Ришер, сдувшись окончательно. — Это придумала моя жена!Я сначала отказывался от этого, но несколько дней она убеждала меня, и тогда мне в голову пришло, что можно использовать такой материал для своих исследований.

******

Николас ди Коста распечатал письмо, что получил из Берлина. Для людей, привыкших пользоваться электронной почтой, получение бумажных документов было удивительным, это напомнило профессору старые времена, когда переписка была не в информационном пространстве инета, а вот такими письмами, а, чтобы подробно поговорить с человеком, он ездил к нему на другой конец света.Это были ксерокопии документов. В огромном количестве текста скрупулезно была опись порядковых номеров, а также исходные данные владельца жетона. Кроме того, в документах были распоряжения и описания того, что происходило с людьми, которые прятались за этими порядковыми числами. Он позвонил Мелиссе и сообщил о получении информации, но любопытство заставило его начать изучать присланное, не дожидаясь девушки.

— В Берлинской академии военной медицины проводились опыты на людях, набранных в некоторых лагерях. Исследования шли по изучению эффективности сульфаниламида…

Прибежала Мелисса, пристроилась рядом, заглядывая в документы.

— Итак, сеньорита, вот ответ! Опыты проводились на женщинах, которых набирали в лагерях Равенсбрюк и Хоенлихен. Профессура в лице Гебхардта и хирургов Штумпффэггера и Шульца заражали женщин бактериями стрептококка. Хирурги делали надрез подопытным в бедре и вкладывали туда осколки стекла, щепки и заносили бактерии…

— Это невозможно! — воскликнула Мелисса. — До чего может дойти человек в погоне за научными открытиями?! Это не просто убийство на полях сражений, это намеренное уничтожение людей во имя собственного научного любопытства.

— Все ученые обладают таким любопытством, и каждый определяет черту, за которую он может или не может перейти…Все это курировала Берлинская академия военной медицины. В 1943 году Гебхард сделал доклад об опытах на конференции в Берлине и никто из присутствующих светил медицины, которые присутствовали там, не выразили возмущения тем, что опыты проводились на живых людях, — профессор ди Коста полистал следующий блок ксерокопий. — И разговоры об этичности ученых и моральной стороне научных исследованиях, да и самих достижений ведутся по сей день. А вот и упоминание о владельце вашего жетона. Этот жетон из Равенсбрюка, женского концлагеря.Это женщина, которая тоже была подвергнута опытам. Я думаю, что вашим знакомым, которые попросили узнать об этом жетоне, надо прочитать вот это.

Профессор передал несколько листочков копий карточки заключенных, которые заполняли в концлагерях, где убористым почерком было написано, когда и как объект поступил и был отобран в больничный барак.

— Магда Ришер поступила в июне 1940 году, как политзаключенная. Тут написано, что политзаключенная и она имела первое время определенные привилегии в лагере. Почему?

— Она была истинная арийка, женой одного из известных в Германии врачей, но это ее не спасло. Мелисса, изучи все, что есть в этой кипе документов… и обрати внимание на то, каким образом этот жетон оказался в Бразилии.

— Хорошо. Я заберу это?

— Конечно, ведь я обратился к своим коллегам по твоей просьбе. И как я вижу, ты уже определилась с направлением для дальнейшего изучения истории.

— Да, я хотела бы подробнее изучить последствия второй мировой войны на историю Бразилии.

— Держи меня в курсе или разрешишь мне стать твоим консультантом? — улыбнулся Николас.

— Я хотела об этом вас попросить, дон Николас, — обрадовалась девушка.

*****

Дарио оттащил Фогу подальше от деревни, сел на землю, чтобы отдышаться. Побелевший Фогу все еще источал жар, а кровь от раны на плече, полученной еще ранее, расползалась огромным пятном.

— Парень, давай, приходи в себя! Давай! Я не дам тебе тут сдохнуть!

— Дарио, а что будет с сеньором Нелсоном и его людьми? — Моэма испуганно топталась рядом.

— Ну, судя по всему, очнутся, — он облегченно выдохнул, когда Фогу приоткрыл глаза и шумно задышал и стал откашливаться. — Что с тобой, произошло, парень?

— Фогу! — Моэма присела и обняла их спасителя. — Я же всегда была уверена, что он может все! Дарио, его надо перевязать, у него кровь.

— Потом, как только уйдем подальше. Парень, давай — ка, вставай, нам надо уходить, пока эти головорезы не пришли в себя, как ты.

— Я не рассчитал… я не смог…

— Хочешь быть свободным — откинь сожаления. Научись убивать и плодить привидений, потому что тебя не оставят в покое. Что это было?

— Это сила Фогу! — воскликнула Моэма.

— Мне надо вернуться, там Бартира!

— Она мертва! Акара справится и без тебя, как только ты уйдешь, потому что им нужен ты.

— Как мне все это надоело! Мы постоянно куда — то бежим. Я не могу, у меня нет сил, — он закрыл лицо руками, а Дарио и Моэма отступили, давая ему время для того, чтобы оплакать свою потерю и прийти в себя.Вдалеке послышались проклятия, топот, и Дарио резко обернулся в сторону шума.

— Нам надо бежать.

— Надо бежать? — Моэма подскочила.

— Куда бежать? — вяло среагировал Фогу.

— Хватит ворчать, маленький мальчик, который умеет играть молниями, — Дарио буквально за шкирку поднял парня.

— Что?

— С тобой всегда так происходит, когда ты этого … то есть… того, во общем, я не знаю, как это называется? Как ты это делаешь?

— Нет, я … в физике это называется замкнутая цепь… мне пришлось замкнуть удар на себя, чтобы не задеть вас, — просипел посаженным голосом Фогу.

— Из-за этого за тобой охотятся Велозу! Вот уж, кто ученые придурки! — Дарио нервничал и оттого переходил на ругань. — Я думал, что такие, как ты, существуют только в воспаленных мозгах фантастов и режиссеров, а меня тут так умыли! Ты хоть понимаешь, какой ты ценный материал для научных экспериментов? Пошли! Нам надо до темноты выйти к дороге. Оставаться в джунглях ночью просто опасно.

— Что здесь опасного? — Моэма погладила бледные щеки Фогу, потом лихорадочно поискала глазами что-то в траве. — Вот! Я сейчас!

Моэма сорвала какую-то траву и, помяв ее пальцами, сунула под нос Фогу. Его голова дернулась.

— Что за дрянь? Воняет! — Фогу чихнул.

— Тебе станет лучше!

— Хватит с ним возиться, Моэма, он не маленький!

— В джунглях безопасно, а от Нелсона нас спасет Фогу!

— О, боже, конечно, не о чем беспокоиться! — с иронией подтвердил Дарио. — С нами же сам метатель молний.

— Ничего смешного в нашей ситуации я не нахожу! — проворчал Фогу и, еле передвигая ноги, поплелся за Дарио. Свой сарказм Дарио растрачивал не зря, потому что за ним он мог спрятать собственный страх перед непонятной силой парня, да и Фогу надо было привести быстро в порядок, чтобы не видеть, как Моэма вертится вокруг больного.

*****

Материалы по владельцу жетона повергли Мелиссу в недоумение, потому что было непонятно, каким образом железный свидетель военных лет попал в Бразилию, да еще и в семью ее подруги.

— Этот жетон принадлежит Магде Ришер. Это ваша родственница? Откуда у вас этот жетон военнопленной? Но это еще не все, — и не дождавшись ответа, продолжила дальше. — Магда Ришер была женой известного нацистского врача — Альфреда Ришера, который работал сначала в концлагере Заксенхаузене, а затем в элитной нацистской школе, где воспитывалось будущее германской нации.

— Мама, ты побледнела? — Сэс взглянула на Далилу. — Неужели эта Магда Ришер имеет к нам какое — то отношение?

— С чего бы это? — в ушах Далилы звучал голос ее матери: «Это Ришер! Бедная Магда Ришер!»

— Магда Ришер и ее муж были осуждены за обман в истории происхождения их ребенка. Ведь было известно, как трепетно относились фашисты к долгу женщин по воспроизводству истинных арийцев, а чета Ришер погрязла в обмане, — начала свой рассказ Мелисса. — Такого вероломства Гиммлер, преклонявшийся перед немецкими матерями, не мог снести. «Долг каждой здоровой женщины — подарить фюреру ребенка» — это почти лозунг.В общем, он был в бешенстве, когда он узнал, что Ришеры не были биологическими родителями своего «сына», а ребенок был похищен. Магда Ришер была бесплодна. Поэтому Альфред Ришер был расстрелян, а его жену отправили в недавно открывшийся Равенсбрюк.

— Бедная Магда, — Далила автоматически повторила слова матери. — Я не знаю, как этот жетон оказался в Бразилии, может случайно. Твой отец, Сэс, любит собирать предметы с историей, с «душком», но, чтобы такое…

— Значит, надо спросить его!

— Нет, нет, ты в это не вмешивайся, я спрошу сама.

— А что случилось с ребенком? — Сэс взглянула на подругу.

****

1940 год

— Что с тобой случилось, мальчик мой? Где твои родители? Господи, ты из этой школы? — пожилая женщина стала снимать с него форменную куртку с нашивками. — Когда же это все закончиться… Дети стали предметом политических амбиций...

Она посмотрела на фотографию своего сына, который сейчас находился в рядах армии Третьего Рейха в Бельгии, которая только что капитулировала при виде бравых вояк.

— Но это же совсем ребенок… как тебя зовут? Меня зовут фрау Фекен.

— Я уже не знаю… Георг. Мой отец… нет, я не помню его лица. Что со мной? — он вцепился в ее руки, и женщина почувствовала мгновенную боль будто от ожога.

— Ах!

Мальчишка дернулся, расцепляя руки, и с удивлением посмотрел на свои покрасневшие пальцы.

— Простите меня! Я, я плохо помню. Ко мне приходил отец, но меня ему не отдали, поэтому я сбежал, — он вскинул на нее глаза. — Вы не отдадите меня обратно?

— Не бойся, никто тебя не заставит вернуться туда, где тебе плохо. Кто твои родители? Мне надо знать, кто они и как их найти, чтобы помочь тебе.

— У меня болит голова, — мальчик сжал виски. — Мой отец приходил… мы жили в большом доме, а потом… пришли люди. У них были злые лица с белыми глазами… Мой отец — де Соза, мой отец приходил! Он искал меня! Он здесь! — мальчишка встрепенулся и лихорадочно стал натягивать на себя снятую куртку.

— Тебя поймают, если ты сбежал. В школе, наверно, уже подняли тревогу и объявили розыск. Мальчик мой, остановись! Где мне найти твоего отца?

— Не знаю… там было большой дом, много комнат, длинные коридоры и большое фойе…

— Гостиница?