глава 14

Алисия сидела на канапе[1], с тревогой всматриваясь в бледное лицо Габриэла, и теперь в глазах юной особы он казался беззащитным и несчастным.

— Как ты мог попасть в эту дурную компанию? У тебя есть сомнительные знакомые?

— Не беспокойся, милая, я сделал глупость — доверился людям, которые оказались мошенниками, но я жив, я здесь, и ты рядом. Я очень рад, что увидел тебя, — он шевельнул рукой, и Алисия тут же успокаивающе накрыла его ладонь своими пальчиками.

— Можно сказать моему отцу, у него большие связи в городе и твоих обидчиков сразу найдут.

Габриэл нахмурился, почти все, что было вчера, он помнил урывками, но то, что Рафаэл Сан-Марино был виновником его бед, он помнил прекрасно, и теперь решал, стоит ли говорить об этом Алисии.

— Выслушай меня, Алисия, мне сложно об этом говорить, но тебе необходимо узнать, что наши отношения очень скоро подвергнуться серьезному испытанию. Я не смогу долго скрывать своего отношения к Рафаэлу Сан-Марино, — его тон был сух и серьезен настолько, что Алисия замолчала. — Рафаэл Сан — Марино, твой отец, но он — мой враг.

— Враг?

— Да, потому что из-за него моя семья лишилась поместья и средств к существованию, поэтому мне приходится жить здесь, а не в своем доме.

Алисия сидела молча, оценивая слова своего возлюбленного.

— Я не могу пока доказать, что дон Рафаэл с помощью низкого мошенничества завладел фазендой, ведь всему обществу известно, что он это поместье купил. Нет, поместье моего отца перешло к твоему отцу совсем другим способом.

— Каким?

— Я не могу рассказать тебе все подробности, потому что сам до конца не знаю, но поверь мне, я говорю правду.

— Ты не можешь сказать? Ты не можешь сказать! А как я могу тебе поверить, что мой отец, которого я знаю всю свою жизнь, мошенник и подлец? Как? Это я не могу!

— Я понимаю, что все мои слова не смогут сейчас убедить тебя, но я смогу доказать это и тогда верну свое поместье.

— Это та фазенда, которую отец недавно купил?

— Он ее не купил, а отобрал, и мой отец умер из-за этого обмана.

Алисия соскочила с места в расстроенных чувствах.

— Нет, этого не может быть. Ты меня обманываешь, а я не могу понять почему.

— Алисия…

— Нет! — она прошла к двери, но очутившись за дверью, побежала прочь, ни с кем не прощаясь.

*****

Мысли Велмы метались, беспокойство овладело душой, и девушка не могла найти места после той вспышки гнева, где она потеряла лицо. «Разве, кто — нибудь поймет, что произошло, если я сама не понимаю этого? Никто, только Маура и Эдер. Эдер понял! У него было такое лицо, словно я превратилась в лягушку, но он ничего не сказал. Я не смогу взглянуть в его глаза, а мне надо с ним поговорить, все объяснить. А что я могу объяснить, если поддалась гневу. Нет, я не должна больше видеть его, его присутствие выводит меня из равновесия, я совсем потерялась среди своих желаний. Нет, не должна!» — Велме не хотелось ни с кем встречаться, поэтому она направилась в сторону пальмовой аллеи, чтобы побыть в одиночестве.

— Велма, как ты себя чувствуешь? — голос Виторио был обеспокоенным, он догнал ее почти у ворот фазенды.

— Я чувствую себя хорошо, но не могу усидеть на одном месте. Я заходила к сестре, но ее нет дома, — она взглянула в его обеспокоенные глаза и потупилась.

— Велма, я хочу пригласить тебя на прогулку.

— Ты хочешь со мной поговорить?

— Да.

Они вышли по дороге за пределы фазенды и остановились, любуясь открывшейся панорамой.

— Я очень беспокоюсь за тебя, милая, почему у тебя глазки красные? Ты плакала?

— Нет, посмотри, какая стоит жаркая погода и поднимается пыль, которая попадает в глаза.

— Ты говоришь правду или хочешь меня успокоить? — Виторио с беспокойством всматривался в ее лицо. — Может, поговорить с доном Рафаэлом, и он отпустит тебя в Европу, я мог бы тебя сопровождать.

— А как же Линда? Ты решил отложить свою свадьбу? Отец не сможет тебе этого простить! А Линда? Она тебе не нравится? Поверь мне, она очень замечательная, добрая, веселая и всегда будет тебя любить.

— Линда — прекрасная девушка, но мы мало знакомы с ней, поэтому я не знаю ее благородные качества, но верю тебе на слово.

— Я хотела бы видеть вас счастливыми супругами, только буду сожалеть, что вы переедите в другое дальнее поместье, и я не смогу видеть вас каждый день. Виторио помолчал, слушая ее рассуждения, но потом решился сказать то, о чем молчал многие года.

— Я был бы безмерно счастлив, если бы женился по любви, чтобы боготворить свою жену и дарить свое восхищение ее красотой и преданностью.

Велма остановилась, внимая каждому его слову.

— Ты говоришь так, словно уже влюблен. Неужели ты питаешь чувства к какой — то неизвестной женщине, а не к Линде?

Виторио, смутившись своего откровения, свел их до шутки.

— Милая, я говорю о воображаемом образе, а не о реальной женщине.

— Ох, вот и хорошо, обрати свое внимание на мою подругу. Она может стать именно такой женщиной, она ведь замечательная.

По дороге пронеслась одноколка Алисии, не остановившись, чем очень удивила гуляющих.

— С сестрой что — то случилось, она не могла пролететь мимо и не заметить нас. Давай вернемся в дом?

*****

Дон Рафаэл рассматривал стоящую перед ним светлокожую рабыню. Красавица, потрясающая красавица, не похожая на рабыню ни внешностью, ни поведением, а в глазах — лукавство.

— Значит, это ты поешь по вечерам и тревожишь мое воображение? Спой же сейчас.

Анита, подумав мгновение, заполнила комнату мелодичным напевом колыбельной, а дон Рафаэл, сидя в кресле, наблюдал за каждым ее движением и жестом. Когда она закончила, хозяин улыбнулся, показывая, что ее пение ему очень понравилось.

— Ты девственница?

Анита покраснела, вытянулась в струну, поняв, что не ее пение привлекает хозяина.

— Вы считаете, что от этого зависит мое пение?

Дон Рафаэл улыбнулся, с наслаждением рассматривая выразительные изгибы тела молоденькой рабыни.

— От этого зависит мое расположение.

— Расположение хозяина слишком дорого стоит, а у меня нет средств.

— Молодая рабыня имеет нечто, что может предложить хозяину.

— Ах, вы опять о чести? Зачем же вам чужая честь, надо свою иметь.

Он встал, подошел к Аните, взглянув в глаза, словно оценив не только ее привлекательность, но склад ума.

— Ты знаешь, что можешь вызвать у мужчины вожделение? Ты знаешь, что это такое? — он провел пальцем по ее шее, коснулся губ, отчего Анита смутилась, но не отступила.

— Так это мучение мужчин, что мне с того, что чувствует прелюбодей?

— Ты дерзкая! Меня еще никто не называл прелюбодеем, а тем более рабыня. Ты не боишься моего гнева?

— Мне его не избежать в любом случае. Сейчас или потом я откажу вам.

— Отказ рабыни? Девочка, ты грезишь!

— Совсем нет. Я вам нравлюсь?

Дон Рафаэл кивнул, не понимая, к чему она клонит, но решив, что подобный разговор очень занимателен, пояснил.

— Да, у тебя светлая нежная кожа, дивная шейка, глаза бездонны, как наше озеро… Что я говорю! — дон Рафаэл воскликнул в нетерпении. — Мне еще не хватало признаться в любви своей рабыне! Ты не похожа на рабыню.

— А вы представьте, что я ваша дочь, папочка.

— Что? — дон Рафаэл отшатнулся, а перед мысленным взором пронеслись неистовые обвинения старой Мауры. — Что ты придумала, девчонка!

Анита засмеялась, довольная произведенным эффектом.

— Я прикажу выпороть тебя за такие шутки, — он отошел. В этот момент в дверь постучались, и дон Рафаэл быстро направился к двери, словно спасался. Антенор, вошедший в комнату, замер от неожиданности, а хозяин небрежным жестом разрешил Аните уйти.

— Хозяин, вы расстроены?

— Эта девчонка вывела меня из равновесия! Никогда бы не подумал, что попадусь на крючок, — он вдруг засмеялся.

*****

Несколько лошадей спустились к озеру, для того чтобы напиться, Эдер откинулся на траву и натянул на лицо шляпу. Велма уже около часа ждала его здесь, зная, что он приведет лошадей на водопой. Все ее намерения не видеть Эдера сошли на «нет», и она с нетерпением ожидала его появления.

— Я знала, что ты здесь.

— А вы меня искали? — он взглянул на Велму и небрежно выплюнул травинку изо рта. Девушка села рядом, устроившись поудобнее.

— Ты избегаешь меня?

— Нет, хозяйка, я просто занят.

— Почему тебе нравиться здесь среди лошадей, а не среди людей?

— Люди слишком жестокие, а лошади такими не могут быть, поэтому в них трудно разочароваться. Вы привыкли к Луне?

— Да, моя красавица иногда и взбрыкнуть может, но я ее люблю.

— Мне посмотреть Луну? Вам что-то нужно? — но он не сдвинулся с места, рассматривая Велму.

— Скажи, Ассунта твоя девушка?

Эдер молчал, не зная, что ответить. Он сделал попытку уйти из поля зрения молодой хозяйки, дать ей понять, что не пристало становиться в ряд с Ассунтой. Она должна была понять, что ни она, ни он не могут позволить себе сблизиться, но Велма не желала принимать их неравенство.

— Вы подходите друг другу вполне — два молодых раба, два молодых тела… — в ее голосе послышалась напускное презрение.

— Я прекрасно помню, кто я. Спасибо, вы не даете мне об этом забыть. Какая забота!

— Неужели ты пытаешься меня зацепить своим остроумием.

— Что вы, кто мне позволит!

— Но ты не боишься меня.

— Теперь уж не знаю, что от вас ожидать в следующий момент, что придет в вашу голову на этот раз.

— А женщина должна быть непредсказуемой.

— Я знаю, чего вы хотите, вот только каким способом вы это сделаете? — ему в голову пришло более простое объяснение такого поведения молодой хозяйки

— Что я хочу?

— Попробовать силу своих женских чар, ведь это может пригодиться, когда рядом окажется подходящая кандидатура, а сейчас можно попробовать и на мне, это же вполне безопасно, ведь раб не посмеет обидеть хозяйку и будет послушен, а если нет, то его можно наказать. Как все просто!

Он встал и спустился к озеру к лошадям, а Велма последовала за ним, как нитка за иголкой.

— В твоих глазах я избалованная и пустая кокетка, но я не виновата в том, что нас разделяет такая огромная пропасть, и чтобы я ни делала, была бы вежливой или ругалась с тобой, ты будешь воспринимать меня хозяйкой и никак иначе, да?

— А что вы хотели? Чтобы я на какое — то время притворился вашим кабальеро и дал возможность отточить на мне мастерство женских ужимок?

— Каких ужимок?

— О, боже, хлопанье ресницами, губки бантиком, целомудренные поцелуйчики в щечку и куча всякой дребедени. Рассказывали мне тут про одну такую избалованную богатую сеньориту, которая поцелуями разбрасывалась, она целовалась со свинопасом, а вы с конюхом.

— Глупый, — заливистый смех девушки прокатился над озером, — той принцессе больше повезло, она хоть получила удовольствие, а я только мечтаю. Но я, как королевская дочь, могу тебе приказать!

— Попробуйте! А когда не получится, пожалуйтесь королю, скажите, что этот несносный раб не желает играть в любовь, а мне так хочется. Хотите, конюх вас поцелует? — Эдер усмехнулся, а Велма вспыхнула.

— Нет, мне так хочется отхлестать тебя по твоей роже!

— Давайте, — предложил парень, но все — таки отступил, предполагая, что Велма вполне может осуществить желаемое. — Проявите свою власть!

— Ты все это устроил, чтобы от меня избавиться? — Велма решила пойти на примирение, сглаживая нарастающий конфликт.

— Зачем вы избили Ассунту? — резкий переход на другую тему испугал девушку, и она сказала первое, что пришло ей на ум.

— Я наказала ее за испорченное платье.

— Платье? Да вам невыносимо, что рядом со мной другая!

— Самовлюбленный болван! — она стукнула его по плечу кулачком. Он перехватил занесенную руку, прижал Велму к себе, целуя зло и требовательно и заставляя ее подчиниться. Велма засопротивлялась, желая вырваться.

— Отпусти меня! Мне не нравится то, что ты сделал!

Эдер усмехнулся и грубо оттолкнул девушку, которая подбежала к лошади и, сев на Луну, помчалась прочь. Луна неслась во весь опор, а возмущение Велмы быстро переросло в радостное ощущение полета, она облизала губы и засмеялась.

*****

Антенор не шел, а бежал, стараясь как можно быстрее найти Аниту, но увидев ее, забыл обо всех своих сомнениях, обнял.

— Что с тобой, любимый?

— Душа моя, мы могли бы пожениться, как ты думаешь? — ему хотелось поторопить события, может, этим обезопасить Аниту.

— Моя бабушка не согласиться.

— Маура поймет, насколько сильно я люблю тебя, и согласится. Я могу с ней поговорить сегодня же, сейчас.

— Не торопись, Маура сейчас занята, у нее Ассунта. И потом я еще не насладилась этой минутой.

— Какой?

— Ты должен попросить у меня руки, а не так между делом сказать: «Милая, давай поженимся».

— Смешная ты, откуда в тебе замашки сеньориты?

— Неужели я многого прошу? Всего сделать предложение. А я …

— Что ты?

— А я подумаю, немного помнусь, чтобы ты занервничал, потом подумаю, еще немного подумаю, а потом, наверно, соглашусь, — Анита смеется, счастливая от сознания того, что она нашла своего мужчину.

— Душа моя, я люблю тебя, я хочу, чтобы ты стала моей женой, — их поцелуй украдкой и окрик хозяйки, звавшей Аниту, не дали Антенору прочувствовать красоту момента, и он не хотел отпускать Аниту из своих объятий.

— Отпусти меня, я должна идти, меня зовет дона Мария. Антенор, мне пора, — она отступила, направляясь на кухню.

— А как же твой ответ на мое предложение?

— Я подумаю, — ее смех еще звенел в коридорах дома.

******

Зелия робко заглянула в хижину Мауры, с опаской оглядывая маленькое пространство, потом зашла. Маура недовольно уставилась на молодую негритянку.

— Чего ты хочешь от меня? Я не буду больше опустошать твое чрево, чтобы ты могла и дальше играть с хозяином.

— Маура, помоги мне. Я теряю его любовь, я пришла к тебе за помощью.

— Что тебе нужно?

— Призови Симби[2], чтобы усилить желание моего белого господина. Я хочу быть в его доме и в его пастели! Только я и никто больше. Я хочу, чтобы белый господин хотел только меня!

— Зелия, хозяин выкинул тебя из дома?

— Он не пустил меня сегодня ночью, я просидела у его двери до утра.

— Многие рабыни становились любовницами белых хозяев, думали, что их положение станет прочным, но ни одна из них не стала свободной. Рабыня — это вещь, игрушка, которую хозяин меняет, как только та ему надоедает.

— Маура, помоги мне! Может, у моей Зубайды будет другая жизнь, ведь она дочь дона Рафаэла.

— Дочь хозяина! Сколько здесь детей, которые считают его своим отцом? — Маура покачала головой, потом стала ходить по хижине, будто не могла решиться, но потом решительно бросила в огонь какое — то растение и в воздухе распространился приятный запах.

— Маура, я не пришла бы к тебе, если не твоя внучка! — Зелия решила пойти на хитрость. — Ану переводят в горничные в сеньорите Велме, а если она попадется на глаза дону Рафаэлу, и он не сможет устоять?

— Говори, подлая душа, что ты знаешь об Аните! Если утаишь что, напущу на тебя Геде[3], чтобы высосал он твою душу и выплюнул!

— Маура, я и говорю, сделай мне зелье, чтобы дон Рафаэл смотрел только на меня! Чтобы жар его чресл доставался только мне!

Маура вспыхнула, но потом подошла к столу и стала что — то смешивать.

— Присядь ближе к огню, — Зелия мгновенно послушалась, преданно заглядывая в глаза ведуньи. Маура развела питье и дала женщине, взывая к трем «матерям святых». Ее бормотание создавала ритм речитива, под который Зелия качала головой и делала странные движения.

— Дух Симби войди в тело Зелии, сделай ее тело желанным для ее мужчины… — Зелия вошла в транс, срывая с себя одежду. В огненном свете ее красивое упругое тело извивалось в причудливом танце, и это продолжалось в течение долгого времени.

— Пей! Еще пей! — Зелия глотнула горячей жидкости и резко свалилась к ногам старой негритянки. Маура похлопала по щекам Зелии, приводя рабыню в чувство, сунула ей амулет.

— Держи, этот фетиш пронесешь в спальню своего хозяина и положишь там, где никто его не найдет. Смотри, если кто-нибудь увидит, с тебя шкуру спустят и мне достанется.

Зелия схватила амулет, радостно прочирикала благодарность и исчезла в ночи.

Маура медленно убирала все ритуальные принадлежности, чтобы случайный посетитель не увидел, чем они только что занимались, ее не волновала Зелия со своими низкими желаниями, ее больше волновала собственная внучка.

— Нельзя сопротивляться тому, что предначертано судьбой, нельзя убегать от того, что догоняет, нельзя поддаваться страху, даже если он силен… — она бормотала слова в полудреме, но мгновенно услышала шорох открываемой двери.

— Маура! — шепот Эдера заставил ее послать проклятия, но они не остановили парня. — Маура, как Ассунта?

— Скоро будет, как новая. Рубцы на теле заживут, а душу ты у нее уже вынул. Ты слышал мое предостережение?

Эдер уселся напротив Мауры и задумался.

— Опять молчишь! Послушай мудрую старуху. Вверх летишь медленно, а падаешь стремительно, высоко летаешь недолго, а разбившись, мучаешься всю жизнь.

— Я не боюсь твоих слов и буду пользоваться всеми возможностями, чтобы стать свободным и самостоятельным человеком.

— В тебе говорит кровь твоих предков — индейцев, только индейцы борются за свою свободу до конца.

— Расскажи мне о моем отце?

— Нет, я расскажу тебе легенду о птице, которую почитают индейцы. Это птица называется квезаль. Очень красивая птица с ярким оперением: красная с зеленой и желтой головой. У этой птицы есть особенность: она не может жить в неволе. Пойманные квезали быстро погибают и никогда не дают потомства в клетках. У индейцев квезаль — священная птица. Индейцы, как квезаль, долго не живут в рабстве. Они бешено воюют при попытке захватить их в плен, а на плантациях живут мало, работают плохо и умирали, вот только часто от рук своих недовольных хозяев. Ты, как квезаль, имеешь яркое оперение и бьешься о прутья клетки до самой крови.

— Квезаль? Да, я — квезаль, — Эдер встал и бесшумно вышел из хижины мудрой негритянки.

[1]диван с приподнятым изголовьем, софа.

[2]дух соблазна и плодовитости.

[3] Дух разврата и необузданных желаний