глава 8

Утренний свет забрезжил на горизонте, и сразу потянулась длинная вереница рабов на плантацию, протяжная песня разлилась по просыпающимся холмам.

Антенор выжидал, когда Жоакин перестанет ругать какого-то нерадивого раба и исчезнет из поместья на плантацию, где и было его место. Недавно он видел, как главный надсмотрщик приставал к Аните, и по его лицу было видно, как не терпится получить власть над юной рабыней.

— Подлость и жадность у тебя в крови, Жоакин. С такими — то достоинствами ты далеко пойдешь или умрешь в первой попавшейся канаве.

Жоакин оскалился.

— Мы с тобой в одной упряжи, так что подохнем вместе. Еще посмотрим, чьи услуги важнее нашему хозяину, когда надо разрешить щекотливые ситуации. Сам — то ты не смог быстро избавиться от ненужного свидетеля, пришлось мне выполнить поручение дона Рафаэля. К чему нашему хозяину человек, который мучается угрызениями совести?

— Я не собираюсь обсуждать с тобой ни свои действия, ни действия дона Рафаэла. Тебе не советую распускать язык, хвастаясь о своих заслугам. Займись лучше своими настоящими обязанностями.

У дальней террасы появилась Анита, спешащая на кухню, и Антенор направился к ней, забыв о злобствующем Жоакине.

— Давай, давай, беги, Антенор, к этой пташке, а я ей крылышки — то обрежу. Антеор развернулся и с размаху заехал мощным кулаком надсмотрщику в лицо. Удар был настолько сильным и неожиданным, что Жоакин отлетел и плюхнулся на костлявый зад, заверещав, что было мочи.

— O que é este catso?[1]Foder, vai se, vai te.[2] Putaquepariu![3]

— Заткнись, подлая скотина, если ты хоть пальцем, хоть взглядом коснёшься этой девушки, ты будешь иметь дело со мной и поверь, я не буду раздумывать, убивать тебя или нет.

К ним подбежала Анита, недоумевая, что могло произойти между управляющим и надсмотрщиком, но услышав непристойные ругательства Жоакина, испуганно остановилась.

— Антенор, что случилось? — она от волнения назвала управляющего просто по имени, и не заметила этого, только душа у Антенора возликовала, словно они стали ближе друг к другу.

— Что случилось?

— Ничего, сеньор Жоакин идет заниматься делами и не будет сотрясать воздух пустыми угрозами. Убью, — добавил Антенор так, чтобы услышал только его враг.

*****

Алисия открыла свою книгу и прочитала первое, что попалось на глаза: «Большие черные глаза, которые в минуты спокойствия сверкали мыслью и огнем, сейчас горели самой лютой ненавистью…. Среди бесчисленных разновидностей человеческих лиц вряд ли можно найти еще одно такое лицо, которое отличалось бы столь поразительным своеобразием. Стройный и гибкий стан юноши говорил скорее о ловкости, чем о силе.»[4]

— Конечно, он хотел бы дерзать и сражаться, но самое ужасное — предавать любовь. Любовь простолюдина и аристократки — не только проявление любви, это еще и вызов, брошенный обществу: «нечто величественное и дерзновенное», — перед ее мысленным взором возник образ красавца — раба, нежелающего смириться с собственной судьбой, Алисия вздохнула и продолжила читать, но потом нетерпеливо отмахнулась от воображаемого героя, соскочила с кровати и побежала вниз на кухню, чтобы занять себя делом. На кухне всюду шла работа и не прекращалась ни на секунду. Девушка подошла к окну и сквозь пыльное стекло стала наблюдать за Эдером, занятым каким — то делом во дворе дома.

— Он не романтический герой, он — даже не Жюльен Сораль[5], он обыкновенный упрямец.

К ней подошла сестра и, проследив за направлением ее взгляда, горячо зашептала в ухо.

— Хочешь взглянуть на него поближе?

— Что ты говоришь, сестра?! Я вовсе не на него смотрю.

— А я не про него говорю.

— Он жалкий.

— Жалкий? Он — красивый, вот ты и готова подастся искушению.

— Ах, Велма, меня куда больше волнует Габриэл Брандау.

— Тогда почему ты наблюдаешь за Эдером?

Алисия пожала плечами, напучкая на себя безразличие, и отошла от окна.

— Не знаю, он вызывает во мне непонятное чувство сожаления.

— Сожаления?

— Да, если бы он не был рабом…

*****

Виторио находился в небольшом городке, близ их поместья, куда часто ездили местные плантаторы, совершая сделки или просто развеяться. Семейный ужин, пустые разговоры с пустоголовыми кокетками вызвали в нем сильное напряжение, и теперь надо было расслабиться. Карты, женщины, дорогое вино — три страсти, которым Виторио подчинялся без сожаления, и все это можно было найти в Доме под красной крышей. Так называли игорное заведение, где можно было найти развлечения на все вкусы. Таких домов по стране было мало, обособленность аграрных усадеб диктовала закрытость частной жизни и уединенность семейств фазендейро, но в этом городке игорный бизнес процветал. За столиком он сидел один, смакуя каждый глоток вина, когда к нему подсела красивая, но вульгарно накрашенная женщина.

— Добрый вечер, сеньор Пруэнс, как приятно вас снова видеть. Что хотите на этот раз? Манон? Хороший ужин?

Габриэл не торопился, обдумывая предложение.

— Как настоящее имя Манон?

— Манон.

Он неопределенно махнул рукой, соглашаясь с ее предложением, и тут же появилась кокетливая девушка, ласково погладила мужчину по плечу.

— Я рада тебя видеть, Виторио. Почему ты так надолго исчезаешь? — она села напротив, придвинулась, создавая более приватную обстановку. — Я соскучилась.

— Сегодня я не расположен оставаться здесь на ночь, поэтому пройдем в твою комнату сразу.

— О, Виторио Пруэнс, рад вас видеть в столь интимной обстановке, — дорогу перегородил дородный сеньор, лицо у него было красное от большого количества, выпитого, к тому же, его шатало. — Давненько я не видел вашего дядюшку, а бывало, он часто заходил сюда.

— Вы что — то путаете, сеньор…, мое имя не Виторио Пруэнс, и я здесь проездом.

— О, простите, неужели я обознался, но все может быть, я сегодня пьян, мои карманы пусты, а счет в банке горит синим пламенем, — он, пошатываясь, направился к выходу.

******

Маура находилась в сензале, где под предлогом осмотра рабов, раздавала кашасса[6]. Ее монотонный шепот вводил опьяневших и уставших людей в состояние отрешенности. Некоторые из них начинали раскачиваться и петь понятные только для них гимны, вторя шепоту Мауры.

— Маура! — Антенор зашел в барак и одернул старуху. — Все продолжаешь свое колдовство? Смотри, узнает хозяин, одним наказанием не отделаешься.

— А ты не грозись, Антенор, наши боги берегут тех, кто им поклоняется. У тебя-то какой бог?

— Единственный.

— У белых людей один бог и слеп, и глух, потому что на всех его не хватает.

— Не кощунствуй, Маура, прекрати проводить свои ритуалы, — он стоял у входа, ожидая выхода ведуньи. — Возвращайся в свою хижину, твоя внучка очень обеспокоена твоим отсутствием.

— Ха-ха-ха, ты уже знаешь, что моя внучка думает? Ходишь за ней, как тень. Думаешь, не вижу твоего интереса? Не будет у вас счастья. Твой хозяин обманет тебя и выкинет, когда ты станешь не нужен, а моя внучка не будет жить с тем, кто мучает ее народ.

— Ты повторяешь это, как заклинанье или тебе это сказала Анита?

Маура проковыляла к выходу из барака и не успела ответить, как появилась Анита.

— Бабушка, я искала тебя всюду. Где ты была? — девушка взглянула на мрачного Антенора и улыбнулась. — Здравствуйте, сеньор Антенор, — и опять «сеньор» и опять черта, за которую не перешагнуть.

— Хорошая из тебя сторожиха, Маура! — бросил фразу Антенор и вышел.

— А из тебя несмелый охотник!

— Бабушка, о чем вы говорили? Что хотел сеньор Антенор? Вы говорили обо мне? — интерес в голове внучки насторожил Мауру.

— Тебе нравится этот мужчина? Говори правду!

— Очень, бабушка. Он настоящий, и он совсем не злой и не жестокий.

— Много ты знаешь! — проворчала старуха.

— Я чувствую.

— А то, что он служит у мерзавца, тебя не смущает? То, что он посвящен в его дела и, скорее всего, как преданный пес, выполнял все его приказы?

— Ты говоришь о хозяине, как о настоящем дьяволе. Почему? За все то, время, пока мы здесь живем, он едва ли взглянул на нас, а ты говоришь о нем так, словно знаешь его всю жизнь.

— Я знаю и видела достаточно, чтобы не доверять свою внучку этому белому прохвосту, как Антенор. Наверно, для хозяина старается.

*******

Уже долгое время Велма торчала в одном из подсобных помещений для обработки кофейных ягод, ожидая, когда появится Эдер. Здесь стояли станки для обработки кофейных зерен, какие-то приспособления, о которых юная девушка и не подозревала, но они не занимали ее воображение. Эдер зашел в сарай и, неожиданно заметив молодую хозяйку, встал, как вкопанный.

— Опять вы здесь! — лицо его окаменело, когда Велма приблизилась к нему.

— Сегодня очень жарко. Я искала воды, — она замолчала, поняв, что говорит абсолютно несуразные вещи, — как у тебя дела?

— Как обычно.

— Я тоже сегодня хорошо провела время с подругой. Она такая милая, но скоро она выйдет замуж за моего кузена.

— А ваша сестра?

— Алисия всегда погружена в свои грезы и отсутствует, мне совсем нечем заняться и очень скучно на фазенде.

— У меня нет времени скучать.

— Я … искала тебя, чтобы сказать, что вчера ты был великолепен. Я была в восторге, когда ты вошел в круг, ты был, как огонь. Капоэйра — очень красивый танец.

— Но это приемы самообороны. Ни один хозяин не позволил бы заниматься своему рабу боевым искусством, поэтому капоэйра была замаскирована под танец.

— Самооборона? От кого? — Велма коснулась пальцем его кожи на загорелом плече, и он вздрогнул, отступая на шаг назад.

— Мало ли у меня врагов.

— Но ты находишься под нашей защитой…

— И в вашей собственности.

Велма смутилась, разговор с парнем вызывал в ней бурю восторга, но и крайнее беспокойство, потому что ей казалось, что его слова имеют скрытый смысл, и она выглядит совершенно глупой девчонкой.

— Ты знаешь, что ты очень привлекательный?

— Догадываюсь.

— Это тебя не беспокоит?

— Нет, но я вижу, что это беспокоит вас.

— Нахал! — Велма, взметнув головой, развернулась и вышла под веселый смех молодого креола. Парень перетаскал несколько мешков кофе в сарай, загрузил в лотки, и, оглянувшись на дверь, увидел Мауру.

— Что здесь делала дочь хозяина?

— Я всегда говорил, ты все видишь и слышишь, как дух, который летает над поместьем.

— Не виляй хвостом, неразумный щенок! Молодая хозяйка, как ее отец, оба они из одного теста слеплены, и желания у них одни!

— Что ты, Маура, хочешь сказать?

— Нельзя тебе быть рядом с ней. Я чувствую беду.

Эдер засмеялся от такого абсурдного предупреждения старухи.

— Разве я не вижу, что девчонка положила на тебя глаз? Ее переполняют низменные желания. Что может связывать хозяйку и раба? Знай свое место, Эдер!

Губы креола изогнулись причудливой линией, а глаза сверкнули сталью, но парень промолчал, не рискуя противоречить Мауре.

— Вижу твои мысли, негодный мальчишка, не получишь ты ничего, кроме плети от сеньора Рафаэла за один лишь взгляд на его дочку.

— Я никогда не приму ее власть надо мной, сеньорита мне не нужна.

— Спрячь свою непомерную гордость! Откуда в тебе это?

— Я заработаю денег, пока не знаю, как, но я заработаю и выплачу манумиссию[7], я выкуплю себя и получу свободу, чтобы стать равным моему хозяину.

Маура укоризненно покачала головой, слушая почти неосуществимые мечты Эдера.

— Тебе надо смириться со своей судьбой.

— Нет. Посмотри на меня, Маура, я похож на раба? Нет! Анита похожа на рабыню? Разве она недостойна лучшей доли, чем раб с плантации или сластолюбивый хозяин?

— Спрячь свою гордость, спрячь свой ум, Эдер, иначе окажешься на заднем дворе фазенды у столба.

****

Дон Рафаэл и Виторио встретились в Городском совете, где устраивалось ежегодное собрание плантаторов для того, чтобы скоординировать закупочные цены на кофе, обсудить дальнейшие планы и возможные взносы на благотворительность.

— В этом году я вижу новые лица, — Виторио медленно осматривал присутствующих, здороваясь почти с каждым.

— И очень даже хорошенькие. Неужели вдова Кошта решила взять управление усадьбой в свои руки? Или она собирается продать фазенду с немалыми землями и отбыть в Сан-Пауло? Если это так, то у меня будет хорошее предложение на ее земли. Стоит с ней познакомиться поближе, — с этими словами дон Рафаэл направился к высокой красивой женщине, которая разговаривала с председателем Совета.

— Добрый вечер, мой друг дон Маркус, простите за такую фамильярность, но на правах старинного друга, я могу обращаться к вам запросто?

— Конечно, конечно, дон Рафаэл. Познакомьтесь, эта прекрасная амазонка-Каталина Мадейруш ди Кошта, вдова Кошта, — председатель рассыпался в комплиментах, расцветая под благосклонным взглядом этой красивой женщины. Она засмеялась, и ее мелодичный голос выделился среди общего фона мужских баритонов и привлек внимание окружающих. Дон Рафаэл стал похож на большого довольного кота, который добрался до сливок, когда прикоснулся губами к ее руке.

— Я слышал о красоте жены моего друга Кошта, но не смог засвидетельствовать свое почтение, пока не стало поздно, а потом лишь любовался вами издалека.

— Я помню вас на похоронах моего мужа.

— Да, мне жаль, что Лукас умер так внезапно. Но жизнь продолжается для тех, кто остался жив, и я выражаю вам свое восхищение. Могу ли я пригласить вас за свой стол?

— Извините, сеньор Сан — Марино, но я пришла сюда обсуждать дела и не хочу отвлекаться на столь обаятельного мужчину во время доклада с нашего председателя Совета, — она легко, почти стремительно отошла от Рафаэла и села за свой столик.

— Caramba! Великолепная женщина! Ты видел, Виторио, с какой грацией и легкостью она вышла из щекотливого положения? Роскошная женщина!

— Да, вот когда пожалеешь, что почти женат. Не боитесь, что не сможешь произвести впечатление? Она знает себе цену.

— Посмотрим, посмотрим, может под такой горделивой неприступностью кроется сладкая мякоть аннона[8]. Придется постараться, чтобы Каталина ди Кошта снизошла до нас.

Дон Рафаэл сел за стол и весь вечер не спускал глаз с красавицы, строя всевозможные планы покорения неприступной крепости.

******

Эдер закончил работу и натянул на себя рубаху, выходя во внутренний двор дома. Около дальней двери, ведущей внутрь, стояла дочь хозяина, и наблюдала за ним. Он не двинулся с места, тогда Велма подошла сама и демонстративно встала перед ним.

— Я хочу проехаться на озеро… с тобой.

— Это значит, что я не могу отказаться?

— Отказаться? Все в тебе до мельчайшей крупинки принадлежит мне, разве ты можешь отказаться?

— Вы так часто это повторяете, как будто хотите поверить в это сами, и до отвращения упиваетесь своей властью. А вот интересно, что вы сделаете, если я откажусь?

— Я расскажу отцу, и тебя заставят делать то, что я хочу.

— Ладно, а если я скажу, что вы — дура?

— Что? Как ты смеешь меня так называть!

— Господи, одна и та же песня! Я вас еще не назвал, я только спросил, что будет если я назову вас дурой! — он насмешливо выделил последнее слово, а Велма растерялась от того, что попалась в очередную словесную ловушку.

— Ну, хорошо, я не так выразилась. Я хочу съездить на озеро, мне нужна лошадь и сопровождающий. Все? Нет, это ненормальность! Почему я должна уговаривать своего раба выполнять его обязанности?! Тебя надо наказать, и ты не будешь распускать язык. Почему ты молчишь?

— Моя обязанность работать, а разговаривать должны люди, а не вещи, — он направился на конюшню.

— Ты куда? Мне нужна лошадь!

— Да, сеньорита.

Велма нетерпеливо расхаживала перед домом, когда наконец — то, подъехал Эдер, введя за собой ее Луну. Они долгое время ехали молча, Велма не решалась заговорить.

— Давай заключим с тобой перемирие?

— Что вы имеете в виду?

— Я не буду напоминать тебе о том, что ты принадлежишь нашей семье.

— Это уже лучше.

— Ты же будешь вести себя прилично?

— Прилично? Что это означает?

— Ты не будешь дерзить, будешь исполнять мои приказы.

— В рамках приличного…

— Что? Я и не собиралась просить тебя о чем — то неприличном! Ты много мнишь о себе.

— Есть причина.

— Какая?

— Опять кричать будете.

— Нет, скажи, — ее любопытство заставляло Велму настаивать, хотя она подозревала, что пожалеет об этом.

— Да вы бегаете за мной, как простая рабыня.

— Что!? Мерзавец! — она замахнулась на него хлыстом, но Эдер резко пришпорил коня и увернулся, весело хохоча и перегоняя девушку. Велма попыталась его догнать и огреть хлыстом, но ей никак это не удавалось, а Эдер все дразнил ее своим смехом.

У озера они спешились, Велма обиженно молчала, стараясь не смотреть ему в глаза, но потом не утерпела.

— Ты совсем не боишься, что я могу пожаловаться отцу на твою дерзость?

— Нет, вы не будете жаловаться.

[1] Что это за фигня?

[2]«иди трахни сам себя»

[3]Матьего! Мать твою так! Шлюха, которая (тебя) родила

[4] Ф. Стендаль «Красное и черное»

[5] Персонаж романа Ф. Стендаля «Красное и черное»

[6] Забродивший напиток из сахарного тростника, который изобрели рабы.

[7]освобождение за выкуп считалось богоугодным делом.

[8]тропический фрукт, его мякоть по вкусу напоминает манго и ананас