глава 13

Каларуш, сидя на балконе, обвел взглядом нижний зал. Он был наполнен клиентами наполовину, и для каждого нашлась девочка по вкусу. «Мiragem» при доне Рафаэле был в большей степени игорным заведением, где обчищали клиентов, а Каларуш сделал его домом, где каждый клиент за свои деньги получал удовольствие по своеу вкусу, а сам хозяин получал большой доход от человеческих пороков.

— Хорошее раньше было время. Здесь играли сутки напролет, проигрывали и выигрывали десятки тысяч крузеро, срывали банки. Я часто выколачивал карточные долги, теперь совсем по-другому. Но и это я не готов потерять все это из-за какого честного придурка, возомнившего себя борцом со злом, — его раздражение вылилось в монолог. — Что значит зло? Разве желание получить удовольствие — это зло? Эти правдолюбцы должны уяснить, что нельзя избавить человека от порока там, где порок стал обычаем. Да и человека нельзя изменить, все мы одинаковы в своих основных желаниях. Посмотри, вон сидит один член Городского Совета, а там… некто из Управления дорог. Ничто не чуждо нашим людям… но надо быть осторожным, потому что все они такие же, как мы с тобой, конъюнктурщики.

— Отец, еще на этой неделе вон за тем столиком сидел наш Глава муниципалитета. Разве он захочет нашего закрытия?

— Ты глуп! Именно он станет первым, кто заклеймит нас позором и постарается избавиться от нас, потому что ему выгодно прослыть честным и неподкупным служителем государства, но я ему напомню о маленькой горячей кошечке, к которой он ходит каждую неделю. Посмотрим, кто кого! — Каларуш еще раз перечитал статью и отбросил газету.

— Но неприятности все равно будут.

— А если в этом замешан Антенор?

— Антенор? Это не так страшно, ведь он при своей порядочности никогда не пойдет на подлость, а значит, мы всегда сможем его переиграть. Он не имеет значимых связей в правительстве и даже в нашем городском управлении. А вот Арманду де Соза — темная лошадка, что от него ждать?

— Он — иностранец, что он может знать о нас?

— Не знать, а сделать!

— Я не понимаю.

— И не надо, пока он не лезет в наши дела, он нам неинтересен. Что с новой партией девочек?

— Через несколько дней. Если будут блондинки — доход возрастет.

— Что говорит Хильда?

— У нее есть проблемы с тремя, которые показали «малую пригодность», даже штрафы и наказания не помогли.

— Переведите их на окраину, где клиентура менее требовательная, пусть там деньги зарабатывают.

— К Хильде приходила «Ирма Супериора»[1] по поводу организации кладбища для проституток, требовала, чтобы мы умерших проституток отдавали им для совершения обряда очищения, — Ванансио наблюдал за дефилирующими мимо девочками.

— Пусть будет так, дай денег. Мы столько делаем для этих никчемных девиц, способных зарабатывать только одним способом, а подвергаемся осуждению, — Каларуш пожал плечами. — Только одна статья, а половина клиентов уже нет. Ты нашел этого Алехандро Паеса?

— Нет, с ним работает сам редактор, а рядовые репортеры не знают, кто это.

— Так спроси редактора!

— Он выгнал меня из своего кабинета, назвав твоим прихвостнем. Но я врезал ему, что набежали сразу людишки! Он запомнит, как распускать язык и своих репортеров, — Ванансио стукнул в груд кулаком для придания большей эскпрессии собственным действиям.

— Становится горячо. Я как чувствовал, что нам нужно иметь вариант для легализации денег. Надо обязательно надавить на Антенора и его компаньонов. Как твои люди влияют на рабочих фабрики?

— Никак, все вернулись на рабочие места. Антенор смог договориться с инициативной группой, а к ней мы не имеем подхода.

— Почему? — Каларушу не нравилось топтаться на месте.

— Они заговорили о своем объединении для защиты своих интересов, а нас отстранили[2].

1900 год

Каларуш ухмыльнулся, глядя на тщетные попытки Велмы скрыть свое волнение.

— Сеньора, я человек незаметный, но это не значит, что я ничего не замечаю. Я все вижу. Я и раньше видел больше, чем говорил.

— Что ты имеешь в виду?

— Я про темную ночь, когда исчезла молоденькая рабыня Ассунта. Ей не повезло, вот только тогда я не понял, почему вашему мужу приспичило избавиться от ненужной никому девушки, а потом понял.

— И что же?

— А то, что на ней было платье Аниты, которое подарил ей ваш отец. Я ведь мог побежать и рассказать о своих подозрениях хозяину, и вам бы не поздоровилось. Я же не сделал этого.

Велма побледнела, но с нарочитым спокойствием села напротив Каларуша.

— И что мне с этого? Какое отношение имеет какая — то рабыня ко мне?

— А кто поверит, что вы не были в сговоре со своим мужем, ведь он до сих пор не оставил попытку стать единственным наследником дона Рафаэла? А еще кто поверит, что вы, сеньора, не были осведомлены о похищении сына Сан — Марино?

— Ты думаешь, кто-нибудь поверит твоим россказням, которые происходили десять лет назад?

— Поверит — не поверит, но вы же знаете, как наше общество падко до таких новостей. Так можно испортить репутацию на многие годы, а потом и полиция может заинтересоваться или какая — нибудь организация по защите прав рабов. Их так развелось, все не могут успокоиться. А у вас дочь растет, ей еще предстоит быть принятой в приличном обществе себе подобных. Что будут говорить о ней?

— Что ты хочешь от меня? — спросила Велма после недолгого молчания.

— Я хочу лишь то, чтобы вы подтвердили, что дона Рафаэла убил Антенор.

— Зачем тебе это обвинение? — Велма опять почувствовала себя пойманной в сети, словно рыба.

— Хочу видеть его уничтоженным, размазанным по полу!

— Я не желаю участвовать в вашей войне, — она отошла от Каларуша, чтобы не подвергать себя искушению дать пощечину низкому человеку.

— Поздно об этом думать, если сами не голубка белая. А может, вам напомнить вашего ненаглядного любовника, которого вы так наказали и который оказался вашим братом, — Каларуш ехидно засмеялся. — Я все помню: кто направил револьвер, как дон Рафаэл рыдал над телом своего сына, которого не знал. Я ненавидел этого раба, но если быть честным, он был сильным противником и достойным продолжателем рода дона Рафаэла, настоящим Сан — Марино. А теперь представьте, что хоть что — то …

— Прекрати! Я не убивала Эдера, я хотела его спасти! Это нелепая случайность!

— А кто этому поверит? Я могу рассказать историю влюбленной сеньориты, которая направила револьвер своего отца в неверного возлюбленного. Как это романтично! Все общество взорвется, обсуждая в каждом доме историю семьи Сан— Марино.

— Я поняла.

— Вот и хорошо, каждый останется при своих тайнах, — Каларуш ушел, а Велма закрыла лицо.

— Когда же это кончиться?! Почему за ошибки приходиться расплачиваться так долго?

*****

Слова Лусии, все — таки, заставили Кассио думать о Нине, припоминая разные моменты из их встреч, разговоров. Он зашел в бар, незаметно для себя охмелел от выпитого вина, разогревая свою фантазию, и направился к ее дому. Ему не терпелось увидеть свою невесту, посмотреть в ее глаза и найти в них подтверждение ее любви. Нина вернулась домой почти около полуночи и, увидев жениха, не расстерялась.

— Я не ждала тебя сегодня, иначе бы пришла раньше. Мне приходится помогать отцу в ресторане, — глаза ее светились в темноте честностью.

— Почему твой отец отпускает тебя так поздно? Я понимаю, что ресторан работает допоздна, но я мог бы встречать тебя и провожать. Почему ты не разрешаешь мне этого делать?

— Любимый, я работаю не каждый день и не знаю, когда придется задержаться. Я не хочу дергать тебя по каждому пустяку, к тому же, меня отвозит извозчик — папин друг.

Кассио не знал, что ответить, ведь ее слова отличались логикой и заботой об отце и даже о самом женихе.

— Что случилось, любимый?

— Ничего, — он обнял девушку, спрятав лицо в ее волосах, — у твоих волос запах сигаретного дыма.

— Это из — за того, что в ресторане курят.

— Бедняжка моя, твоему отцу надо понять, что приличной девушке не место в ресторане…

— А как же твоя мать? Она тоже работала в ресторане и была украшением музыкального представления. Или ты считаешь меня недостойной твоей матери?

— Нина, ты меня неправильно поняла, — Кассио растерялся.

— Я прекрасно тебя поняла. Твоя мать уважаемая и честная женщина, и остается такой, где бы ни находилась и где бы ни работала, а я? Как ты относишься ко мне? — Нина пошла в наступлении, преследуя одну цель, чтобы Кассио чувствовал себя виноватым.

— Нина, я хочу, чтобы наша совместная жизнь была счастливой, без недоразумений и недомолвок.

— Да, любимый, я мечтаю о нашей свадьбе, вот только ты не торопишься с ней, — Нина положила голову на его грудь, ожидая его ответа. «Все, что сказала сестра, неправда. Почему девчонки не могут обойтись без интриг?» «Ему что — то известно! Неужели Лусия проболталась? Я ей не прошу, если попробует влезть в наши отношения! Пусть знает, ее слова ничего не стоят, а Кассио будет у меня с рук есть, — на лице Нины появилась злая улыбка. — А если все — таки он ей поверит? Надо что — то предпринять, а то так и останешься ни с чем».

****

Намерение нанести визит в дом Брандау не покинуло Лукаса. У него была весомая причина для этого — его волновало состояние Карины. Он справился о здоровье девушки, которая сидела на диване и читала книгу. Мари отвернулась, спрятав понимающую улыбку.

— Хорошо, нога уже не болит.

— Можно, я посмотрю. Я прекрасно разбираюсь в таких травмах, будучи связан с конезаводом.

— Вы опять меня путаете со своей лошадью, — хихкнула Карина, — у меня нет поврежденного копыта.

— Может это единственный удобный случай притронуться к вашей ножке, — Лукас засмеялся, приподнимая ее подол и касаясь ее лодыжки. Карина напряглась, чувствуя его крепкие пальцы, которые ловко прошупали сустав и неожиданно оказались чуть выше на ее голени. Девушка покраснела, ведь для нее мужская ласка в столь запрещенном месте было своеобразным откровением.

— Все хорошо, — он взглянул на девушку и убрал руку, — через несколько дней можно повторить прогулку, но только без скачек. Согласны?

— Как поживает Стаси? — Карина затаила дыхание.

— Хорошо, — недоумение отразилось на лице Лукаса.

— Вы с ней с утра разговаривали?

— Да, а что вас интересует в ней?

— Меня? Меня — ничего, но она очень привлекательная и остроумная девушка, способная привлечь к себе внимание мужчин.

— Возможно.

— А не пора ли нам отправиться на прогулку? — в их разговор встряла Мари, чтобы отвлечь свою кузину от обсуждения прислуги, иначе любопытство Карины может сыграть с ней злую шутку.

— Да, конечно, я хочу пригласить вас, сеньориты, в парк, там можно покататься на пони, — последние слова сопровождались хитрой улыбкой.

— Да, пони — это, то, что моей кузине сейчас разрешено, — Мари лукаво прищурила глаза, замечая его откровенное заигрывание с Кариной. — Что ж, Карина, ты согласна пойти на прогулку или хочешь остаться дома?

— Я пойду, только надену шляпку, — она встала, направляясь в свою комнату. — Видите, я прекрасно могу передвигаться. Мари, ты могла бы мне помочь выбрать шляпку?

Как только девушки остались одни, Карина набросилась на кузину.

— Почему ты прервала меня? Еще чуть — чуть и он бы проболтался!!!

— Перестань его ревновать! Это даже я заметила, а он уж подавно!

— Он заметил?

— Угу, что на тебя нашло?

— А вдруг Стаси — это та женщина, дочь рабыни, с которой у него связь?

— Тогда как ты можешь думать о нем? Между вами не может быть ничего общего.

— А вдруг это сплетни?

— О, Карина, да ты влюблена еще сильнее, чем я думала. Мы все узнаем, только не веди себя неосмотрительно.

В парке было много гуляющих пар, некоторые прогуливались по аллеям, а некоторые были верхом и, на самом деле, была выездка на пони.

— Некрасивая лошадь, похожая на мула, — Мари сморщила носик, — нет, я не понимаю людей, способных восхищаться такими неказистыми созданиями. Совсем другое, настоящая чистокровка. У нас в Португалии были скаковые лошади, но отец распорядился их продать.

— Первый раз я увидела настоящего скакового коня, а не рабочую неказистую лошадку, на нашей фазенде. Тогда отец купил не только породистого зебу[3], еще и Тумана. Сначала послышался характерный ритмичный перестук копыт — «така-така-така-така», размеренный, с равными интервалами между ударами. Я замерла в ожидании необычного зрелища, и вышел жемчужный конь, самое красивое животное в мире, — Карина вспомнила свое детство, в каждом слове была любовь к лошадям, что покорила Лукаса окончательно, — Туман ловко перебирая ногами, словно скользил по каменным плитам двора. Ритмичный звук то бравурный, но легкий восхитил меня. И папа понял, что Туман станет моим конем. Он сказал, что если я услышала и понять эту симфонию ритма, увидев, как лузитано[4] идет настоящей «маршей»[5], то я буду любить лошадей всю жизнь.

Лукас внимательно слушал девушку.

— Где же Туман сейчас?

— На фазенде, он уже стар, но я по-прежнему люблю его и стараюсь его навещать. А здесь городской особняк не предназначен для содержания лошадей.

— Я надеюсь, что вы станете частыми гостьями в моем поместье «Акампо Эстрела», ведь оно находится совсем рядом.

******

Как только сеньор Муньос вернулся домой, Нина бросилась в ноги к отцу и зарыдала.

— Папочка, я такая несчастная!

— Что случилось, дочка? В чем дело? — он поднял ее с пола и усадил на диван.

— Кассио обесчестил меня! Мы хотели пожениться, и я разрешила ему побыть в моей комнате наедине, а он воспользовался этим. Все произошло так неожиданно, что я не успела опомниться. Он говорил, что женится на мне, что любит меня… Я всегда мечтала об этом браке, а теперь боюсь о нем заикнуться.

— Дочка, где же твоя гордость и самоуважение? Почему ты позволила прикоснуться к себе?

— Я так его люблю!

— Успокойся, я все улажу, — дон Педру соскочил с дивана. — Я сейчас же иду к Антенору и Ане.

— А если он откажется? Если он скажет, что не притрагивался ко мне? Мы всегда ссорились, потому что он хотел со мной близости, а я не разрешала. Но он так настаивал…

— Какой позор, дочка. Но он обязательно женится, потому что я не позволю унижать свою дочь!

Сеньор Муньос решительно направился к Сиприану, а Нина откинулась на диване и тихо засмеялась, выстраивая свою линию поведения. Раньше она не собиралась предпринимать настолько решительных действий, если бы не болтушка Лусия, которая могла спутать ее планы.

— Кассио, милый Кассио, никуда ты от меня не денешься!

Антенора и Ану сеньор Муньос застал за обеденным столом. Они были рады приходу старинного друга, хотя сразу же заметили его возбужденное состояние. Дон Педру прошелся по столовой и встал перед ними, решившись сказать все сразу.

— Нет, я не буду рассиживаться, потому что пришел по очень важному делу.

— Что случилось?

В этот момент в столовую вошел Кассио, поздоровавшись с присутствующими.

— Хорошо, что и Кассио будет присутствовать при нашем разговоре.

Парень напрягся, почувствовал, что дело касается его и Нины.

— Присядьте, сеньор Муньос, и расскажите, в чем дело?

— Как ты мог так поступить с моей дочерью, Кассио? Это недостойное поведение! Ты повел себя отвратительно!

— Но, сеньор Муньос, чем вы недовольы? Нина очень импульсивная особа и мы поссорились, но потом все выяснили.

— Ты смеешь мне говорить такие вещи, после того, как переспал с бедной девочкой!

— Что??? — удивление отразилось на лицах всего семейства Сиприану.

— Она убита горем, переживая свой позор! Ана, Антенор, я питаю к вам глубокое уважение, но Кассио должен исправить свою ошибку, женившись на Нине в скором времени.

Кассио остолбенел, его потрясло заявление девушки, которая придумала свое соблазнение. Первой реакцией парня стало отрицание всего, что касалось его невесты.

— Если то, что говорит сеньор Муньос правда, ты немедленно женишься на его дочери. Это единственное, что может спасти честь несчастной девушки, — Антенор подскочил с дивана.

— Она лжет! Я никогда не притрагивался к ней! И вы не можете заставить меня жениться на бесчестной женщине! Вы не ослышались — бесчестной, потому что она лжет!

Антенор вспылил, давая пощечину своему сыну. Кассио замолчал, пораженный тем, что отец впервые в жизни его ударил. Дверь в столовую открылась и вбежала Нина.Казалось, что она стояла за дверью, дожидаясь удобного момента и выскочила, когда разговор приобрел истинный накал.

— Боже, папочка, я знала, где тебя искать! Не надо было сюда ходить! Простите меня, простите! Папочка, пойдем отсюда, не будем унижаться!

Взволнованная Ана остановила Муньоса и Нину.

— Нет, мы должны во всем разобраться. Если наш сын неправильно поступил, то он исправит свою ошибку.

— Что ты наговорила своему отцу, Нина, отвечай! — Кассио чуть не бросился к обманщице, но та спряталась за отца.

— Я сказала правду, которая мучила меня уже несколько недель! И не смей на меня кричать! Мы с тобой занимались любовью, а теперь ты отказываешься жениться на мне.

— Ложь! Ничего не было! Эту историю ты придумала, чтобы скрыть свои похождения. А я не поверил своей сестре, когда она говорила о твоей порочности! Я был слеп и теперь расплачиваюсь за это. Ты — лгунья!

— Кассио, — предостерегла сына Ана, — не смей унижать девушку и не унижай себя. Разве такое можно выдумать?

— Да, она это делает специально!

— Мерзавец, ты смеешь обвинять мою дочь в распутстве? — Муньос сжал кулаки.

— Сеньор Муньос, успокойтесь, — Антенор посадил взволнованного друга на диван. — Вы — наш друг, и мы не можем потерять твое расположение. Кассио женится на вашей дочери и не посмеет больше перечить.

— Ни за что!

— Я не та девушка, с которой можно развлекаться, а потом бросить! Я беремена! — ее последние слова опять удивили всех присутствующих.

— Негодяйка, — Кассио взорвался от такой наглости, — и лгунья!

— Папочка, вчера он приходил ко мне, и мы поссорились из-за будущего ребенка. Он не хочет, чтобы я рожала! Он требовал, чтобы я забыла о нем, потому что не хочет жениться.

— Все, я не буду участвовать в этой комедии, которую разыгрывает эта дрянь. Никто, слышите, никто не заставит меня жениться на… — он хотел назвать Нину неприличным словом, но смолк, взглянув на отца.

— Иди в свою комнату. С тобой я поговорю позже.

*****

Редакция газеты располагалась на первом этаже старинного здания около порта, а сами печатные станки располагались в полуподвальном помещении, куда Алессандру не пускали. Она остановилась, заглядывая в маленькие окна этого полуподвала, и с интересом стала наблюдать за работой печатников. Ее привлекало печатное производство так же, как и репортерская работа. Она прошла в кабинет редактора и села за стол, положив перед ним черновик собственной статьи и ожидая, что тот скажет.

— Ну, что, сеньорита, вы принесли мне вторую статью, — он прочитал текст, — скажите, откуда у вас такие подробности?

— Я не могу.

— А ко мне приходили, спрашивали, кто такой Алехандро Паес, грозились.

— И что?

— Я ненастолько молод, чтобы меня могли испугать угрозы какого — то молодчика. Посмотрим, посмотрим, — он взял в руки листы с новой статьей Алессандры и стал читать, иногда хмыкая или восклицая. — Что же, интересно, это почти взгляд изнутри.

— Не думайте, что я пишу собственные впечатления, — девушка смутилась, — моя знакомая работает в одном из публичных домов, то есть не знакомая, а девушка, которой мне хочется помочь.

— Не смущайтесь, сеньорита, я не буду требовать от вас подтверждения вашего знакомства, но мне достаточно вашего слова.

— Тогда я даю вам слово, что здесь нет ни слова лжи.

— Будем печатать! — его восклицание совпало с резким звуком разбиваемого стекла. Алессандра испугавись, соскочила со стула и спряталсь за стол. Окна один за другим были разбиты, рассыпанное по полу стекло создавало ощущение хаоса.

— Что происходит?

В кабинет редактора вбежал один из служащих.

— Сеньор Окампо, на улице какие-то хулиганы! Их много, они закидывают редакцию камнями и кричат, чтобы мы убирались отсюда. Они пытаются проникнуть внутрь.

Вся редакция заполнилась шумом, криками и топотом шагов, стуками разбиваемой мебели. Сеньор Окампо бросился к двери и закрыл ее на ключ.

— Бруно, — он крикнул своему подчиненному и направил к потайной двери, — быстро выведи сеньориту Алессандру на улицу через черный выход.

Когда они отбежали на несколько метров от редакции и обернулись, Алессандра с ужасом стала наблюдать за происходящими событиями. Здоровые молодчики с руганью и выкриками громили редакцию.

— Что происходит?

— Это последствия нашей статьи о Цви Мигдаль. Говорили же нашему редактору, чтобы не связывался с этими людьми, так нет! Что сейчас будет? Интересно, кто такой Алехандро Паес?

— Надо вызвать полицию! — Алессандра уже решила бежать в полицейский участок.

— Уже побежали, но не успеют, эти бандиты уже сделают свое дело! Лишь бы станки не порушили, иначе придется газету закрывать. Идите, сеньорита, домой, не стоит испытывать судьбу, — он подтолкнул девушку, а сам направился к редакции. Алессандра бежала прочь, не чуя под собой ног.

— Лусия, Лусия, — она вбежала в дом подруги, которая никогда не отказывалась выслушать ее, и сейчас испуганно смотрела на нее, ожидая очередной сенсации, — на редакцию совершено нападение! Я так переживаю из-за того, что стала причиной такого разбоя.

— Почему ты?

— Не я, а моя статья! Мне сказали, что статья о Цви Мигдаль стала предметом этого разбирательства. А если моего друга — редактора убьют? Я не переживу того, что из-за меня погибнет человек! — Алессандра испуганно прижалась к подруге.

— Теперь ты понимаешь, какой опасности ты подвергаешь Эдера, когда просишь помочь тебе?

— Твои мысли только о нем! — Алессандра вспылила. — Я говорю о сеньоре Акампо и редакции, а ты об Эдере, которого там и близко не было. А с кем я буду работать?

— Алессандра! Ты невозможна! Я тебе говорю о человеческой жизни, а ты — о своей работе! — Лусия укоризненно взглянула на подругу.

[1]Irmа Superiora — «сестра-начальница»», возглавлявшая Ассоциацию ветеранок-проституток Бразилии

[2]Рост текстильной промышленности вызвал к жизни и такое крупное профсоюзное объединение, как профсоюз станочников, который был сформировался в 1917 году.

[3] тип мясной породы крупнорогатого скота в Южной Америке

[4] порода лошади, выведенной в Бразилии

[5] стиль выездки