глава 26

Утро оказалось сложным для всех. Ана погладила дочь по голове и обняла, показывая глазами мужу, чтобы он не смел напирать на нее.

— Почему у тебя глаза красные? Ты плакала? Что с тобой, девочка моя? — Ана прижала дочь к себе.

— Мама, не беспокойся, я просто плохо спала.

— Плохо спала? Почему?

— Лусия, что ты делала в заведении Каларуша? — Антенор не выдержал, а Ана почувствовала, как вздрогнула Лусия и окаменела. — Почему ты молчишь? Отвечай немедленно!

Атенор повысил голос, заставляя дочь сжаться.

— Не кричи, Антенор! Не дави на нее.

— Лусия, отвечай!

Лусия решила все рассказать, но, подняв голову, столкнулась взглядами с Ниной. Та стояла у дверей в столовую и насмешливо послала воздушный поцелуй, и Лусия испуганно опустила голову.

— Отец, я не помню ничего… то есть меня привели туда насильно, но со мной ничего не сделали… папа, я не виновата в том, что случилось… — нотки сдерживаемых рыданий послышались в голосе девушки.

— Значит, все — таки, ты там была, — голова Лусии дернулась от отцовской пощечины, — что же теперь делать, когда на кону репутация моей дочери?

Антенор тяжело сел на диван, глядя на рыдающую дочь и рассерженную жену.

— Антенор, держи себя в руках, — Ана встала между мужем и дочерью.

— Папа, мама, простите меня, я вас подвела.

— Твоего сожаления недостаточно, чтобы исправить сложившееся положения. Что могло произойти, что ты опустилась до публичного дома? Мы мало тебя любили и доверяли тебе? Желание попробовать запретный плод или тебе недостаточно было нашей финансового содержания, и ты решила таким способом заработать?

— Папа, вам не все известно, — вскинулась Лусия, но тут же сникла, заметив непристойную пантомиму Нины.

— Что мы должны знать? Если это станет известно среди наших знакомых, то ты ощутишь на себе всю силу человеческого презрения. И люди будут правы, потому что презренные женщины недостойны сожаления.

— Антенор! — Ана прервала обличения мужа и повела плачущую дочь в ее комнату, чтобы их разговор не был достоянием всех домочадцев. — Не дави на дочь, я сама разберусь.

Лусию сотрясали рыдания, которые перемешивались с бессвязными на первый взгляд словами.

— Мамочка, я не виновата… Меня нельзя любить… он прав, я недостойна любви! А эта негодяйка говорит о таких страшных вещах…

— Лусия, девочка моя, что такое страшное случилось с тобой, что ты так запуталась? Успокойся! Расскажи, почему ты оказалась в «Мiragem»?

— Я не могу, не хочу об этом говорить. Мама, не настаивай, я не могу. Поверь мне! — в первый момент у нее был порыв все рассказать, но угрозы Нины лишили ее смелости, ведь Лусия знала, что ее бывшая подруга ни перед чем не остановится, если ее загнать в угол и будет, словно крыса, отчаянно защищаться и нападать безо всяких правил.

— Ты … спала с мужчинами? Лусия, признайся честно, ты все еще девушка?

— Мамочка, конечно, да. Разве я могла поступить непорядочно? Мама, вы воспитывали нас с Кассио хорошими людьми, так продолжайте верить нам. Кассио не хочет жениться на Нине, так почему она находится в нашем доме и чувствует себя, как хозяйка?

— Потому что я чувствую вину за поведение сына, потому что когда — то… нет, я не могу бросить девушку в сложной ситуации.

— Мама, почему бы не помочь Кассио, ведь он тоже попал в сложную ситуацию?

— Кассио — мужчина, он не так беззащитен, как девушка.

— А я? Мне так тяжело из — за того, что папа и ты усомнились во мне.

— Хорошо, успокойся, я верю тебе, успокойся, — она обняла Лусию, поцеловала в лоб, — но тогда объясни, про кого ты говоришь «он прав»? Это тот, кто привел тебя в то заведение? Это Каларуш?

— Нет, этот человек спас меня, — Лусия уткнулась лицом в грудь Аны, словно пряталась, — это человек, которого я люблю. Я его так люблю, что готова простить его предательство.

— Любишь? — у Аны промелькнула догадка, и она мягко спросила. — Предательство? Лусия, что происходит? Кто он?

— Неважно, он тоже любит меня, я знаю это, но…

— Что «но»?

— Я думала, что знаю его, но он так легко отказался от нашей любви. Нет, он не отказался, а просил меня стать его в полном смысле слова. Мама, ты понимаешь, о чем я говорю. Это все из-за того, что я оказалась в этом проклятом месте. Он не сможет относиться ко мне с уважением, зная обо мне такие вещи, — Лусия перескакивала с одной мысли на другую. — Другие причины просто отговорки.

— Успокойся.

— Он вел себя так, словно имеет на меня право, потому что вытащил меня из «Мiragem».

— Успойкойся, Лусия, неужели тебя это больше волнует, чем то, по каким причинам ты оказалась в борделе?

— Да, меня это волнует. Я никому не нужна!

— Ты нам нужна, и мы сможем тебе помочь, если ты все расскажешь.

*****

Стаси наблюдала за Лукасом в приоткрытую дверь, гадая, кому он пишет это письмо. Он несколько раз начинал и бросал, сминая листок, потом брался заново и, наконец, закончил, запечатав его.

— Стаси!

Девушка вздрогнула, но поняв, что хозяин просто зовет прислугу, зашла в кабинет.

— Да, я вас слушаю.

— Вот письмо, пошли посыльного по указанному адресу. Поняла?

— Да, конечно, — она взяла конверт и, выйдя в коридор, повертела, принюхалась к нему. — Как жаль, что я не умею читать. Но я все равно знаю, кому оно.

Стаси потопталась около двери, а потом мгновение подумав, она решительно

порвала письмо на мелкие кусочки. В гостиную вошла донья Инес и не обращая внимание на Стаси занялась своими делами. Подобное невнимание Стаси не могла пережить, ведь ее характер сформировался уже после отмены рабства, в том момент, когда многие освободившиеся невольники, помятуя былые невзгоды своим хозяевам, требовали у общества больше прав и уважения и делали это слишком настойчиво и нагло. Стаси тоже считала, что ей и ее матери хозяева задолжали, поэтому донья Инес не должна вмешиваться в ее отношения с сыном, потому что теперь все люди равны.

— Сегодня Лукас собирается в город для заключения сделки?

— Почему это должно интересовать прислугу? — донья Инес немного удивилась. —

Стаси, ты должна знать свое место.

— Вы относитесь ко мне, словно я осталась вашей рабыней, но я свободная женщина и могу рассчитывать на защиту и любовь вашего сына.

Донья Инес покраснела о того, что девчонка совсем обнаглела и в открытую заявляет о своем праве.

— А что думает об этом мой сын? Он хочет видеть тебя рядом, особенно тогда, когда женится на сеньорите Брандау? На что ты можешь рассчитывать, будем решать я и Лукас. Сегодня же я поговорю с сыном, и духа тебя здесь не будет!

Стаси сжала губы и взглянула на хозяйку исподлобья.

— Посмотрим!

— Наглая девчонка, можешь собирать вещи!

Стаси вылетела из комнаты и побежала на кухню, негодуя на всех, кто был или мог быть против ее любви. Кухарка, старая негритянка Тифания, удивленно уставилась на девушку, не понимая, что могло так ее разозлить.

— Кто тебя укусил? На тебя не угодишь, то бегаешь, как ужаленная, то порхаешь, как бабочка…

— Не твоего ума дело! — грубовато ответила Стаси. — Тифания, у тебя же были какие — то травки, дай мне, у меня болит голова.

— Что ж у такой молодой уже голова болит?

— С хозяйкой поспорила.

— Как у тебя смелости хватает перечить нашей хозяйке? Никемная ты девица, Анастасия, глупая и беспутая!

— Ты меня не учи жизни! Я сама смогу разобраться со всеми неприятностями.

— Знаем мы эти неприятности! Небось опять к молодому хозяину бегаешь!

Стаси вспылила, в запальчивости сбрасывая со стола горшок с цветами.

— Невоспитанная ты, Стаси! Хозяйка заботится о тебе, а ты гадости творишь в собственном доме!

— А почему я должна подчиняться донье Инес? Я свободная и не обязана ей служить, словно рабыня. А сеньор Лукас все равно будет моим. Я буду хозяйкой в этом доме, тогда ты, Тифания, посмотришь, чего я стою.

Тифания вздохнула, сокрушенно качая головой.

— Так иди в кладовку, хозяйка, там на полках найдешь, что тебе нужно. Я не могу все бросить и бежать лечить тебя, — Тифания показала на свои руки, испачканные в муке. Стаси зашла в кладовую и глазами поискала нужное успокоительное средство. В самом уголке полке она заметила станную стеклянную бутылочку с мелким порошком, взяла и потрясла, рассматривая.

****

Линде предстояло сложное объяснение, которое она не знала, с чего начать. Арманду молчал, ожидая, что она скажет, курил сигару и выглядел чересчур спокойным.

— Ты можешь винить меня во всех смертных грехах, и я приму все твои упреки, но Эдер не виноват в наших ошибках и тем более в твоих ожиданиях, — Линда не хотела каяться, но понимала, что ее муж имеет право на негодование.

— Он на самом деле сын раба?

— Нет, Эдер был свободным человеком, но его жизнь сложилась слишком трагично. Он был красивым и сильным человеком, и твой сын во всем похож на него, — она не отступила ни на сантиметр, показывая свою готовность выслушать все его упреки.

— Мой сын?

— Его отец был незаконорожденным сыном отца Алисии и Велмы, сын рабыни и белого хозяина, и нам не суждено было пожениться из-за его нелепой и трагической смерти. Прости меня, любимый, но тогда мне пришлось тебя обмануть, потому что я осталась одна, на меня давили обстоятельства, и я была беремена. Поэтому суди меня, но не Эдера. Ты разочарован, что ты не родной отец, что в нем течет не чистая кровь европейца, но я не верю в то, что ты его не любишь. Если откажешься от него, а я не смогу тебе помешать, но ты будешь сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

— Мне надо подумать, — Арманду отвернулся от жены.

— А ты не думай, ты почувствуй то, что сейчас переживает твой сын. Он подавлен всеми этими событиями и твоей холодностью, — Линда заплакала. — Я во всем виновата.

— Как ты посмела меня обмануть? — вспылил граф, его темперамент вырвался из-под маски аристократического благоразумия и спокойствия. — Мне сложно представить, что всю жизнь, я считал, что у меня есть сын.

— Арманду, что ты говоришь! Неужели ты откажешь своему сыну в любви и своем покровительстве?

— Не смей мне говорить о своем сыне! — Арманду вышел на улицу, где звучала музыка. Люди веселились, не зная о драме, которая разыгрывалась в доме. — Жайме! Черт! Жайме!

— Что угодно, хозяин? — в темноте показался его помощник. Арманду сжал голову руками, словно обдумывая свои дальнейшие действия.

— Жайме, мы возвращаемся домой.

— Хорошо, хозяин.

— Нет, ты не понял, я уезжаю в Салвадор, но ты останешься и станешь тенью… моего сына. Ты будешь всегда рядом с ним, чтобы я был в курсе всех его дел.

*****

Заведение «Miragem» не напоминало типичный ресторан или игорный зал, оно было эксклюзивом запретного наслаждения. Все знали о существовании сладостной изнанки, скрывающейся под ширмой, но делали вид, что оно не существует, но сразу мужская состоятельная половина города была осведомлена о появлении нового представления. В первый же день в «Miragem» собрались многие представители городской буржуазии, чтобы приятно провести время. Вино лилось рекой и, наконец, зазвучала бравурная музыка.

— Что это? Почему нас заставляют слушать эту фальшивые звуки?

— В этом что-то есть. В ней нет красоты, но есть вызов, — Каларуш поприветствовал своих гостей. И в этот момент на небольшую сцену выскочили танцовщицы, их движения были вульгарно откровенны, разнузданный танец, сопровождаемый веселой музыкой и повизгиванием девиц, произвел ошеломляющее впечатление на местную публику.

— Наш Мулен Руж, господа!

— Да, да, я там не бывал, но говорят там изысканно.

— Изысканно? Ну, нет, так же, как и у нас! Превосходно! Какие девочки!

— Или американский Бродвей…

Девицы, заводили публику, заставляя ее расслабиться. Каларуш отошел в сторону, спрятавшись за портьеру, чтобы спокойно наблюдать за дальнейшим представлением и реакцией публики. К нему подкрались Нина и Ванансио.

— Вы довольны? Как вам моя идея перенести французкое развлечение на нашу землю?

— Хорошо, — Каларуш был доволен. — Ты молодец!

— Скоро вся эта публика откроет все свои карманы, чтобы заполучить этих девочек для личного общения. Ресторан моего отца с его музыкой и выступлениями доньи Аны никогда не сможет соперничать с «Miragem».

— Ана хороша! Если бы она оказалась здесь…

Нина вдруг расхохоталась.

— Донья Ана? Эта святоша и петь в борделе?

— А тебе своего отца не жалко? — Ванансио поражала та легкость, с которой Нина шла на подлость и предательство собственного отца.

— А тебе какое дело? Я же подставляю своего отца, а не твоего.

— Дон Каларуш, я приказала устроить еще одно «представление» в доме.

— Что ты имеешь в виду?

Нина пригласила мужчин в соседнюю комнату, открыв перед ними дверь. Каларуш вошел и застыл в изумлении. Все помещение было отделано зеркалами.

— Здесь будут собираться несколько пар, и при заженных светильниках будут танцевать девушки и раздеваться… в конце концов, все должно заканчиваться оргией, многократно отраженной в зеркалах при дрожащем свете спиртовок. Думаю, «аттракцион» будет пользоваться популярностью[1].

Каларуш восхищенно присвистнул, оглядывая свое отражение в зеркалах.

— Утонченный и противоестественный разврат требует вложений, но он и окупается.

— У нас есть все, чтобы угодить любому клиенту, лишь бы он заплатил.

Каларуш хмыкнул и вышел, оставляя молодых людей наедине, чем тут же хотела воспользоваться Нина, но Ванансио не был расположен к флирту. Цинизм его возлюбленной вызвал в нем брезгливость, и он отвернулся торжествующей и довольной Нины, а в голове всплыло воспоминание о другой девушке, полной противоположности его любовницы.

— Это надо же как я вляпался!

— Что ты имеешь в виду?

— Лишь то, что моя жена будет настоящей женщиной преданной и нежной.

Нина не ожидала такого признания от Ванансио, считая, что их отношения дают ей надежду рано или поздно устроить свою жизнь рядом с ним, но мужчина повелся на добродетель, которой была лишена она и все окружающие их женщины.

— Это ты о ком мечтаешь, любимый? О Лусии Сиприану? — злобно сверкнула глазами Нина.

— Мой ангелочек будет принадлежать только мне одному от корней волос до розовых пяточек, — он вышел из комнаты, хлопнув дверью.

******

Мягкое сено и любовная истома стали для каждого пусковым механизмом, когда голос плоти прозвучал слишком громко, что они не смогли устоять. Эдер опомнился первым и отшатнулся, а Алессандра, улыбаясь, поправила платье и положила голову ему на грудь.

— Почему ты остановился?

— Прости, я не должен пользоваться твоим расположением.

— Это я воспользовалась твоим состоянием и ничуть не сожалею.

— Ты хотела меня утешить? — Эдер ласково посмотрел на девушку.

— Да, считай так, — в глубине души Алессандра почувствовала, что вышла победительницей не совсем честным способом, воспользовавшись его состоянием, но она тут же откинула эту мысль. И хотя Эдер и не захотел довести до конца любовную игру, но неопытная Алессандра была так взбудоражена собственной смелостью и абсолютно откровенными ласками, головокружением от новых ощущений, что посчитала, что стала его женщиной, а теперь он будет принадлежать ей.

— Хм, ладно, головастик Жуан, тебе ли меня утешать?

— Ты специально меня так назвал, чтобы не воспринимать меня, как женщину? Почему ты так делаешь? Не понимаешь, что я чувствую?

— Когда я лез из кожи вон, чтобы завоевать тебя, ты фыркала, утверждая, что у тебя есть высшая цель, теперь же делаешь все, чтобы соблазнить меня. Непоследовательность — вторая натура? Прости меня, этого не должно было произойти.

— Как ты можешь такое говорить?

— Прости, я ничего не могу с собой поделать. И потом зачем я тебе, человек лишенный семьи и рода.

— Ты такой же сноб, как и твой отец! Ты считаешь, что мне важно твое положение в обществе?

— Каждый человек руководствуется тем, что какое место он занимает в обществе, потому что социален изначально, а я оказался в каком — то пустом пространстве, где вокруг меня никого нет.

— Я буду рядом с тобой, — она погладила его лицо, вызывая улыбку.

— Алессандра, ты не можешь рисковать собственной жизнью ради меня.

— А любовь? Разве любовь — это не причина, по которой стоит рисковать? — девушке хотелось, чтобы Эдер любил ее также, как Лусию, чтобы все его признания и ласки достались ей.

— Любовь? — он растерялся. — Нет, только не говори мне, что любишь меня. Нет, не говори!

— Почему не говорить? — она ждала ответа, но он молчал, задумавшись и уставившись в потолок. — Не хочешь чувствовать ответственность за мою любовь к тебе? Хорошо, я не скажу ни одного слова любви, но ты должен знать, что я понимала, на что шла.

— Удивительно, но ты — единственный человек, кто меня понимает с полуслова.

— Тогда послушай меня и выброси мысли о своем отце и матери, сохрани самого себя и все быстро пройдет, вот увидишь. Смирись с ситуацией.

— Разве можно смириться с мыслью, что ты не нужен собственному отцу? Ты славная, и мне хочется за доброе отношение заплатить добром, — Эдер тяжело вздохнул. — После того, что между нами произошло, я не могу уклоняться от своей обязанности и должен сделать тебе предложение.

— Тогда сделай.

— Алессандра, выйдешь ли ты за меня замуж?

— Да, — она прижалась к его губам, радуясь тому, что она все — таки одержала окончательную победу в борьбе за любимого мужчину. — Я впервые хочу утонуть в любовном водовороте.

******

Арманду вернулся в Салвадор мрачнее, дал распоряжение подготовить собсвенный отремонтированный особняк для того, чтобы переехать в него. Такая поспешность всех очень удивила, и Габриэл заподозрил, что его друг очень расстроен.

— Почему ты вернулся один? Где Линда и Эдер?

— Они остались, но думаю, что скоро вернется твоя жена. Мне необходимо проследить за нашим переездом в свой дом. Я и Мари перезжаем в свой особняк.

— У тебя очень неважный вид, ты озобочен делами фазенды? Неужели все так плохо?

— Габриэл, — как только друзья остались одни, Арманду решил выяснить все подробности прошлого у Габриэла, — ты знал о романе Линды с каким — то рабом?

— Роман? — в первое мгновение Габриэл расстерялся, но потом недоумение перерасло в наигранное удивление. — Я знал, что Линда, как чувствительная девушка, была подвержена романтизировать все, что связано с неравной любовью, но я не помню ни о каком романе.

— И тем не менее, ее увлечение было настолько сильным, что она родила от него сына.

— Что? — Габриэлу было не по душе подобное притворство. — Какого сына? О чем ты говоришь, Арманду.

Его удивление казалось настолько искренним, что Арманду понял, что его друг стал такой же жертвой женского обмана.

— Эдер — сын раба, в нем нет ни капли моей крови! Что я должен делать теперь, когда обман открылся? Это не просто проблемы с таможней или с фабрикой, где можно все решить договоренностями, это наша жизнь во полной лжи.

— Арманду, ты не должен торопиться в своем гневе, хотя и имеешь на него право. Эдер достойный молодой человек, он твой сын.

— Мой сын? Нет, он даже не ублюдок[2], а хамелион, притворившийся моим сыном.

— Арманду, а ты сможешь сказать мне честно, положа руку на сердце, что не любишь его и не считаешь его своим сыном?

Арманду в бешенстве сгреб все со стола, разбивая предметы, и забегал по кабинету.

— Черт! Как она смела такое сотворить! В моем сыне течет кровь раба!

— Если тебя утешит, то в твоем сыне течет кровь самого богатого фазендейро штата Байи Рафаэла Сан-Марино, потому что его отец был сыном этого плантатора, и если бы не случайная смерть, то дон Рафаэл признал бы его, сделав своим законным наследником.

— Что это меняет?

— Арманду, ты решил поселиться в стране, которая насквозь пропитана ядренным кровосмешением разных народов, здесь не действуют рафинированные нравы вашей Европы. Ты посмотри на своего сына! Разве он не поражал всех ваших изнеженных аристократок своей яркой красотой, силой и энергией, которые не даны европейской аристократии? В нем кипит свежая и сильная кровь, а ты сожалеешь о том, что он не бледный и немощный наследник твоих титулов и богатства.

— Черт! Он не мой наследник, — Арманду выругался и выскочил из кабинета.

****

Антенор вернулся в свой кабинет после обхода ткацкого цеха и сел за стол, на котором лежала старая газета с заметкой о бизнесе Каларуша, подписанной неким Алехандро Паесом.

— Алехандро Паес — интересный и очень смелый человек. Может быть, с ним стоит встретиться и объединить усилия? — Антенор задумчиво просмотрел статью. — Паес? Кто же ты? Может, ты сможешь мне помочь, чтобы спасти отстатки репутации моей дочери. Боже, как тяжко понимать, что ничего не исправить. Что же ты наделала, девочка моя?!

В дверь опять вкрадчиво постучались и показался довольный Каларуш, а за ним просочились два телохранителя и настороженно замерли за его спиной.

— Ты словно следишь за мной?!

— Антенор, мои люди повсюду, поэтому я в курсе всех событий, происходящих и на фабрике, и даже у тебя дома. Я пришел к тебе с предложением и поэтому жду, что ты меня пригласишь присесть, — не дожидаясь согласия, он сел за стол напротив Антенора.

— Это старая газета и, как видишь, никакого воздействия этот фигляр Паес на мой бизнес не произвел. Я сижу крепко, в отличии от тебя.

— Что тебе надо?

— Как мне надоел этот вопрос, ты прекрасно знаешь, что я хочу и знаешь, что я могу. Но… У меня у самого есть дочь, и я знаю, как важна репутация женщины для того, чтобы не прогадать и сделать для нее выгодную партию.

— Хватит, Каларуш, говори, что тебе надо?

— Ты знаешь, чего я добиваюсь. Мне нужны подходы к твоей фабрике, но я тут подумал на досуге, и мне пришла замечательная мысль в голову.

— Что еще?

— Даже если ты отдашь мне всю фабрику, то твою дочь не спасет мое молчание, потому что об ее пребывании в борделе знают еще несколько человек. Я, конечно, заткну им глотки, но вдруг кто — то где — то возьмет и проболтается?

— Заткнись, Каларуш!

— Ты не хочешь знать, какое решение я предлагаю? — Каларуш, не дождавшись ответа, засмеялся. — Мой сын Ванансио женится на твоей дочери и решит все наши разногласия. Не торопись кричать, а подумай! Он прикроет грех твоей любимой дочки, а ты отпишешь ей в наследство часть фабрики и все будут довольны.

— Что ты себе нафантазировал? Чтобы моя дочь вышла замуж за негодяя?

— Не кричи, Антенор! На данный момент это единственный способ уладить все миром. К тому же брак по расчету бывает крепким и счастливым.

— Не думаю, что расчет принесет счастье в любви.

— А репутация доступной женщины принесет массу удовольствия? Конечно, она сможет работать в моем заведении. Элитная куртизанка для высшего общества, услуги такой девочки будут пользоваться бешенным успехом. Чего ты хочешь для своей дочери — нормальной жизни или оторжения от общества?

— Я не намерен торговать собственной дочерью! — Он вскочил, кулаки чесались от желания заехать по наглой физиономии, но телохранители Каларуша тут же встали перед хозяином.

— Не кипятись! Тебе надо подумать, кем станет твоя дочь — женой или проституткой.

— Убирайся, грязная свинья, иначе я тебя убью.

Каларуш, сопровождаемый охраной, вышел, а Антенор стукнул по столу так сильно, что подскочили предметы и разлилась чернильница.

*****

Виторио рвал и метал, отравленный невероятным количеством выпитого алкоголя. Он-то жаловался на судьбу, то ругался или начинал хохотать, называя всех последними словами

— Этот ублюдок заплатит мне за все, что отобрал у меня! Он не смог отобрать у меня мое наследство тогда, а сейчас я уничтожу его, пусть только появится! Ублюдок! Сын ничтожного раба!

— Замолчи, мерзавец! — Велма вспылила. — Как я сожалею, что не отдала сразу все деньги, что ты хотел, чтобы ты убрался отсюда раз и навсегда! Ты все портишь, ты с самого начала все портишь. Как я тебя ненавижу за это! Матеуш, пожалуйста, избавь меня от присутствия этого негодяя.

— Нет, милая женушка, я никуда не уеду, пока здесь остались тайны. Я сброшу все маски или получу все деньги!

— Хорошо, я немедленно отдам тебе деньги, — Велма бросилась в кабинет к сейфу, нервно торопясь вытащила пачки купюр и, вернувшись, швырнула их в лицо бывшему мужу. — А теперь убирайся немедленно! Матеуш, прикажи заложить экипаж, пусть убирается вон!

Виторио собрал деньги, ползая по полу, и усмехнулся.

— Вот видишь, как дорого стоят чужие секреты! Я уеду, но только потому, что этот проклятый граф пообещал мне прострелить голову, если я подойду к его семье. Ха-ха-ха, он еще не знает, что его дорогая жена в бытность была в моей пастели. Я первый мужчина графини де Соза. Ха-ха-ха.

— Что?!

— Я и не думал, что такой невзрачной девчонки что — то может получиться, — он не договорил, как хлесткая пощечина обожгла лицо.

— Мерзавец! Сколько еще подлостей ты замалчиваешь? Убирайся отсюда!

— Я уезжаю и не собираюсь сюда возвращаться! — он оценил количество денег, сложенных в саквояж и вышел.

Как только Виторио исчез из кабинета, Велма опустилась в кресло и заплакала.

— Я опять чувствую вину за то, что разрушила чью — то жизнь! Матеуш, когда же это кончится? Я виновата в том, что Линда, Арманду страдают, а Эдер оказался выброшенным из привычной жизни.

— Велма, разве ты виновата в том, что между доном Арманду и твоей подругой существовали тайны, а Эдер выдержит этот удар. Не вини себя в их бедах, — он помолчал. — Велма, почему ты так трепетно относишься к этому мальчику?

— Ты правильно заметил мальчику. Я отношусь к нему, как к собственному сыну и буду его защищать всеми силами. Нет, я не так выразилась! Эдер — мой племянник, и я не позволю, чтобы он испытал полное оторжение, он настоящий Сан — Марино. Видишь, какая ирония судьбы, Эдер все равно станет наследником моего отца.

— А Алессандра знает, что Эдер ее брат?

— Нет, но это не имеет значения, — отмахнулась Велма.

— Почему? Мне показалось, что она питает к нему далеко не дружеские чувства.Еще в городе они много времени проводили вместе. Это может привести к очень неприятным последствиям.

— Он влюблен, но влюблен не в мою дочь. А потом, — Велма запнулась, — Алессандра не родная дочь, поэтому их отношения вполне допустимы.

****

Кассио полдня ждал, когда обе подруги покажутся из дверей дома, Мари оглянулась на стоящего у ворот молодого человека и нахмурилась.

— Мари, учишься устраивать семейные скандалы? — Карина весело наблюдала за их молчаливой перестрелкой глазами. — Не томи своего мужа, пойди и поговори с ним.

— Я сердита, поэтому даже смотреть на него не желаю, — Мари надула губки.

— Да? А мне кажется, что ты готова убить его своим взглядом. Перестань сердиться, он признался во всем, попросил прощения, а значит, он любит тебя. Ты прости его, зато потом сможешь напомнить за завтраком о том, что простила.

— Ты только шутишь!

— Вспомни свои насмешки, когда я была неуверена в Лукасе, теперь настал мой черед, и я буду подшучивать над тобой, сколько пожелаю. Но если честно, у тебя еще впереди большие неприятности.

— Почему?

— А ты заметила, что вернулся твой отец, или так поглощена мыслями о своем замужестве, что и не знаешь? — пошутила Карина. — Что ты скажешь своим родителям или будуете скрывать твое замужество до скончания века?

— О, боже!

— По-моему, настал тот момент, когда надо решать, хочешь ли ты быть настоящей женой Кассио или нет, потому что только вдвоем вы сможете противостоять дону Арманду.

Мари еще раз бросила взгляд на Кассио.

— Посмотри на бедного влюбленного — он так долго ждал свою возлюбленную, что цветы в его руках совсем завяли. Бедняга!

— Мне надо с ним поговорить.

— Хорошо, только поговорить?

— Да, не более того, — Мари направилась к воротам дома, придумывая на ходу, как начать разговор.

— Любимая…

— Кассио, я…, — и очутилась в объятиях своего мужа, забыв о своей обиде.

— Ты простишь меня, любимая?

— Кассио, давай уйдем отсюда, иначе здесь нас видно из окон дома.

Он махнул рукой, подзывая извозчика, и они скрылись с глаз Карины за поворотом.

— Надеюсь, у Мари хватит благоразумия, чтобы не заниматься выяснением всех подробностей, — улыбнулась Карина.

Они решили совершить прогулку по набережной Салвадора, где свежий океанский бриз ласкал кожу, играя с волосами и зонтиками дам.

— Когда же ты сообщишь о нашей свадьбе родителям? Я хотел бы быть рядос с тобой, чтобы унять твой страх и защитить.

— Мы так и сделаем, но я на самом деле боюсь реакции отца. Как ты думаешь, что он скажет? — Мари не показывала все свое беспокойство, но прошлого не вернешь, не притворишься, что их венчание — это игра, поэтому придется идти до конца. — Я думаю, что вряд ли он будет рад, в нем слишком много предрассудков, которые диктуют ему стиль жизни.

— Разве могут родители определять за нас, как жить и кого любить? — Кассио мягко обнял девушку за талию, она удивленно вскинула брови, но приняла его ласку.

— Кассио, ты такой наивный, но твои родители тоже настаивают на женитьбе на бывшей невесте.

— Согласись, я сделал все, чтобы избежать этого события! — молодой человек засмеялся, обнимая девушку. — Никто не заставит меня отказаться от нашей любви, если только ты сама не предашь меня, — он остановил ее, поправляя выбившийся из прически локон. — Самая красивая девушка — это моя жена.

— Я даю слово, что никогда не отступлю от данного мной обещания быть рядом с тобой и любить тебя, — губы горели от нестерпимого желания поцелуя, и Мари придвинулась к нему, доверяясь своему любимому.

[1] первый такой "аттракцион" появился в Англии, а потом распространился в другие страны.

[2] незаконнорожденный ребенок