глава 10

Валеска помнила настойчивое требование отца сблизиться с Кассио Сиприану, но не задумывалась над тем, в чем выгода Каларуша. Кассио ей нравился, поэтому она мечтала о том, что тот полюбит ее и женится. А вот Кассио утомляла ее настойчивость, ежедневное ожидание его около ворот фабрики и необходимость провожать девушку вечером до дома.

— Завтра я буду занят, поэтому не стоит меня ждать. Хорошо, Валеска?

— А как долго ты будешь занят? Я могу подождать.

— Не стоит. Мне надо помочь отцу, — Кассио подозвал извозчика, и когда они сели в двуколку, то девушка придвинулась к молодому человеку.

— Я не очень образованная и не такая воспитанная, как ты и твои знакомые, но я понимаю, что должна понимать и поддерживать тебя, Кассио.

— Это хорошо, что ты понимаешь, Валеска.

— Хорошо, я пойду домой, но…

— Что «но»?

— Ты мог бы меня поцеловать? На прощание, как это делают влюбленные?

Кассио вздохнул и, игнорируя ее выставленные трубочкой губы, поцеловал в лоб.

— Все, иди домой.

Валеска побежала прочь, довольная таким исходом. Каларуш, увидев вернувшуюся дочь, вспомнил о том, что заставлял ее закрутить роман с сыном Антенора.

— Что у тебя с Сиприану?

— Ничего.

— Ума не хватает окрутить парня? Мне надо, чтобы он ел с твоих рук.

— Ты обещал, что мы поженимся.

Каларуш недоуменно уставился на дочь.

— Это когда я обещал? Придумала! Нужны ли нам такие родственники, от которых надо ждать всяких неприятностей? Мне надо контролировать Сиприану, поэтому ты станешь моими глазами и ушами. Поняла?

— Что я должна сделать?

— Влиять на Кассио, — он сжал кулак, показывая, как надо держать парня, — сомкнуть свои объятия на его шее, чтобы дышал по моей указке.

— Как мне это сделать?

— Как хочешь, мало ли у женщин уловок.

Как только отец отвернулся, Валеска показала ему язык.

1900 год

Каларуш усмехнулся, увидев, как крадется Антенор к дому. Он всегда был его недругом, но теперь мог стать неожиданным союзником. Каларуш почувствовал вкус власти, когда дон Рафаэл сбежал заграницу, оставив ему право управлять его собственностью в отсутствие хозяина. И что теперь — хозяин вернулся, и его верный слуга опять оказался в положении «ниц». Каларуша это не устраивало, поэтому, увидев Антенора, он спокойно дал ему возможность поехать за доном Рафаэлом. Теперь же надо выяснить намерерния противоположной стороны.

— Антенор! — оклик Каларуша застал Антенора почти у дома дона Рафаэла. — Что ты крадешься, как лис? Желаешь увидеть хозяина или ищешь свою жену?

— Заткнись! Тебе хозяин приказал прочесать всеь город, так ты это сделал?

Каларуш медлил с ответом, наслаждаясь нетерпением противника.

— Да! Я сказал дону Рафаэлу, что случилось, но он не поверил и поехал проверить это.

— Что? Что? Говори немедленно! Где мой сын? — Антенор подскочил к негодяю и схватил его за грудки, желая вытрясти из него душу.

— Э-э! Постой, ты должен быть вежливым, чтобы я хоть что — то сказал.

— Каларуш, будь любезен, скажи, где мой сын? — Антенор пересилил себя, отпустил Каларуша и даже демонстративно отряхнул его.

— На фазенде Сан-Марино, — как только слова были произнесены, Антенор со всего маха ударил Каларуша, вкладывая в свой кулак всю ненависть. Каларуш отлетел.

— Придурок! — Каларуш шикнул, но Антенор был уже далеко. — Пусть разбираются сами, а я посмотрю, где можно извлечь пользу.

****

Алессандра заскочила в редакцию, где поискала информацию в архиве, но не найдя ничего, направилась домой, размышляя об Эдере де Соза. Он был единственный, кто выводил ее из равновесия, она сердилась на него, но не могла обходиться без него; он привлекал ее, но и пугал тем, что потепенно забирает ее душевное спокойствие. Она зашла в дом и прошла в гостиную, застыв от неожиданной сцены, которая развернулась перед ней. Матеуш склонил голову, целуя руку ее матери. Это был жест не слуги, а влюбленного мужчины.

— Мама, что здесь происходит?

Велма вздрогнула, а Матеуш извинился и вышел.

— Что тебя беспокоит, Алессандра?

— Я не поверила своим глазам, когда увидела то, как Матеуш проявляет чувства к тебе.

— Ты придумываешь того, что нет. Это всего лишь уважение к хозяйке, — но смущение матери говорило само за себя. Алессандре хотелось видеть мать более счастливой, но еще и более занятой собственной судьбой, а не ее жизнью.

— Мама, но ты одинока. Когда вы с отцом развелись, я была маленькая и не помню причин ваших размолвок, но ты до сих пор не смогла никого полюбить. Неужели Матеуш смог растопить твое сердце?

Велма заулыбалась.

— Выдумщица! Ты всегда была выдумщицей, и сейчас придумываешь. Я довольна своей жизнью и не собираюсь ничего менять.

— Я знаю, что у тебя есть родная сестра, с которой прерваны всякие связи. Мама, почему? Почему вы не можете встретиться и поговорить? Столько лет прошло, а ты даже не вспоминаешь о ней.

— Я чувствую себя виноватой в том, что исправить невозможно. Я виновата в крушении нашей семьи. Пусть не прямо, но я стала причиной этого крушения.

— Что ты говоришь? Моя любимая мамочка, разумная и добрая мама не может причинить никому вреда, поэтому мне кажется, что нужно попытаться соединить свою семью и отпустить свой страх.

— У меня очень умная дочь, но даже ты не сможешь все исправить, — Велма обняла девушку, а потом направилась в свою комнату.

1900 год.

— Дон Рафаэл!

Рафаэл обернулся и увидел Виторио, который вскинул руку с пистолетом.

— Виторио, ты смеешь мне угрожать? Опусти пистолет и вон отсюда!

— Я не хочу вас убивать, а хочу всего лишь избавиться от этого приблудыша!

— Виторио, прекрати всех пугать! — Велма шагнула вперед, но была остановлена жестом отца. В этот момент на пороге показался Антенор. Кассио увидев его, хотел броситься к отцу, но Велма остановила его, чтобы мальчик не оказался на линии огня.

— Дон Рафаэл, я пришел, чтобы забрать своего сына. Если вы не отдадите его мне, я пристрелю вас, как паршивую собаку, — Антенор держал в руках оружие.

— Это мой сын! — Рафаэл смотрел на Виторио, а не на Антенора, не отводя взгляда, считая, что его зять наиболее опасный противник, чем Антенор. — Как же я так ошибся, ведь видел гнилое нутро, дочь свою замуж выдал за тебя! Теперь ты поднял руку на моего сына? — он качнулся, медленно посмотрел на вооруженного Антенора, потом на Кассио и дочь, словно хотел ей сказать, чтобы она увела ребенка, но тут же был откинут чьим-то выстрелом. Кассио закричал и прижался к закричавшей Велме, которая закрыла мальчика собой. Виторио недоуменно посмотрел на свой револьвер и, вздрогнув от крика жены, нажал на курок. Антенор кинулся на Виторио, понимая, что тот ни перед чем не остановится, чтобы уничтожить того, кто встанет на его пути к наследству, между ними завязалась драка.

— Беги и спрячься куда — нибудь, быстро! — она втолкнула его за дверь спальни и упала на колени перед лежащим отцом. — Отец, очнись! Что мы наделали, Виторио! Отец! Почему я теряю всех, кого любила. Это я во всем виновата, во всем, что происходит сейчас. Прости меня, отец! — она пыталась привести отца в сознание, не желая принять, что он был уже мертв.

Виторио оттолкнул от себя Антенора, и, бросив пистолет, выскочил из комнаты.

******

Поместье Лукаса "Акампо Эстрела" было совсем недалеко от города, и девушки согласились посмотреть на великолепных чистокровных лошадей, которыми занимался их новый знакомый.

— Вас не смущает жизнь вдали от города? — спросил мужчина .

— Я всю жизнь прожила в Лиссабоне, поэтому для меня такое поместье — это приключение, а вот Карина — другое дело, — Мари пожала плечами, ведь ее на самом деле не особенно интересовала сельская жизнь.

— Да, кузина, запах навоза — это не духи Герлена[1], к которым ты привыкла.

— Меня они вполне устраивают, но я не против того, чтобы принять ваше предложение и познакомиться с вашим Эдемом, — Мари помнила, что Карине понравился Лукас, поэтому не хотела мешать их общению.

По прибытию они отправились на конную прогулку, осматривая владения Авеларов. Лукас уделял слишком много внимания Мари, вызывая у Карины неприятное чувство лишнего зрителя. Карина пришпорила лошадь, пустив ее в голоп, и услышала предостережение.

— Сеньорита, осторожнее. Она может попасть в неприятную ситуацию, — Лукас обеспокоился.

— Вам необходимо вернуть ее, а я поеду обратно на фазенду, — Мари повернула свою лошадь, радуясь находчивости своей подруги. Лукас поскакал вслед за Кариной, которая уже скрылась из вида. Девушка мчалась так быстро, что с головы слетела шляпка, она испугалась этой резвости и постаралась остановить лошадь, но животное воспротивилось и, резко осадив, выкинула ее из седла. Лукас слетел с коня и подбежал к девушке.

— Карина, что с вами? Очнитесь! Карина, — он похлопал ее по щекам, — боже, какая вы бледная! Карина…

Девушка вздохнула и открыла глаза, пытаясь отодвинуться от мужчины.

— Что случилось? Что со мной?

— Вы упали с лошади. У вас что — нибудь болит?

— Нет. Ой больно, моя нога… Ой, рука… — Карина засмеялась, — как хорошо, что голова цела.

— Вы еще и смеетесь? Я думал, вы расплачетесь… и будете сердиться на лошадь.

— Я не особенно пугливая, чтобы винить в своей ошибке лошадь, но идти не смогу. Как жаль, что ваша лошадь сбежала вслед моей.

Лукас взял девушку на руки, их лица оказались совсем рядом, и Карина замерла от восторга.

— Вы устанете меня нести, ведь путь не близкий.

— Вы не пугливая, а я не слабый. Но меня больше беспокоит, что подумают о нас другие.

— Кто?

— Ваша подруга.

Карина расстроилась, ведь даже наедине с ней он вспоминал о Мари.

— Что с вами? Вы замолчали и нахмурились?

— Нет, ничего, — она поудобнее устроилась на его руках.

— Ваш отец рассердится на меня, когда узнает, что я не уследил за его дочерью.

****

Эдер вытянул ноги на кушетке и потянулся, а Лаура забеспокоилась.

— Вам не удобно?

— Нет, ничего, все нормально. Я немного устал, но мне необходимо знать все, что знаешь и видишь ты.

Лаура кивнула, соглашаясь.

— Только обещайте, что поможете мне выбраться из этого ада, — для нее Эдер стал единственной надеждой, чтобы выбраться из ада, но и страх неудачи пока не отступал.

— Конечно, я попробую сделать все, что в моих силах.

— Вы единственный мужчина, который относится ко мне с пониманием. Сеньор, хотите я обслужу вас? Конечно, вы заслуживаете настоящей любви, но я могу дать вам настоящую страсть, — Лаура поцеловала Эдера, а ее пальцы потянулись к его рубашке, Эдер накрыл женскую руку своей, останавливая ее.

— Не стоит, у меня есть женщина, которая дорога мне. Лучше расскажи, кто еще работает здесь.

— Здесь не так много девушек, нас отобрали по внешней привлекательности, чтобы мы могли нравиться мужчинам. Кто не занят в номерах, то танцует в зале. Нас не выпускают, моя жизнь сузилась до размера этой кровати, клиенты меняются, и я уже не чувствую ни ненависти, ни страха, одно лишь безразличие. Только сейчас, когда появились вы, я хочу снова стать свободной, потому что вы, сеньор, дали мне надежду.

— А как сюда попали другие девушки?

— По-разному. Есть такие, как я, вышли замуж за приличного на вид еврейского мужчину, а он оказался зухером[2]. Есть те, кого продали родственники, а есть такие, как наша Пати, которую подобрали в бедном районе и заставили работать за кусок хлеба. Большинство из нас приезжие, у которых отобрали документы, и мы не можем никому пожаловаться, потому что лишены всякой защиты. Здесь вновь прибывшим девушкам обыкновенно говорят, что их не будут удерживать, если им не понравится новая жизнь, обещают даже дать денег на обратную дорогу, если они будут вечером сидеть в зале и разговаривать с гостями, а затем начинается работа с клиентами. Недавно хозяин опять объявил необходимость «remonta»[3], значит, прибудут новенькие.

— А если обратиться в полицию?

— Мы все внесены в списки публичных женщин, поэтому не можем рассчитывать на помощь. Мы не сможем доказать, что нас заставляют этим заниматься, если мы зарегестрированы в полиции, как продажные женщины.

— Разве существуют такие списки?

— Конечно, мне сказали, что хозяин может договориться с любым представителем власти, потому что они — наши клиенты.

Эдер встал, собираясь уйти.

— Я ухожу, но я попытаюсь помочь тебе, — он вышел, спустился вниз и, выходя на улицу, наткнулся на красивую девушку, игриво прижимающуюся к незнакомому мужчине. Она оторвалась от своего любовника, оценив проходящего мимо Эдера, и вызывая ревность своего ухажера.

— Нина, не смей смотреть на других мужчин.

*****

Порт Салвадора представлял собой место с разнообразной архитектурой разноцветных домов, где ярко выражена в Pelourinho (пелоуриньу — название деревянной мачты, где рабы подвергались наказаниям). Многоголосое людское месиво заполняло это простанство с раннего утра и до самой ночи— жизнь кипела. Антенор возвращался из порта, где стоял прибывший груз, и пребывал в расстроенных чувствах. Их груз по непонятным причинам был досмотрен и находился под арестом интенданта, и любые попытки узнать причину, не приводили ни к какому результату, словно там вместо ткацких станков была найдена контрабанда наркотиков, которые постепенно заполняли страну.

— У нас нет законов, запрещающих вывоз и ввоз наркотиков, все зависит от личной заинтересованности чиновников, а на ввоз оборудования наложили арест, — Антенор поделился проблемами с новым компаньоном, на деньги которого и были закуплены станки.

— Возможно, требуется большая сумма пошлины, вот только не в кассу муниципалитета, а помимо него? — Арманду был обеспокоен таким поворотом.

— Я не рассматривал этот вариант, но мне бы дали понять, что хотят, а здесь ничего. Перекладывают друг на друга ответственность, пожимают плечами, но груз не отдают. Так может продолжаться неделями, а нам необходимо быстрее запускать производство на полную мощность.

В кабинет заглянул помощник и доложил о приходе сеньора Каларуша, Арманду и Антенор преглянулись.

— Чувствует гиена, где можно поживиться.

Каларуш поздоровался и с неожиданной усмешкой поинтересовался.

— Вы, Арманду де Соза, компаньон Антенора? Вашего сына зовут Эдер де Соза?

— Да, а в чем дело?

— Забавно, — Каларуш еще раз усмехнулся и перевел тему разговора. — Я слышал, сеньоры, у вас проблемы.

— Я еще не успел вернуться из порта, а ты, Каларуш, уже знаешь о моих проблемах. Теперь многое становится понятным.

— Я всего лишь хочу помочь, ведь без меня и моих связей вам придется туго. Я могу посодействовать или наоборот сделать так, что вы увязнете по уши. Груз можно потерять, можно платить непомерные суммы за простой оборудования, можно лишиться заказов и получить невыплаты зарплаты работникам, а можно согласиться с моим предложением и выбраться из этой кучи проблем.

— Там, где находишься ты, Каларуш, это не куча проблем, это куча непотребного мусора, и иметь с тобой дела, означает запачкаться в дерьме.

— Значит, не согласны, сеньоры? Посмотрим, — Каларуш вальяжно вышел из кабинета, а Антенор вспылил.

— Грязный махинатор! Всегда был таким! С ним надо быть осторожными.

— Я думаю, что у нас не меньше денег, а вот со связями проблемы. Ты и Габриэл, как члены местного общества, должены иметь определенный круг общения, а, значит, и нужные знакомства. Надо действовать, а не ждать очередного хода этого пройдохи, — Арманду помолчал, а потом добавил. — Меня немного беспокоит его заинтересованность моим сыном. Мне показалось или нет?

— Он просто прощупывает связи и не более того, — Антенор успокоил друга, хотя прекрасно понял, что Каларуш показал, что имеет еще один козырь в рукаве для того, чтобы испортить им жизнь. — Я слышал, что тебя интересуют вложения в электрофикацию подъемников Ласерда? Очень выгодное вложение, мне бы твое чутье.

— Я никогда не был сельским жителем, как Габриэл, чтобы вкладываться в разведение скота или выращивание кофе, или какао, мне нужны другие горизонты — городские коммуникации, производство, банки — вот моя стихия. А на счет лифтов Ласерда я еще обдумываю, — Арманду пояснил свою заинтересованность. — Надеюсь, туда этот Каларуш еще не добрался.

*****

1900 год

Когда Антенор вошел в дом со спящим Кассио на руках, радости Аны не было предела. Она обнимала своего сына, Антенора и плакала, и смеялась от счастья.

— Антенор, Кассио! Где ты был Кассио? — ее объятия разбудили мальчика, и он прижался к матери.

— Я не знаю. Он сказал, что мой отец просил меня забрать из школы, но повез не на фабрику, а из города. Я не знаю, где я был, — Ана вопросительно посмотрела на Антенора.

— Не беспокойся, Ана, все хорошо! Кассио побывал в поместье, где ты жила…

— Сан — Марино?

— Да

— А потом тетя спрятала меня и сказала, чтобы я убегал, потому что он стал совершенно сумашедшим…

— Кассио, о ком ты говоришь? — Ана поцеловала сына, потом опять взглянула на мужа, требуя от него объяснений.

— Это Виторио. Кассио был похищен Виторио из-за того, что дон Рафаэл хотел признать Кассио своим наследником, тем самым лишить состояния своего племянника.

— Боже! Наш сын был на волоске от гибели, — прошептала женщина, вцепившись в ребенка. — Кассио, нельзя быть таким беспечным! Ты испугался? — Ана прижала сына к себе, покрывая поцелуями его лицо.

— Бина! Уведи Кассио, пожалуйста, нам с Аной надо поговорить. Сынок, ты устал и тебе надо отдохнуть, — он отправил его в детскую вместе с соседкой.

— Что случилось? — Ана почувствовала, что все эти события еще не закончились.

— Дон Рафаэл убит. Его убил Виторио, но боюсь, не все так просто, потому что он дал показания против меня в том, что это я выстрелил в своего врага.

— И что? Что делать? Полиция не может поверить какому — то мошеннику, а тебе, уважаемому человеку. Нет. Это неправильно.

— Мне разрешили увезти сына, но я должен вернуться в полицию, иначе за мной придут и уже с наручниками.

— Нет! Не может быть! будь проклят этот дон Рафаэл! Он даже мертвый не дает нам спокойно жить! — Ана обняла Антенора за шею. — Это какой — то страшный сон!

— Успокойся, нельзя, чтобы Кассио увидел твой страх и твое отчаяние. Я схожу в полицию и будем надеяться, что там во всем разберутся.

*****

Нина приняла приглашение Кассио пойти на прогулку, считая, что день для праведных дел и правильного поведения, а ночь — для развлечения.

— Ты прекрасна, дорогая, — Кассио оглядел целомудренно закрытое платье своей невесты, — ты — та девушка, о которой может мечать любой мужчина.

— А ты мечтаешь обо мне?

— Конечно, я думаю, что мы так давно знаем друг друга, что стали похожи.

— Что же тебе во мне нравится? — Нина кокетничала, стараясь вытянуть из парня слова любви.

— Твоя непосредственность, жизнелюбие и…

— Что еще? — она сжала его руку, взглянув на него из-под трепещущих ресниц, она умела производить нужное впечатление.

— Всегда ценится целомудрие, а в тебе столько чистоты и нежности, что не решаюсь до тебя прикоснуться.

Нина фыркнула, но потом положила голову на мужское плечо. Они шли по набережной, наблюдая за голубыми движущимимся тенями, держались за руки и, казалось, что их мысли текли в одном направлении.

«Самая красивая девушка Салвадора скоро станет моей женой, мне остается лишь официально сделать предложение и купить кольцо. Тогда я смогу прийти к ее отцу и попросить руки Нины. Из нее получится настоящая сеньора, в ней столько горделивого достоинства, что рядом с ней, и король будет чувствовать себя плебеем.Надо сделать предложение».

«Боже, как мне все это смешит: его восторженный взгляд, слова восхищения, его безоговорочная вера в добродетель, его поцелуи… Лучше бы решился на настоящую страсть в простом гостиничном номере. Но ничего скоро вечер, и я увижу моего Ванансио. Когда же он сделает предложение?»

— Кассио, любимый, мне кажется, что нам пора определиться. Тебе не кажется? Сегодня мой папа говорил о том, что хочет поняньчить своих внуков, а я ничего не могу сказать, — они зашли в парк, где был организован на французский манер садовый лабиринт, который стал главной городской забавой и местом встречи влюбленных. Нина засмеялась и побежала внутрь, увлекая за собой молодого человека. Кассио догнал ее в небольшом закутке и схватил ее в объятия.

— Дорогая, мы обязательно поженимся. Я приду к твоему отцу и попрошу твоей руки, как и положено.

— Когда? — уединенность ходов и площадок лабиринта сыграла свою роль, и молодые люди смело обнялись, даря друг другу нежные поцелуи.

— Пошли! — она потянула его в беседку, где уж их точно никто не мог увидеть. — Я хочу, чтобы ты сходил по мне с ума.

Неистовый любовный напор девушки зажег Кассио настолько, что его пальцы потяулись к ее блузке, расстегивая маленькие пуговицы, а губы жгло от желания бесконечно ее целовать. Нина тихо смеялась, поощряя его действия, отвечала на его страсть, но как только молодой человек коснулся обнаженных девичьих плеч, осознание того, что он позволяет себе вольность заставило отпрянуть.

— Нина, прости меня, я не должен позволять себе такое, прости. Давай сделаем все правильно. Я приду к дону Педру и попрошу твоей руки, а потом мы поженимся, — он с трудом подавил в себе разбушевавшееся пламя, но из-за сумбурности собственных желаний ему и в голову не пришло усомниться в порядочности своей невесты.

— Хорошо, — девушка разочарованно стала приводить в порядок свою одежду, — но только я не хочу иметь сразу детей, может, позже.

****

Эдер был расстроен, его не могла не волновать поглощенность Алессандры, которая вместо приветствия сразу перешла к сути вопроса.

— А где твои нежные слова «я скучала» или на худой конец «рада видеть тебя»?

— Эдер, ты чувствителен к словам, которые уже давно стали для многих привычкой? Люди постоянно говорят их и даже не задумывются об их смысле.

— Люди за свою жизнь часто рассуждают о любви, но она не стала привычкой, — он не дождался от нее ответа и, помолчав, продолжил. — Знаешь ли, Алессандра, что Цви Мигдаль означает «сильная власть»? И с ней бороться тебе не по зубам.

— Я попробую. Что ты узнал?

— Я чувствую себя иностранным агентом, — он хотел свести все на шутку, но Алессандра вцепилась в него, что молодому человеку пришлось рассказать. — Я думаю, что это очень мощная организация, которая занимается вербовкой и перевозкой женщин в дома терпимости. Делается это разными способами, на что хватает человеческой фантазии. Например, с помощью хорошо воспитанных и элегантных молодых людей — зухеров, которые появляются в бедных провинциальных городках и еврейских городках Европы, чаще всего Польши. Они рекламируют работу для молодых девушек в качестве прислуги в домах богатых евреев в Аргентине и Бразилии, размещая объявления либо в местных синагогах, либо в местных газетах.

— А что именно рассказала твоя дама?

— Дама? Ты имеешь в виду Лауру?

— Да, Лауру, — Алессандре не нравилось, что Эдер проявляет интерес к другой женщине, но она сдерживала себя. — Что она рассказала?

— О вступлении в брак по церемонии известной как «stille chupah»[4]. Ее зухер был красив и молод, говорил плавно и обещал, что спать она будет на мягкой пастели и есть из золотой посуды, — Эдер замолчал, заглядывая в глаза девушки, но она не заметила его выразительного взгляда.

— А дальше?

— А дальше мы знаем результат — жестокий урок предательства.

— Что еще она рассказывала?

— Алессандра, тебя не волнует то, что чувствует эта женщина?

— Почему ты спрашиваешь?

— Тебя интересуют только факты, а не чувства людей.

— Ты опять начинаешь одно и тоже. Неправда! Я сочувствую.

— Одни слова! Ты и ко мне относишься лишь, как к источнику информации. Из тебя получится очень талантливый репортер, — его слова несли в себе оттенок сожаления. — Мне бы хотелось, чтобы ты иначе взглянула на меня.

— Как?

— Я не достоин твоей привязанности? — вместо ответа был задан вопрос, на который сама Алессандра не знала ответа, потому что боялась признаться в своих чувствах. Она молчала, когда Эдер обняв ее, коснулся ее губ. Она молчала, но не могла сдержать желание и влилась в его поцелуй.

— Я совсем не умею говорить о любви.

— Для этого надо просто любить.

[1] ученый-химик Пьер Франсуа Паскаль Герлен в 1828 году открыл свой первый парфюмерный магазин в Париже, с тех пор его имя становится известным всей Европе

[2] сутенер, который занимался поиском и продажей "живого товара".

[3]поездка за очередной девочкой в Европу( сленг.)

[4]свадебная церемония, проводимая без раввина