глава 35

Сеньор Браманте не заставил долго ждать, ему самому не понравилось то, что арест главного свидетеля приведет к затягиванию дела, на котором он рассчитывал поднять свой рейтинг перед его возможным переездом в столицу с назначением на новую должность. Именно тот факт, что существовала вероятность резкого повышения по службе, сыграло решающую роль в быстрого освобождении Антенора из тюрьмы. Браманте переговорил со следователем Сентеро.

— Мне придется подать жалобу на превышение власти и использование служебного положения, чтобы чинить препятствие судебному процессу, который я возглавляю. Сеньор Сентеро, если у вас нет неопровержимых доказательств того, что Сиприану виновен в убийстве ди Кошта, вам придется отпустить его.

— Но есть очень важные люди, которые хотели бы списать именно на него подобное злодеяние.

— Все — таки списать?

— Я человек маленький, что мне прикажут, то я и делаю. Вам же известно имя сеньора Масейро, у него тоже есть связи на самом верху.

— Майсеро? Каким боком он завязан в этом убийстве? Не тем ли, что распоряжается государственными деньгами, которые проходили через банк ди Кошта? Поверьте, я смогу рассмотреть более глубоко причины убийства вдовы ди Кошта, и Масейро может не поздоровиться, — судья был уверен в своем воздействии на следователя и на члена Палаты депутатов муниципального совета сеньора Масейро.

— Так мне — то что делать? — следователь метался между желанием угодить одному и не поппасть впросак с другим.

— Отпускайте Антенора Сиприану, а тех, кто будет интересоваться вашими действиями, отправляете прямо ко мне, — сеньор Браманте вышел в коридор, где его уже ожидал Габриэл, который нетерпеливо ходил по коридору полицейского управления в его ожидании. И как только тот вальяжно вышел из кабинета и на его лице заиграла улыбка, Брандау облегченно выдохнул.

— Я вам благодарен, сеньор Браманте. Теперь у меня опять есть надежда на возврат моего поместья.

— Что ж, надо уметь принимать удар, но надо уметь бороться до конца, молодой человек. Вы учитись и тому, и другому. Сейчас вашего друга привезут из тюрьмы.

— Я могу и сам забрать его оттуда, — Габриэл торопил события.

— Нет, кто же вам это позволит? Следователь даст распоряжение и его привезут сюда, так что ждите.

Судья Браманте ушел, а Антенора привезли только под вечер. Габриэл, утомленный ожиданием, вскочил навстречу и обнял друга.

— Сеньор Габриэл, вы до сих пор находились здесь? — Антенор был обескуражен таким настойчивым заступничеством по сути постороннего человека.

— Да, вы же, Антенор, мой друг, и я не мог оставить вас в беде. А теперь мы возвращаемся на фазенду.

*****

Ранний утренний луч солнца проник в комнату Линды, запутался в легких шторках и заиграл на лицах спящих. Эдер открыл глаза и в первое мгновениие испуганно дернулся, но спящая рядом девушка сонно вздохнула.

— Любимый.

Он расслабился и прижал ее к себе, впервые ощущая безграничную нежность к женщине, которая подарила ему любовь.

— Прикоснись ко мне, нежная моя, — его шепот ласкал слух. — Я хочу чувствовать тебя. Как вкусно ты пахнешь.

— М-мм. Вот так и называй меня, а не чумой.

— Хорошо, нежная моя. Мне пора уходить.

— Нет, — Линда тут же проснулась, — не уходи, я не могу отпустить тебя.

— Почему?

— Мне недостаточно того времени, что мы провели вместе. Разве тебе не понятно? Мы могли бы провести здесь весь день.

— Нет, я должен идти работать. А потом скоро придет твоя горничная, вот будет для нее сюрприз! Тогда ничего нельзя будет скрыть.

— А я не хочу скрывать, что сегодняшнее утро для меня самое счастливое.

— Тогда подари мне поцелуй, — Эдер прижал к себе девушку, готовый подарить ей все, на что способен.

— О! Не смей приставать ко мне со своими поцелуями! — Линда шутливо отбивалась от него, но ни ее сопротивление, ни ее слова не обидели его, Эдер принял сопротивление за лукавое кокетство, что было правдой.

— Ты уже сосчитала, сколько я их подарил тебе?

— Сбилась со счета.

— Тебя надо целовать, чтобы ты меньше говорила.

Она захихикала, касаясь губами его лица.

— Я нахожусь в более выгодном положении, — он облизал губы, складывая их трубочкой.

— Почему?

— Я касаюсь самой нежной кожи, когда как ты целуешь мою щетину.

— Ах, ты негодяй! Ты такой… такой … Я люблю тебя!

— Я тоже…, — промурлакал он, пряча лицо в ее волосах.

— Любишь? Если я скажу, пойдем со мной?

— Я пойду.

— А если скажу — останься?

— Тогда останусь. И если скажешь — поверь — я поверю.

— Мы с тобой единое целое, — простые слова Линды ласкали слух Эдера, для которого их любовь была почти сладким сном.

— Я ухожу.

— Нет, не уходи.

— Я ухожу, — тихий шепот и он исчез.

******

Самочувствие Велмы улучшилось, она немного успокоилась, но видеть Виторио не могла, не хотела, старательно пряталась в своей комнате. Виторио открылся для нее, как последний мерзавец, для которого нет моральных границ, нет жалости, один холодный расчет и жестокость. За ласковым взглядом и вкрадчивым голосом прятался убийца, но и сама Велма чувствовала свою косвенную вину за смерть любовницы отца. Одиночество усиливало эту вину, поэтому она решила поговорить с матерью, может, рассказать. Велма спустилась вниз в гостиную и остолбенела, потому что увидела, как Анита вошла в дом, собираясь подняться в кабинет отца.

— Анита!

Женщина остановилась, недоуменно взглянула на молодую хозяйку.

— Вам что — то надо, сеньора?

Велма, как во сне подошла к ней и коснулась плеча, проверяя, не призрак ли перед ней.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — недоумение отразилось на лице Аниты, — а вы? Вы очень странная.

Велма облегченно выдохнула и неожиданно для рабыни коснулась ее живота.

— Ты скоро родишь, отец, наверно, счастлив. Хорошо, что ты жива и твой ребенок увидит свет.

— Донья Велма, — Анита не знала, что и думать, ведь старшая дочь дона Рафаэла ее недолюбливала, считая, что она стала причиной полного разрыва ее родителей. — Вы очень бледная, я могу вам чем — то помочь?

— Нет, нет, теперь все будет хорошо, — она неожиданно засмеялась, — теперь точно все будет хорошо.

Анита пожала плечами и направилась в комнату дона Рафаэла. Хозяин обернулся на раскрывшуюся дверь и вошедшую женщину.

— Где ты ходишь? Я просил тебя находиться здесь? Почему ты не слушаешься меня? Что тебе не хватает здесь? — его злила самостоятельность Аниты, в ней он видел непослушание его воле.

— У вас столько вопросов, а у меня нет ни одного ответа. Я должна чем-то заниматься, помогать бабушке или в прачечной, или на кухне.

— Ты пользуешься мной, — он подошел к женщине и погладил ее живот. — Ты пользуешься моей любовью к тебе, делаешь, что хочешь, но ты должна помнить, что с моим ребенком ничего не должно случиться.

— Это и мой ребенок, и я тоже не хочу, чтобы с ним случилась беда. Но что может случиться?

Чем заметнее становился живот у Аниты, тем больше возрастало беспокойство дона Рафаэла, его не волновало, что думали о нем домочадцы, но его беспокоила отрешенность женщины. Анита погружалась в свой мир, часами могла сидеть в уголочке, рассматривая зеленые холмы или исчезала на целый день и найти ее было невозможно. Дон Рафаэл ласково обвел контур ее лица, поцеловал мягкие губы.

— Не смей уходить из комнаты. Я не хочу случайностей, подобных твоему падению с лестницы.

— Я сама виновата и здесь могу запнуться.

— Ты слишком поспешно ответила, что мне кажется, что тебе помогли упасть. Кто? — дон Рафаэл напрягся, он умел чувствовать другого человека, иначе бы не смог заниматься манипуляцией, извлекая пользу.

— Никто.

— Тогда почему у тебя такой испуганный вид?

Анита отвернулась и вздохнула.

— Опять занялась своим любимым занятием — молчанием. Мне оно надоело! — он вспылил. Она могла думать, о чем угодно, и говорить, что нужно ему, но дон Рафаэл знал правду. Нет, он не знал причину ее падения, он знал, что его женщина продолжала любить другого мужчину, и его злило ее постоянство и ее притворство.

— Я купил дом в городе. Как только ты родишь, я увезу тебя, чтобы ни один человек не смог помешать нам. Наш сын станет самым богатым человеком в стране.

— Я это уже слышала, — она едва не оттолкнула его, когда дон Рафаэл прижался щекой к ее животу, прислушиваясь к шевелению внутри.

******

Алисия залетела в комнату Линды и замерла. Девушка прикрылась одеялом и нервно поглядывала на раскрытое окно, то и дело краснея и заикаясь.

— Я сейчас приду, только приведу себя в порядок. Что случилось? Почему ты такая взбудораженная?

Но Алисия уже забыла, зачем пришла в ее комнату, удивленно оглядывая комнату и смятые простыни на кровати.

— Линда, ты… была не одна?

— С чего ты взяла? Мне просто жарко.

— Ага, поэтому ты легла спать голой при открытом окне?

— Алисия не ставь меня и себя в неловкое положение.

— Если я узнаю, что здесь был Эдер, то я заставлю твоих родителей его выгнать с фазенды! Нельзя пользоваться неопытностью юной девушки! Это был он?

— Мне просто жарко, Алисия.

— Да что вы все с ума сходите по этому парню?! Я обязана все рассказать Габриэлу!

— Не говори!

— Значит, все — таки, он был здесь! Одевайся и идем! Лучше ты сама все скажешь своему кузену, а потом решим, говорить об этом родителям или нет.

Когда Линда спустилась, то Габриэл уже ждал их, в нетерпении расхаживая по библиотеке.

— Как вы долго собираетесь, так и завтрак испортится. Линда, ты хорошо выглядишь, — он отметил веселость кузины.

— Габриэл, нам надо поговорить наедине, — огромные глаза Алисии насторожили мужчину, и он покорно направился за женщинами в библиотеку.

— Что случилось?

— Речь идет об очень щекотливом деле. Только не сердись...

— Что?

— Габриэл, я влюбилась, — Линда смело взглянула на своего кузена. Он замер, осмысливая услышанное, помолчал, но потом не выдержал.

— Линда, ты глупая девчонка, нельзя так безответственно относиться к своей жизни. И кто это?

Линда улыбнулась краешком губ и кокетливо вскинула голову, а Габриэл, встретившись взглядами с Алисией, все понял.

— Кто для тебя Эдер? Увлечение, за которое придется платить собственной репутацией!

— Он нравится мне, как он говорит, как смотрит, как дышит, я не хочу другого мужчину, только его. Разве ты, Габриэл, не понимаешь, разве ты сам не любишь так, что забываешь о себе. А я люблю именно так. А ты, Алисия, почему отказываешь мне в любви?

— А он любит?

— И он любит меня. Ах, если бы вы слышали его слова, — Линда восхищенно заулыбалась.

— Отец и мать будут против ваших отношений, потому что Эдер, конечно, стал свободным, но выше по социальной леснице не поднялся. Ах, Линда ты словно повторяешь мою сестру Велму, которая с ума сходила по этому мужчине, — Алисия понизила голос и вздохнула. — Ты не должна была ему уступать.

— Ты провела ночь с ним? — Габриэл произнес вопрос почти по слогам, бесконечно пораженный этим открытием, но Линда прямо посмотрела в его глаза.

— Я не отрицаю, и счастлива.

— Но он обесчестил тебя, — у Алисии расширились глаза.

— Нет, мою честь забрал другой — мой бывший жених, Алисия! — вспыхнула Линда. — Твой кузен изнасиловал меня, когда я гостила в вашем доме, и я была настолько подавлена, что не хотела жить. А Эдер любит меня так, что я забываюсь от счастья. Мы уедем с ним в город и обвенчаемся, и у нас будет настоящая семья.

Признание Линды ошарашило Габриэла и Алисию, но Линда смотрела на них прямо, и не верить ей было невозможно. Габриэл подскочил, собираясь выйти, и Линда мгновенно поняла, что кузен собирается поехать к Сан-Марино, чтобы разобраться с Виторио.

— Габриэл! Не надо! — она бросилась за ним, цепляясь за рукав суртука. — Если ты начнешь разбираться с Виторио, то вся округа узнает о моем позоре. Не надо!

Габриэл остановился.

— Но как оставить это безнаказанным?

— Оставьте! И не вздумайте мне больше напоминать о том периоде моей жизни, это был ад. Я целыми днями пыталась привыкнуть к мысли, что перестала быть невинной девушкой, но не стала любимой. Сейчас я счастлива и сделал меня такой мой любимый.

— Теперь к причинам моего противостояния с доном Рафаэлом прибавилось желание поквитаться и с его племянником. Но родители не разрешат тебе совершить такой безумный поступок. Эдер, конечно, красивый и хороший парень, но он не пара тебе, — Габриэл все еще не решил, что ему предпринять. — Что ты собираешься делать, если так произойдет?

— Сбегу.

— Боже! Ты, как Велма! — опять охнула Алисия.

— Не напоминай мне о своей сестре и ее сумашедшей любви, потому что теперь Эдер любит меня. Никто меня не удержит.

****

Габриэл, чтобы успокоиться от тех новостей, что с избытком свалила Линда, занялся изучением свежей прессы. Салвадорские газеты пестрели главной новостью, которая должна была изменить почти все устройство общества. Он выложил перед Антенором газету и ткнул пальцем в статью.

— Посмотри, Антенор, подписан закон принцессой Изабеллой. Сейчас император Педро II находится в поездке по Европе, а наша регентша утвердила закон о полной отмене рабства. Запомни, Антенор, 13 мая — день подписания.

— И день освобождения моей любви.

— А я не разделяю вашей радости по поводу такого освобождения, — дон Джильберту, как человек консервативный, относился скептически к государственным реформам, — потому что массовое освобождение людей, не приспособленных к самостоятельной жизни, приведет к катострофе самого государства. Они разбредутся по стране, поедут в города и будут там рыскать, как бродячие собаки. А вскоре начнут огрызаться и нападать.

— Дядя, ты слишком пессимистически настроен.

— Я реалист в большей степени, чем вы, молодежь. Что я говорил об этих бредовых идеях революционеров-аболиционистов? Хотя бы одна из них: негров необходимо вернуть в Африку! «Где взял, там и положь»! Несусветная глупость! В одном они оказались правы, когда считали, что свободные негры никогда не смогут войти в европейское общество. Они умственно неполноценны, склонны к преступлениям и посягают на белых женщин.

Габриэл невольно дернулся от последних слов дяди и покраснел.

— Я не думаю, что они способны причинить такой вред.

— Способны! К тому же они будут конкурировать за рабочие места с белыми, и начнется смешение рас.

— Вы про Либерию? — Габриэл внимательно слушал своего дядю.

— Да. Поселенцы и их белые покровители могли сколько угодно говорить о том, что они вернулись «домой», на свою «землю обетованную», но все закончилось тем, что освобожденный раб заимел местных рабов и заставли их работать на себя.

— Дон Джильберту, вы можете сколько угодно рассуждать о правильности или неправильности такого закона, но я счастлив, что могу забрать свою Аниту. Я сегодня же отправлюсь за ней!

— Антенор, подожди! Судья сказал, что выдаст разрешение на арест дона Рафаэла и тогда у тебя не будет ни одного препятствия, чтобы забрать свою женщину. А дон Рафаэл получит свое, — Габриэл предостерег друга.

— Я его не боюсь! — Антенор уже стоял, готовый тут же отправиться на соседнюю фазенду.

— Но он может приказать стрелять, потому что мы вторгнемся на его территорию. Будет трагедией, если в такой день Анита получит труп своего любимого.

— Когда произойдет арест Сан — Марино?

— Не знаю, на судью тоже давят, ведь дон Рафаэл не сидит, сложа руки, — дон Джильберту согласился с Габриэлом, — не стоит торопиться. Посмотри на то, что передала тебе Анита через Ассунту. Это дает возможность посадить дона Рафаэла в тюрьму надолго, только нельзя ошибиться. Среди бумаг найдена дарственная на пакет акций банка ди Кошта! Подумай только — дарственная, но неподписанная. У дона Рафаэла был бандитский размах! Я думаю, что донья Каталина не согласилась на условия соглашения и была убита. Возможно, Сан-Марино обвинят в убийстве.

Мужчины стали изучать документы, тщательно прочитывая каждую бумажку.

— Это передала Анита?

— Да, пока ты был в тюрьме. Она на самом деле, продолжает тебя любить и пошла на большой риск, выкрав эти документы, — дон Джильберту похлопал Антенора по плечу.

— Пусть будет так! Лис попался в собственную ловушку, — Антенор не стал комментировать предположение дона Джильберту о смерти Каталины, но слова о любви Аниты его порадовали. — Он виноват в том, что происходит у него на фазенде.

— Тогда подожди, не подставляй себя. Ты долгие годы был рядом, поэтому не стоит сейчас раздражать полицию личной местью.

— Я не выдержу, — Антенор вчитывался в документыбывшего хозяина. Его охватило нехорошее предчувствие потери, поэтому он никак не мог успокоиться. — Я пойду на фазенду Сан — Марино и оглашу этот закон, чтобы дон Рафаэл не пользовался неграмотностью людей и не вводил их в заблуждение.

— Не торопись, твое появление на фазенде может закончиться плачевно. Потерпи до заседания суда.

*****

Донья Мария столкнулась с Анитой в коридоре перед дверью в кабинет мужа.

— Постой — ка! Мне надо поговорить с тобой, — они прошли в спальню хозяйки. — Здесь нам никто не помешает. Я знаю, чего хочет мой муж. Он ждет ребенка, но только сына, которого я не смогла дать ему.

— Я знаю, сеньора. Вы сердитесь на меня?

— Ты женщина. Я не сержусь на то, что ты не смогла противостоять своему хозяину. Я недовольна лишь тем, что мой муж — мужчина, которого не волнуют чувства его жены. Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Это неплохо, пусть родится здоровый ребенок. Лучше будет, если родится девочка.

— От меня, сеньора, ничего не зависит.

— Я понимаю, но если родится мальчик, ты отдашь его мне для того, чтобы он воспитывался здесь в доме и не знал, чтоего мать — рабыня.

Анита замерла от неожиданного предложения, прозвучавшего из уст доньи Марии.

— Нет, я не могу отказаться от собственного ребенка, сеньора. Не могу! Он — мой ребенок.

— Ты хочешь остаться рядом с моим мужем?

— Нет, я не хочу занять ваше место. Я хочу уехать, исчезнуть с глаз вашего мужа, но что я могу сделать?

Донья Мария вздохнула, понимая, что дон Рафаэл никогда не согласиться отпустить рабыню, к которой чувствует нечто большее, чем просто желание.

— Сеньора, помогите мне уехать. Я бы не стала тревожить ваш покой, если бы оказалась далеко от фазенды.

— Куда ты с ребенком, ты могла бы оставить его на фазенде, а сама уйти так, чтобы никто не смог тебя найти! Уехать в Сан — Пауло или еще дальше и устроиться в городе. Я бы позаботилась о ребенке, как о своем.

— Нет, ребенка я не оставлю. Я уйду только с ним. Донья Мария, помогите мне уйти, уговорите своего мужа, — Анита коснулась руки своей хозяйки, но та холодно отстранилась.

— О чем ты говоришь?! Мой муж всегда поступает так, как считает нужным независимо от чужого мнения. И я не хочу, чтобы он, как сумасшедший, носился по окрестностям, чтобы найти своего сына.

— Я не могу отказаться от своего ребенка, — Анита развернулась и пошла в деревню. Маура сидела у хижины под деревом и чистила котелки, в которых всегда готовила отвары.

— Ох, мне тяжело ходить до озера, а тебя твой демон не отпускает. Анита, где Ассунта? Надо ее послать, пусть хоть что — то наберет, пока идет цветение.

— Я ее видела еще недавно, а сегодня не встречала. Я ее искала, но не смогла найти. Думала, что она здесь.

— Странно, а ты чем озобочена? На тебе лица нет.

— Хозяйка настаивает на том, чтобы я отдала своего ребенка ей.

— Ей? Она с ума сошла? Ребенок — то не виноват, что наш хозяин — мерзавец. А ты что?

— Я не могу отказаться от ребенка.

— А будешь ли ты его любить?

Анита погладила свой животик и улыбнулась.

*****

Два обнаженных тела нежились в солнечном свете, который просачивался сквозь отверстия в крыше сеновала. Все звуки фазенды здесь казались приглушенными, будто своей любовью они отгородились ото всего мира и теперь узнавали друг друга снова и снова и не могли насладиться. Линда лежала в объятиях Эдера, отвечая на его поцелуи.

— Здесь так тихо, — она накрутила шелковистый завиток волос на его груди. — Я никогда не спала на сеновале.

— Как ты войдешь в дом, чтобы никто не заметил?

— А я не вернусь домой, я готова проводить все ночи рядом с тобой. Ты на самом деле любишь меня? — после разговора с Габриэлом и Алисией ее нет-нет да и посещало сомнение в его привязанности.

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Я не могу понять, чем я заслужила твою любовь?

Эдер взметнул брови вверх, но потом заулыбался, покрывая ее лицо поцелуями.

— Ты не понимаешь, насколько ты прекрасна, когда сомневаешься в моей любви. Ты настолько добра, что обезоруживаешь меня. Ты добрее дона Габриэла и даже доньи Алисии.

— Я не понимаю тебя.

— Поцелуй меня! — они опять поцеловались. — Ты не побоялась признать меня равным себе и никогда ни жестом, ни взглядом не давала понять, что лучше меня.

— Потому что я люблю тебя.

— Потому что я люблю тебя, — эхом повторил Эдер. — Ты храбрая.

— Нет, я трусиха. Я всего боюсь, а разве тебе не страшно?

— Не бойся! — склонился над девушкой, пробуя ее губы на вкус. — Ничего не страшно, если ты не один и у тебя есть во что верить. Я буду любить тебя, пока не умру.

— Люби меня, пока не умру я.

Наконец, они оторвались друг от друга, Линда села и начала одеваться.

— Я все расскажу родителям, потому что не хочу никого обманывать.

— Что же ты скажешь?

— Я найду, что сказать, — она склонилась к нему, погладив его по щеке, словно он ребенок, — не бойся, я не отступлю.

*****

В столовой стояла непривычная тишина, Алисия и Габриэл молчали, переглядываясь, Линда мечтала, а дон Джильберту с женой недоумевали. Донья Милена не выдержала, хлопнула руками, чтобы привлечь внимание.

— Что здесь происходит? Габриэл, почему вы переглядываетесь с Алисией? Есть какие — то новости?

— Нет, — молодые люди ответили одновременно и переглянулись, потом уставились на Линду.

— Почему все такие странные?

— Мы не странные, а озадаченные из-за допроса у судьи. Я думаю, что скоро вопрос с поместьем будет решен. Дон Рафаэл потеряет новоприобретенную фазенду и ему самому придется предстать перед судом, — Габриэл отвлек внимание родственников от кузины.

— Хорошо. Теперь у вас будет свой дом и можно будет подумать и о детях.

— Не смущайте меня, дон Джильберту, — Алисия покраснела и бросила взгляд на Габриэла. — Разве можно об этом так открыто говорить?

— Почему бы и нет? Я хотел бы понянчить внука и неодного. Да, дорогая? — дядя Габриэла обратился к своей жене и подмигнул.

— Хорошо, с вами понятно, а Линда? Линда, почему ты отсутствуешь за столом? — донья Милена посмотрела на свою дочь, которая не слышала даже того, что к ней обращаются.

— Что? — девушка очнулась от грез. — Вы что — то сказали?

— Вот! Она ничего не слышала. Что с тобой? — мать забеспокоилась.

— Я счастлива.

— Неужели?

— Мама и папа, я счастлива! Я влюблена и любима.

— Что? — в один голос вскричали родители. — В кого?

Линда вздрогнула и окончательно пришла в себя, понимая, что сболтнула лишнее. Она оглядела окружающих ее людей, которые в ожидании смотрели на нее, и решиласьпризнаться.

— Я люблю Эдера. Только не стоит, дорогие родители, впадать в панику! Я люблю, и на этом закончим! — Линда вела себя так, словно была оглушена, ее движения были плавные, наполненные какой — то грацией, полузакрытые глаза смотрели вглубь себя, а на губах блуждала таинственная улыбка.

— Линда, опомнись! Что ты делаешь? — Алисия тронула подругу за руку. Линда перевела томный взгляд на нее и, склонившись к ней, тихо прошептала.

— Я счастлива, Алисия, я пребываю в экстазе, потому что всю ночь занималась любовью на сеновале.

Ее откровенность шокировала Алисию, которая поняла, что не сможет озвучить для всех слова Линды.Но этого и не надо было, потому что родителям хватило признаний дочери в любви к их работнику. Донье Милене стало плохо, а дон Джильберту пришел в бешенство.

— Как у тебя хватило смелости заявлять такое? Ты из уважаемой семьи со старинными традициями идешь против принятых в обществе правил по собственной глупости и недомыслия! — мать покраснела от волнения, вглядываясь в безмятежное лицо дочери.

— Если бы я знал, что просьба Габриэла и Антенора принять этого мошенника на работу приведет к такому результату, я бы выгнал его с фазенды в тот же миг. Он посмел покуситься на дочку хозяев, заморочить тебе голову настолько, что ты сидишь теперь перед нами и спокойно заявляешь, что любишь его! — ее отец взорвался от негодования. — Он сегодня же покинет наш дом и никогда не появится здесь!

— Нет, отец! Если ты желаешь мне счастья, то должен меня понять. Я влюблена и это не просто прихоть. Он — моя жизнь.

Милена и Джильберту переглянулась, осознавая, что их дочь незаметно выросла и стала самостоятельной и сильной женщиной, которая без стеснения признавалась в своих чувствах и не ощущала вины.