глава 34

Анита краем глаза заметила, что на столе лежали деловые бумаги дона Рафаэла. Если бы она могла бегло читать, то могла бы быстро просмотреть их, но девушка замялась. Дон Рафаэл отодвинул ее от стола, складывая их в стол.

— Не забивай голову ненужными сведениями.

— Я не умею читать, поэтому я не могу знать, что здесь написано, — соврала Анита. — Можно я пойду к бабушке?

— Не стоит. Я хочу видеть тебя в своей комнате, когда вернусь. Я хочу доверять тебе, моя красавица. Почему ты молчишь?

— Доверие предполагает любовь.

— Я хочу завоевать твою любовь. Об Антеноре думаешь? — дон Рафаэл скривился. — Разве можно просто так любить? Не за что! Где был твой Антенор, когда тебе нужна была помощь? Где он был, когда ты принимала решение переспать со мной? Не прелагая усилий, не находясь рядом в трудную минуту и не понимая твох поступков, он завоевал твою любовь. Да?

— Любовь за что — то — это уважение.

— Перестань прятаться за словами! Он — твое прошлое, ты должна дарить свою любовь только мне.

— Не я начинала разговор об Антеноре!

Дон Рафаэл вышел, хлопнув дверью, а она, выждав немного, подошла к столу и нашла документы. В дверь поцарапались, и появилась любопытная Ассунта, испугав Аниту.

— Анита, ты одна? Хорошо! — рабыня с любопытством сунулась в кабинет, а затем в спальню.

— Что ты здесь делаешь?

— Хотела посмотреть, как тебе повезло. О! Такая красивая комната, — она оглядела вокруг, — Зелия тоже здесь бывала, говорила, что пастель у хозяина мягкая. Правда?

— Не знаю.

— То есть, как не знаешь? Всем известно, чем ты тут занимаешься.

— Ассунта! — Анита всхлипнула и заплакала. — Зачем ты меня обижаешь?!

— А что я такое плохого сказала? Каждая рабыня хочет оказаться на твоем месте. Вон сколько у тебя платьев! — она кинулась в спальню, гда на ширме висело несколько платьев. — Какие красивые, я тоже хотела бы поносить такое.

— Возьми то, что тебе понравилось.

— А можно? Голубое?

— Возьми, только сделай то, что я тебя попрошу.

— Что?

Анита собрала кипу бумаг, завернула их в большой платок и протянула Ассунте.

— Ассунта, передай это Антенору.

— Как я ему передам?

— Пожалуйста! Только тогда сможешь взять платье, даже два.

— Хорошо, передам. Я возьму это голубое в цветочек.

Она схватила платье, документы и засунула себе под кофту.

— Сегодня вечером сбегаю и отдам.

— Спасибо, Ассунта, — она обняла девушку и выпроводила из комнаты.

****

Виторио проводил взглядом наглую рабыню, которая вышла из дома, направляясь в деревню. Аккуратный живот торчал под платьем и выводил из равновесия донью Марию и его.

— Эта сучка будет расхаживать по фазенде с видом будущей хозяйки. Ничто ее не берет! — он с ненавистью дернул штору, закрывая окно.

— Хватит брызгать слюной.

— А ты ведешь себя так, словно тебя это не волнует.

— Волнует.

— Но ты тоже могла бы родить своего ребенка.

— И что? Наш ребенок не станет наследником поместья, если она родит мальчика. Моего отца не волнует, что она — рабыня, и ребенок незаконнорожденный.

— Я препринял уже меры. Нас избавят от ее присутствия.

— Какие меры? — Велма подошла к своему мужу.

— Если у меня все получится, ты подумаешь о нашем ребенке.

Велма подумала, что ребенок мог бы заставить ее примириться с реальностью и, возможно, забыть мучения первой любви.

— Хорошо, я подумаю.

— За такую награду я готов землю рыть, но выполнить все, что хочет моя королева. Ее надо уничтожить, а твой отец должен понять, что его законная семья важнее всего.

Виторио обнял жену, склоняя ее к проявлению более нежных чувств, но Велма резко отвернулась.

— Не сейчас!

Виторио вышел из дома в сторону сензала, а Велма направилась в комнату матери. Донья Мария не смогла выполнить угрозу и уехать в город, просто не хватило сил оставаться в неведении о происходящем в доме, и была самым несчастным человеком, потому что муж забыл о ее существовании и, сидя за общим семейным столом, не смотрел в ее сторону, не слышал ее упреков и жалоб. Все его мысли были заполнены другой женщиной, ради которой дон Рафаэл наплевал на все приличия. Донья Мария понимала, что эта рабыня положила конец их семье.

— Это какое — то наказание — видеть ее и гордую радость отца, что у него будет ребенок, словно у него нет семьи, — Велма прошлась по комнате и села рядом с матерью. — Мама, тебе плохо?

— Я смирилась, во всем происходящем есть и плохое, и хорошее.

— Что ты имеешь в виду?

— Отец всегда хотел иметь наследника — сына, которого бы он любил и учил жизни, а потом передал ему все свое состояние. Этого сына может дать эта рабыня, но я заберу у нее ребенка, потому что мальчик должен быть законным наследником, а значит, я буду его матерью.

— Ты сможешь любить чужого ребенка?

— Он будет сыном твоего отца. Ты тоже должна с этим смириться.

— Нет! Я никогда не приму ублюдка, — она с ненавистью отмахнулась, но потом сникла, вспомнив, как недавно ее ненависть вырвалась наружу в отвратительном поступке.

— Забудь о том, кто родит его.

— Ты думаешь, что только желание иметь сына притягивает моего отца к этой рабыне? А если ничего не изменится? Если она останется в доме и захочет занять твое место? — она продолжала противиться происходящему, но ее тон изменился и стал более спокойным и обреченным.

— Презренная рабыня и законная жена — выбор очевиден, ведь твой отец прекрасно знает, что Анита может быть только любовницей, а любовниц принято менять.

*****

Каждый день Линда проживала с ощущением радости, зная, что рядом с ней будет Эдер, он улыбнется, и мир станет еще более радужным. Они не могли насладиться обществом друг друга, открывая все новые грани дружбы и любви.

Эдер перестал держать дистанцию между ними и расслабился, чем еще больше привязал к себе девушку. Сегодня девушка нашла Эдера за старыми постройками, где он мастерил новые кормушки для лошадей, выскочила из — за угла и радостно предстала перед ним в новом наряде.

— Посмотри на меня! Я тебе нравлюсь?

Эдер поднял голову, и на его лице появилось недоумение, а потом он весело расхохотался.

— Что? Разве в этом на лошади неудобно сидеть? — она стояла перед ним в мужских штанах и рубашке, и только узкий женский жакет обозначал тонкую талию.

— Забавно, — он смеялся, рассмаривая обтянутые женские бедра. — Откуда такие штанишки?

— Взяла взаймы у … неважно! Не нравится? — она смутилась под пристальным блестящим взглядом.

— Очень нравится. Родители видели?

— Думаешь, что я выгляжу вульгарно? — она испугалась. — Родители будут в ужасе. Как я выгляжу?

— Соблазнительно.

— Ох, — она сорвалась с места, сверкнув круглой попкой в обтянутых бриджах, — не уходи! Я сейчас переоденусь.

— Черт! Кто меня тянул за язык? — вздохнул Эдер, глядя вслед убегающей девушке, чувствуя непреодолимое влечение. К полудню, когда работы на фазенде на время прекращались из-за обеденного перерыва и невыносимой жары, Линда опять появилась около конюшень, но была одета, как и подобает воспитанной сеньорите.

— Слава богу, моя мама ничего не видела! И ты не вздумай вспоминать и подшучивать надо мной!

— Хорошо, только забыть некоторые части просто невозможно!

— Части?! — она поняла, что он имеет в виду и покрылась красными пятнами. — Ты ведешь себя невежливо! Разве можно напоминать девушке об ее оплошности?

— Хм, разве это оплошность? Это выверенный и точный удар по моему сердцу.

Линда засмеялась и обхватила его за плечи.

— Смотрите, мы с тобой на фазенде около твоего дома, — Эдер предостерег девушку.

— И что?

— Эти штанишки станут ничем по сравнению с тем, что устроят тебе родители, если нас увидят, — он не посмел ее поцеловать. — Осторожно!

— Хорошо, хорошо! Давай займемся чем — нибудь более приличным, — она решила начать его обучение грамоте и начертила на земле буквы, на которые Эдер посмотрел без особого интереса.

— Это не буква, это змеюка.

— Это S. В твоей фамилии есть эта буква.

— Я знаю. Почему ты меня заставляешь учить этот алфавит? Я его уже знаю, а когда я буду книги читать?

— Какой ты нетерпеливый! — Линда захихикала. — Нам надо подобрать какую — нибудь интересную и несложную книгу. Пойдем, — она потянула Эдера в дом в свою комнату.

— Тихо! Нельзя, чтобы тебя увидели мои родители, — она провела его к себе. Эдер оглядел светлую комнату, задержал взгляд на книгах.

— Выбирай.

— Я никогда не был в комнате, где живет девушка. Здесь очень тихо и спокойно.

Линда взяла книжку и, залезая на диван с ногами, как ребенок, раскрыла книгу.

— Иди сюда. Ты сможешь оценить свою свободу, если будешь больше знать. У образованного человека всегда больше возможностей.

Эдер сел рядом, вслушиваясь в голос девушки, которая стала читать вслух. Она закончила читать и посмотрела на лицо Эдера.

— Ты свободен днем, под солнцем, и ты свободен ночью, под звездами. Ты свободен, когда нет дня и ночи, нет солнца и звезд. Ты свободен, даже когда закроешь глаза. Но ты раб любимой тобою, потому что ты любишь ее. И ты раб любящей тебя, потому что она тебя любит, — ее слова, как мантра, успокоили его.

— Почему у меня чувство, что я нахожусь не на своем месте, но мне хочется быть здесь? Ты одурманила меня своими словами о свободе и рабстве.

— Я говорила о любви, глупый. Пойми, ты уже не свободен, потому что любишь и любим, — она потянулась к нему, и их поцелуй закончил ее фразу.

— Ты многое можешь потерять, если я престану себя сдерживать.

— Мне нечего терять, я хочу тебе отдать все, что я имею, — она поцеловала Эдера.

— Ты заполняешь меня целиком, моя голубая чума[1].

— Что?! — она возмутилась. — Что это такое?

Но он не позволил девушке высказать свое недовольство, прижимая к себе.

— Моя голубая чума, — он был искусный в любви, поцелуи страстные и трепетные одновременно, руки нежные и настойчивые. Она не могла сердиться на него и не смогла устоять, чтобы не пойти чуть дальше позволеного приличиями, запуская свои руки под его рубаху.

— Я могу обидеться на твой сомнительный комплимент. Это же сорняк! Мог бы назвать меня розой или на худой конец лилией.

— Да?

— Да, если бы не твои поцелуи. Ты многое делаешь и говоришь такого, на что можно обижаться.

— Что именно? — смешинка играла в глазах парня.

— Голубая чума? Разве этого ждет каждая девушка? — Линда крепко схватила Эдера за волосы, чтобы он не смог отодвинуться и уйти от ответа. — Не смей так меня называть! И ты ни разу не сказал, что любишь меня!

— Ой, ой, отпусти волосы, — он поморщился, — зачем тебе… — и замолчал, увидев, как у девушки задрожали от обиды губы.

— Я люблю тебя, — Эдер подхватил девушку на руки и понес к постели, недавая ей передумать, — ты хочешь? Ты примешь мои доказательства любви?

— Да.

— Я люблю тебя, моя голубая чума. Как гиацинт захватывает все реки, так и ты неотступно заполнила меня.

*****

Маура подбросила под котелок еще немного хвороста и заглянула в бурлящую жидкость.

— Вижу смерть! Совсем близко подкралась проклятая, прокралась и бродит здесь.

— Бабушка, что опять стращаешь! Перестань!

— Стой! — она схватила внучку за руку. — Подлость человеческая не дремлет, и проклятая любовь похожая на болезнь.

— Бабушка, не надо говорить о любви такие слова. Она не может разрушать, она всегда созидает. У меня будет ребенок.

— Который зачат не в любви, а в насилии, как у моей дочери!

Анита подошла к бабке, а Маура запричитала.

— Спаси мою девочку, отведи от нее удар, Геде. Ты управляешь вечной дорогой, которую каждый должен пересечь. Защити своих неразумных детей. Пусть ступят на эту дорогу, когда проживут долгую жизнь.

— Я буду любить своего ребенка, его будет окружать любовь, и ради него я пойду на любые лишения и даже преступления, — Анита погладила свой живот.

— Не говори того, чего не знаешь. Тяжесть преступления разрушает душу, и у моей души свой груз, свое кладбище, — Маура глубоко вздохнула, словно застонала. — Не просят меня наши боги того, что я простой человек.

— Бабушка! За что же гневаться нашим богам?

— За любовь. З Но что я могла сделать? Отдать на растерзание Эдера этой своре? Разве я могла позволить этой распутной женщине играть жизнью нескольких людей? — Маура продолжила помешивать отвар и бормотать. — Каждый из них имеет свои интересы и им наплевать на жизнь какого-то раба или рабыни. Разве я могла позволить, чтобы ночница[2] забрала душу моего мальчика? Она вышла на охоту, поймала его, заставляла идти на погибель. Мне пришлось убить гадину, чтобы не смогла ужалить.

— О ком ты говоришь? О сеньорите Велме?

— Велме? Нет, что эта глупая девчонка по сравнению с искушенной женщиной. Но я избавила Эдера от соблазна продать свою душу за мечту стать свободным. Проклятый инкуб[3]! Ишь, что удумала, заставить его делать то, что нельзя. Нельзя ему делать этого! Нельзя! Это грех!

— Бабушка? Бабушка! Я ничго не понимаю, но перемстань говоить о смерти, а томне становится не по себе. А если узнают о пожаре? Ориши не помогут, если хозяин захочет от тебя избавиться, — Анита испугалась поглощенности бабки.

— Ты думаешь, меня это пугает? — она поскрипела приглушенным смехом. — Правильно сказал твой Антенор, что взять с полумной старухи?

— Антенор? Он знал?

— О чем? — Маура усмехнулась, но потом продолжила разговор сама с собой. — Эдер прошел свой путь страданий, а ты уходи к своему Эшу! Уходи!

Анита сжала виски, панически обдумывая, как помочь Мауре примириться с богами и с собой, и направилась к своему хозяину, чтобы лишний раз не привлекать его внимание к своей бабке. Она ускорила шаг, чтобы поскорее оказаться в огнях дома, но паника не проходила, было странное предчувствие беды.

******

Габриэл был возмущен действиями полиции, когда Антенор через посыльного сообщил, что его задержали по подозрению в убийстве сеньоры ди Кошта. Полиция старалась, как можно быстрее раскрыть это дело, потому что интересы банка были связаны с деловыми планами штата, и убийство владельца стало большим препятствием к осуществлению некоторых сделок. Кроме того, многие влиятельные чиновники были связаны с этими сделками. Антенор предполагал, что здесь не обошлось без дона Рафаэла и трусливого сеньора Масейро, которые были заинтересованы в скорейшем закрытии дела. Списать на постороннего и продолжить свою работу. Все это он изложил Габриэлу.

— Но они просчитались, потому что я прекрасно знаю всю эту схему сделки с акциями банка, и если дон Рафаэл думает, что я буду молча принимать его мстительное желание засадить меня, то он ошибается. Стоит мне рассказать о махинациях с банком, многим не поздоровится, — вспылил Антенор. Габриэл походил по маленькому кабинету, который предоставили им для встречи, задумывая над положением друга.

— Мне придется поехать к дону Рафаэлу, чтобы предъявить ему ультиматум.

— Не стоит, дон Рафаэл знает, на что идет, но он предпочитает рисковать, — Антенор задумался, — это из-за Аниты. Он идет на риск из — за нее и… своего ребенка.

Габриэл остановился, внимательно рассматривая своего друга.

— Ты думаешь, что из-за нее? Значит, он любит ее?

— Я не хочу об этом думать! Не желаю! Анита не может принадлежать дону Рафаэлу, потому что…, — Антенор смолк, понимая, что он так давно не видел любимую, что теперь не был уверен в ее любви. Сколько раз он видел, как рабыни покорялись дону Рафаэлу после недолгого сопротивления, восхищаясь его агрессивной манере поведения.

— Но нам что — то надо делать?! Я иду к судье Браманте и не уйду от него, пока тебя не выпустят. У них нет ни одного доказательства твоего участия в убийстве сеньоры ди Кошта!

— Нет, потому что я не убивал ее. Но думаю, что в моем аресте замешан сеньор Масейро, слишком важная шишка из муниципалитета, поэтому меня так быстро засадили без особого разбирательства.

Когда Габриэл ушел, а Антенор лег на топчан и уставился в потолок, размышляя над своим положением. Он без труда мог доказать свою невинновность, всего лишь назвав имя убийцы, но не мог этого сделать, не причиняя душевной боли любимому человеку.

Его отвлек шум, который раздался в ближайших кустах. Антенор прошелся по аллее, вглядываясь в темноту. Среди буйно растущих кустарников мелькнула темная тень Мауры, она тоже стала свидетельницей разговора Эдера и Каталины. Несмотря на свой возраст, двигалась быстро и почти незаметно, мгновенно спрятавшись, когда навстречу выскочила расстроенная сеньорита Велма.

— Тьфу, оглашенная! Носит тебя! — Маура посмотрела вслед убегающей девушке. — Оставила бы в покое парня, не бегала бы по ночам!

Она постояла, прячась за деревом, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько нараспев подвывая.

— Дьяволица заставит отдать свою душу, станет душа черна, как мрак, — она погрузилась в транс, — ибарако моллумба эшу ивако молумба ибако моллумба. Омоте конику ибако омоте ако моллумба эшу кулона. Ибарако моллумба омоте ко, ибарако моллумба омоле ко.

Смех Каталины, которая шла по аллее, вывел старуху из этого состояния, и Маура шагнула навстречу женщине.

— О! — та на мгновение испугалась черной тени. — Сумасшедшая! Зачем ты бродишь в темноте и пугаешь людей? Вон отсюда!

— Меня бояться не зачем, я еще не сделала ничего плохого, а вот на вас грех несмываемый, тот, что и на том свете вам не проститься! И зачем вы мальчишку сбиваете с пути, зачем хотите его погибели?

— Ха-ха-ха, — она засмеялась, — этот раб — настоящее яблоко раздора! Что ты слышала из нашего разговора? Уж не думаешь, что сможешь помешать мне, пожаловавшись хозяину? Что ты сможешь ему сказать?

— Он не будет выполнять ваши приказы и губить свою жизнь!

— А мы еще посмотрим, что он будет делать, а что не будет! У него мечта стать свободным, а это заслужить надо. Я дам ему деньги, но он сделает то, что приказала. Или тебе жалко эту девицу и своего хозяина?

— Нет! Это двойной грех!

— Двойной? Что ты имеешь в виду?

— Ничего! — Маура в бессилье сжала кулаки. — Я не позволю погасить его светлую душу подлостью.

— А что важнее для него — его светлая душа в оковах или свобода? Ах, Маура, твоему Эдеру не терпится сбросить с себя кандалы и уйти, не оглядываясь, а я предоставляю ему эту возможность! Поэтому он сделает то, что я скажу, чтобы получить шанс на выживание, — она усмехнулась, — а не сделает, то окажется на виселице, потому что я все равно расскажу дону Рафаэлу о любовных притязаниях этого раба на его дочку, — она засмеялась, закидывая голову. Антенору показалось, что у Мауры скрипнули зубы, он уже собрался выйти из темноты, чтобы прекратить этот спор, как Маура неожиданно ударила женщину наотмашь, вложив в свой удар всю свою ненависть.

— Маура! Остановись! — он подскочил к упавшей Каталине, желая ей помочь, но было поздно, потому что ее голова соприкоснулась с острым камнем. — Маура, что ты делаешь? Ты убила ее!

— Она заслужила смерти, желая смерти другому! Она не ожидала, что забитая рабыня посмеет ей противостоять, но ошиблась. Я не позволю терзать душу Эдера призраками свободы.

Антенор оглянулся, не зная, что предпринять, ведь теперь любое его действие несет в себе угрозу для Мауры, Аниты и Эдера.

— Что же делать?! Маура, убийство гостьи дона Рафаэла не скрыть!

— А что это ты, верный пес, забеспокоился? Я убила, я и отвечу! А — а, боишься, что Анита не простит тебя, если все расскажешь хозяину? — Маура без сожаления взглянула на лежащую у ее ног женщину. — Никто не посмеет причинить вред людям, за которых я отвечаю.

— Твой Эдер приносит слишком много неприятностей! Я думаю, что выжил он только благодаря тебе и покровительству твоих богов. Он попадает во все неприятности, которые существуют на фазенде. Ему пора поумнеть, — вспылил Антенор. — Хватит его защищать! Но что сейчас делать?

Маура исподлобья взглянула на управляющего и прошипела.

— Не твоего ума дело, кого мне защищать, а кого — нет! Делай свое дело — беги к хозяину, я готова предстать перед богами.

Антенор схватил негритянку за руку и поволок в деревню, не обращая внимания на ее сопротивление.

— Значит, так, тебя там не было! Ты ничего не видела и не слышала, что произошло в пальмовой аллее, а я позобочусь, чтобы донью Каталину нашел кто — нибудь другой. Ты поняла, Маура? Поняла?

Маура кивнула и, подобрав юбки, быстро скрылась в своей хижине, поняв, что в лице Антенора она нашла защитника.

******

Габриэл отправил Алисию на фазенду, а сам отправился в дом судьи Браманте, который принял его в своем кабинете, как только ему доложили, кто пришел.

— Добрый день, дон Габриэл, вы уже готовы к процессу, а вот я еще не успел просмотреть все собранные документы. Что — то новое принесли?

— Нет, сеньор Браманте, но я пришел за помощью.

— Помощью? Разве я могу вмешиваться в следственные действия?

— Да, я попал в очень сложное положение, потому что мой главный свидетель арестован по совершенно надуманному обвинению, вернее без обвинения.

— Что вы имеете в виду?

— Антенора Сиприану обвиняют в убийстве сеньоры ди Кошта, но не имеют ни одного прямого доказательства, закрыли его в местной тюрьме. Сеньор Браманте, ни одного доказательства, лишь только обвинение дона Рафаэла.

— Сан — Марино? — ухмыльнулся судья. — Нашего главного ответчика? Это напоминает расправу над главным свидетелем.

— Да, так и есть. Устранение свидетеля руками полиции. Попытка сабатировать или затянуть ваш процесс по нашему делу, — Габриэл не знал, как подойти к самому главному, — сеньор Браманте, вы обладаете большим влиянием …

— Вы, молодой человек, хотите, чтобы я вмешался? Как вы себе это представляете? Чем объяснить мое вмешательство?

— Арест свидетеля без объяснений и доказательств — это препятствование судебному процессу в пользу третьего лица. В этом есть возможный сговор.

Сеньор Браманте рассмеялся.

— Ох, какая молодежь пошла хваткая. Переговорю я с некоторыми людьми, попробуем помочь вашему главному свидетелю, тем более, что я не привык отступать и не терплю вмешательства в мое делопроизводство.

*****

В кромешной темноте промелькнуло голубое платье Аниты. Она возвращалась откуда — то с озера, шла быстрым шагом, не оборачиваясь, спешила, чтобы дон Рафаэл не заметил ее отсутствие. Виторио и один из надсмотрщиков притаились за деревьями, и как только она с ними поравнялась, на нее мгновенно накинули мешок и повалили на землю. Виторио стоял и смотрел, как трепыхается жертва в мощных руках убийцы, как слабеет сопротивление и затихают приглушенные крики.

— Унеси ее подальше, чтобы не одна душа не нашла. Дон Рафаэл будет искать, а если найдет, головы не сносить.

— Слушаюсь.

Виторио в последний раз взглянул на лежащую девушку, завернутую в мешок, и повернулся к дому, как на него выскочила Велма, которая в отсутствие мужа решила сходить к Мауре в надежде хоть что — то узнать об Эдере.

— Что ты тут делаешь, сумасшедшая? Тебя кто-нибудь видел?

— Это ты? Что здесь делаешь? Кто это? — Велма подошла к телу и дрожащей рукой закрыла рот, чтобы ее не стошнило. — Виторио, что ты наделал! Посмотри на нее!

— Уходим, а ты убери все, — он сделал знак надсмотрщику.

— Виторио! Ты… ты… убийца! — Велме стало плохо, и она упала в обморок.

[1] В простонародье название речного гиацинта, который заполнил все пресноводные реки и озера Амазонии.

[2] демон

[3] демон