глава 26

Впервые Маура возненавидела солнце, она смотрела, как забрезжил рассвет, встала и, взяв ковш, поднесла его к губам Эдера.

— Что же ты наделал, негодяй! Разве можно было так подвергать себя опасности?

Эдер качнулся на веревке и застонал.

— Ты даже сейчас будешь меня ругать, Маура?

— Что же теперь делать? Злобный Эшу вышел на охоту, все ему мало! Сеет вокруг себя одно зло и не остановится.

— Поворчи еще, иначе мне совсем плохо станет. Ты всегда меня ругала, жаль, чтоя не слушал.

— Да, ты всегда был непослушный — дурная кровь!

— Дурная кровь — единственная твоя отговорка. Теперь ты избавишься от меня. Ничего, у тебя есть твоя внучка. Она хорошая и скоро утешит тебя, — голова Эдера повисла, будто он исчерпал свои силы. Ближе в полудню во дворе появился хозяин фазенды. Едва взглянув на Эдера, он решил выяснить отношения с Маурой.

— Маура, где она? — во дворе показался дон Рафаэл, и его голос прогремел над двором. Он не уточнил, но Маура и так поняла, кого хочет хозяин.

— Ищи!

— Отвечай немедленно, где Анита? Если она сбежала к своему Антенору, я верну ее и привяжу к столбу рядом с этим мерзавцем, — он указал пальцем на Эдера.

— Лучше у столба, чем в твоей пастели!

— Наглая старуха, тебя надо гнать с фазенды! От тебя нет никакой пользы, только одни неприятности!

— Что ж, я могу уйти, но Аниту ты не получишь! Хватит с тебя моей дочери!

Рафаэл пнул попавшийся на его пути какой — то предмет и чертыхнулся.

— Послушай, Маура, я не сделаю ничего плохого твоей внучке, мне надо знать, что с ней все хорошо, и ей ничто не угрожает.

— Ишь, как заговорил! — презрительно фыркнула Маура. — Моя внучка — чистая душа, и дьяволу не поймать ее в свои сети.

— Caramba, где она? — закричал Рафаэл, теряя терпение, выхватил хлысти нанеснесколько ударов, сдирая со спины Эдера лекарственные листья. — Маура, ты скажешь, где твоя внучка, иначе я мне придется засечь этого парня прямо сейчас.

Маура видела, как кривились искусанные в кровь губы Эдера, и стон вот — вот вырвется из груди несчастного, но не могла показать свою слабость, поэтомуповернулась спиной к хозяину, сгорбившись, пошла прочь.

******

Для Виторио настал час триумфа, такого подарка судьбы он не ожидал. Думая, что окончательно потерял перспективу заполучить поместье Брандау, женившись на Линде Антунес, он утратил былой оптимизм, но ненадолго. Опытный интриган быстро нашел решение своей проблемы. «Чтобы ни делалось, все к лучшему. Я свободен и от Линды, и от Каталины, которая стала забываться, с кем имеет дело. Одно хорошо, что часть ее наследства я уже успел перевести на свое имя. До чего же глупеют влюбленные женщины! Женщины не только глупы, но и болтливы, и Каталина сама подсказала мне выход из этой ситуации, и уступила дорогу. Ха! Велма, моя маленькая кузина, пламенная, неуступчивая амазонка, на твоем небольшом сумасшествии я и выплыву в этом бурном океане».

— Велма, дорогая, я готов прийти тебе на помощь, как только ты скажешь.

— Ты уже все сделал, что мог, — Велма взглянула на кузена, недовольно поджав губы. — Разве не ты спровоцировал весь этот скандал?

— Скандал? Нет, милая. Причиной скандала был не я, а скорее твой любовник. Я лишь беспокоился о твоей репутации.

— Любовник? О! Если бы не ты, мой Эдер никогда бы не оказался в таком положении.

— Ты что — то путаешь, ты сама собственными руками распялаего на этом столбе, когда решила, что он достоин твоей любви. Неужели ты хоть на миг допускала возможность такого неравного союза? Неужели строила нереальные планы своего союза с ничтожеством, который не имеет места в нашем обществе? Ты обманывала саму себя, и теперь на твоей совести будет смерть этого раба и испорченная жизнь.

— Ненавижу тебя! — Велма бросилась на Виторио, но тот перехватил девушку и прижал к себе.

— Потому что я прав! Все так устроено со времен сотворения мира, в природе нет ничего равного, все подчиняется и зависит друг от друга, так и в человеческом обществе — есть мы, и есть рабы, которые подчиняются нам.

— Ты низок, а Эдер более чист и благороден.

— Пусть так, как ты видишь, но далеко ли ты ушла от меня? Может быть, ты мне расскажешь подробнее, что ты делала в пальмовой аллее?

Велма напряглась, в глубине глаз промелькнул страх и исчез.

— А ты что там делал? Может, ты ходил на свидание с прекрасной Каталиной ди Кошта после меня? — Велма встала и вышла из гостиной, а Виторио выругался.

— Спокойно, сеньор Пруэнс! Следующий ход будет решающим.

*****

Каларуш ходил кругами вокруг Эдера, получая удовольствие от созерцания измученной жертвы, пощелкивал плетью по земле, словно примерял силу удара.

— Какой живучий гаденыш! Квартерон![1]Говорят, же, чем меньше у человека негритянской крови, чем более живучим он оказывается. Кто же так постарался? — он содрал с его плеч оставшиеся маслянистые листья неизвестного ему растения. Эдер кинул взгляд исподлобья на мучителя.

— Тебя переживу.

Каларуш расхохотался и неожиданно наткнулся на подошедшую дочь хозяина.

— Кто вы такой? — Алисия была поражена этой встречей во дворе собственного дома.

— Меня зовут Каларуш, я новый надсмотрщик.

— А совсем недавно были наемным убийцей? Не отпирайтесь! Я вас прекрасно разглядела и теперь узнала тебя! — она кинула взгляд на Эдера. — Немедленно отвязать!

— Но… хозяин приказал.

— Немедленно, — ее крик взвился вверх, — иначе я вызову полицию и сдам вас и глазом не моргну!

— Хозяйка, я не могу!

— Что?

— Я выполняю приказы хозяина.

Алисия топнула ногой на Каларуша.

— А с тобой я еще разберусь! — и направилась к отцу, у которого был разговор с Виторио и Велмой. Она застала всех троих очень взволнованными, поэтому увидев Алисию, дон Рафаэл нахмурился, словно им помешали.

— Разве я разрешил тебе выходить из комнаты?

— Нет, отец, но я рада, что ослушалась, потому что во дворе я встретила одного из головорезов, которые напали на Габриэла Брандау. Как вы объясните его присутствие в нашем доме?

— Какого головореза?

— Он назвался Каларушем. Если раньше я еще сомневалась в вашем причастии к покушению, то теперь этот бандит подтвердил мои опасения. Как вы, отец, могли опуститься до убийства невинного человека?

— Ты говоришь чепуху! Этот Каларуш пришел наниматься на работу и так как у нас нет главного надсмотрщика, то я принял его.

— Значит, его можно выгнать, а лучше заявить в полицию, — Велма вступила в разговор, чтобы поддержать сестру, понимая, что вместе они смогут исправить эту сложную ситуацию.

— Алисия, не ставь меня в трудное положение! Мне не хочется связываться с полицией и объясняться сней, мне вполне хватает твоих претензий. И плевать на то, что Каларуш бандит и пытался ограбить твоего Габриэла, при удобном случае я его выгоню, а сейчас у меня нет времени.

— Это просто отговорки! Кстати, яхочу, чтобы вы отдали ему приказ снять Эдера с этого отвратительного столба.

— Отец! Я тоже прошу вас, — Велма умолюще посмотрела на дона Рафаэла.

— Вы опять заступаетесь за этого раба! Он совершил слишком много непростительных проступков, я могу напомнить, — Виторио сорвался.

— Не стоит! Ни один из его проступков не связан с убийством человека, как в случае с Каларушем! — Алисия вступила в пререкание с кузеном.

— Эдер уже наказан, хватит над ним издеваться. Если его не освободят от наказания, я пойду туда и привяжу себя рядом с ним. Может, тогда вы, отец, уступите, — Велма была готова на все ради спасения своего любимого.

— И не подумаю! Он будет не просто наказан, его ждет смерть от плети и солнца. Если его это не убьет, я еще придумаю, что сделать.

— Он не заслуживает столько внимания, чтобы о нем бесконечно говорили! — Виторио посмотрел на дона Рафаэла, собираясь напомнить ему о недавнем разговоре, но Велма его опередила.

— Если он заслужил моей любви, то я буду о нем говорить, сколько захочу.

— О какой любви здесь идет речь? Любви к рабу? Я еще не забыл, сеньорита, каким бразом я привез тебя домой! Теперь мне придется решать вопрос пересудов, которые могут подняться вокруг нашей семьи.

— Я не думаю, что все так серьезно, но даже если так, мы могли бы пожениться.

— Что!!! Пожениться с … — дон Рафаэл даже не нашел названия для раба, который так унизил его дочь, — ублюдком, который обесчестил мою дочь и пустил ее репутацию по ветру. Ты настолько глупа, что не понимаешь, что испортила себе жизнь и продолжаешь это делать. Как мне теперь смотреть в глаза порядочным людям!

— Но вы можете порадоваться, папочка, возможно у вас будет внук — ваш настоящий наследник!

Дон Рафаэл поперхнулся и замахнулся на Велму, все слова застряли в горле, и он потряс кулаком в воздухе.

— Отец, подождите! — Алисия встала между ним и сестрой. — У меня тоже будет ребенок, потому что мы с Габриэлом тоже тайно встречались.

— Что? Этого не может быть! Обе мои дочери сошли с ума! Мерзавки! — но последние слова он прокричал уже вдогонку сестрам, которые мгновенно пустились наутек.

*****

Первый серьезный разговор между Антенором, Габриэлом и доном Джильберту состоялся не сразу, потому что бывший управляющий вел себя настороженно, долго обдумывая свое положение, или до сих пор не мог переломить себя и раскрыть чужие секреты. Габриэл терпеливо выжидал и не торопил его, хотя самому хотелось скорее объявить о начале «военных» действий. И вот Антенор осторожно начал рассказ о Сан — Марино, которому предшествовал прямой вопрос доньи Милены, которая демонстративно присоединилась к мужскому разговору.

— Я хотела бы знать все подробности про Дом с красной крышей!

— Дорогая! Как вам не стыдно?! — возмутился дон Джильберту, но его жена пресекла всяческое недовольство.

— Я не юная девица, чтобы не понимать, чем так привлекает этот дом наших мужчин, но мне интересно, какое отношение он имеет к дону Рафаэлу и Мануэлу Брандау.

— Дом с красной крышей принадлежит сеньору Сан — Марино и приносит неплохой доход, хотя мало кто знает об этом. Изначально был игорным домом, где многие состоятельные мужчины могли хорошо провести время, получить острые ощущения. Именно в закрытом игровом зале проходят особо крупные игры и…, — Антенор на минуту смолк, вздохнул, взглянув на Габриэла, — там и околачивались проплаченные шулера, которые заводили клиентов и потрошили их карманы по приказу дона Рафаэла. Иногда им помогала Хильда — номинальная хозяйка второго этажа…

— Второго этажа? — донья Милена не пропустила мимо ушей новые сведения, чем ввела в краску и Габриэла, и своего мужа. — Почему мне кажется, что вы, дон Джильберту, не удивлены?

— Дорогая, вы о чем? Я тоже хотел бы знать, что это означает, — Антунес смутился.

— Хорошо, но я все равно все узнаю.

— Это… заведение увеселительного характера.

Глаза доньи Милены расширились, она возмущенно встала и, вскинув головой, вышла из кабинета мужа, дон Джильберту облегченно выдохнул.

— Да-а, лучше обсудить дела без женского участия. Так, что там со вторым этажом?

— Девочки неплохая приманка для тех, кто не представляет интереса для хозяина в крупной игре, но хочет развлечься и оставить деньги, — Антенор подумал, стоит ли раскрывать все подробности работы второго этажа. — А вот за игорным столом и с покладистой девочкой очень легко сделать так, чтобы поместье разорившегося фазендейро перешло за чисто символическую сумму в руки другого владельца.

— Да-а, — дон Джильберту протяжно подтвердил, вспоминая последнее посещение этого заведения, — так и состояние, и голову можно потерять. Как же Сан-Марино достиг такого влияния и власти, чтобы ломать жизни людей, преследуя собственные интересы?

— Мы люди одного круга, но с разными нравственными понятиями.

— Люди, облегченные из-за отсутствия совести иногда могут казаться успешными, достигая недосигаемой высоты, — Антунес и не мог предположить насколько разойдутся их пути. — Но донье Милене не обязательно знать все подробности нашего посещения этого Дома, молодые люди! Совсем необязательно.

— Дядя, вы опасаетесь, что донья Милена не простит вас, если узнает о том, что случилось в Доме в последний раз?

— Боюсь, что она найдет причины из прошлого, чтобы подвергнуть меня осуждению.

Габриэл спрятал улыбку, чтобы не сконфузить родственника и перевел разговор.

— У Антенора гораздо больше причин почувствовать горечь обиды, чем у доньи Милены.

— Но мой привкус обиды пройдет после глотка мести.

*****

Сестры заскочили в комнату и закрылись на замок, чтобы никто не мог достать их.

— Ты сумасшедшая! Ненормальная, Велма! Ты на самом деле беременна?

— Нет, конечно! Он ко мне даже не притронулся. А ты?

— Что я?

— Ждешь ребенка?

— Нет, но надо же было тебя спасать, — Алисия пожала плечами и засмеялась.

— Спасибо, сестренка, что не оставила меня в трудную минуту.

— Ты ненормальная! Ты не понимаешь, что подлила масло в огонь. Разве так можно спасти человека, обвинив его в собственном изнасиловании? Теперь отец живого места от Эдера не оставит.

— Я не знаю, что на меня нашло. Так захотелось уязвить отца, что я выпалила первое, что пришло на ум, — девушка закрыла лицо руками, сдерживая рыдания, но слезы стали проступать сквозь пальцы и падать на подол платья.

— Что же ты наделала! Вы с отцом, как два башмака одной пары, живете чувствами: ты не можешь жить без любви, а отец — без ненависти; и ты, и он мучаетесь, если не встретили человека, достойного того, чтобы вылить на него все, что накопилось в душе, а если встретили предмет приложения своих чувств, то тому приходится несладко.

— Я так сожалею, что несдержана. Что мне делать, как спасти своего любимого от гнева отца?

— Хотя бы не вызывать этот гнев!

Раздался громкий стук в дверь и девушки притихли, дон Рафаэл ломился в комнату, чтобы выяснить до конца все, что его дочери натворили.

— Немедленно открывайте, паршивки! Плетью я отхожу и ваши спины, чтобы не позорили честь семьи, как последние quenga! Открывайте! — дверь сотрясались от его ударов, но дочери, испуганные такой бурной реакцией, не собирались открывать отцу.

— Папочка, успокойтесь, мы ни за что не откроем, пока вы бушуете, — Алисия пыталась с ним договориться.

— Как мне успокоится? Мерзавки! Вы меня с ума сведете: одна с рабом сбежала, другая — с моим врагом.

Велма подскочила к двери, но Алисия потянула ее обратно.

— Молчи, а то опять скажешь такое, что приведет еще к большему гневу. Отец, мы уже взрослые и сами можем решать собственную судьбу, поэтому вы не можешь нам указывать, кого любить, а кого ненавидеть.

— Вот только выйдете, я выпорю вас обеих, — его шаги стихли и девушки вздохнули. Но тут же раздался деликатный стук, по которому можно было определить, что пришла донья Мария.

— Дочки, откройте, пожалуйста, дверь.

— Мама! — Велма бросилась открывать дверь. Мать проскользнула в комнату и обняла своих непутевых дочерей.

— Что же вы наделали! Ваш отец рвет и мечет, боюсь, еще долго не успокоится.

— Мама, как мне тебя не хватало, — Велма прижалась к материнской груди, — если бы ты была не так занята домом …

— Я всегда была рядом, только вы летали, не замечая никого вокруг.

— Прости, мама, прости! Помоги моему Эдеру, повлияй на отца, чтобы он сжалился над ним.

— Ты упрямо называешь его своим. Он — раб, он такая же вещь твоего отца, как его табакерка, которую он выкинул из — за того, что у нее сломался замок. Так устроено наше общество и сэтим ничего не поделаешь.

— Неправда, мой Габриэл говорил, что есть люди, которые борются за права рабов, за отмену рабства в нашей стране, потому что Бразилия — единственная страна, где до сих пор существует рабство.

— Все может быть, но сейчас уже поздно говорить о правах Эдера, он приговорен.

Велма заплакала, слезы лились огромными ручьями, и донье Марии стало жаль, что она не может помочь дочери.

— Мне надо знать, Велма, как далеко зашли ваши отношения?

— Ах, мама, мы лежали в одной пастели, но между нами ничего не было. Он обнимал меня своими крепкими руками, чтобы я не мерзла. У него были такие горячие руки, я их чувствовала вот здесь, — Велма показала себе на грудь, на щеки. — Я знаю, он меня любит.

— Велма, ты опять говоришь лишнее, — Алисия прервала признания сестры.

— Мама, ты должна меня понять, ведь я влюблена.

— Мне сложно тебя понять, потому что моя жизнь всегда подчинялась определенным правилам общества, в ней не было бурных всплесков, но не было и падений.

— Но любовь же была?!

— Я любила вашего отца, а он был занят своими делами, и я привыкла к такой жизни.

— Мама, ты оправдываешь отца? Разве в семье не должны быть взаимная любовь и доверие, разговоры по вечерам за общим столом и совместное времяпровождение? И, главное, верность, верность не только жены, ног и мужа, — Алисия покачала головой, удивляясь терпению матери.

— Ваш отец по — своему любит меня и семью.

— Поэтому он меняет рабынь в своей спальне, никого не стесняясь, — Велма сделала упор на порочности поведения отца, забыв, что делает больно своей матери. — Он позволяет себе любовь рабынь, а мне запрещает.

— Боже мой, Велма, ты же женщина! А рабыни для отца всего лишь вещи. Девушкам нашего круга необходимо выйти замуж и растить детей, а не предаваться любовным утехам.

— Любовные утехи — удел рабынь! — Велма упрямо вздернула подбородок.

*****

«И мой Эдер — моя любовь без продолжения. Знала, что тупик, почему же не смогла выбросить его из головы? А теперь поздно! Что же делать?! Все здесь под контролем отца, я даже не знаю, кого попросить помочь. Что ж делать? А если ночью его отвязать и спрятать, но где? Как с этим справиться? Попросить Мауру или, как его, Кику, но он не пойдет против хозяина. А если и ночью около него околачивается этот бандит? И пусть! Я найду способ отправить Каларуша подальше… — Велма посмотрела на сестру, решая, стоит ли ей довериться или нет. — Если бы я раньше рассказала ей про Эдера, про Каталину и ее шантаж, Виторио бы не узнал о нас, все было бы иначе. Мы могли бы придумать вместе выход из положения». Велма невольно коснулась имени вдовы ди Кошта и вспомнила о Виторио — еще один враг ее и Эдера, который смеет ей угрожать, но пусть не надеется, что сможет просто так ее пугать. Ему самому приходится скрывать свои очень бывшие отношения с доньей Каталиной. Велма видела ее в ночь убийства, когда прибежала к Эдеру и стала свидетельницей их разговора. Веселая вдова вела себя так, будто парень принадлежал ей, касалась его, словно он был ее собсвенностью, дразнила Велму намеками на ее одержимость. Почему она сейчас это вспомнила? Потому что разговор с матерью зашел о любовных утехах.

— Ты помнишь, о чем мы говорили? Все должно иметь логическое завершение, — Каталина приблизила лицо к ее Эдеру так близко, что казалось, что они целуются, — и ты получишь весь мир, только сделай то, что я хочу.

— О каком мире вы говорите? — Велма едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть женщину от своего любимого. Эдер вздрогнул и отошел в сторону.

— О! — Каталина обернулась на возглас девушки, видимо, не ожидая ее здесь увидеть, и захохотала. — Ничто не может удержать влюбленных вдали друг от друга! А что скажет ваш папа, когда его любимая дочка родит маленького раба?

Велма бросилась на обидчицу, но Эдер ловко подхватил пылающую ненавистью девушку, и прижал к себе, глядя поверх ее головы на Каталину.

— И ты получишь весь мир! Помни об этом! — музыкальный смех утонул в звуках ночи и женщина, проникновенно улыбнувшись, кивнула Эдеру и исчезла.

— Мы в ее руках. Разве ты не понимаешь, что она все знает. Что же будет? — Велма утонула в теплых мужских объятиях. — О чем ты думаешь?

— О вас.

Велма замолчала, почувствовав некоторое спокойствие, но молчание Эдера затягивалось, поэтому она подняла голову, заглядывая в красивое и сосредоточенное лицо.

— Что же ты думаешь обо мне?

— Вам пора домой, — он легко коснулся пальцем ее губ, — не давайте лишний повод для сплетен.

Велма и сама понимала, что после встречи с ненавистной Каталиной, говорить о любви не хотелось.

— Что она требовала от тебя, когда говорила о целом мире? На что намекала? Почему она была здесь? — Велма осознала странность поведения вдовы.

— Ну, женщинам лучше знать, чего они хотят среди ночи.

— Что? Как ты смеешь говорить мне об интересе к тебе другой женщины. Ты для нее никто!!!

— Иначе бы она не стала предлагать целый мир, — ей показалось, что парень тоже насмехается над ней.

— Замолчи! Зачем ты меня дразнишь? — она освободилась от рук Эдера. — Самодовольный, самовлюбленный павиан! Ненавижу тебя и ее!

*****

Взмах плети и стон-это звуки, которые преследовали Алисию повсюду, а Велма лила слезы в своей комнате, проклиная жестокость своего отца. Само понятие рабства им стало ненавистно настолько, и Алисия была готова броситься на проклятого Жоакина с кулаками. Жоакин, став управляющим, не бросил свои прежние привычки и любил понаблюдать за наказание рабов, а теперь особенно, ведь под ударом оказался его злейший враг. Рядом с ним торчал убийца Каларуш, которого Алисия не просто ненавидела, а еще и боялась. Но страх делал ее более решительной, потому что она хотела от этого страха избавиться.

— Немедленно прекратите издевательство! — она выхватила из рук Каларуша плеть. — Вы — не человек, вы — мерзавец, если вам доставляет удовольствие боль другого человека! Прочь отсюда! Сеньор Жоакин, вы ничем не лучше этого убийцы Каларуша.

— Сеньорита, вы бы не бросались такими словами, вашему отцу это не понравится.

— Мой отец знает, что я думаю о вас, сеньор Жоакин, и о Каларуше! И если вы еще здесь, по непонятным мне причинам, то я выясню, почему отец держит преступников в своем доме. Убирайтесь!

Жоакин и Каларуш переглянулись, но решили отойти, оставив свою жертву в покое.

— Боже, что они с тобой сделали! Как я их всех ненавижу! Потерпи, я сейчас схожу за Маурой, тебе станет легче, — она побежала в деревню.

— Маура, Маура, ты где?

Из хижины выглянула Анита, оглядевшись по сторонам, потому что боялась появления дона Рафаэла.

— Сеньорита Алисия? Что вы здесь делаете? Моя бабушка плохо себя чувстсвует и не может выйти, а я могу помочь?

— Не знаю, я думала, что Маура поможет Эдеру. Возможно, у Мауры есть какое — нибудь средство, чтобы облегчить его страдания. Это невыносимо, а мы с Велмой не можем переубедить своего отца.

Анита подумала и исчезла в хижине.

— Вот, я могу пойти с вами и помочь ему, — она появилась пред Алисией, держа в руках мазь и воду.

Анита боялась, что ее увидят и доложат дону Рафаэлу, но сострадание заставило ее пойти на задний двор.

— Эдер, очнись, попей, — она поднесла воду к его губам, — прожуй вот это, боль уйдет. Сеньорита Алисия, вы могли бы мне помочь? Вот это надо давать ему два раза в день, тогда боль пройдет.

— Что это?

— Это смесь трав, которые перемещают человека в мир видений — так говорит бабушка. Я у нее стащила. Эдеру будет легче принять то, что с ним происходит.

— Хорошо.

— Но никто не должен видеть и знать об этом, иначе его накажут еще сильнее.

— Да, а это что?

— Мазь, — Анита легкими движениями нанесла жирную массу на раны, потом погладила парня по щеке. — Если больно, кричи, будет легче. Крик выпускает боль.

Эдер слегка качнулся и повернул голову к Аните.

— Они не дождуться от меня ни звука.

— От этого Каларуш становится еще злее.

— Пусть лопнет от злости.

— До чего же ты упрямый!

— Рано или поздно это закончится. Вы с Маурой только продлеваете мои мучения, — его голос сломался и превратился в хрипловатый шепот.

— Не смей умирать, бабушка не переживет этого!

— Что же мне остается делать?

— Очень увлекательное зрелище! — Анита вздрогнула и обернулась на стоящего сзади дона Рафаэла. — Моя дочь и рабыня — добрые самаритянки, решили помочь ближнему своему?

— Да, закон любви написан в сердце, ближним оказался не ближний по духу, не ближний по крови, но тот, кто случайно встретился на жизненном пути, кто именно в эту минуту нуждается в помощи. Разве не так, отец? — Алисия не отступила перед сарказмом отца. — Сжалься над ним.

— Мои враги не дождутся моей милости.

Алисия расстроилась, в отчаянии убегая в дом, а дон Рафаэл посмотрел на ту, что интересовала его больше всего.

— Постой — ка, кто разрешил тебе помогать приговоренному? Хочешь оказаться рядом с ним? Или он тебе так нравится, что ты не можешь держаться от него подальше?

Анита удивленно застыла.

— Разве волноваться за того, с кем выросла, зазорно?

— Я забыл, свободные нравы среди рабынь разрешают иметь несколько любовников.

— Да, дон Рафаэл, вы очень забывчивый, если забыли, что эти свободные нравы рабынь — заслуга их хозяев.

— Как ты смеешь мне выговаривать!

Дон Рафаэл сделал шаг к ней и в Аните проснулся отчаянный дух сопротивления, который заставил ее решительно воспротивиться. Она отступила и, только хозяин попытался приблизиться, отскочила.

— Прекрати убегать от меня! Я не твой друг детства, я твой хозяин!

— А вы прикажите своим головорезам меня поймать, связать и привести к вам! Возможно, испытаете счастье от того, что справились с девчонкой! — она подхватила юбку и понеслась прочь в деревню.

[1] Потомок мулата и белого человека