глава 17

Рафаэл был раздражен тем, что Габриэл позволил себе обвинить его в преступлении в его же доме. Он ходил по кабинету из угла в угол и возмущался.

— Я протянул этой семье руку помощи, хотя мог бы этого не делать. А этот слюнтяй не смог достойно встретить свое поражение. Мне совсем не жаль человека, который не смог защитить свои интересы.

— Но все, что можно было потерять, потерял его отец, какой спрос с мальчишки, у которого ничего нет, — Антенор сгладил резкие слова хозяина.

— Ты его жалеешь, Антенор? Не стоит, жизнь его научит не бросаться словами, а действовать жестко и беспощадно, вот тогда мы встретимся и сразимся на равных. Сегодня я недоволен, меня распирает от благости падре, от недовольного лица жены, от этого жалкого Джильберту, мне нужно сбросить с себя эту усталость. Мне нужна настоящая женщина.

— У вас в гостях прекрасная Каталина ди Кошта. Она вам понравилась?

— О, Антенор, ты тоже оценил эту красотку? Под ее красотой скрывается женские уловки, флирт и откровенное желание заполучить любовника, несмотря на черное платье. Эта женщина в поиске, и я ее смогу легко поймать в свои сети или уже поймал. Но сегодня мне нужно нечто другое.

— Что же?

— Я хочу, чтобы ты привел мне светлокожую рабыню. И не вздумай придумывать отговорки, как в прошлый раз, иначе мне придется обратиться к Жоакину.

Антенор стоял молча, не зная, что предпринять, чтобы увести мысли хозяина от Аниты.

— Ты меня слышал, Антенор?

— Да, хозяин.

*****

Антенор направился к Мауре, но не смог войти в хижину, он не мог отдать свою любовь на забаву своего хозяина, поэтому остановился под деревом, в отчаянии стукнув его по шершавому стволу.

— Боже, что же мне делать?! Отдать Аниту, увидеть в ееглазах укор и просьбу о помощи! Я не вынесу этого испытания. Нет! Надо все сказать хозяину, но нет!

Из хижины выскользнула Анита и, увидев Антенора, вспыхнула от радости, прильнула к нему. Обняв ее и, почувствовав еще большую душевную тяжесть, поцеловал ее. Поцелуй не был нежным и легким, это был поцелуй обреченного, такой же тяжелый и по-мужски откровенный, как его мрачное состояние души.

— Что случилось? Что с тобой?

— Ничего.

— Нет, я чувствую, что тебя что-то гложет. Ты обнимаешь меня, как в последний раз. Ты никогда прежде так не целовал меня. Почему ты молчишь? Если ты не скажешь, то как я узнаю? Ах, если бы я тебя не так сильно любила, то разозлилась на тебя за молчание.

Антенор горько засмеялся.

— Моя нежная невинная девочка, как много ты еще не знаешь и не ведаешь настоящего наслаждения. Не знаешь еще, через что тебе придется пройти.

— О чем ты, Антенор? Почему ты недоговариваешь, почему оставляешь в неведении? Ты меня пугаешь.

Он еще раз сжал ее в объятиях, заставляя подчиниться и принять его грубоватые ласки, словно хотел растоптать то, что так привлекает в ней его хозяина. У него даже пронеслась шальная мысль о том, что, лишившись своей невинности, Анита перестанет быть привлекательной для сластолюбивого дона Рафаэла, но отступил, понимая, что сам он не сможет обидеть девушку.

— Я люблю тебя, — отчаяние прорвалось в его голосе.

— Я тоже люблю, но тише, а то услышит бабушка. Ей плохо сегодня.

— Что с Маурой? — Антенор был рад возможности перевести разговор на другую тему.

— Опять Эдер отличился, бабушка так переживает из-за этого негодника, я видела, как она плакала.

— Эдер?

— Он не сможет жить так, как живем мы с бабушкой, он как дикая кошка, которую закрыли в клетке и пытаются приручить плетью. Бабушка говорит, что в нем играет кровь его отца — дурная кровь.

— А кто его отец?

— Я его не видела, но говорят один из белых переселенцев таких же, как мой отец. Маура подобрала его совсем крохой и вырастила вместе со мной.

— Анита, быстро домой! Ах, сеньор Антенор! Антенор, решили закружить голову моей внучке? — Маура как всегда бесшумно появилась за их спинами. Она всегда появлялась неожиданно и тогда, когда ее не ждешь, будто чувствовала опасность.

— Ах, бабушка! — с испуганным укором воскликнула Анита и выскользнула из объятий мужчины, — кто говорит, что ты старая и неповоротливая?!

— Иди — ка, внучка, мне надо поговорить с этим человеком.

Анита помялась, но потом исчезла за дверью хижины.

— Что происходит между рабыней и управляющим? — прямой вопрос требовал прямого ответа, а черные глаза негритянки пронзали Антенора до самых пяток.

— Я люблю твою внучку и это взаимно.

Маура вздохнула, покачала головой, ведь уже давно поняла, что ее Анита неравнодушна к мрачноватому управляющему.

— На что вы готовы ради моей Аниты, сеньор?

— На все.

— Тогда сделайте так, чтобы моя внучка стала свободной, чтобы я не мучилась мыслью, что будет с моей девочкой при таком хозяине, как дон Рафаэл.

— Вы знаете?

— Что я знаю? — Маура насторожилась.

— Анита заинтересовала дона Рафаэла, и я не могу решить, что с этим делать.

Маура потрясли эти слова настолько, что она впала в какое — то отрешенное состояние.

— Маура, что с тобой? — он потряс старуху.

— Я не дам погубить мою внучку этому зорилле[1], ваш бог должен отвести беду от моей девочки, — она стала шептать, мешая слова с проклятиями. — Он всегда был таким — подлым и жестоким, его разумом всегда владела Геде, поэтому страдали молодые рабыни. Ему нравится власть и вседозволенность. Ах, моя дочь, какой голубкой она была, и как ей обрезали крылья! Злобный Эшу не отступит, пока не получит свое. Он велел тебе привести мою Аниту? — она ткнула пальцем в грудь Антенора.

— Да.

— Ты поведешь на заклание и ее, и себя! Крутись ужом, но не допусти этого.

******

Любопытство Аниты и желание узнать о том, как бабка относится к Антенору заставили подойти к двери, и она не поняла, какое чувство испытала, когда услышала разговор бабушки и Антенора. Первым желанием было не ставить перед невыносимым выбором своего любимого, а уж потом что будет с ней. Воспользовавшисьтем, что ее любимый был отвлечен, Анитапришла в дом и встала перед хозяином, смело глядя в его глаза. Если дон Рафаэл был удивлен, то умело скрыл это.

— Тебя привел Антенор?

— Нет, я сама пришла.

Хозяин улыбнулся, рассматривая девушку.

— Сколько тебе лет?

— Не знаю, но бабушка говорит, что я родилась в тот год, когда умерла ее дочь, и вам лучше знать об этом.

— Мне? Хм, твоя бабка может разозлить любого, когда начинает причитать о прошлом, но когда — нибудь мне надоест слушать ее проклятия, и я вышвырну ее за пределы фазенды, как ненужный мусор, — дон Рафаэл вспылил от одного упоминания Мауры.

— Разве таким способом можно избавиться от угрызений совести?

— Что ты знаешь, девчонка, об угрызениях совести?

— Да, я согласна с вами, я счастливая, что не знакома с ними.

— Как ты жила на той фазенде? Ты была довольна жизнью?

— Да, донья Брандау была доброй и милой женщиной, да и хозяин был справедливым человеком.

— Так значит, тебе нравился хозяин или его сын? На вашей фазенде слишком много белых рабов, чтобы быть уверенным в порядочности их хозяев. Может, ты дочь дона Брандау? Хотя какое это имеет значение здесь. Теперь ты живешь на моей фазенде, принадлежишь мне, и я распоряжаюсь твоей судьбой.

— «Но судьба человека — от Господа»[2] — так говорит наша священная книга.

— Значит, тебя обучали грамоте?

— Нет, просто я была любознательная и сидела всегда в комнате, где гувернантка вела занятие. Это Эдер вместе с молодым хозяином вели сражения, кто и что больше знает.

— Вот видишь, как справедлива жизнь, она исправила ошибки, допущенные Брандау. Рабы должны оставаться рабами, а господа — господами. Тебя это обидело? — он недоуменно посмотрел на улыбающуюся девушку. — Почему ты смеешься?

— Не каждый господин будет спрашивать у своей рабыни — обиделась она или нет, — Анита продолжала стоять без кокетливых ужимок и заигрываний, к которым Рафаэл привык, общаясь с Зелией.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь на всю ночь. Ты меня поняла?

Она покачала головой, то ли отказываясь, то ли не понимая.

— Я могу заставить тебя, но желаю, чтобы ты сама захотела этого.

— Вы можете заставить меня петь, можете завладеть телом, но любить заставить не можете.

— Любовь рабыни? Она и без того принадлежит мне.

— Также, как и ненависть. Вы знаете, чего больше?

Дон Рафаэл рассматривал девушку, не зная, что ответить.

— Иди.

Анита вышла из кабинета хозяина и прошла мимо Антенора, напряженно стоящего около двери, но он не окликнул ее, потому что боялся посмотреть ей в глаза.

*****

Дон Рафаэл долго сидел в кабинете, наслаждаясь одиночеством, смакуя каждый момент разговора с юной рабыней. Она опять произвела впечатление, но он не мог понять какое, ее слова граничили с дерзостью, но были просты и понятны, она была красива, и не похожа на простую рабыню, к которым привык дон Рафаэл. Его приятные мысли прервались с появлением Каталины, которая тихо проскользнула в кабинет и застыла перед мужчиной.

— Я пришла, чтобы поговорить, — гордо посаженная головка и горделивые нотки в голосе были единственные, чем женщина могла защититься от дона Рафаэла.

— Что же, давайте поговорим.

— Вы не сказали мне, чего вы хотите получить, пугая меня разоблачением.

Дон Рафаэл криво улыбнулся, разглядывая стоящую перед ним женщину.

— А вы пришли сюда не просто узнать мою цель. Вы прихорошились, натянули шелковый халат, который каждый раз и как бы нечаянно распахивается…

— Прекратите немедленно! Я серьезная женщина и вы позволяете грязные намеки! Вы даже не соизволили встать, когда перед вами стоит женщина.

— С тем, что вы серьезная женщина соглашусь, глупая и легкомысленная не смогла бы так просто избавиться от мужа, — дон Рафаэл встал с дивана и подошел к Каталине. — Мы с тобой с одного поля ягодки и поэтому понимаем с полуслова. Ведь так?

— Что вам нужно от меня, дон Рафаэл?

— Банк вашего мужа— вот, что меня интересует, а уж потом в довесок вы сами.

— Довесок? — Каталина оскорбилась, понимая, что не смогла использовать свое умение флиртовать, дон Рафаэл оказался чистым прагматиком.

— Мне не нужны ни вы, ни ваше поместье. Я хочу, чтобы вы отдали мне пакет акций вашего банка, а цена вопроса — мое молчание относительно странной смерти Лукаса Кошта.

— Ах, вы негодяй! — Каталина бросилась к дону Рафаэлу, замахнувшись для пощечины, но тот перехватил ее и прижал к себе, насильно целуя. Поцелуй, как печать, усмирил женщину, а донРафаэл погладил ее и насмешливо пояснил.

— Я оказался прав, мы понимаем друг друга с полуслова.

— Но я просто так не сдамся, и сделаю все, чтобы поставить вас на место! — Каталина улыбнулась, зная, что может пробить брешь в жесткой линии поведения дона Рафаэла. Она не знала, что предпримет, но он хотя бы подпустил ее к себе.

— Объявляешь мне войну, моя кошечка?

— Да, — она оттолкнула от себя смеющегося дона Рафаэла и вышла.

****

Анита бежала в деревню, желая успокоить Мауру, которая, наверно, уже хватилась внучки, но ее окликнула Зелия.

— Ты где была? Я знаю, где ты была и все расскажу Мауре. Ты решила забрать у меня хозяина, да? Но он мой, мой, мой!!! — Зелия кричала, подперев бока руками, словно хотела вступить в бой.

— Зелия, успокойся, мне не нужен хозяин. Я об этом сказала.

— Не нужен, а что ты так долго у него делала? Знаю я таких дряней, лишь бы на чужое позариться, — ей не хватило слов и Зелия кинулась на соперницу, вцепившись Аните в волосы, — я сделаю так, что ни один мужчина на тебя и не посмотрит!

На шум вышла Маура и, увидев дерущихся, заковыляла к ним, переваливаясь, как утка.

— Зелия! Немедленно прекрати! — голос старухи отрезвил ее, и Зелия мгновенно исчезла в темноте, а Анита, вытирая непрошеные слезы, поправила порванное платье.

— Значит, ты была у хозяина? Что он тебе сделал? — Маура стала над ней, как глыба, нахмурив брови и подперев руками широкие бедра.

— Ничего.

— Не ври мне! Я не допущу, чтобы ты стала такой же его жертвой, как моя дочь. Он не ведает, что творит!

— Он ничего мне не сделал, бабушка!

— Тогда зачем он звал тебя? Он хотел тебя?

— Бабушка, я сама пошла! Разве я могла допустить, чтобы Антенор делал выбор?

— О, боги ориши, а кто же должен делать выбор, как не мужчина?! Не смей бегать к хозяину! Не смей! Нельзя тебе! — Маура показала кулак своей внучке, чем не испугала, а рассмешила легкомысленную девчонку.

*****

Редкие встречи с Эдером для Ассунты стали отдушиной в ее работе в прачечной. Сейчас она улучила момент, когда парень остался один, и прибежала на конюшню.

— Меня выгнали из горничных, сеньорита Велма заявила, что не может меня терпеть, что я — неряха, и теперь я буду работать в прачечной. Хорошо, что не отправили на плантацию. Она даже сказала, что возможно в прачечной я побелею. Она такая злая! — Ассунта положила голову на грудь Эдера.

— Успокойся, Ассунта, тебе надо принять распоряжение хозяйки, иначе она не остановится.

— Она злится, злится на меня, я боюсь появляться на ее глаза. Я боюсь, что ей что — нибудь не понравится и меня накажут.

— Не бойся, она больше не тронет тебя, я тебе обещаю.

— Что ты можешь сделать?

— Ассунта, нам нельзя быть рядом и все, просто отойди от меня и забудь, словно меня не существует.

— Я люблю тебя, как я могу забыть о тебе? Нет, я не смогу. Почему бы нам не попросить Мауру провести священный брачный ритуал? Или сейчас здесь находится этот падре, который может обвенчать нас. Мы станем мужем и женой, и сеньорита Велма перестанет сердится на то, что я бегаю сюда.

Эдер нежно коснулся лица Ассунты и покачал головой.

— Я думаю, что дело не в том, что мы с тобой встречаемся без благословения. У сеньориты Велмы дурной характер и что ей придет в голову в следующий момент неизвестно, лучше не искушать судьбу и перестать видеться.

— Ты что — то недоговариваешь. Что? Эдер, у тебя такой странный вид, ты знаешь, но молчишь.

— Я не знаю, вернее, не хочу знать.

*****

Маленький огонек костра освещал только небольшое пространство, где расположился Эдер, которого Антенор на время выпроводил с фазенды. Ночь опустилась на землю, словно туман, и лошадей выгнали в ночное на вольные луга. Привычные звуки лошадиного фырканья и редкое ржание, оглушительный звук цикад принесли успокоение и сонливость. Эдер оглянулся на приближающегося всадника.

— Кто здесь, — он отскочил, когда белая лошадь вынырнула из тумана и осадила перед самым костром. — Сеньорита Велма? Что вы здесь делаете?

— Я никогда не совершала ночных прогулок. Здесь очень красиво.

— Ваши родители знают, где вы находитесь? — Эдер помог девушке слезть с лошади и сразу же отошел в сторону.

— Нет, я исчезла из дома. Там еще продолжается веселье, а ты почему ушел?

— Мне приказал Антенор.

— Почему?

Эдер вздохнул, не желая вдаваться в подробности.

— Падре Дуке сегодня всего трясло от негодования. Эдер, зачем ты дразнишь его? — тон Велмы был мягким, и чувствовалось сочувствие. По всей вероятности, девушка решила усмирить свой нрав, чтобы произвести на Эдера впечатление, но не удержалась. — У тебя отвратительный характер.

— Кто бы говорил. Я невернусь на фазенду, покаэтот падре не успокоитсяи не забудет мои слова.

— Тогда я побуду с тобой здесь до утра.

— Шли бы вы, сеньорита, … домой в мягкую пастель.

Но Велма пропустила мимо ушей последнюю фразу и вытащила корзинку со снедью.

— Смотри, что я захватила, — она стала доставать из нее хлеб, мясо, какие — то фрукты и вино, — ты пробовал испанское вино «Sangría»[3]? Я сама никогда не пробовала, но сейчас можно выпить, да?

Эдер мельком взглянул на девушку, довольную собственной предусмотрительностью, и хмыкнул.

— Решили подкормить дворового пса?

— Ну, почему ты во всем видишь только плохое? Или ты это видишь только в моих поступках?

— А с чего это мы такие добрые? Или сегодня день защиты рабов?

— Да ты попробуй!

— Не стоит, — он отвернулся, показывая всем своим видом, что не нуждается в благотворительности. Велма вспыхнула, со злостью стала закидывать еду обратно в корзинку.

— Дурень! Я хотела, как лучше, позаботилась о нем, стащила с кухни самое вкусное, приехала, а он фыркает, — пробормотала под нос Велма, — неблагодарный! Что еще тебе нужно? Не надо было приходить сюда!

Она подняла на него глаза, проверяя его реакцию на ее слова, Эдер внимательно без усмешки смотрел на девушку, словно пытался понять, насколько серьезно та относится к собственным чувствам.

— Ну, почему ты молчишь? Так не должно быть! В тебе есть какая — то неправильность, потому что девушка не должна униженно выпрашивать внимание.

— Эта неправильность в вас, а не во мне, потому что девушка не должна униженно выпрашивать внимание, — он повторил ее слова.

— Иногда мне хочется, чтобы ты исчез из моей жизни навсегда, чтобы никогда тебя не видеть, — Велма отмахнулась с раздражением на собственную слабость.

— Могу это устроить.

— Нет, не смогу, но обещаю, что не буду страдать из-за тебя. Ты не достоин моего внимания.

Наступила тишина, каждый думал о своем, и только потрескивание костра разбавляло их молчание. Он сел на траву, а Велма подошлак костру, протянула руки, разглядывая огонь сквозь пальцы рук, зябко передернула плечами.

— Замерзли? — он подвинулся, приглашая ее присесть рядом. Велма, улыбаясь своим мыслям, присела на его куртку, а Эдер неожиданно обнял девушку, согревая ее в своих объятиях.

— Меня может осветить твой маленький огонек, только надо приблизиться, — она прижалась к нему, с восторгом ощущая тяжесть его рук, подняла лицо, их глаза оказавшись совсем рядом.

— Только приблизившись, не обожгитесь, — он усмехнулся, глядя на ее усилия быть рядом с ним.

— Ты сегодня необычный.

— Чем же?

— Спокойный, словно знаешь, чего хочешь. Знаешь, чем больше меня тянет к тебе, тем больше и больше ты хочешь уйти.

— Я пустой.

— Что?

— Вы не поймете.

— Я не глупая.

— Разве? — он хмыкнул.

— Хорошо, я глупая, — легко согласилась Велма, — вот и объясни мне.

— Рядом с вами у меня нет силы, мне остается только смириться с вашими причудами. Не смирившись — потеряю вас, смирившись — себя, поэтому я не склонюсь перед вами.

— Я глупая! Не хочу думать о том, что будет завтра, мне сейчас хорошо, — устроилась поудобнее на его плече, потянулась, одурманенная дремотой. Эдер погладил ее волосы, нокак только она откликнулась на ласку, мгновенно убрал руку.

— Надо возвращаться, вы не можете провести здесь ночь, — он встал, подавая ей руку, — к утру станет прохладнее.

Велманехотя вставала, неловко покачнувшись.

— Ой, — она оступилась, и Эдер поймал ее, чтобы девушка не упала обратно на траву, — мне больно! В этой темноте ничего не видно! Моя нога…

Эдер вздохнул, не зная уловка это или Велма на самом деле страдает от боли. Он опустился перед девушкой на колени, чтобы посмотреть ее ногу. Велма еле сдержала свою улыбку, что ей эта боль, когда перед ней на коленях стоит желанный мужчина и касается ее лодыжки, и мужская рука скользит вверх под подол платья, а в ее груди рождается что-то похожее на восторг.

— Вот ты и склонился передо мной…

Эдер дернулся и вскочил на ноги.

— Черт! Ваше притворство меня бесит!

— Эдер! Я не обманываю, — но парень уже направился к лошадям, не собираясь ей помогать. Велма заковыляла следом.

— Ой, мне больно. Эдер, я не притворяюсь, мне на самом деле больно. Прости, я неудачно выразилась. Боже, да помоги мне!

Эдер вернулся и подхватил ее на руки, что Велма опять зашлась в восторге, обхватив его за шею.

— Лучше молчите! — предупредил ее креол, старательно отклоняя голову, чтобы не оказаться совсем рядом с ее лицом.

— Я не могу молчать! Почему ты недоволен? Я ничего плохого не сделала и не сказала. Разве говорить правду это так плохо?

— Смотря какую правду вы считаете допустимой.

— Ты ведешь себя так, словно это я должна подстраиваться под тебя, а не ты под меня! Но ведь я…, — она замолчала, побоявшись, что опять обидит его.

— Что вы моя хозяйка?

— Я этого не говорила, это сказал ты. Скажи, зачем тебе свобода? Чтобы уйти с фазенды?

Он поставил ее на ноги и помог сесть на лошадь.

— Эдер, отвечай!

— Да, чтобы уйти!

— А я что буду делать?

— А мне какое дело?

****

Виторио прокрался в комнату для гостей, где расположилась Каталина. Женщина шикнула на него, но потом пропустила в комнату, закрыв плотно дверь.

— Что тебе надо? У тебя есть невеста!

— Тихо! Нас могут услышать, а нам надо поговорить!

— Убирайся, лжец! Мне не о чем с тобой говорить, ты — подлец! Ты обещал на мне жениться, говорил, что любишь! Говорил, что нашему счастье мешает только мой муж. А теперь женишься!

— Послушай, послушай, дорогая! — он насильно обнял женщину, целуя ее. — Я должен получить от этой жизни все — поместье, деньги, тебя. И я получу все, но для этого нам надо сделать все правильно, дорогая. Я заберу поместье Брандау.

— Женившись на этой глупой куколке?

— Да, но всегда можно решить проблему жены также, как ты решила проблему своего мужа, а вот состояние останется за мной. Дорогая, нам стоит воспользоваться ситуацией и сделать так, чтобы извлечь максимальную выгоду из предстоящего брака, — Виторио поцеловал Каталину, ломая ее показное сопротивление.

— Я сердита! Ты ничего мне не сказал про свою женитьбу и сейчас ты пытаешься обмануть меня, чтобы я не испортила тебе планы.

— Тише, дорогая, тише! Мне не хватало, чтобы дядя передумал отдавать мне поместье из-за тебя!

— Ну смотри, Виторио, если ты не сдержишь свое слово и не женишься на мне, я уничтожу тебя! Ты еще не представляешь, на что способна разгневанная женщина! Берегись, Виторио!

— А теперь расскажи о своем разговоре с дядей. Что он хочет?

— Меня! Тебя не волнует, что твой родственник желает получить твою женщину!

Виторио помолчал, видимо решая, как поступить.

— Ты могла бы повлиять на моего дядю…

Он не успел договорить, как хлесткая пощечина обожгла его щеку.

— Негодяй! Ты готов торговать мной, лишь бы не всплыло твое участие? У нас один выход — ты женишься на мне и твоему дяде останется только локти кусать, потому что он требует от меня продать ему мой банк… а цена его — моя свобода.

— Черт! А я поверил, что дон Рафаэл сошел с ума от твоих прелестей! Нет, мой дядя всегда знает, что делает.

— Но я тоже не собираюсь сдаваться просто так!

[1]африканский хорёк (Ictonyx striatus), запах его настолько разителен, что ясно чувствуется даже на расстоянии до 1,6 км

[2]Прит.29:26

[3]1840-1860г — триумфальный вход испанских вин. До этого Испания известна как поставщик дешевых столовых вин, которые, как правило продавались бочками. Середина 19 века — бордосский метод производства и выдержки высококачественных вин был адаптирован испанскими виноделами, на европейском рынке появились первые бутылки красного вина из провинции Риоха и белого из Tаррагоны. Sangría — испанский среднеалкогольный напиток на основе красного вина с добавлением кусочков фруктов, сахара, а также небольшого количества бренди и сухого ликёра.