глава 19

Они встретились в тенистых зарослях позади деревни, там, где сквозь ветви пробиралось красное закатное солнце.Антенор обхватил девушку и приподнял, целуя ее нежные губы.

— Я готов носить тебя на руках всю жизнь.

— У тебя хорошее настроение?

— Да, я рад, что увидел тебя.

— А мне плохо. Эдер весь избит, ведь Жоакин отыгрался на нем, как того хотел. А моя бабушка украдкой вытирает слезы. Я знаю, она плачет из-за него.

— Он еще хорошо отделался при том, что здесь находится этот священник.

— Почему ты так говоришь?

— Я знаю, что такое инквизиция. Мой дед вынужден бежать из Португалии от гонений на так называемых «новых христиан»[1] и начались повальные аресты и массовые конфискации имущества «новых христиан». Но инквизиция на этом неостановилась, и многих «тайные евреи» были приговорены к сожжению.

— Неужели такое было возможно среди белых свободных людей?

— О, да! И хотя его семья не была иудеями, а только жили по соседству с ними. И моего деда причислили к «новым христианам» и обвинили, что он — обманщик, еретик и вероотступник. Утверждали, что онвтайне исповедует иудаизм, оскверняет крест, гостию, священные дары, глумится над христианскими обрядами, совершает ритуальные убийства. А потом оказалось, что на его семью поступил донос, и перед дедом встал вопрос: или признать себя виновным и отделаться наказанием, или отрицать свою вину и закончить жизнь на костре. Но это было не все, ведь чтобы доказать свою невиновность, надо было раскрыть своих сообщников и выдать особенно дорогих ему близких родственников и друзей. Мой дед приказал своей жене забирать детей и уезжать из страны, а сам остался в Лиссабоне.

— Как это ужасно.

— Моя бабка бормотала про гигантский костер, который горел иногда до двух часов, изжаривая в буквальном смысле слова осужденного. Она говорила: «Я в страхе живу. Я боюсь, когда пишу и говорю. Я испытываю страх, даже когда говорю сам с собою, когда молчу или думаю».

— Бедный Антенор, твоя семья тоже знает, что такое несправедливость и гонения, — она потерлась щекой о его шершавую щеку, — ты думаешь, что Эдер подвергается такой же опасности?

— Не такой, но падре Дуке очень фанатично религиозный человек и служит идеалам инквициции.

— Здесь?

— В стране, где много рабов — не католиков, всегда найдется работа для священника.

— И что будет дальше?

— Не бойся, падре Дуке уехал. И сейчас яне переживаю, что будет с Эдером, с мазями Мауры он встанет через день или два, он способен и большее пережить, но ты. Любимая, я должен увести тебя отсюда, чтобы никто, кроме меня не мог любоваться твоей красотой. Мы могли бы пожениться и уехать, начав новую жизнь.

— Ты забыл, что я не могу, — Анита покачала головой. — Это Эдер готов ради свободы пойти на риск, боюсь, что даже на смерть, а я раньше и не знала, что буду делать с этой свободой.

— А теперь?

— Теперь я знаю, но от этого мне становится еще больнее, потому что я не свободна. Я не могу сбежать, а как же бабушка? Что будет с ней?

— Маура сумеет постоять за себя.

— Антенор, тебе только кажется, потому что Маура говорит то, что думает. А если дон Рафаэл выгонит ее с фазенды? Что будет делать старая женщина одна без денег, без жилья?

— Душа моя, — Антенор погладил ее лицо, коснулся ее губ, — ты милосердная ко всем, кроме себя.

Он не мог больше сдерживать себя, поэтому подхватил на руки, закружив, опустил на траву, и скоро поцелуи переросли в более откровенные ласки. Вихрь чувственности захватил девушку и испугал ее своей силой, она напряглась.

— Антенор, — его имя испуганно сорвалось с ее губ, и мужчина отодвинулся, переломив себя.

— Что, любимая? — еще раз коснулся губ, не в силах отказаться от поцелуя.

— Я не могу, все должно случиться по-другому, не так… Я очень люблю тебя, но я не могу уступить тебе, не испросив благославения наших богов..., — Анита немного хитрила, она была больше испугана собственным желанием, перед которым становилась беззащитной, а боги стали лишь предлогом, чтобы успокоиться. Антенор отступил, дрожащие руки говорили о том, как ему тяжело погасить себя.

— Проводи меня, — она опять прильнула к нему, не подозревая о его внутренней борьбе.

— Мы должны пожениться.

— Пожениться? Антенор, я — рабыня, надо мной есть власть хозяина и от него зависит наше счастье. Ах, если бы я была свободной, то все было бы проще. Мне пора, — она встала и потянула мужчину за собой.

******

Велма была взбудоражена, не могла найти себе место, чем пугала сестру и свою подругу Линду. Алисия пыталась ее успокоить, все время косилась на дверь комнаты.

— Велма, успокойся, а то придет мама и все узнает, все поймет. Что ты тогда будешь делать? Разве можно так себя вести, словно не существует никого вокруг вас. Наше общество никогда не примет подобных отношений, и поэтому тебе надо смириться и успокоиться.

— Я не знаю, что со мной происходит, когда он рядом.

— Он раб, он вещь, тебе же не приходит в голову влюбиться в шкаф или стул.

— Что ты говоришь! Он человек, настоящий мужчина и он нравится мне.Он мне нравится, и мне безразлично, кто он. Я не могу не думать о нем.С той минуты, когда я его увидела— я заново родилась, сердце забилось так, словно готово было выпрыгнуть, и даже сейчас я готова бросить вызов всему миру ради него. А ты говоришь о том, что узнают родители.

Алисия сделала последнюю попытку открыть глаза неразумной сестре.

— Ты же говорила, что он нахал и совершенно невоспитанный.

— Да, да, но именно это меня и восхищает. Ты не знаешь, какой он бесстрашный, как он принимает вызов нашего кузена и никогда не склоняет голову.Он из крови и плоти, я это поняла, когда поцеловала его. Ты не поймешь, потому что тебя Габриэл так не обнимал.

— Ты целовалась с ним? Ты сошла с ума, он же грязный, у него под ногтями грязь. И потом, Велма, а как это было? — Линда покраснела от того, что проявила интерес к телесной близости.

— Это как рай земной, это головокружение на небесной колеснице.

— Велма, если узнает ваш отец, ты представляешь, что он сделает с Эдером? Его просто убьют, — Линда испугалась такому развитию событий.

— Я умру вместе с ним.

— А если тебя отправят в монастырь или выдадут замуж за то, что ты посмела полюбить раба?

— Я приму все ради того, чтобы быть рядом с ним. Мы убежим и будем жить вдалеке отсюда, чтобы никто не знал, кто он и, кто я.

— А он? Он говорил, что любит тебя? Он же так рискует ради тебя, — Линда всегда была слишком романтичной особой, поэтому расценила то, что происходит с подругой, как увлекательное любовное приключение.

— Сегодня я пойду к нему, и ничто меня не остановит.

— Велма, не смей! Ты не должна этого делать! Чего ты добиваешься, хочешь разрушить свою жизнь, — Алисия заметалась по комнате и встала перед дверью, закрывая собой выход, будто Велму это могло остановить.

— Алисия, ты лицемерна, тебе же самой нравился Эдер, я тоже видела, как ты смотришь на него, всякий раз, когда он появляется поблизости.

— Одно дело нравится, — Алисия покраснела, — а другое — идти к мужчине ночью. Ты обожжёшься и погубишь и себя, и его… нет, нет, Велма, не смей!

— Я люблю его.

Проходящая мимо комнаты девушек Каталина задержалась, привлеченная эмоциональным разговором, раздающимся оттуда, и прислушалась. То, что она услышала, вызвало в ней радостное возбуждение.

— Боже! Какие страсти бушуют в сердцах невинных девочек! И не так уж они невинны в своих желаниях. Ах, Виторио, ты даже не знаешь, что твоя кузина просто умирает от любви к какому — то рабу, — она захихикала, представляя лицо своего любовника, когда она ему все расскажет. Она отошла от двери и тут же наткнулась на донью Марию.

— Сеньора Каталина, вам что — то нужно?

— Нет, ничего.

— Как вам нравится на нашей фазенде?

— О, здесь великолепно! Столько красот и столько тайн.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего, лишь то, что для меня каждый уголок фазенды — тайный райский островок, — улыбнулась Каталина и вышла в сад.В комнату девушек вошла донья Мария.

— Девочки, что случилось?

— Мама, не волнуйся, мы просто раговариваем.

— Вас слышно в коридоре, а если отец услышит.

******

Дон Джильберту и донья Милена уехали с фазенды Сан — Марино сразу после праздничного ужина, оставив свою дочь в гостях у своих подруг, как это иногда бывало раньше. Спустя несколько дней Габрэл нервно расхаживал по комнате перед своими родственниками и возмущался доном Рафаэлом.

— Я все высказал дону Рафаэлу в лицо, но он только посмеялся надо мной и приказал своему управляющему выкинуть меня. Эти бандитские замашки потверждают характер нашего соседа.

— Габриэл, свидетель возможных преступлений дона Рафаэла не появляется в заведении, и мне легче думать, что все это твои выдумки, потому что мой друг настаивает на свадьбе Линды и его племянника. Если мы не можем доказать того, что ты говоришь, то этого могло и не быть, — казалось, что дон Джильберту хвататеся за соломинку, лишь бы найти оправдание для своего бывшего друга.

— Дядя, мне очень жаль, что вы мне не верите и отдаете свою дочь за такого мерзавца, как Виторио. Вы не верите мне, но предположите, что это правда и представьте, что ждет вашу дочь после свадьбы.

— Не надо говорить такие вещи, я думаю, Линда в силах вызвать любовь любого мужчины, в том числе и Виторио Пруэнса.

Габриэл покачал головой, не веря в любовь племянника дона Рафаэла.

— Я не могу смириться с потерей своего поместья, и дон Рафаэл знает, что со свадьбой я не буду бороться с собственной кузиной и требовать возврат фазенды. Он все просчитал, он ничего просто так не делает. Теперь и Алисия не хочет ничего знать обо мне.

— Ты думал, что дочь пойдет против своего отца? Алисия настоящая дочь, не верющая наветам на своего отца.

— Я все потерял: и родителей, и фазенду, и любимую.

— Ты можешь еще попробовать найти свидетелей, чтобы доказать подлость дона Рафаэла, — наконец, заговорила донья Милена.

— Кого?

— Жоакина — главного надсмотрщика. Этот продаст кого угодно за хорошее вознаграждение. У этого жестокость, а значит, подлость в крови.

— Этот малый предан дону Рафаэлу также, как Антенор, — ее муж не верил в то, что надсмотрщик продаст своего хозяина.

— Да, я тоже так же думаю.

— Деньги! Деньги, мальчик мой, решают все! — но донья Милена не хотела отступать.

— Деньги? Где же я их возьму? — Габриэл тяжело сел в кресло, задумавшись.

— Мы дадим, — донья Милена с вызовом посмотрела на своего мужа, словно хотела сказать, что ее никто не остановит. Дон Джильберту сокрушенно покачал головой.

— Ты хочешь выступить против будущего родственника?

— Пока он не родственник! И уж лучше узнать правду прежде, чем станет поздно. У нас одна дочь, которую я хочу видеть счастливой, а не заложницей ситуации.

Габриэл с благодарностью посмотрел на свою тетку.

— Спасибо, тетя, я попробую.

— А если Жоакин тут же все расскажет дону Рафаэлу, то брак Виторио и Линды не состоится, и мы потеряем поместье окончательно? — Джильберту опять осторожничал.

Габриэл в нерешительности посмотрел на донью Милену, та пожала плечами.

— А если все выгорит?

*****

Зелия ликовала, господин вернул ее в свою спальню. Рафаэл медленно погладил шоколадное тело рабыни, извивающееся на белоснежных простынях.

— Ты моя кофейная девочка, сладкая, как патока, — его слова обрадовали Зелию, уверенную в том, что теперь она станет единственной любовницей своего господина. Рафаэл откинулась на подушки, выравнивая дыхание.

— Ты мне нравишься.

— Я люблю вас, сеньор Рафаэл.

Рафаэлрасхохотался над этой первобытной непосредственностью этой дикарки.

— У тебя же есть муж, тебе нужен другой? Жоакин позаботится о том, чтобы мои рабы были довольны своей жизнью, и найдет тебе другого. Но если ты будешь стараться, то возможно, опятьокажешься здесь.

Зелия расстроилась, но на лице продолжала играть улыбка. Она подумала, что заклинание Мауры скоро подействует, и ее господин никогда с ней не расстанется, но дон Рафаэла не интересовали ее признания.

— Я люблю вас, мой сеньор.

— Не повторяй так часто то, что обязана чувствовать. Ты должна любить своего господина и делать все для его удовольствия, — он игриво потянул чернокожую любовницу к себе за волосы и обнял, заставляя подчиниться.

Как только ее господин заснул, Зелия соскользнула с пастели и заглянула под кровать, вытаскивая оттуда амулет. Поискав глазами, куда можно спрятать его, она засунула фетиш поглубже в одежду своего хозяина.

— Моя кровь — твоя кровь, моя плоть — твоя плоть, ты будешь моим … — она прошептала заклинание, которому научила Маура и вернулась в пастель.

******

Цикады застрекотали с наступлением темноты, спала духота, и воздух наполнился травяными запахами. Весь дом стих, Линда взяла свечу и направилась в свою комнату. Проходя мимо комнаты своего жениха, остановилась, прислушиваясь. Внезапно дверь открылась, и из комнаты вышел Виторио.

— Линда?

— Я, я иду в свою комнату. Все уже спят, мне тоже пора.

— Да, конечно, — Виторио собирался к Каталине, но стоящая перед ним девушка, пышушая здоровьем и негой, взволновала его, — я тоже собирался, но не мог уснуть, думая о вас.

— Да?

— Да. Вы должны знать, какую радость я испытываю, когда думаю о нашей свадьбе.

— Вы любите меня? — наивный вопрос девушки вызвал внутренний смех у Виторио, но он мягко улыбнулся, взяв ее руки.

— Конечно, я люблю вас, — он сжал ее плечи и настойчиво потянулся к ее губам. В первое мгновение Линда отпрянула, поражаясь его вольности, но потом застенчиво ответила на его поцелуй, потому что захотела почувствовать то, о чем говорила Велма. Виторио подхватил девушку на руки и занес к себе в спальню.

— Нет, нет, Виторио, не надо, не делайте этого, прошу вас, — она засопротивлялась, но жадные мужские руки проникли под легкое платье, мужские губы заставляли замолчать. Виторио навалился на нее всей тяжестью, заставляя ее уступить. Он ошеломил девушку своим пылом, а то, что мужчина может делать с женщиной стало для нее откровением, поэтому она пребывала в оглушенном состоянии, не сопротивляясь и принимая все, что с ней происходило. Когда мужчина откинулся, удовлетворив свое желание, она уселась на кровать, поджав ноги и старательно поправляя платье. В глазах застыли слезы.

— Перестань, ничего серьезного не произошло. Ты просто стала женщиной.

— Я не хотела, так не должно быть, — ее губы задрожали, — мне так стыдно.

— Стыдно? — он окинул взглядом сжавшуюся девушку и припечатал, — Видимо, родители не рассказали тебе, что порядочные девушки не спят с мужчинами до свадьбы. И не вздумай говорить о том, что произошло сейчас родителям, потому что опозоренную девушку вряд ли кто допустит в приличное общество.

Линда закрыла руками лицо и горько заплакала.

— Но мы же поженимся?

— Конечно, но ты должна помнить, когда ты оказалась в моей пастели и не забывала свой грех, — Виторио наблюдал за мучениями девушки с каким — то злорадством, понимая, что теперь Линда в любом случае станет его женой, и ее родители не смогут отказаться от их брака. Он притянул ее к себе, желая продолжить уроки любви.

— Не надо, Виторио, я не хочу.

— Если не хочешь, то возвращайся в свою комнату.

Линда выбежала из дома, побежала в темноту, ей не хотелось идти в свою душную комнату. Оказавшись в дальней стороне фазенде, она упала в траву под деревом и зарыдала.

— Сеньорита!

Линда испуганно вздрогнула и попыталась отползти от темного силуэта.

— Кто здесь?

— Сеньорита, не пугайтесь, это я — Эдер. Вы меня помните? Посмотрите на меня, помните?

— Да.

— Почему вы плачете? Что с вами произошло?

— Ничего! Уходи! Я хочу побыть одна, уходи!

— Уже поздно, а здесь никого нет. Разве я могу вас оставить здесь одну? — он уселся неподалеку от плачущей девушки, охнул и поморщился.

— Что? Что с тобой? Ах, да, тебе досталось от этого страшного Жоакина. Почему ты здесь?

— Здесь легче дышится, от мазей Мауры меня воротит.

— Больно? Где? — она коснулась его плеча, вызывая в нем гримасу боли. — Мне очень жаль, что с тобой так поступили.

— Не беспокойтесь, сеньорита, я переживу. А что случилось у вас? Почему в такую ночь вы оказались здесь?

— Я не могу сказать, — она опять заплакала. Эдер терпеливо пережидал ее мучительные слезные спазмы, но не уходил. Она выплакалась, потом вытерла лицо.

— Мне плохо. Меня пугает совершенная мной ошибка, которую невозможно исправить. Я раскаиваюсь в том, что была настолько глупа, что доверилась своем жениху.

— Это нормально доверять человеку, с которым собираетесь прожить всю свою жизнь. Разве нет?

— Да, но…

— Тогда вы неглупы, просто он бесчестный.

Линда испуганно замолчала, боясь того, что Эдер мог понять, что с ней произошло.

— Вы самая красивая и добросердечная девушка, которую я видел в своей жизни, — его утешительные слова немного ее успокоили.

— А Велма?

— Что Велма? То есть сеньорита Велма.

— Ничего, — она опять смутилась, понимая, что полезла со своим любопытством туда, куда не следовало.

— Хотите, я провожу вас до дома? — он дружелюбно улыбнулся девушке, стараясь произвести на нее хорошее впечатление, чтобы хоть немного ее успокоить.

— Я бы с удовольствием уехала отсюда к себе, но …

— Сейчас ночь, а завтра я могу вас увезти домой.

*****

Каталина тоже засобиралась было уехать с фазенды, как только окончательно выяснит с Виторио отношения, но ультиматум дона Рафаэла поломал все ее планы. Дядя Виторио заявил, что не позволит ей исчезнуть из поля его зрения, пока они не решат маленькую проблему с большим пакетом акций. Да еще и присутствиеюной невесты ее любовника не давал ей покоя. Но сейчасКаталину будоражило то, что она подслушала в комнате девушек.

— Интересно, Велма не шутила? Может, это всего лишь девичьи фантазии, ведь не может девушка благородного происхождения из очень богатой семьи потерять голову из-за грязного раба, — теперь и Каталину приводила в волнение такое предположение. — Она смело признается в любви и не скрывает от своей сестры. Очень интересно! А Виторио об этом знает? Вряд ли он знает, иначе бы девчонку давно заперли в комнате, а от этого раба избавились. Интересно складываются обстоятельства! Очень интересно! — она решила проследить за старшей дочерью дона Рафаэла, чтобы иметь подтвержденные факты любовной связи и этим повлиять на решение интригана. Когда она спустилась в столовую, то долго и внимательно присматривалась к Велме и ее сестре, но те были заняты обсуждением, почему так быстро уехала невеста их кузена. Виторио лишь пожал плечами.

— Я ее не видел с прошлого дня, поэтому ничего не могу сказать. Возможно, моя невеста очень скучает по своему дому и родителям.

— Ты ничем не обидел ее, Виторио, — дон Рафаэл тоже обеспокоен внезапным бегством будущей невестки. — Я не хотел бы менять планы относительно новой фазенды, если твоя невеста вдруг передумает.

— Не беспокойтесь, дядя, Линда станет моей женой. У нее нет выхода.

— Хорошо.

Каталина наблюдала, как Велма стала из-за стола, поблагодарив мать.

— Отец, я на прогулку, возможно, заеду к Линде и поинтересуюсь, что случилось.

— Поинтересуйся.

Каталине не терпелось пойти за ней: «Я должна убедиться в том, что ее слова — правда. Если она сейчас побежит к своему возлюбленному, тоя должна это увидеть, и тогда, дон Рафаэл и Виторио, вся эта семейка будет делать то, что я захочу, лишь бы не замарали честь этой вертихвостки! Забавно! Мне стоит посмотреть на того, кто волнует воображение избалованной богатой девочки», — она встала и пошла вслед за Велмой. Любопытство и умение плести интриги заставило Каталину прятаться и следить за кузиной Виторио, не гнушаясь филерством.

[1]обращенные в христианство иудеи