глава 31

Темнота сменилась тусклым светом свечей, вызывая в глазах боль. Такая же боль в груди заставила Эдера откашлятся, когда его посадили на стул перед Каларушем.

— Лицо не попортили? — он дернул его за подбородок, рассматривая появившейся синяк на скуле. — Не стоит злить графа, если хочешь получить с него деньги. Отправь человека с моим предложением в графский дом. Посмотрим, что скажет его отец. Парень, ты слышишь меня? Развяжите его.

— Не стоит, он вырубил одного из телохранителей, — Ванансио с опаской оглянулся на сидящего перед ними парня. — Он на вид беспомощный, а может, он притворяется.

— Трусы! — Эдер приоткрыл глаза и скрипнул зубами от боли, в одном слове выплеснулось неприкрытое презрение к бандитам, и Каларуш скривился.

— Достойный наследник отца! Не рискуй, парень, я могу уничтожить тебя, если захочу. А хочу я стереть невозмутимость с лица графа! Какое удачное для меня совпадение, что ты оказался Алехандро Паесом и попался в наши руки. Антенор же отдал свое имущество ради своей дочери, теперь посмотрим, отдаст ли граф свою долю фабрики. Развяжите его, посмотрим, как он будет себя вести.

— Что с Лусией? — Эдер дернулся к Каларушу, как только его развязали, выдавая свой интерес. — Ты не посмеешь причинить ей вред!

Его откинули обратно под злобное хихикание Ванансио.

— Ах, да, крошка Лусия, вокруг которой сжимается круг. Я помню, ты пытался разорвать его, так значит, эта малышка зацепила тебя? — Каларуш засмеялся, он любил открытое противостояние, когда противник развязан и может в любой момент бросится на него. Это приводило Каларуша в возбуждение, и он остро отслеживал каждое движение Эдера. — Глаза злые, но ты еще глуп, чтобы идти против меня, мальчишка! Ванансио, ты послал к графу?

— Ты не знаешь графа де Соза, он и пальцем не ударит ради того, кто стал источником его разочарования и разрушил его надежды. Каларуш, ты просчитался, — Эдер усмехнулся.

— Я рискну, — Каларуш вышел, а Ванансио, прежде чем пойти вслед, решил ударить Эдера по самому болезненному месту, забыв, что Эдер развязан.

— Писака! Будешь знать, как влезать в чужие дела, а на крошке Лусии я решил жениться, поэтому она будет моей, — Ванансио дернулся и, не успев увернуться от силнейшего удара в челюсть, опрокинулся навзничь, тут же вскочил и бросился из комнаты, выкрикивая ругательства. Эдер осмотрелся, но по маленьким мутным от грязи окнам, мрачным стенам не смог определить, где находится. Дверь была заперта, за ней слышался разговор каларушевских головорезов.

— Черт! Что происходит?! Алессандра, твое честолюбие отыгралось на мне и на Лусии. Что же с тобой, девочка моя?

*****

Прислуга принесла в комнату Лусии огромный букет, сообщив, что сеньориту внизу ждет гость.

— Кто, Селия?

— Не знаю, я его раньше не видела, очень прилично одетый молодой человек, — Селия усмехнулась. Первая мысль была об Эдере, Лусия вскочила, глянув на себя в зеркало, но тут же поняла, что ее надежде не суждено сбыться, ведь прислуга сказала, что о незнакомце. Внизу в гостиной ее ждал Ванансио Кузеняйро, нетерпеливо мялся в ожидании девушки. На столе лежала большая коробка.

— Вы? Как вы посмели прийти сюда и не побоялись, что вас выставят вон?

— Кто? — Ванасио усмехнулся над наивностью девушки. — Везде мои люди, город кишит теми, кто готов за небольшое вознаграждение рассказать все, что угодно. И я знаю, что ты в доме почти одна, не считая малосильного садовника и прислуги — этой тощей мулатки. А твои родители уехали.

Лусия испугалась, но сжав кулачки, вскинула подбородок. Чем больше ее пугали, тем более смелой она становилась.

— Вы ошибаетесь, в доме есть, кому защитить меня.

— Успокойся, ангелочек, я принес тебе подарок — это ткани с фабрики, которая скоро станет полностью нашей, а это те остатки, которые выпускались при управлении твоего отца.

— Как вашей? Я знаю, что у отца были неприятности, но что случилось?

— Сеньор Сиприану отдал свою долю фабрики моему отцу, но все могло сложиться по-другому, если бы он прислушался к нашему предложению, — мужчина окинул взглядом фигуру девушки и облизал губы, вызывая этим жестом у Лусии гадливость. Его присутствие беспокоило девушку и желание избавиться от мужчины стало непреодолимым.

— Что за предложение?

— Предложение? Я пришел повторить это предложение тебе, мой ангелочек, — глаза мужчины лихорадочно сверкнули. — Я хочу жениться на тебе.

— Вы шутите? — Лусия ахнула.

— Нет, и сейчас признаюсь, что ты сводишь меня с ума. Я не видел женщины более красивее и чище, чем ты. Ангелочек! — он приблизился к Лусии, обошел ее вокруг. — Я мог бы сделать с тобой все, что угодно и никто не смог бы помешать мне, но не могу. Ты сводишь меня с ума с тех пор, как я увидел тебя. Боже мой, эта кожа, невинные глазки, а губы, как лепестки роз.

— Не будьте пошляком, дон Ванансио! — девушка отшатнулась от разгоряченного собственными словами мужчины. — Неужели даже в собственном доме я не могу найти защиту от таких, как вы и ваш отец?

— Я сам буду защищать тебя. Никто не посмеет косо взглянуть на моего любимого ангелочка.

— Не прикасайтесь ко мне! — она шарахнулась от него, но Ванансио ловко перехватил девушку, не давая возможности уйти. Паника заполнила все ее существо. — Не смейте говорить мне такие слова. Вы не сможете обмануть меня, заморочив голову, это какая — то шутка.

— Ангелочек, — он держал ее за руку, чтобы она не могла убежать от него, — почему ты не веришь в мою искренность? Я абсолютно серьезен. Выйдя за меня замуж, ты решишь многие свои проблемы, но и поможешь своему отцу. Ваша часть фабрики вернется к старым хозяевам, и никто и никогда не посмеет подвергнуть сомнению честь жены Кузеняйро. Я за это отвечаю!

Он прижался губами к ее руке, которую Лусия старательно пыталась освободить из плена.

— Вы сошли с ума! Я не люблю вас, вы мне отвратительны! Уходите немедленно! Селия, Селия! — она с отчаянием позвала прислугу и когда та прибежала, попросила проводить Ванансио до двери.

— Ангелочек, не отказывай мне сразу, подумай.

Лусия бросилась в свою комнату и, схватив носовой платок, стала вытирать пальцы, которых касался Ванансио.

****

Мари рано ушла из столовой под предлогом того, что болит голова, закрылась в комнате и распахнула окно, впуская в комнату свежий воздух, потом приглушила свет от настольной лампы и прошлась по спальне, сжимая от волнения свои пальцы.

— Мари? Я пришел, как только получил от тебя письмо. Ты можешь выйти? — послышался шепот.

— Любимый, я так соскучилась, придумай что-нибудь! Немыслимо, чтобы в наше время девушек стерегли, как сказочную принцессу, — она бросилась к окну и высунулась в сад. Кассио огляделся, увидев садовую лестницу, приставил ее к окну и через минуту был в комнате своей возлюбленной.

— Кассио, — она тихо засмеялась, попадая в его объятия, и горячо ответила на поцелуй.

— …Я так сильно влюблена,

Что глупою должна тебе казаться.

Но я честнее многих недотрог,

Которые разыгрывают скромниц.

Мне следовало б сдержаннее быть,

Но я не знала, что меня услышат.

Прости за пылкость и не принимай

Прямых речей за легкость и доступность[1].

— Что это?

— Шекспир.

— Я никогда не увлекался поэзией. Прости, но я не так хорошо образован.

— Я люблю тебя, — Мари заглушила его оправдание нежным поцелуем. — Имеет значение, что мы любим друг друга.

— Мы должны быть вместе.

— Навсегда?

— Навсегда, я никогда не откажусь от твоей любви, даже если против будет весь мир.

— Мой отец — не весь мир, но он может разлучить нас, — Мари коснулась головой его подбородка и замерла. — Я знаю, что делать.

— Что?

Она, подумав мгновение, стала расстегивать пуговицы своего платья, стаскивая его с плеч.

— Я хочу быть тебе настоящей женой.Я люблю тебя, и это говорит мое сердце. Ты слышишь? Я самая счастливая женщина на свете, то есть я хочу стать самой счастливой женой. Знаешь, как я представляю нашу жизнь? Ты будешь просыпаться каждое утро и, открыв глаза, видеть меня. Ты согласен?

Кассио с восторгом наблюдал, как его молодая жена сбросила муслиновое платье, стыдливо предлагая принять ее дар.

— Иди ко мне, — он подхватил Мари на руки и понес к пастели, прижимаясь лицом к ее душистому телу. Ее тихий смех, как ласковое журчание ручейка, заполнил мужчину, будто сосуд, переполнил, чтобы выплеснуться нескончаемой нежностью. Первый любовный опыт объединил юные сердца, сделал из них первооткрывателей и властителей неизведанных просторов.

Утром девушка проснулась женщиной, счастливая от свершившегося события, а рядом спал любимый мужчина.

— Любимый мой, теперь нас никто не разлучит, потому что ты стал моим настоящим мужем. Проснись, любимый мой, проснись, — она погладила пальчиком его профиль, Кассио приоткрыл сонные глаза.

— Уже утро? — он улыбнулся, обняв свою жену.

— Тебе пора. Я не хочу, чтобы тебя здесь застали.

— Почему? не проще ли все сказать твоему отцу?

— Нет, он сейчас не в духе из-за Эдера и мамы.

— Я понимаю. Как жаль, что мне не хватит времени, чтобы доказать, как я люблю тебя, но я приду завтра.

— Нет, не надо рисковать, мы с тобой связаны навек, но не стоит злить отца. Я тебе напишу, любимый, — она подставила губы для поцелуя, чем тут же воспользовался Кассио.

— Что ты сделала со мной, любовь моя? Я готов ради тебя пойти против всего света. Ты мне веришь? — Кассио чувствовал сильнейшее влечение к Мари, потому что их любовь подвергается испытанию. — У меня ощущение, что мы нарушаем все запреты.

— Так и есть. Мой отец теперь не сможет аннулировать наш брак, потому что я стала твоей по-настоящему. Теперь ему останется лишь согласиться, — она засмеялась, довольная собой.

— У тебя закрыта дверь? — прошептал Кассио, целуя нежное ушко. — Я не хочу, чтобы нас застали в самый неподходящий момент.

— Мы не делаем ничего предрассудительного, потому что я — твоя жена перед богом.

И, все-таки, их застали, когда прислуга появилась в спальне и, увидев влюбленных, ойкнула и тотчас захлопнула дверь.

*****

Текущие дела существуют везде, не вечно праздник длится, даже в увеселительном заведении гаснут огни. Известие, что Нину видели в «Miragem» стало для Муньоса ударом. Для него Нина всегда была милейшим существом, памятью его любимой жены, которую он баловал и любил, как может любить отец — одиночка. То, что она окажется червивым плодом подкосило мужчину. Он решил сходить и убедиться в этих слухах. Дон Педру вошел в зал, где еще не было клиентов, но стоял стойкий запах табака и резких духов. Встретивший его крепкий мужчина молча провел его наверх, узнав в нем отца Нины. Это узнавание покоробило Муньоса, потому что здесь его восприняли, как отца хозяйки борделя. За дверью, куда его привели, слышались голоса и плач, он помедлил, но, все — таки, открыл дверь.

Ракел забилась в истерике, когда поняла, что ее просто выкинут на улицу и ей придется выживать самостоятельно без какой — либо защиты родственников или друзей. Даже влиятельных покровителей она не смогла приобрести, и теперь будет предоставлена сама себе. Вот она свобода, но привкус ее обжигающе горек. Она бросилась в ноги хозяйке заведения, умоляя дать ей возможность работать дальше, но Нина была равнодушна к ее участи.

— Нам нельзя портить репутацию заведения, иначе начнем терять клиентов. И больная девочка — это лишь обуза, от которой следует избавиться.

— Но я же не виновата в том, что заболела.

— Но и клиенты не виноваты в том, что могут заразиться от тебя. Как ты собралась работать, если у тебя по коже идет сыпь, — Нина резко дернула Раекл за руку, указывая на красноватое высыпание на локтевом сгибе. — Если хоть один клиент предъявит нам претензии, я шкуру с тебя сдеру! Сколько ты работаешь с такой заразой? Говори!

— Я не знаю! Сеньора, я недавно заболела, ведь можно вылечить, но у меня нет денег на врача.

— Так ты хочешь, чтобы я заплатила за твоего лечение? С меня достаточно, что я плачу за ваши непреднамеренные беременности!

Ракел всхлипнула, и подавившись слезами, закашляла, чем вызвала еще большую брезгливость у Нины.

— Скажи спасибо, что тебя просто отпускают. Мне легче избавиться от тебя другим способом и не иметь головной боли. Знаешь ли, как в фавелах исчезают люди? — Нина скривилась.

— Сеньора, куда же я пойду?

— Ладно, вот тебе деньги на первое время, — Нина достала несколько купюр из ящика стола и бросила девушке, — сними комнатушку и можешь работать на улице.

— Но я больна!

— А кого это на улице будет интересовать? Выживешь.

Ракел сжала в кулаке деньги.

— Я могу взять несколько вещей?

— Хорошо, можешь, — доброта Нины не была наполнена сочувствием или жалостью, она считала, что все эти платья все равно нельзя будет передать другой и пусть Ракел их забирает, — мне тебя жалко, поэтому можешь забрать все вещи.

— Нина! — голос отца заставил женщину вздрогнуть, но она тут же взяла себя в руки, сделав знак Ракел убираться из кабинета. — Как ты можешь здесь находиться?

— Отец, я рада, что ты узнал, чем я занимаюсь, и теперь между нами не будет недоговоренностей, — сухой тон его дочери говорил о том, что у Муньоса не должно оставаться иллюзий относительно облика его дочери.

— А как же Кассио? Как же мечты о семейной жизни? Все это было обманом?

— Фи, папа, Кассио никогда не был моей мечтой, уж поверь мне, я ничуть не сожалею о том, что перестала притворяться.

Муньос был сражен такой голой правдой, которая открылась перед ним со всей жестокостью. Его дочь была хозяйкой борделя, проституткой и мерзавкой в полном смысле этого слова. Он посмотрел вслед выбежавшей Ракел и спросил.

— Ты жестока! Что тебе сделала эта девушка?

— Ничего, но я не собираюсь заниматься благотворительностью для таких дурных девиц. Хватит говорить о тех, кто недостоин даже упоминания.

— Кто дал тебе право решать, кто имеет право, а кто — нет? Разве ты — повелительница судеб? Моя нежная милая дочка превратилась в амбициозную и беспринципную, жестокую женщину! Мне стыдно, что ты моя дочь! — возмутился дон Педру.

— Отец! Я не нуждаюсь в одобрении! Если ты недоволен, то уходи! — Нина фыркнула и жестом указала отцу на дверь. Муньос посмотрел на Нину долгим взглядом, пошатнулся и неожиданно упал, хватаясь за сердце.

— Нина...

Хозяйка борделя бросилась к отцу, пытаясь ему помочь, но было поздно.

******

Когда пришел Арманду, Мари и Кассио уже были одеты и смущены предстоящим выяснением отношений. Граф сразу заметил, как они держались за руки и не хотели отойти друг от друга.

— Значит, ты решила таким способом показать мне, что не уступишь?

— Вы не сможете аннулировать брак, потому что я стала полноценной женщиной, — Мари смело взглянула в лицо отца.

— Дон Арманду, мы любим друг друга. Возможно, я недостоин вашей фамилии, но я и не буду ее носить, ведь Мари станет Сиприану.

— Вы не только недостойны носить фамилию де Соза, но и породниться с прославленным родом. Я признаю, что вы порядочный молодой человек и, возможно, искренне любите мою дочь, но я не допущу, чтобы моим зятем стал сын рабыни. Это невозможно, я скорее увезу свою дочь в Португалию, чем соглашусь с вашим браком, — безаппеляционный тон графа не оставлял надежды.

— Вы сделаете меня несчастной? — слезы заструились из глаз девушки.

— Вот только не реви, меня не растрогают твои слезы, — Арманду замешкался. — Ты знала о недопустимости такого мезольянса.

— Но я влюблена.

— Чувства быстротечны, и чем быстрее твой несостоявшийся муж исчезнет с твоих глаз, тем легче ты его забудешь.

— Дон Арманду, я не позволю вам увезти мою жену, — Кассио посмотрел на Мари, — потому что я сам ее немедленно уведу из этого дома. Она моя жена и будет жить со мной.

Арманду усмехнулся над самоуверенностью молодого человека, но усмешка была горькой, потому что за последнее время вокруг него с поразительной методичностью рушилось то, что он считал незыблимым. Рушились его привычная жизнь и представления о ней.

— Твои родители знают о такой скорой женитьбе?

— Да, я сказал им и хочу представить им свою жену.

— Не стоит, ваши чувства вспыхнули и так же потухнут, — мрачно заметил Арманду.

— Папа, я не знала, что вы такой жестокий человек! Вы запретили Эдеру любить Лусию, разлучили их, сделав его несчастным. Теперь настала моя очередь?

— Эдер и Лусия любят друг друга? — Кассио был расстерян, пожалев, что не настоял на более откровенном разговоре с сестрой.

— Я не сожалею, что смог предотвратить его женитьбу на женщине с запятнанной репутацией.

— Сеньор граф! Вы не смеете говорить о моей сестре эти слова. Лусия очень порядочная и добрая девушка, — Кассио вспыхнул, готовый ринуться в бой за честь сестры.

— Какое же из ее качеств привело вашу сестру в публичный дом? Еще чуть-чуть и об этом заговорит весь город, а вы находитесь в неведении?

— Что? — Мари отшатнулась от Кассио, ее недоумение расстроило мужчину. — Почему ты ничего мне не говорил? Сколько еще тайн будет стоять между нами?

— Нет, это низкая сплетня, я знаю причину и события того происшествия. Лусия оказалась втянута в интригу, — парень не мог вдаваться в подробности, чтобы не сделать еще хуже, но и хотелось все объяснить Мари.

— Сплетня или нет, не имеет значение, когда об этом заговорят в обществе. Это еще одна причина, почему я недоволен вашими отношениями. Разве я не прав? — Арманду увидел колебания дочери и решил усилить свое давление.

— Лусия ничего плохого не сделала, — Кассио попытался оправдать сестру, но граф не желал его слушать.

— Но мой сын не будет прикрывать распуство вашей сестры.

Кассио замолчал, понимая, что его скорая женитьба на Мари имела ту же причину, что и у поступка дона Арманду, ведь он сам не захотел прикрывать низкие грешки Нины. Граф приказал прислуге проводить его к выходу, пресекая попытку дочери пойти за мужем.

— Что ты добилась своим демарщем, Мария дель Кармен? Прежде, чем выходить замуж, надо было хорошо узнать своего жениха и его семью, — он вышел из комнаты дочери и спустился вниз, где его ждала жена.

Линда дождалась мужа в гостиной, который спустился из комнаты дочери с непроницаемым выражением лица, молча сел на диван и раскрыл газету.

— Что случилось? Почему у тебя такой вид?

— Ничего, — он не хотел разговаривать.

— Арманду, твоя угрюмость объясняется лишь отвратительным настроением, но кто его успел испортить с утра? Я? Мы с тобой сейчас спим в разных спальнях, поэтому вряд ли я стала причиной твоего состояния, — Линда перестала обходить стороной те неудобные моменты в общении с мужем, которые раньше бы постаралась бы не акцентировать. — Говори, я готова ко всему.

— Меня расстроила наша дочь. Она по ночам принимает мужчин в своей комнате.

— Что? — Линда привстала от неожиданности. — Кого?

— Кассио Сиприану! Я фактически вытащил их из пастели! Она отдалась ему, как простая плебейка!

— Но он ее муж, — неожиданно женщина засмеялась. — Ах, Арманду, ты совершенно не желаешь понять, что наша дочь выросла. У нее могут быть свои чувства, которые ты не сможешь контролировать. Лучше бы организовал своей дочери настоящую свадьбу, чем препятствовать их любви.

— Муж? Мужем моей дочери станет человек нашего круга. К сожалению, теперь я не могу назвать причину аннулирования брака отсутствие физического контакта, но и свадьбу они не получат.

— Прекрати, Арманду! — Линда не выдержала. — Ты говоришь о дочери! Я же знаю, что ты любишь наших детей. Что с тобой происходит? Почему ты ставишь выше человеческого счастья дворянский титул?

— Потому что тутул — это почетное звание, которое подчеркивает особенное положение человека в обществе. Это история моих предков, которая может прерваться из-за похотливого желания глупой девчонки, которая связалась с сыном рабыни. Что это? Разве это не падение нравов? — рассердился граф.

— Это любовь!

У Линды изменилась настроение, и она всхлипнула, боясь начать разговор об Эдере, но деваться было некуда.

— А сын? Что ты намерен делать с сыном?

— С сыном? С каким?

Линда охнула, смахивая слезы с ресниц, хотела возразить, но вошедшая прислуга прервала их разговор.

— Сеньор, только что принесли письмо.

Когда Арманду прочитал сообщение, то вскочил, вызывая в Линде нешуточное беспокойство. Графиня следила глазами за беспокойными передвижениями мужа, страшась услышать что-то нехорошее, ведь в последнее время сердце чувствовало беду.

— Позовите немедленно Жайме. Извини, дорогая, меня ждут дела.

*****

Лусия стояла у окна, рассматривая, что происходит на улице, как гуляют прохожие.

— Где же ты? Почему ты не приходишь?

После визита Ванансио, она всякий раз вздрагивала, когда раздавался звонок в дверь, но не смела рассказать о своих страхах родителям, ведь они могли подумать, что в их отсутствие она принимает мужчин.

Город жил своей жизнью: проезжали извозчики, редкий автомобиль оглушал окрестности своим шумом или клаксоном, слышался приглушенный листвой говор людей — все это создавало впечатление живого течения жизни, от которой она была отделена. Внизу прошел садовник, и Лусия спяталась за штору, испытывая страх перед людьми. В комнату вошел Кассио.

— Лусия, ты больна? Почему ты не выходишь из своей комнаты весь день?

— Нет, у меня все хорошо, — девушка смутилась, отходя от окна. — У меня болит голова.

— Вы поссорились с отцом? Я знаю, мне мама сказала. Но я еще знаю, что ты страдаешь совсем не от головной боли, а от душевной, это так? Не молчи и не смотри на меня так печально, Лусия, я помогу тебе, только скажи, как?

— У меня все хорошо.

— Лусия, иди сюда, — он обнял ее за плечи, посадив рядом с собой на кровать. — Помнишь, когда ты пыталась предостеречь меня от Нины? Ты старалась образумить меня и посмотреть на нее открытыми глазами, ты помогла мне. Дай же и мне помочь себе, ведь я люблю тебя.

— Лучше бы меня не было на этом свете, я приношу всем одни неприятности.

— Почему ты так говоришь, ведь все любят тебя?

— Я чувствую, словно меня выбросили в смертельный водоворот, я пытаюсь выплыть, но каждый раз меня затягивает все глубже и глубже.

— О чем ты? — Кассио помялся, решая говорить или нет. — О Каларуше?

— О, боже, даже ты знаешь о тех гадостях, что говорят обо мне! Как я могу выйти из этой комнаты, если мне стыдно? Если мне кажется, что каждый, кто смотрит на меня, знает эти сплетни. Сегодня я слышала шепот прислуги, а это значит, что скоро многие будут болтать невесть что. Я хочу исчезнуть отсюда навсегда, чтобы меня никто не увидел и не смел, говорить за моей спиной.

— Я верю тебе, ты никогда бы не поступила дурно, — брат погладил девушку по щеке. — Я не позволю никому говорить о тебе дурно.

— Но я была в «Miragem» и это, как клеймо, которое сжигает меня. Людей не интересует, что со мной ничего не произошло, один лишь намек, что я была в том месте, ставит меня в один ряд с теми несчастными, которые там работают. Человеческая фантазия рисует картины того, что не было на самом деле, люди и не понимают, что разрушили мою жизнь до основания.

Кассио обнял плечики девушки.

— Не расстраивайся, а то потеряешь цвет лица, моя красавица, не обращай внимание на негодяев, которые развлекаются чужой жизнью. Я всегда буду рядом и никому не дам тебя в обиду.

— Лучше бы я была страшненькой, тогда никому и в голову не пришло усомниться в моей честности.

— Нет, уж, ты у нас красавица! Тебя обязательно полюбит человек, которому будет наплевать на брехливые измышления, и вы сыграете свадьбу.

— Нет, я никогда не выйду замуж! Никогда! Я не хочу!

— А Эдер? Я узнал очень интересную новость о том, что ты и Эдер любите друг друга.

— Кто тебе сказал? — встрепенулась Лусия в надежде, что брат видел ее возлюбленного. — Что с Эдером? Ты его видел, говорил с ним?

— Нет, мне об этом сказал граф де Соза, и если уж он говорит такое, значит, это правда.

— Я люблю Эдера, но все так сложно. Мне сложно говорить о своих чувствах, — Лусия помолчала, а потом перевела разговор на брата. Кассио принял ее уловку, не желая давить на сестру.

— А ты счастлив, женившись?

— У меня был сложный разговор с ее отцом. Все — таки, дон Арманду имеет огромное влияние на свою семью и умеет повернуть разговор так, чтобы извлечь для себя пользу.

— Что он сказал?

— Ничего такого, он против нашей сваьбы, — Кассио не решился сказать слова графа о Лусии. — Не беспокойся, мы справимся.

— А ты сказал нашим родителям?

— Да, но, по-моему, они не поверили.

— Да? Они никому не верят.

— Лусия, это ты закрылась от них плотной стеной и молчишь, почему? Мама тебя защищает. Видела бы ты, как она спорит с отцом.

— Правда? — у Лусии заблестели глаза.

— Ты только не молчи, расскажи все, как есть. От правды никуда не денешься.

— Я подумаю, — согласилась Лусия. — А ты должен уделять внимание своей жене, если ты ее любишь. Забудь о своих неприятностях с Ниной, люби Мари и все наладится.

— Ты у меня самая добрая девушка во всем Салвадоре, сестренка.

[1] У. Шекспир. «Ромео и Джульетта»