глава 7

Разговор за ужином был в самом разгаре, а дон Рафаэл подразнил своих дочерей.

— Девочки, вы хотели бы попасть в городской особняк и приобщиться к столичной жизни?

— Я всегда готова поехать навстречу новым впечатлениям, — Велма кокетливо сверкнула глазами. Алисия промолчала, бросая украдкой взгляды на Габриэла Брандау. Мужчина обладал красивыми чертами лица, умный, но в то же время грустный взгляд светлых глаз проникал в душу, поэтому Алисия решила, что он вполне соответствует образупечального рыцаря. Он рассматривал девушек, мысленно сравнивая их, и смущал своим вниманием юных чаровниц.

— Я хотела бы посмотреть, что сейчас в моде, — высказала свое мнение Линда и вопросительно посмотрела на своих отца и мать.

— О, женщины, где бы вы ни находились, ваши мысли лишь о собственной красоте и привлекательности, — дон Джильбертус улыбкой покачал головой, — мне стало известно, что вы присутствовали на празднике рабов?

— Эти языческие танцы и песни наводят на меня тоску… — сеньораМиленаАсенсау, выйдя замуж за дона ДжильбертуАнтунеса, давно переехала на фазенду из города, но до сих пор мечтала туда вернуться, не принимая ни условия жизни, ни обитателей фазенды.

— Моя жена скучает по городскому образу жизни. Мы всегда раз в год выезжаем на месяц другой в Салвадор, чтобы пожить в городском особняке, но, к сожалению, муж свояченицы лишился поместья и дома в городе, оставленных ему в наследство.

— И как это вышло? Он разорился?

— Это очень мутная история, но я не знаю подробностей.

— А мне кажется, что танцы рабов очень красивые! Это их корни, что — то с их далекой земли, — Велмавернулась к разговору о танцах и была готова защищать право рабов на самовыражение.

— Странная красота — трясти всеми частями тела и, впадая в транс, мычать, — кузен опять проявил свое пренебрежение, но Велма улыбнулась, и погладила Виторио по руке, тот вздохнул и смягчил свои слова, — мистика, колдовство принимают иногда причудливые формы.А вам как кажется?

Виторио перевел взгляд на Линду, которая порозовела от смущения и промолчала, не зная, что ответить.

— Женщины не любят думать, они любят, чтобы думали о них, — прошептал Виторио, чтобы слышно было только Велме.

— Виторио, в чем дело? Я ведь тоже женщина и мне неприятно слышать такое о своих умственных способностях.

— Ты — исключение.

Габриэл протянул Алисии сладкий десерт, сделал это специально, чтобы полюбоваться ее тихой красотой.

— А вы хотели бы уехать в путешествие?

— Я не особенно стремлюсь.

— Моя сестра умеет путешествовать в воображаемом мире романов, где благородные герои спасают честь своих дам, страдают от любви и борются с несправедливостью.

— Алисии не хватает реальных впечатлений, поэтому она бежит от них и закрывается в своей комнате, — Виторио поддержал Велму.

— Ты не прав, Виторио, иногда путешествия по станицам книг дают гораздо больше пищи для ума, чем множество походов по столичным магазинам, — слова Габриэла успокоили Алисию, она почувствовала благодарность за его поддержку.

*****

Велма стояла на веранде, всматривалась в предрассветную темноту, ее воображение рисовало страстный танец Эдера. С первыми лучамисолнца праздник стих. И, наконец, зазвучала заключающая праздник песня:

«Посланец богов,

Открой мне путь

И закрой терейро...»

— О Боже, создал же бог такое искушение! — Линда театрально вздохнула и прошептала на ухо подруге.

— Ты, о чем? — Велма очнулась от своих мыслей.

— Невероятно красивый танец — капоэйра, — Линда, не зная того, своими словами согласилась с тайными мыслями подруги. — Потрясающий праздник, но кто эта страшная старуха, которая так напугала нас?

Линда тоже наблюдала за рабами, которые тихо и медленно расходились по своим хижинам.

— Говорят, эта Маура колдунья и может предсказать будущее. Она лечит рабов и принимает роды. Она на фазенде совсем недавно, но знает все и обо всех, — Алисия вспомнила ее слова на празднике, — но иногда она меня пугает.

— Вчера она напугала нас на празднике? — Линда поежилась.

— Ее надо наказать, потому что нельзя быть такой неучтивой и пугать своими угрозами гостей, — Виторио поднес Линде бокал освежающего лимонада и заслужил благодарный взгляд девушки.

— Маура добрая и мудрая негритянка, а вам, девушки, не следовало появляться среди них и проявлять свое праздное любопытство там, где проходит граница нашего и их миров, — кузен пожурил сестер и их подругу.

— Когда-то в детстве я часто бывал в хижине старой негритянки, она рассказывала интересные сказки мне и всем детям, которые оставались с ней, пока взрослые рабы трудились на плантации, — Габриэл, сидевший до сих пор молча, внес свою лепту в обсуждение Мауры.

— Габриэл, вы знаете нашу Мауру?

— На каждой фазенде найдется такая же старуха, которая умеет рассказывать сказки.

— Надо завтра навестить ее и послушать фантастические бредни, — Виторио хмыкнул.

— Виторио, неужели вы ходите в эти грязные бараки? Там дурно пахнет и грязно, — Линда сморщила носик.

— Ничуть, там чистота и порядок, ну а если и пахнет потом, то это запах нашего богатства, — Габриэл усмехнулся, разглядывая белокурую нимфу, а потом перевел взгляд на Алисию, которая очень нравилась ему своей мягкой отстранённостью.

*****

Антенор постучал и, получив разрешение, открыл дверь в комнату хозяина. Рослая негритянка массажировала сидящему в кресле Рафаэлу спину и плечи, как бы между прочим прикасаясь к нему всем своим телом. Рафаэл перевел мутноватый взгляд на родственника и сделал знак женщине уйти.

— Дон Рафаэл, ваша жена может догадаться, зачем вам отдельная спальня и будет очень расстроена. Я думаю, имея такую добрую и преданную жену, как донья Мария, не стоит пользоваться услугами рабыни, принуждая ее к близости.

— Антенор, твои наивные и чистоплюйские замашки здесь не будут иметь силы. А если Зелия сама желает быть со своим хозяином? Она любит меня, а я облегчаю ей и ее ребенку жизнь, награждая своей лаской женское естество. По-моему, равноценный обмен.

— Но вы не в равном положении.

— Мужчина и женщина никогда не будут в равном положении. Женщина, будь — то рабыня или жена, принадлежит мужчине почти в равной степени. Жена также обменивает свое тело на уютный дом и защиту. Так в чем разница?

— В том, что рабыню принуждают выказывать любовь, которую она может не испытывать.

— Когда ты женишься, Антенор, то поймешь, что любовь слишком быстропроходящее чувство и через десяток лет твоя жена будет также лицемерить, путая долг с любовью. А пока ты молод, наслаждайся настоящим чувством к достойной женщине, боготвори ее, а удовольствие получай с такими, как Зелия.

— Мое отношение к женщине имеет более уважительный оттенок и не важно, кто она, белая свободная женщина или рабыня.

— Ты рассуждаешь, как влюбленный человек. Неужели существует женщина, способная заставить твое сердце биться сильнее?

Антенор впервые в жизни не знал, что ответить своему хозяину, поэтому промолчал.

— Ладно, не отвечай, сегодня меня смутило появление в доме Габриэла Брандау, я не знал, что он является родственником дона Антунеса, но этот парень сын ее сестры.

— Так что с того?

— Я боюсь, что может расстроиться свадьба Виторио и Линды, если станет известно, что поместье, которого лишились Брандау, отошло ко мне.

— В этом нет ничего страшного, вы обещали оставить его в наследство своему племяннику и, женившись на Линде, фактически они приобретут его снова.

— Ты прав, Антенор, надо быстрее устроить эту свадьбу. Позови ко мне Виторио, мне надо с ним поговорить, — Рафаэл накинул халат и прошелся по комнате, ожидая прихода своего племянника. Как только Виторио пришел Рафаэл решил сразу начать с самого главного.

— Что ж, теперь, после отъезда наших гостей, я хочу тебя спросить. Виторио, тебе понравилась дочь сеньора Антунес?

— Конечно же, Линда — красивая девушка с хорошими манерами.

— Я заметил, что она кидала на тебя очень заинтересованные взгляды. Прекрасная девушка, хорошая партия, и почему бы тебе не задуматься о женитьбе на ней?

— Я уже самостоятельный взрослый человек и хотел бы решать такие дела по своему усмотрению.

— Я не против, вот и реши их в пользу прекрасной Линды. Красавица, образована в меру, обходительна, чем не прекрасная жена плантатора? К тому же помни, что подарком на твою свадьбу станет огромное поместье, которое я недавно приобрел.

Виторио остановился, и было видно, что предложение дяди его очень сильно заинтересовало.

— Хорошо, я подумаю.

*****

Они стояли на небольшом расстоянии друг от друга, их разделяла рабы, все еще празднующие, над ними витал запах арруда и ароейра[1], которые отпугивали злых духов, запах был настолько стойкий, что немного кружилась голова, и возникало чувство свежести и прилива сил. Не было уже музыки и танцев, а лишь уставшие после работы и последующего веселья рабы. Маура бродила между небольшими кострами, разожженными с разрешения хозяина в деревне, и поглядывала на свою внучку. Антенор не мог двинуться с места, искося бросая как бы нечаянные взгляды на Аниту, и только шептал.

— Как же ты похожа на свою богиню, которой вы поклоняетесь, будто вышла из пучины морской, а тут черная жрица, — он усмехнулся, глянув на Мауру, — зыркает так, что пробирает до самых внутренностей.

— О чем шепчешь, белый раб? — незаметно подкралась Маура.

— Какое тебе дело, старая ведьма.

— Повежливее, вижу, кто тебя интересует. И не думай прикоснуться к моей внучке, от моих проклятий никому не спрятаться.

— Не пугай, я не боюсь твоих веток и слов, пусть рабы дрожат перед твоей карой. Хорошо ты придумала, оберегать Аниту от посягательств черных. Стоит лишь напугать своими штучками и к девушке никто и не подойдет.

— А ты, я вижу, совсем недоверчив.

Антенор взглянул на Аниту, а потом на Мауру.

— Я люблю твою внучку, я полюбил ее, как только увидел. И ты, старая, это знаешь, иначе бы не ходила вокруг да около.

— Я— то знаю, а ты говорил об этом Аните?

— Нет, как я могу ей это сказать, если не видит меня. Мне кажется, в этом виновата ты.

— Вы похожи, оба таите в себе свои мысли, притворяетесь, сторонитесь, только взгляды бросаете. Я все вижу, только ты не пара моей Аните, душа у тебя черная, как у твоего хозяина. Вместе вы промышляли, вместе и отвечать будете.

— Не пугай! Может, моя любовь и спасет меня, — Антенор отвернулся и пошел прочь.

*****

— Алисия, что такое любовь?

— Любовь? Почему ты меня спрашиваешь?

— Ты же романы о любви читаешь, там все написано.

— Признаюсь честно, я не могу определить, что такое любовь?

— Тогда зачем читать о ней, если мы с тобой в равном положении? Как ты думаешь, а отец и мама любят друг друга?

— Конечно, они прожили так долго, что сомневаться не приходиться.

— Тогда любовь больше похожа на вражду.

— Что ты такое говоришь!

— Разве я не права? Мама занимает себя всякими домашними делами, отец управляет фазендой, они друг друга видят только по вечерам и то, на полчаса, когда же садятся за стол, то или молчат, или спорят. Разве это любовь? А где же нежные признанья, где объятья… А папины рабыни, которые иногда выскакивают из его кабинета?

— Велма! Не говори так! Ты видела хоть одну из них?

— Алисия! Не строй из себя дурочку, ты прекрасно знаешь, почему мама такая грустная.

— Я никогда не выйду замуж!

— А я выйду, но за того, кто будет меня любить так, что будет готов отдать жизнь за меня.

— Ты его сначала найди! В нашем окружении я не замечала столь героический характер. А я хотела бы самой полюбить, потому что любить самой — это дарить блаженство любимому.

— Опять твои книжные истины, а в твоих романах описывается, что бывает после свадьбы? Ну, тогда, когда девушка остается наедине с мужчиной?

— Нет, — прошептала Алисия, — а что тебя интересует?

— Не знаю, но что такое поцелуй я знаю.

— Ты целовалась?

— Так, чуть — чуть, только маме не говори! Ничего особенного, так касанье губ, только я так волновалась, что ничего не поняла.

— Какая ты смелая, Велма! Я не умею целоваться, даже не знаю, что делать… с языком, — глаза у Алисии стали огромные, почти в поллица.

— Пошли, можно потренироваться перед зеркалом. Когда я первый раз целовалась, то не знала, как голову повернуть, меня чуть не перекосило, — Велма покривлялась перед зеркалом, а потом задумчиво оценила свою внешность. — Я могу нравиться мужчинам?

******

Ночь опустилась над землей, пряная духота окутала фазенду, и тягучая тихая песня зазвучала со стороны бараков для рабов. С десяток рабов собрались на небольшом лобном месте перед бараками вокруг Мауры, которая проводила вечерний ритуал перед горящим огнем. Анита пряталась в тени дерева, стараясь не попасть на глаза бабки, которая не переставала надеяться, что ее внучка станет ее помощницей. Жоакин заставил вздрогнуть девушку, подойдя к ней бесшумно, словно ягуар из лесной чащи.

— Анита, ты правильно делаешь, что веришь в настоящего бога, а не поклоняешься, как твоя бабка своим африканским божкам.

— Почему же? — ей не нравился этот надсмотрщик, в нем она чувствовала нехорошую заинтересованность и часто ловила на себе его взгляды, наполненные затаенной страстью.

— Это опасно, если до хозяина дойдет, что Маура не прекратила эти тайные ритуалы, то он выпорет всякого язычника. Ты ее помощница?

— Наш хозяин прекрасно знает, что делается на его фазенде. А я не чувствую себя сильной, чтобы встать рядом с моей бабушкой. Боги знают, кто готов, а кто — нет. Знают, кто слаб, а кто сможет к ним приблизиться.

— Я сегодня видел, как ты ходила к озеру, — Жоакин перевел разговор в другое русло, понимая, что влияние Мауры на всех обитателей хижин неоспоримо.

— Да, я собирала травы.

— Такой хорошенькой девушке нельзя уходить так далеко от поместья. Что могут подумать другие? Что ты бегаешь на свидание или решила сбежать…

— Сеньор Жоакин, меня попросила бабушка помочь ей. Травы нужны для лекарственных отваров, у нас в бараках есть травмированные рабы, и Маура их лечит.

— Эти травы используются при колдовстве, а твоя бабка — колдунья.

— Моя бабушка лечит людей, разве на фазенде нужны больные рабы? Она заботится о том, чтобы работа на плантации шла нормально, — Анита улыбнулась, но Жоакин знал, что за ее нежным голосом скрыта насмешка над его работой, но она была слишком привлекательна, чтобы отступить.

— Скоро в поместье приезжает падре Дуке, священник салвадорской церкви. Ты же знаешь, как наша церковь относится к таким, как вы. Но я ничего не скажу ему о твоей бабке и о тебе, если ты будешь чуть ласковее со мной, — рука Жоакина коснулась щеки девушки, заставляя Аниту отступить.

— Сеньор Жоакин, вы достойный человек, а я рабыня, но рабыня не ваша, — Анита отвернулась, направляясь к своему дому.

— Что с тобой? У тебя такое лицо, съела жило[2]? — Эдер стоял у дома, небрежно прислонившись плечом к двери.

— Что ты тут делаешь?

— Жду Мауру, Черный Кику просил принести мазь от растяжения. Так что у тебя случилось?

— Это гадкий сеньор Жоакин! Он хочет рассказать, что Маура применяет магию. Я столько раз говорила бабушке, что ее занятия могут навредить ей.

— Он дождется, я ему шею сломаю.

— Не смей! Иначе я буду виновата и в твоей смерти.

Эдер засмеялся, привлекая внимание молодых рабынь, сидящих около костра. Они захихикали, нагло рассматривая парня и кокетливо играя глазами.

— Ты настоящая внучка Мауры, так же хитра и убедительна. Жоакин к тебе не приставал? Если я узнаю, я, все — таки, сломаю ему шею.

— Я умею защищаться.

[1] Растения с ярким запахом, используется в ритуале, посещенном богине Иеманжи

[2]небольшой зеленый фрукт известен своим горьким вкусом.