глава 3

Велма приоткрыла тяжелую дверь конюшню, и медленно пошла вдоль стойл, решив хоть одним глазком увидеть свою лошадь. Подойдя к дальнему стойлу, она остановилась, прислушиваясь к шорохам и звукам голоса, который раздавался оттуда. Любопытство заставило ее подойти поближе, и она увидела недавнего знакомого. Теперь он был одет, как подобает нормальному человеку, но от этого ничуть не уменьшилась его привлекательность.

— Вы? — ее возглас заставил парня резко обернуться. — Опять вы! Мне кажется, что вы слишком часто попадаетесь мне на глаза!

— Ничего не поделаешь, я же не виноват, что вы бегаете за мной.

У Велмы приоткрылся рот от изумления, такой наглости она еще не видела. Ее, дочь фазендейро, в очередной раз окунули в холодную воду.

— Да вы кто такой, чтобы указывать, где мне ходить и куда смотреть? Я дочь хозяина поместья, и могу появляться, где угодно! — она еле сдержала себя, чтобы не наговорить ему колкости, но побоялась оказаться опять в неловком положении. Она подошла к лошади, чтобы ее погладить, то белоснежная кобыла неожиданно шарахнулась в сторону.

— Тихо! Осторожно! Сеньорита, осторожно! Нельзя подходить в лошади в таком взвинченном состоянии.

— А кто виноват в этом состоянии?

— Не знаю, возможно, недостаток воспитания.

— Ах, — Велма буквально остолбенела от очередного выпада этого парня.

— Тихо, вы напугаете свою лошадь, и она не будет вас любить. Тихо.

— Это моя лошадь?

— Да. Красавица! Дайте мне вашу руку, — Велма коснулась его пальцев и покраснела, а парень мягко и тихо положил ее руку на морду лошади, — вот твоя хозяйка, Луна. Погладьте ее, сеньорита.

— Луна?

— Луна, видели бы вы, как она светится в темноте, то поняли, что она — Луна.

— Хорошо, пусть будет Луна, — Велма, погладив кобылу, подошла к ней и обняла за шею, — ты и в правду красавица, Луна.

— Похожа на хозяйку.

— Что? Я похожа на лошадь?

— Что вы переворачиваете все с ног на голову? Я сказал, что лошадь похожа на хозяйку, а не наоборот. Хотя судя по строптивому нраву, теперь уж не знаю, кто на кого.

Велма опять почувствовала себя оскорбленной и выскочила из стойла.

— Правильно, сеньорита, лучше лошадь не пугать своим видом.

— Вы опять!

— Что я?

— Вы опять пытаетесь меня оскорбить! Какой такой у меня вид, что может испугаться лошадь?

Парень закрыл стойло и засмеялся, стоя прямо перед рассерженной Велмой.

— Ах, какие мы чувствительные! И все-то у нас не так, к каждому слову придираетесь, так и брызжет из вас высокомерие. Чего вы здесь стоите? Шли бы вы, сеньорита, по своим делам и не зудели, как назойливый москит!

— Да как вы смеете!

— Уже слышал...

— А теперь еще и почувствуете, — она размахнулась и влепила ему пощечину, понимая, что поступает слишком импульсивно и необдуманно, — ой, простите!

Голова парня дернулась, но он ничуть не расстроился, его скорее развеселила эта ситуация.

— Зачем…Зачем вы меня каждый раз оскорбляете?

— Для хозяйки фазенды и рабовладелицы вы слишком чувствительны … — его лицо неожиданно изменилось, и Велма резко обернулась, проследив за его взглядом.

*****

Габриэла Брандау встретили на вокзале в Сальвадоре, и до поместья он добрался ближе к вечеру. Молодой человек прошел в притихший дом и устало вдохнул запах поместья, где теперь жила его дальняя родственница со своим мужем и детьми.

— Габриэл, добро пожаловать домой! — Милена обняла Габриэла. — Я сожалею, что ты лишился своего поместья. Но доверчивость твоего отца переросла в безответственность, когда он оказался в том сомнительном доме. Разве можно было ставить на кон целую фазенду?

— Простите меня, донья Милена, но мне на самом деле некуда поехать и не к кому обратиться, кроме вас и твоего мужа. Мой отец был опьянен и действовал, как во сне, поэтому я оказался в такой сложной ситуации.

— Это ничуть не оправдывает его. Мой муж согласился принять тебя в нашем доме, поэтому на улице ты не останешься. Надеюсь, тебе здесь понравится. Чем собираешься заниматься?

— Политикой, пора капитал делать из воздуха.

— Не стоит ввязываться в еще одно сомнительное дело? Приведи себя в порядок после дороги и спускайся к столу.

Когда Габриэл спустился к столу, дон Джильберту с радостью поприветствовал своего родственника, обняв молодого человека.

— Жена сказала, что ты хочешь заняться политикой? Не смеши меня, Габриэл, разве эти пустомели могут прокормить себя? Надо заниматься делом.

— Дядя, я лишен возможности начать свое дело и обстоятельства этого вам известны, иначе бы вам не пришлось принимать меня здесь.

— Мы рады тебя видеть, но хотелось бы поподробнее узнать о кончине твоего отца и почему после его смерти ты остался без средств к существованию.

— Мне самому хотелось бы разобраться в этом, но я не имею влиятельных знакомств или дружеских связей, потому что долгое время жил в Португалии, а вернувшись, оказался один на один со всеми этими имущественными неприятностями.

— Теперь ты не один, поэтому можешь рассчитывать на нашу семью.

******

Мелодичный голос какой — то рабыни, слышимый с улицы, настраивал дона Рафаэла на раздумье. Он обдумывал деловое предложение по покупке породистых лошадей для разведения, но слова песни направили его мысли подумать о будущем его дочерей. «Велма очень бойкая с детства превратилась в очаровательную, но своенравную красавицу, с которой сложно справиться даже мне, а уж о муже и говорить нечего. Хотя, какое мне дело до того, как с ней будет справляться ее будущий муж. Надо подумать о наших знакомых, у которых есть сыновья. Да и младшая уже скоро будет заглядываться на парней. Эта хоть тихоня, все читает и читает, слова не вытащишь, как скажу, так и будет. Виторио … еще Виторио, племянник, не имеющий ни гроша за душой. Егопридется женить на богатой наследнице и спихнуть с рук. Голос красивый, а поет о несчастной доле. Вечно рабы жалуются на свою жизнь».

— Антенор, кто это поет?

— Не знаю, скорее всего, какая-нибудь рабыня с фазенды Брандау. Недавно прибыли последние рабы, которые работали в доме и обучены вести домашнее хозяйство. Я подумал, что от них больше будет пользы, если и здесь они будут выполнять привычную для них работу.

— Хорошо, ты прав. Рабы должны приносить пользу и использовать их надо эффективно. Тогда почему нам не послушать ее пение вечером на семейном ужине?

— Когда?

— Потом решу.О чем задумался, Антенор?

— О новой фазенде, все ли там чисто.

— Не стоит беспокоиться, я не первый раз проворачиваю такое дело. Купля — продажа недвижимости вполне законная деятельность, в моем случае прибыль всегда перекрывает расход, иначе бы я не стал рисковать.

*******

Велма резко обернулась, проследив за его взглядом.

— Велма, я искал тебя. Что ты здесь делаешь? Наедине с … Эдер! — он остановил парня, который решил ретироваться, — что здесь происходит?

— Виторио, я пришла посмотреть на твой подарок, Луна просто великолепна.

— Луна?

— Да, я назвала ее Луной, ты не против? И он показывал мне, как надо обращаться с животным.

Виторио подозрительно посмотрел на раскрасневшееся лицо кузины.

— Эдер тебя не обидел?

— Разве меня кто — то посмеет обидеть?

— С этого парня станется, совершенно дикий и невоспитанный раб.

Велма замерла и вскинула глаза на стоящего перед ним нахала. Эдер стоял прямо, а глаза смотрели куда-то мимо них, словно остекленели. Виторио усмехнулся и хлыстом повернул его голову к себе. Этим презрительным привычным для себя жестом, он выказал брезгливое отношение к парню, безропотно принимающему такое унижение.

— Я могу приказать его наказать, если ты будешь недовольна его поведением.

На лице Эдера не дрогнул ни один мускул, хотя в глазахвспыхнулазлая искра нетерпения.

— Нет, Виторио, я уже его наказала.

— Пощечиной? Разве это наказание для раба?

— Ты все видел? Нет! Ты прекрасно знаешь, как я отношусь ко всяким рода наказаниям. Я сама погорячилась и не смогла спокойно вести себя… — она взглянула на молчаливого Эдера и покраснела, смутившись от этого еще больше, потом резко развернулась и выбежала из конюшни. За ней вышел и Виторио.

— Велма! Не стоит прощать рабам даже малейшей провинности, иначе не сможешь ими управлять.

— Виторио, это отвратительно, когда человек находится в таком унизительном положении и вынужден терпеть такое отношение к себе. Отвратительно!

— Тебя смущает конкретно этот наглец или ты говоришь о рабстве в целом?

— Конечно о рабстве, — Велма даже остановилась от возмущения, — Виторио, ты считаешь, что этот парень может смутить мое душевное равновесие?

— Мне показалось, что ты отнеслась к нему несколько иначе, чем к простому чернокожему рабу.

— Возможно, но я и не знала, что он раб. Как я могла к нему отнестись, если думала, что он наш простой работник? Теперь я знаю, что он, — она на мгновение замялась, — он собственность нашей семьи и отношение будет соответственное.

*****

Ранним утром Рафаэл вместе со своим другом и соседом Джильберту Антунесом выехали на плантацию. Сан-Марино планировал показать доходность своего хозяйства, чтобы подвигнуть дона Антунеса к объединению поместий, поэтому предметом их разговора была не только плантация, но и возможный союз их детей.Бесконечные кофейные посадки, казалось, не имели конца и края, то исчезали, то появлялись на уходящих вдаль холмах.

— Моему прадеду пришлось отвоевывать плодородные земли у джунглей, сводить растительность для того, чтобы посадить кофейные деревья. А с правой стороны великолепные посадки риса и бобов.

— Да, чем больше численность городского населения, тем больше спрос на кофе, а значит, больше денег, которые притекут к тебе. Не зря же тебя, Рафаэл, называют «кофейным бароном».

— Я вместе со своими предками заслужил это имя, могу с гордостью сказать, что повлиял на необходимое строительство железной дороги для транспортирования кофе к побережью. Не все же использовать мулов для доставки кофе на рынки городов.

Издалека послышался мелодичный звон, который сопровождался криками надсмотрщиков — привезли воду для того, чтобы напоить людей. Рафаэл посмотрел на солнце, обтирая лицо платком.

— А не пора ли нам вернуться, чтобы побеседовать в прохладе моего дома о совместных делах?

Они проехали мимо большого деревянного навеса, где рабы с плантации выстроились в очередь за водой.

— Антинор, прикажи, чтобы экономили воду. В такую жару на рабов не напасешься воды, — Рафаэл обратился к управляющему, который как тень всюду следовал за ним, и он тотчас направился к главному надсмотрщику плантации Жоакину.

— Я собираюсь заняться выращиванием скота, подкупил земли для пастбищ. А как идут твои дела, мой друг? Сахарный тростник стал менее выгоден с появлением сахарного производства из свеклы, — он продолжил разговор о делах.

— И не говорите! Если так пойдет, мне придется задуматься о переходе на какое — то другое производство, нежели сахар. А вот скотоводство — это очень выгодное дело, еще есть свободные рынки сбыта на севере нашей страны. И если ты рассмотришь мое предложение, я мог бы поучаствовать в вашем деле, если нужны денежные влияния, — Джильберту решил перейти к обсуждению совместного производства. Они выехали с плантации и направились в дом.

— Две влиятельные семьи должны помогать друг другу, когда наступает время шатания и разброда среди рабов, поддерживаемых бойцовыми петухами из «Центральной освободительной ассоциации»[1]. Нам скоро придется нанимать своих же рабов и платить им.

— Да-а, — Джильберту задумался над тем, что схожее положение было и у него в поместье, — можно нанять итальянских иммигрантов, которые приезжают из года в год в надежде получить работу. Они готовы занять место рабов и работать на плантациях за определенную плату. Кроме того, это сезонные рабочие.

— Так почему бы нам не подумать об объединении наших капиталов? Мой племянник и твоядочь могли бы стать прекрасной парой, — Рафаэл подошел к сути вопроса, вызывая добродушный смех своего друга, — я думаю, что мое новая фазенда отойдет Виторио, как только он заведет собственную семью и станет заниматься разведением скота. Твоя Линда будет счастлива стать хозяйкой богатого поместья.

— Я думал об этом, и скажу, что совсем не против такого развития событий. Моя дочь созрела для замужества. Ты же видел Линду? Она красавица, да и воспитана в строгих правилах. Думаю, твой Виторио будет доволен такой женой.

— Я уверен в этом. Молодым людям надо бывать побольше друг с другом, и я приглашаю твое семейство на ужин в эту субботу.

— Спасибо, Джильберту, мы обязательно будем.К тому же в моем доме гостит племянник моей жены и тоже будет рад знакомству.

— Мое приглашение на субботний ужин распространяется и на твоего родственника.

****

Жоакин заглянул на кухню, останавливаясь около двери. То, что Анита оказалась одна, вдохновило его на решительные действия.

— Красавица, — гнусоватый голос заставил Аниту вздрогнуть. — Красавица, наконец — то я тебя застал одну! Дай-ка я рассмотрю тебя поближе, красавица.

— Что вам нужно от меня?

— А чего ты испугалась? Я хочу быть твоим другом.

— Другом?

— Я ведь могу быть очень полезным человеком на этой фазенде, ко мне даже хозяин прислушивается, ценит меня, я скоро управляющим стану, — хвастовство Жоакина рассмешило Аниту, но она прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеятся.

— Так что мне с этого?

— Я могу быть очень полезным другом.

— Полезным? Да, конечно, друзья бывают полезными и те, что для души, но вы, сеньор Жоакин, не относитесь ни к тем, ни к другим. Вот станете управляющим…

— Да я почти управляющий, — мужчина не почувствовал ее иронию. — Я бы мог попросить хозяина, чтобы тебя перевели на работу горничной, а ты бы меня потом отблагодарила.

— А я бабушке пожалуюсь, и она превратит вас в таракана.

— Что мне твоя бабка! Мне ее колдовство нестрашно, пусть вон негров пугает, а я…

— Ах, сеньор Жоакин, что это у вас с носом? Он почернел, — Анита сделала огромные глаза, — это наверно заразно! Теперь на фазенде все заболеют!

— Что? Что? Что с моим носом? — Жоакин схватился за нос, но не почувствовав особых изменений, усмехнулся. — Хватит надо мной смеятся, красавица. Я могу быть добрым, но могу и показать, где твое место.

Его рука легла на рукоять плети, показывая власть этого человека над рабами. Жоакин подошел к девушке, касаясь ее лица и приближая лицо, будто хотел ее поцеловать.

— Ты должна делать то, что приказываю, поняла? Иначе тебе придется отведать мое угощение, которым одаривают строптивых рабынь. И твоя бабака не поможет.

— Жоакин, что ты делаешь на кухне? — появление Антенора так обрадовало Аниту, что девушка подбежала к нему и спряталась за его спину.

— Я так проходил мимо. Подумал, зайду, посмотрю, что надо.

— С каких пор ты стал управляющим?

— Если ты так будешь защищать рабов, то скоро слетишь со своего места, а я стану управляющим.

— Ты много на себя берешь!

— А ты что здесь делаешь? — Жоакин скривился перед Антенором, показывая всем видом, что все понимает. — Тоже решил получить свою порцию ласки?

Антенор взвился, схватив Жоакина за шиворот, просунул его голову в проем, зажимая ее дверью. Жоакин изрыгал проклятья, чувствуя свое униженное положение.

— Подойдешь ближе к девушке, голову прижму так, что визжать будешь, как свинья. Подбери слюни и проваливай.

— Подожди, Антенор, я доберусь до тебя. Пока хозяин тебе доверяет, ты сильный, но скоро все изменится, тогда я буду на коне, и эта девчонка станет моей.

— Проваливай, — Антенор сделал резкое движение в сторону Жоакина и тот, подскочив, ретировался.

Анита поблагодарила Антенора, впервые почувствовав не простую благодарность, а восхищение мужчиной.

[1]В 1880 г. в столице страны организовалось два общества, отстаивавших отмену рабства, «Бразильское общество борьбы против рабства» и «Центральная освободительная ассоциация». В 1883 г. организовалась конфедерация для борьбы за отмену рабства.