глава 12

Эдер и Алессандра прогуливались в городском парке, где в тени раскидистых деревьев спасались от горячего солнца влюбленные парочки. Здесь же находился зеленый лабиринт, состоящий из кустарников и старых лиственных деревьев, кроны которых почти смыкались, образуя зеленые коридоры. В тенистом «коридоре» было прохладно и уютно, там же располагались скамейки и можно отдохнуть в тени старых деревьев, послушать журчание воды, понаблюдать за игрой солнца в искристых капельках. Алессандра присела, спугнув влюбленную парочку с соседней скамейки.

— Поверь мне, гораздо интереснее заниматься любовью, чем бегать за бандитами, — Эдер посмотрел вслед удаляющимся молодым людям. Девушка вела себя иногда непредсказуемо, то выговаривала ему за прямолинейность, то сама провоцировала Эдера на откровенное ухаживание. Вот и сейчас ее слова расходились с действиями.

— Ты просто невыносим! Ты говоришь такие слова, которые должны смущать меня, но я разочарую тебя, меня они не смущают, — она подняла голову, неожиданно подставляя губы для поцелуя, — мы с тобой ничуть не хуже, чем все эти гуляющие пары.

Он нежно поцеловал девушку, рассчитывая на страстный ответ, но она облизала губы и покраснела. Алессандра вела себя так, словно изо всех сил сдерживала собственные порывы по известной только ей причине, не подпуская к себе ближе, но и не отталкивая.

— Они искренние в своих чувствах, — Эдер вздохнул, чувствуя нерешительность девушки.

— Что ты хочешь от меня? Почему ты замолчал?

— Я думаю, что мой ответ обидит тебя.

— Тем более, я должна знать.

— Ты пользуешься моей привязанностью и делаешь это намеренно, считая, что так и должно быть, но используешь ее не для того, чтобы привязать меня к себе или выйти замуж. Ты не даешь возможности что-то сделать ради наших отношений, ты все решаешь сама, поставив на первый план свои профессиональные амбиции вместо нашей любви. Очень сложно любить того, кто любит с сомнением или не ради тебя. Появляется чувство, что тебя используют.

— Как я могу думать о любви, если вокруг меня столько неизвестного, мир такой необъятный. Моя мечта стать журналистом, объездить весь мир и посмотреть, как живут люди. Я хочу…

— Я понимаю тебя.

— Ты видел больше меня в силу того, что ты мужчина, для которого открыты многие пути. Выбирай! А мне приходится пробиваться и доказывать свою состоятельность, чтобы меня воспринимали равной с мужчинами.

Эдер кивнул, соглашаясь, а Алессандра почувствовала, как он в глубине души от нее отдаляется.

— Я не та девушка, которая станет идеальной женой и будет довольствоваться интересами семьи и своего мужа. Мне надо больше, чем просто быть любимой или любить, — но тем не менее она прижалась к его плечу.

— Неужели тебе этого мало?

— Мама говорит, что с возрастом я пойму, что сильнее любви ничего нет, но сейчас я испытываю потребность не в любви, а в знаниях и в признании своей личности.

— Видимо, только твоя скромность не дает тебе стать мужчиной, — он усмехнулся.

— Ты надо мной смеешься! Ты опять надо мной смеешься, — она игриво стукнула его по руке, переводя весь разговор в другое русло, и обняла его, — ты мне очень дорог!

— Как я тебе дорог?

— Ты первый человек, который воспринимает меня серьезно, и я благодарна тебе за это.

— Всего-то? Если почувствуешь, что твое самолюбие пострадало, то обращаяся, — слова были произнесены с напускной легкостью, но в них чувствовалось разочарование.

— Поцелуй меня, — она потянулась к его губам, заряжаясь от его мгновенной реакции на ее призыв. — Какие у тебя сладкие губы…

Он еле оторвался от нее, взяв себя в руки, и нахмурился. Его не устраивало постоянное желание Алессандры главенствовать, даже в таком деле, как ухаживание.

— О, Алессандра, ты опять все делаешь сама!

— Что??? Что опять я сделала не так?

— Ты даже любовную игру ведешь, словно мужчина! Ты настаиваешь и берешь то, что хочешь! Меня это выводит из себя! «Сладкие губы» … Алессандра, это слова обольстителя, а не юной девушки.

— Я говорю, что чувствую, — Алессандра надулась, — я не буду жеманничать и строить глазки.

— Если так дело пойдет, то я скоро окажусь в твоей пастели, только под тобой.

— Что??? Хочу напомнить, что у меня тяжелая рука, как у мужчины.

— Это я уже знаю!

— Ты смеешь разговаривать со мной на такие темы, а меня обвиняешь в неправильном поведении, — Алессандру бросило в жар.

— Ты сама позволяешь это. Назови мне хоть одну приличную девушку, которую бы интересовал бордель и все подробности, связанные с проституцией? Как я смею говорить с тобой на такие темы? Ты сама хочешь этого.

— Когда я говорю об этом, то я журналист и хочу помочь бедным женщинам, попавшим в такой жизненный переплет, а ты искажаешь мое стремление и переводишь разговор на меня.

— Мне кажется, что мы стали уставать друг от друга. Может поэтому, я хочу, чтобы ты рассердилась на меня.

— Объясни!

Эдер посмотрел на игру света и тени в кроне деревьев и, помолчав, объяснил.

— Если на меня сердятся, то я чувствую себя свободным, потому что перестаю быть обязанным, а если мне делают авансы, то приходиться вести себя согласно правилам.

— Поэтому ты всегда меня сердишь?

Эдер улыбнулся, пожимая плечами, и промолчал, не желая больше ничего объяснять.

****

Габриэл приехал на фабрику, хотя и не планировал, но взяв в руки утренние газеты, наткнулся на статью, которая его сильно заинересовала. Он прочитал ее несколько раз, потом собрался и поехал к Антенору и Арманду.

— Сеньоры, вы только посмотрите на сегоднешнюю газету. Полная дискредитация нашего знакомого Каларуша, а статья называется «Белое рабство» …Послушайте, сеньоры, — Габриэл в большом нетерпении стал читать публикацию вслух для Антенора и Арманду. — «Вы думали, что наша страна освободилась от рабства? Нет, к нам пришло иное явление, не менее страшное, чем было раньше, и оно может каснуться каждого, кто живет в Бразилии. Я говорю о деятельности Цви Мигдаль. Что такое Цви Мигдаль? Кто из моих читателей это знает? Немногие, но кто столкнулся с этим злом, у того навсегда останется отпечаток. Цви Мигдаль — это преступная организация еврейских гангстеров, специализирующихся на мировой проституции и торговле женщинами. Вы скажите, какое отношение имеет наш город к какой — то организации Цви Мигдаль, но я отвечу. Самое прямое, если в нашем городе действует несколько увеселительных заведений, а их владелец некий Каларуш связан с этим преступным сообществом. Каларуш — владелец публичных домов, которые занимаются развращением нашего общества…»

— Кто автор такой смелой статьи? Неужели найдется человек, который сможет пойти против Каларуша и его прихвостней?

— И не только, ведь эта статья напечатана в газете, а это означает, что за этим смельчаком стоят люди, недовольные положением, которое сложилось в нашем обществе, — Габриэл был очень доволен.

— Много ли они добьются? — Арманду был настроен не так оптимистично, чем его друзья.

— Надо с чего — то начинать, — его мысль прервал вкрадчивый стук в дверь. Перед ними предстал Каларуш, самодовольный и ничего неподозревающий.

— Как хорошо, что я застал вас всех вместе, сеньоры! Так вы, все-таки, готовы пойти мне навстречу и сделать меня своим компоньоном.

— К сожалению, Каларуш, с твоей репутацией никто не захочет с тобой связываться. Только посмотрите, сеньоры, на эту непробиваемую наглость! Каларуш, прочитай, что говорят о тебе в городе, — Антенор бросил ему в лицо газету. Она спланировала прямо в лоб его врага.

— Как безупречный выстрел, — с иронием произнес Арманду.

Каларуш поднял газету и пробежал глазами статью, его темное лицо стало еще более черным, отчего белые глаза сверкнули ненавистью.

— От вашей репутации скоро ничего не останется. Некий смельчак по имени Алехандро Паес решил свести с вами счеты. А он знает, что пишет. Неужели ты проворонил врага в своем доме, Каларуш? — Антенор поддел своего врага.

— Что, Каларуш, смогут ли, нет, захотят ли твои друзья помочь тебе, когда начнется разбирательства твоей незаконной деятельности и связи с Цви Мигдаль? — Габриэл насмешливо развел руками, показывая тщетность его попыток повлиять на них. — Может, пора делать ноги?

Каларуш бросил газету на пол и выскочил из кабинета. Заскочив в свою пролетку, он спрятался под тент, чтобы не здороваться со знакомыми, случайно проходившими по тратуару.

— Черт! Я узнаю, кто такой Алехандро Паес, который посмел бросить мне вызов! Руки и ноги поотрываю этому гаденышу, но сначала он напишет опровержение и извинится.

— А не опрокинуть ли нам, сеньоры, по стаканчику за смельчака, который бросил вызов этому негодяю?

*****

Нина явилась к Лусии рано утром, предвосхищая ее разговор с Кассио, для того, чтобы поговорить. Она оказалась права, что бывшая подруга еще не успела настроить Кассио против невесты, потому что в данный момент он ушел в университет. Лусия не ожидала прихода Нины, на ее лице промелькнула растерянность, а затем презрение.

— Если ты пришла мне что-то объяснять, то напрасно, потому что Кассио все равно узнает о твоем поведении.

— Лучше бы ты не угрожала мне, а просто выслушала. Поверь, ты, домашняя девочка, ты настолько слаба и беспомощна! Даже твоя подружка Алессандра сильнее и самостоятельнее, чем ты. Что ты знаешь о том, что происходит за пределами твоего дома? Ты и мужчин не знаешь, и вообще, не разбираешься в людях.

— Меня оберегает бог, а с тобой я не хочу общаться. К чему ты заговорила о моей беспомощности?

— Из-за того, что ты живешь в любви, и тебя не касаются никакаие невзгоды, ты не видишь ничего дальше своего носа, вот и не понимаешь поступки других людей, видишь все слишком упрощенно.

— Если так, то я рада, что не разучилась отличать хорошее от плохого. А ты, Нина, испорченная женщина. Видимо, когда бог создавал честную и порядочную женщину, у него не хватило материала.

— Видишь, твой бог тоже делает ошибки, а ты же не обвиняешь его в непорядочности. Я ошиблась.

Лусия отвернулась, вспоминая, что в поведении Нины всегда были какие — то еле уловимые неправильности, она веселила девчонок своими забавными комментариями относительно мужчин, но тогда она не приняла во внимание, не считала это распущенностью и была рада тому, что Кассио влюбился в ее подругу.

— Я виновата в том, что ты и мой брат вместе. Надо было раньше присмотреться к твоему поведению и предупредить его.

— Что? Что тебе не нравится в моем поведении? Я же сказала, что Ванансио — мой кузен по материнской линии, и я не виновата, что он влюблен в меня. Я предупреждала его, говорила ему о том, что у меня есть жених, что я люблю другого. Но что я могу сделать с влюбленным мужчиной?! Ты обвиняешь меня в том, что делает он, а я лишь отбиваюсь, — теперь в тоне Нины не было того испуга, который почувствовала вчера Лусия.

— Ты могла бы не допускать таких сцен. И целоваться с другим мужчиной просто недопустимо!

— Это он поцеловал меня, а я ничего не могла сделать. Ты знаешь, насколько могут быть сильными и необузданными мужчины? Нет? Ах, да, у тебя никогда не было поклонника! — хмыкнула Нина. — Я ничего не могла сделать. Я виновата лишь в том, что разрешила ему проводить меня из ресторана отца.

— Я не знаю и не понимаю, что думать.

— Поверь мне, я люблю твоего брата. И я не виновата в том, что мой кузен позволил слишком вольное поведение, ведь он расстроен тем, что я выбрала другого.

— Кассио должен знать.

— Зачем? Тебе нужен конфликт между двумя мужчинами? К чему может все это привести, а я боюсь за Кассио. Лусия, я рассказала обо всем отцу, он отчитал Ванансио. Не раздувай конфликт из-за того, что уже знает мой отец.

— Я не знаю, что думать, — Лусия не могла представить себе насколько порочна ее подруга, потому что всегда пыталась понять окружавших ее людей, поэтому сейчас растерялась. — Возможно, ты права и не стоит вмешивать Кассио, но я теперь буду внимательнее.

— Лусия, — Нина радостно обняла подругу, но та отстранилась. Девушка поняла, что Лусия осталась при своем мнении.

****

Вроде бы все шло своим чередом, в зале слышался фривольный разговор, смех клиентов и девушек, музыка, но Каларуш чувствовал, что трон под ним стал качаться. Он залетел на второй этаж «Мiragem», пришел по коридору, где попадались целующиеся парочки, и закричал.

— Ванансио, черт, ты где? — он нетерпеливо прошелся по кабинету, в который тут же залетел его сын и испуганно уставился на разъяренного отца.

— Газету читал?

— Зачем? Какую?

— Вот! — он швырнул газету Ванансио и прошелся по комнате. — Нас обкладывают, хотят, чтобы я понес потери! Кто? Антенор? Нет, он сам потирал руки и радовался, как ребенок, тому, что увидел. Конкуренты? Тоже, нет, им самим невыгодно подставляться.

— Может, защитники из еврейской общины объединились с католическим орденом и ратуют за оздоровление общества? Их пикеты около нашего дома разгоняли на прошлой неделе.

— Кто такой Алехандро Паес? — Каларуш с ненавистью указал на статью. — Ты узнаешь, кто это и приведешь ко мне. Я разберусь с ним, узнаю, кто мои враги.

— Хорошо.

— Сходи в редакцию, — Каларуш выхватил из рук Ванансио газету и, бросив ее на пол, стал ее топтать. — Чертов Паес! Чертов Антенор! Нашел способ отыграться на мне?

1900 год

Антенор сидел на скамье подсудимых и мрачно смотрел на Каларуша, который давал показания.

— Сеньор Каларуш, вы можете подтвердить, что сеньор Антенор способен убить дона Рафаэла Сан — Марино?

— Да, могу добавить, что между ними всегда была вражда и не раз случались стычки.

— Что вы имеете в виду?

— Как что?! Выяснение отношений с помощью кулаков, проще говоря, драки. Один раз Антенор уже угрожал моему хозяину, то есть сеньору Сан — Марино пистолетом. Это было еще на фазенде в бытность, но тогда дон Рафаэл не захотел заявлять на него в полицию.

— Вы лично видели, как он угрожал?

— Да, а потом я выкинул его с фазенды.

— Какова причина их конфликта?

— Женщина! что не сделаешь ради красотки, — Каларуш оскалился, но вовремя взял себя в руки и натянул на лицо серьезное выражение, — из-за рабыни Аны, которая теперь стала женой Антенора. Это женщина моего хозяина, а Антенор увел ее. Дон Рафаэл хотел забрать Ану.

Судья крякнул, но потом задал следующий вопрос.

— Дон Рафаэл имел виду на эту женщину и сейчас?

— Да, он хотел вернуть свою собственность.

— Сеньор Каларуш, не забывайтесь! Рабство отменено уже более десяти лет назад! — адвокат Антенора вставил свое слово.

— Да, конечно! Но эта рабыня имела сына от дона Рафаэла, поэтому и хозяин хотел вернуть себе то, что Антенор посмел у него забрать. Он хотел стать настоящим отцом и забрать ребенка себе.

— И поэтому произошел конфликт?

— Да, Антенор прикончил дона Рафаэла, — Каларуш спрятал улыбку в ладони, которой потер гладковыбритые щеки. Он был единственным человеком, который знал всю правду, потому что стоял в полумраке длинного коридора, никем незамеченный, и наблюдал за разыгравшейся трагедией. Бывший надсмотрщик был перед выбором: встать рядом с хозяином и опять оказаться на побегушках или дать Виторио или Антенору прикончит дон Рафаэла, оставаясь невидимым свидетелем. "А может поторопить развязку?" — и выстрел прозвучал из-за спины Виторио, который дернулся и запаниковал, непроизвольно выстрелил сам, осыпая штукатурку стены. Каларуш тут же отступил, пряча свой револьвер, спустился вниз и исчез через задний вход для прислуги. Теперь у него появился шанс отомстить и Антенору.

Ана вскочила с места и подбежала к Каларушу.

— Не смей клеветать на моего мужа! Мой Антенор не способен на убийства! Почему вы слушаете этого бандита? — она обратилась к судье.

— Сеньора, успокойтесь, я восстанавливаю справедливость!

— Тогда отпустите моего Антенора!

— Ана, успокойся, все будет хорошо, — Антенор подался вперед, пытаясь успокоить свою жену. — Сядь, успокойся, ты нужна нашему сыну спокойная и уверенная в себе.

Когда женщина села, уткнувшись заплаканным лицом в плечо Алисии, судья продолжил допрос.

*****

Лукас решил пригласить Мари де Соза на прогулку, тщательный подбор сюртука, сорочки, галстука был закончен, когда в его комнату постучалась и вошла его мать.

— Я вижу, ты не бросил затеи очаровать богатую наследницу, чтобы поправить наши дела?

— Я не привык отступать, мама.

— А если девушка не проявляет должного расположения, тогда как?

— Мама, разве перед твоим сыном может устоять хоть одна женщина? — пошутил Лукас. — Брак — это всего лишь договор, по которому любовь может и не прилагаться, а наша семья по родовитости не сама последняя в нашей стране. У нас есть родственные связи с итальянскими аристократами, ведь так?

— Да, сынок, но лучше лелеять душевную привязанность, нежели создавать денежную зависимость, — донья Инес показала свое отрицательное отношение покачиванием головы.

— Да, любовь в моем случае — невероятная роскошь.

— Возможно, тебе стоит не гнаться за предполагаемой добычей, а остановиться и посмотреть, что рядом есть и другие женщины.

— Это ты о Карине Брандау?

— Я видела ее глаза, всякий раз, когда она смотрела на тебя. Эта красивая девушка питает к тебе немного больше, чем простое дружеское расположение.

Лукас задумался, вспоминая Карину. Она всегда отличала его, но делала это мягко и ненастойчиво, смущаясь собственного увлечения.

— Карина Брандау — очень привлекательная девушка, но…, — он опять задумался, почувствовав непонятный прилив сил. — Может быть… нет, Карина замечательная девушка и очень хорошо разбирается в лошадях. Даже удивительно для сеньориты. Но, мама, тебе показалось…

— Тебе просто стыдно за собственную слепоту, Лукас! Не будь глупцом, разрушая свою жизнь в погоне за наследством. А как же Стаси?

— Стаси? Мама, о чем ты говоришь? — Лукас сконфузился. — Не вгоняй меня в краску.

— А ты думал, что твоя мать слепая? Стаси влюблена в тебя, а ты этим пользуешься! Что с ней будет, когда ты женишься? — донья Авелар сокрушенно вздохнула. — Перестань портить себе жизнь.

Донья Инес вышла, а Лукас направился в дом Брандау.

— Лукас, — в прихожей его ждала Стаси, подавая ему шляпу, — вы сегодня позовете меня?

В ее голосе была надежда, поэтому Лукас замялся, не зная, что ответить.

— Стаси, я никогда и ничего тебе не обещал, поэтому ты не можешь мне задавать такие вопросы.

— Вы уходите к той девушке? — Стаси печально посмотрела на мужчину. — Она вам нравится, а я не привлекаю вас.

— Не мучь себя и меня подозрениями или ты хочешь добиться от меня чего-то большего? — он остановил жестом девушку, которая хотела прикоснуться к нему. — Стаси, у нас есть общее прошлое, но не больше.

— Лукас! — у девушки прорвалось отчаяние, она заплакала, цепляясь за рукав сюртука. — А мне как жить, если не надеждой? Я надеюсь, что вы поймете, что никто так сильно любить вас не будет, как я. Хорошо, я буду молчать и смотреть, как вас будет любить другая.

— Я виноват. Прости меня, — он отстранился.

****

Лусия спустилась вниз, прошлась по гостиной, заглянула в столовую, потом на кухню, ею овладело нетерпение увидеть своего брата, и, как только хлопнула входная дверь, она оказалась рядом с Кассио.

— Здравствуй, братик. Мне надо с тобой поговорить.

— Что случилось? — удивленный взгляд Кассио немного остудил пыл девушки, она отступила, раздумывая над тем, стоит ли говорить или, все — таки, лучше присмотреться к Нине. Но через мгновение ооткинула свои сомнения.

— Мне надо поговорить, но если ты занят, то я подожду.

— Нет, я готов выслушать тебя. Ты обеспокоена или расстроена?

Лусия потащила брата в свою комнату, чтобы никто не мог помешать их разговору.

— Я расстроена в той же степени, что и обеспокоена. Я хотела бы предупредить тебя относительно Нины.

— Нины? Что с ней?

— Она ведет себя недостойно. Что ты так на меня смотришь? Я знаю, что в это сложно поверить, но прошу тебя выслушать меня. Она падшая женщина.

— Падшая? — Кассио неожиданно рассмеялся. — Ты о чем говоришь, Лусия! Нина — моя невеста, мы любим друг друга.

— Она не любит тебя, иначе не стала бы обманывать тебя, — молчание Кассио заставило Лусию заторопиться, она стала говорить, путаясь в мыслях. — Она лжет тебе, а сама встречается с другим мужчиной. Она подлая.

— Ты придумываешь небылицы. Это говорит о твоей непорядочности, а не о подлости Нины. Моя невеста любящая и честная девушка, которую по непонятным мне причинам ты хочешь опорочить! Зачем ты это делаешь? — Кассио недовольно прервал свою сестру, ему было непонятно, почему Лусия так переменилась к Нине. — Ложь и клевета не красит человека, а ты страдаешь и тем, и этим.

— Кассио! Я не лгу и совершенно не хотела показаться интриганкой, — на глазах Лусии появились слезы, — ты просто не видел того, что видела я. Она целовалась в саду своего дома с другим мужчиной, а потом пыталась убедить меня в том, что он ее кузен.

— Это не может быть правдой! Может быть, ты испытываешь к ней чувство зависти? — Кассио был слеп.

— Как ты можешь такое говорить! До чего ты дошел? Ты исполняешь все прихоти этой красотки и не видишь ее флирта со всеми мужчинами. Тебе не стыдно?

— Стыдно? Это тебе должно быть стыдно за то, что ты порочишь имя моей невесты. И перестань реветь, и не смей наговаривать на Нину, — Кассио не верил своей сестре, но самое неприятное, что стал испытывать к сестре чувство брезгливости.

— Что мне сделать, чтобы ты поверил?

— Ты должна понять, что можно говорить, а что — нет о моей невесте. Оставь свои девчоночьи сплетни. Это тебя не красит, — когда за братом захлопнулась дверь, Лусия бросилась на пастель и разревелась.