глава 38

В комнату, где держали пленника, вошли Ванансио и Лусия. Мужчина решил уступить просьбе девушки и дать возможность ей убедиться в том, что с Эдером все в порядке. Он надеялся, что это смягчит ее и хоть немного поднимет его в глазах любимой. Каларуш обернулся на вошедших и заскрипел неприятным смехом, заставляя Эдера побледнеть.

— Боже мой, какие гости! Неужели меня так любит удача, что дала в руки еще один козырь? Прелестная дочка Антенора Сиприану собственной персоной! Нет, меня любит фортуна!

Лусия оттолкнула Ванансио и бросилась к любимому, прижимаясь к его груди.

— Эдер!

— Лусия, что ты тут делаешь? — он испугался за девушку.

— Понятно, — Каларуш наблюдал за нежной встречей влюбленных, — я был прав, говоря о том, что у каждого человека есть слабое место. Кто бы мог подумать, что эта девчонка — сосредоточие слабостей моих врагов. И Антенора и твоей.

— Каларуш! — ненависть в голосе Эдера убедила хозяина заведения в правильности своих выводов. — Отпусти ее!

— Я еще подумаю, что потребовать от ее отца и от тебя, парень.

— Отец, — Ванансио не понравилось направление мыслей Каларуша, — я тоже умею играть на человевческих слабостях, поэтому она будет моей. Ангелочек, подойди ко мне!

Эдер крепко обнял девушку, которая вцепилась в него с такой силой, что было сложно ее оторвать от пленника.

— Ничто так не красит, как жертвенность! — Каларуш посмотрел влюбленную пару и на Ванансио. — Моего сына тоже любит удача.

— Как ты здесь оказалась? — Эдер погладил волосы девушки и прошептал. — Не бойся, бесценная моя, я с тобой. И я тебя никому не отдам. Не бойся, помни, я люблю тебя, я бесконечно люблю тебя. Мы с тобой выберемся отсюда…

— Или умрем вместе, — Лусия спрятала лицо у него на груди.

— Только вместе. Почему ты оказалась здесь?

— У меня с ней договор! — Ванансио гаденько ухмыльнулся, наблюдая за их разговором. — Подойди ко мне!

— Не спрашивай меня, Эдер, только помни, что я люблю тебя, — горячо зашептала девушка, чтобы ее признания не коснулись ушей ненавистных бандитов. — Прости меня!

— Лусия, о чем ты договорилась с этим мерзавцем?

— Я сказал, чтобы ты подошла ко мне! — закричал Ванансио, теряя терпение.

— Тихо, тихо! Своих врагов надо уничтожать тихо и с достоинтсвом, Ванансио, а женщину любить со всей страстью, — Каларуш усмехнулся. — Знаешь ли, самопожертвование — это та же страсть! Она заставляет идти человека на гибель и считать ее благом для другого человека. Посмотри, как они любят друг друга, а потом возьми свое, — он похлопал сына по плечу и вышел из комнаты, предоставляя возможность сыну решить свой любовный спор самостоятельно. Охрана последовала за ним.

— Посмотрим, кто будет победителем — ты или я? Лусия пришла сюда со мной, не побоялась прийти в бордель. И заметь — добровольно. Так, ангелочек? — Ванасио вальяжно подошел к стоящим у стола Эдеру и Лусии и, налив в бокал вино, поднес его сопернику. — Она, как это крепкое вино, что играет в крови, но которое выпьешь не ты.

— О чем ты говоришь? — Эдер отодвинул девушку за свою спину.

— Я говорю лишь о том, что Лусия будет принадлежать мне. Она настоящий ангел, именно ангельская женщина превращает нас в зверя в минуту страсти…

— Ты прав, — тихая обреченность, с которой Эдер стоял перед соперником, слетела, его лицо исказилось, и он неожиданно схватил со стола тяжелую бутылку и с размаху опустил ее на голову Ванансио. Тот рухнул тут же, где стоял, издав нелепый хыкающий звук. — Ненависть тоже способствует этому превращению!

Лусия зажала руками рот, чтобы не закричать, и не привлечь внимание охраны за дверью.

— Лусия, — он торопливо поцеловал ее, — очнись, нам надо уходить. У меня входит в привычку твое спасение из злачных мест.

*****

Когда в комнату вошли Арманду и Антенор, Каларуш сделал знак охране удалиться за дверь, для того, чтобы они не были свидетелями их сделки и денежного расчета. Сам же сел за свой массивный стол и посмотрела на своих гостей.

— Вот мы и встретились, господа, и у каждого из нас есть что сказать друг другу. Граф, вы готовы обсудить нашу сделку? Где деньги?

— Вот, — Арманду небережным жестом, на который способен только истинный аристократ, бросил пачку денег на стол Каларуша. — Где мой сын?

— Куда так торопиться, я еще не пересчитал то, что вы принесли. Знаете ли, я не особенно доверчивый человек!

— Поверь, я не собираюсь рисковать жизнью Эдера.

— Эдер — не ваш сын, он всего лишь сын раба, так что зовом крови вашу заботу не назовешь. Вы и сами не ожидали такого подвоха от своей жены, ведь правда? — Каларуш откинулся в кресле и издевательски рассмеялся. — Весь мир вокруг нас протипан ложью, фальшью и лицемерием, желанием удовольствий и денег. Посмотрите кругом. Мой бордель — место, где все фальшивое в человеке вскрывается, как гнойник, и все наносное в человеке, то, что принимают за воспитанность и благородство души слетает и превращается в породию.

— Каларуш, когда ты стал философом? — Антенор окинул взглядом комнату.

— Я не философ, я реалист, крепко стоящий на ногах, а вот романтикам, которые верят в благородство человеческой натуры, отстается лишь сражаться с судьбой или предаваться отчаянию.

— Всем нам суждены испытания и придется сражаться с судьбой. Ты, Каларуш, не исключение.

— Ха-ха-ха, опять благородные бредни. Что ты можешь сделать, Антенор? Ничего! Ты стоишь передо мной вместе со своим другом и что вы можете сделать? — Каларуш пересчитал деньги, собираясь их спрятать. — Я обещал тебе, Антенор, что твоя дочь не сможет избежать своей участи? Она здесь, в стенах моего заведения с моим сыном Ванансио, а знаешь, почему она здесь? О, твоя девочка станет работницей горизонтального бизнеса и заплатит своим телом за свободу своего возлюбленного, как когда— то сделала твоя жена.

Антенор побелел и, мгновенно поверив в угрозы своего врага, выхватил из внутреннего кармана револьвер, направляя его на Каларуша. Тот застыл от неожиданности с глупым испуганным выражением лица.

— Антенор, ты шутишь? Здесь за дверью стоят мои люди и вам не выбраться живыми из моего кабинета. Брось револьвер и послушай меня! Ты не в том положении, чтобы разбрасываться жизнью своей дочки. Хочешь ее забрать — забирай, только опусти револьвер! — предательская вибрация голоса показала страх этого грозного бандита.

— Я убью тебя, — скрипнул зубами Антенор. Напряжение достигла пика, когда в разговор вступил Арманду, голос которого звучал тихо и ровно.

— Если будет разбирательство, то честь твоей дочери окажется в опасности и может стать предметом судебного процесса. Разве тебе это надо? Не делай этого, Антенор, — Арманду протянул руку, предлагая отдать ему револьвер, — этот мерзавец заслужил смерти, и он ее получит, но тебе нельзя пачкаться его кровью для того, чтобы скрыть присутствие твоей дочери в стенах этого заведения.

У Антенора задрожала рука от напряжения, он поиграл желваками и разжал пальцы, передавая револьвер Арманду. Каларуш облегченно расслабился, даже нервно улыбнулся. Граф внимательно посмотрел на револьвер, потом на сидящего перед ним хозяина фавелы. Холодный блеск в его глазах испугал Каларуша до такой степени, что тот замер.

— Думаешь, пришло спасение? Ты зря так решил. Я предупреждал тебя, Каларуш, что если с головы моего сына упадет хоть один волос, то..., — он вскинул руку, и звук выстрела слился с удивленным возгласом Антенора. Кровавая дырка во лбу Каларуша не оставляла сомнений в том, что бандит нашел успокоение. Он свалился с кресла, как мешок с мукой, глядя мертвыми глазами в потолок.

— Арманду?

— Что?

— Ты решил нашу проблему.

— Считай, я решил проблему многих униженных и оскорбленных, — довольно спокойно заметил граф. По какой-то причине в кабинет не ворвалась охрана, а в коридоре послышались выкрики, затем шум стал нарастать и уже были слышны топот ног, визг женщин, возмущенные возгласы мужчин и чей — то истошный вопль.

— Полиция!

Арманду мгновенно среагировал и бросился к столу Каларуша. В одном из ящиков нашел оружие и, вставив его в руку бандита, выстрелил в стену, чтобы создать впечатление перестрелки.

— Поверь, мне будет проще выкарабкаться из этой ситуации, чем тебе. Это мой сын был похищен, но никому нельзя знать о пребывании твоей дочери в борделе. Иди и забери ее, пока не поздно. Антенор, я сам разберусь с полицией, — выкрикнул Арманду, заставляя своего друга действовать. Антенор выскочил в коридор навстречу мечущейся толпе проституток, клиентов и представителей закона.

— Сеньор Сиприану, — за его спиной возник Хулио Алсо, — дальняя комната. Немедленно уводите их через черный ход. Где граф де Соза?

*****

Из-за густонаселённости дома в фавелах были налеплены один над другим. Дома без крыш, грубо сколоченные бараки, узкие улочки со свалками мусора и зловонные каналы в самых дальних местах от цетральной части города создавала впечатление нищеты и заброшенности. Лабиринт темных извилистых улиц в этих трущобах мог завести в гости к наркобарону или сутенеру, а каждый человек, встретившийся по дороге, мог быть вооружен до зубов. На улице, громко крича и размахивая пистолетами, какие — то бандиты угрожали прохожему, заставляя его отдать все, что он имел. От смерти его спасли полицейские, внезапно появившиеся на улицах фавелы. Бандиты заметили их и бросились в рассыпную, стараясь исчезнуть в темноте узких коридоров. Поднялся крик, полсышались крики и тот, кто еще находился на улице стал прятаться по домам, потому что каждый знал, что, когда стреляют, надо бежать и прятаться. Услышав выстрелы, один из бандитов нырнул в первую попавшуюся дверь, в спешке перелетев через высокий, до колена, порог и едва ли не вылетев через единственное окно в комнатушке. За ветхой дверью слышались крики, свистели пули и топот множество сапог. Представители военной полиции залетели в дом и скуртили беглеца. Так происходило везде, где встречалось сопротивлением. Облава вошла в самый разгар. В это же время мобилизованные по приказу Хулио Алсо передвижные отряды полиции окружили разбросанные по городу притоны, чтобы одновременно схватить всех, кто там находился. Перед суперинтедантом открыли дверь «Miragem», и полиция рванула в зал, проверяя все подсобные помещения. Перепуганные или возмущенные клиенты были окружены для проверки документов, но основная цель — хозяин этого заведения находился где-то в недрах этого здания.

Из одной из комнат послышался женский визг и Алсо направился туда. Женщина извивалась, вырываясь из рук полицейских, визжала и царапалась. На полу лежали несколько человек, которых скрутили представители закона, но внимание интенданта привлекли не они, а женская фигура, которая лежала тут же на полу в луже крови.

— Это уже убийство! Теперь простое обвинение в сутенерстве превратится в обвинение в тяжком преступлении, как убийство.

— Я не виновата! — закричала Нина. — Я такая же жертва этого Каларуша и Кузеньяйру, как все здесь находящиеся девочки. Они заставляли меня. О, боже, сеньор офицер, разве я — слабая женщина, могла противостоять таким страшным людям, как Каларуш? Нет! Я — их жертва!

Женщина продолжала сопротивляться и орала, что она ни в чем не виновата и оказалась здесь случайно.

— Я дочь дона Педру Муньоса, бывшего владельца ресторана, и не знаю, что здесь происходит. Меня привели сюда силой! — Нина лихорадочно искала оправдания для своего присутствия, но чем больше она кричала, тем более запутывалась в собственной лжи. Когда ее вытащили из здания к тюремным каталажкам, она заверещала и вырвалась из рук двух полицейских, заметавшись среди людей. Но продолжалось это недолго, потому что из группы стоящих в оцеплении работниц "Miragem" выскочило несколько девушек и обрушило свой гнев на голову Нины, осыпая ударами и таская ее за волосы. Полицейские оттащили Нину, и вся избитая, в пыли и со всклоченными волосами, она производила впечатление загнанного животного, способного на последний смертельный бросок. Ее забросили в тюремный фургон и захлопнули дверь.

****

Около "Miragem" было шумно и многолюдно от того, что происходили задержания. Были арестованы и те, кто работал в этом заведении и даже клиенты не избежали этой участи, и теперь некоторые из них беспокоились о том, что может подвергнуться огласке их пристрастия. И только влюбленная парочка мало на кого обращала внимание.

— Если ты любишь другую, то не услышишь от меня признаний в любви, я буду скрывать ее, но я буду любить тебя на расстоянии, — девушка прижималась к молодому человеку, обхватив его за талию, а он гладил ее волосы и целовал заплаканное личико.

— Но я буду говорить о своей любви только к тебе, бесценная моя. Я не думал, что ради меня ты способна поднять весь свет на ноги. Я еще многое о тебе не знаю, любовь моя. Я поражен твоей преданностью и силой любви.

— Я так испугалась за тебя, — она была готова отвечать на его поцелуи, не прячась ни от кого, предъявляя свою любовь всему миру. — Я боялась потерять тебя. Я даже готова тебе уступить.

И спрятала свое лицо у него на груди, прислушиваясь к тихому смеху.

— Нет уж, теперь я на тебе женюсь, ты не сможешь отвертеться. Поцелуй меня еще, — мир для них сузился до маленького пространства вокруг них.

— Мне надо столько сказать тебе, бесценная моя, но прежде ответь, ты согласна выйти за меня замуж?

— А твой отец?

— Это я женюсь на тебе, а не он. Если ему что — то не нравится, то ему же хуже.

Арманду вышел из здания в сопровождении суперинтенданта, который не стал арестовывать графа, а лишь попросил явиться в полицию для дачи показаний по поводу происшедшего в «Miragem». Антенор протянул своему другу руку, то ли приветствуя, то ли благодаря, это был их молчаливый диалог. Габриэл, прибывший в самый разгар облавы, стал свидетелем ареста многих служащих этого заведения, в том числе Ванансио Кузеньяйру и Нины Муньос, которая и в такую минуту пыталась играть роль оскорбленной добродетели. Впереди предстоял тяжелый и затяжной процесс по деятельности филиала Цви Мигдаль по всей стране, но сейчас все радовались благополучному завершению дела.

Алессандра соскочила с ножки экипажа и бросилась к Эдеру и Лусии, но крепкая мужская рука перехватила ее на полпути.

— Не подходи к ним, дорогая, — Хулио одернул свою невесту. — Разве ты не видишь, что ты лишняя? Он любит другую женщину.

— Я… Я всего лишь хотела выразить свою радость из-за благополучного исхода.

— Вот и выразишь позже, как своему другу, а не жениху. Поняла, любовь моя? — он наклонился к ней, поцеловал властно, ставя на ней клеймо его собственности. — Не забывай, что у нас скоро помолвка.

*****

Спустя месяц

Процесс над Цви Мигдаль приобрел широкий размах по всей стране. Полицией были арестованы несколько сутенеров, занимавшихся поставками женщин в бордели города. У одного из таких вербовщиков, который был пойман и предстал перед судом, числилось около 30 жен, которых он вывез в Южную Америку для работы проститутками. Но в большинстве своем судебная машина буксовала потому, что не находилось свидетелей, способных положить конец деятельности Цви Мигдаль. Многие из них были запуганы, некоторые просто исчезли, а другие не желали афишировать род своей деятельности. Те же проститутки, кто дал показания и не имел покровителя, готового предоставить честный способ зарабатывания денег, возвращались туда, откуда приехали. Катарина-Лаура тоже дала показания и сделала это только из-за привязанности к молодому виконту. Ей так же было предложено вернуться в Польшу, но она отказалась, так как граф де Соза дал ей возможность остаться в Бразилии, работая прислугой в его доме. Кузеняйру был осужден вместе со всеми пойманными сутенерами, которые подали массовую аппеляцию и после уплаты огромных штрафов были депортированы в Уругвай. С Ниной Муньос было иначе: свидетельства об убийстве нескольких проституток позволили осудить ее на большой срок, она была помещена в тюрьму и, возможно, быстро освоилась благодаря своему характеру, заняв определенное место среди тюремной братии. Массовые аресты с последующим выпуском на свободу говорили о том, что уровень покровителей у сутенеров был выше уровня покровителей у судейских чиновников, ведущих с ними борьбу. Хулио Алсо считал, что его война не закончилась. Радовало то, что его молодая жена требовала внимания, и он имел возможность отвлечься от служебных неприятностей.

После непродолжительной болезни умерла донья Инес, видимо, сказались действия Стаси, которая исчезла с поля зрения Лукаса и ее не смогла найти полиция, когда он обвинил ее в отравлении матери. Измученный хлопотами погребения и последними переживаниями, он выглядел потухшим и совершенно несчатным. Карина, как любая чувствительная девушка, склона была думать, что только она сможет своим сочувствием вылечить его душевные раны.

— Мне не нужно одно сочувствие, — Лукас взглянул на девушку, которая стояла рядом с ним в похоронной процессии, — мне нужна твоя любовь и доверие.

— В сложившихся обстоятельствах ты слишком торопишь время. Подорванное доверие сложно заслужить заново.

— А любовь?

Карина опустила голову, не хотела признаваться, что ее чувства остались неизменны, но и выкидывать белый флаг гордость не позволяла. Ее молчание Лукас воспринял, как душевное сомнение и, как только предоставился случай, бросился убеждать девушку в собсвенных чувствах.

— Я люблю тебя, Карина. Я люблю тебя, жизнь без тебя лишена смысла. Ни одна земная женщина, не будет так счастлива, как ты, если только одним жестом или взмахом ресниц позволишь мне приблизиться. Любимая, — прошептал Лукас, склоняясь к ее руке, — любимая, вернись ко мне.

Карина не отдернула руку, а наоборот, погладила его по волосам.

— Я думаю, что нам стоит начать все сначала.

*****

Свадебный кортеж был потрясающим, ведь женился представитель португальской аристократии, старинного рода Мендесов де Соза. Но ни роскошь свадебных украшений, ни костюмов, ни многочисленная публика не могли затмить выражение счастья на лицах молодоженов. Безмерное чувство счастья и спокойствия заполнили душу Лусии, когда они стояли рядом и давали искренние клятвы в любви и верности до самой смерти. Приглашенные гости с восторженным умилением смотрели на влюбленных. Матеуш мягко сжал руку Велмы, которая не отрываясь смотрела на молодого жениха.

— Тебе хорошо?

— Да, я счастлива. Наверно, впервые за столько лет я смогла примириться с собой, и Эдер жив.

Матеуш взглянул на женщину, принимая некоторые ее странности, ее светящееся радостью говорило о ее душевном спокойствии. Алисия и Габриэл переглянулись, и Брандау поискал глазами свою дочь. Карина стояла рядом с Лукасом. Возможно, между ними произошел серьезный разговор, потому что его дочь выглядела строгой.

— Дорогая, что происходит между Кариной и ее женихом?

— Война полов.

— Что?

— Всего лишь любовная размолвка, но наша дочь сможет одержать победу.

— А где Кассио и Мари? Я недавно видел их рядом с Кариной, — он обратился к Ане.

— Габриэл, — Ана тихо засмеялась, — эта воркующая парочка всегда застревает где — нибудь. Ума не приложу, как они умудряются находить такое количество укромных уголков.

Арманду стоял в первом ряду, но по его лицу нельзя было прочесть его истинные чувства, которые он испытывает. Граф оказался прав, когда сказал Антенору, что выберется из этой ситуации без особых трудностей, да и Хулио Алсо не стал дотошно докапываться сути проишедшего. Арманду был обвинен в убийстве Каларуша, но тут же оправдан с формулировкой необходимая самозащита, после этого Хулио пригласил все семейство де Соза на собственную свадьбу. Сделал он это не только потому, что они стали хорошими друзьями, но и для того, чтобы лишний раз дать понять Алессандре, что Эдер де Соза отныне всего лишь друг семьи и не более. Сейчас они отсутствовали, потому что Алессандра неожиданно изъявила желание поехать в Америку, чтобы посмотреть, как и чем живут большие города. В ее голове, видимо, опять созрел план, и ей пришлось приложить массу усилий и привести большое количество доводов, чтобы приобщить к этому своего мужа.

— Не желаешь видеть, как Эдер де Соза станет чужим мужем?

— Хулио, по-моему, это у тебя болезненное отношение к нему! Я намерена смотреть только в будущее, которое связываю только с тобой, — горячий поцелуй сопровождал это признание, — ты мой мужчина.

Немного в стороне маячил Жайме Рибейру, который все еще служил у графа, несмотря на то, что собирался жениться на богатой наследнице по имени Валеска Каларуш. Все, что осторожный Каларуш смог припрятать, оказалось в руках матери Валески, которая за годы жизни с таким деспотом, научилась быть тенью, но очень наблюдательной, поэтому смогла сохранить большую часть состояния.

Арманду был, как всегда, спокоен, беспристрастен, чуточку высокомерен, и только его близкие знали, что все это маска. Он вздохнул, посмотрев на рядом стоящих Антенора и Габриэла.

— У меня ощущение, что я полностью утратил контроль над ситуацией и над собой.

— Отчего же?

— Сначала Мария дель Кармен, теперь Эдер своенравно бросили мне вызов, связав свои жизни с людьми, которые совсем не подходят им. Вот, скажите мне, на кого они только похожи?!

Антенор усмехнулся, его не обижали эти слова, а скорее веселили. Нельзя было сердиться на человека, который решительно избавил семейство Сиприану и многих других от зловонного дыхания Цви Мигдаль.

— На тебя, друг мой, они похожи на тебя, особенно сын.

Женщины едва сдержали улыбки, а Линда погладила руку своего мужа.

— Тебе надо измениться, милый. "Мир не меняется, меняется только человек. Мир изменится и погибнет только тогда, когда на земле исчезнет последний смертный, способный любить"[1].

[1] Лора Бекэтт