глава 12

Габриэл с доном Джильберту зашли в неказистое здание, но попав внутрь, были удивлены роскошью, от которой веяло пороком. Нагромождение дорогой мебели, тяжелые бархатные портьеры, ковры и безделушки заполняли пространство зала, и женщины, разодетые в дорогие, от этого немного вульгарные платья, произвели на них впечатление.

— Сеньоры, рада вас видеть среди своих клиентов, — к ним подошла дама средних лет, своим неподвижным взглядом посмотрела на Габриэла и дона Джильберту. — Хотите столик или партию в покер?

— Начнем, пожалуй, с вина, — Дон Джильберту засуетился, и когда они сели, прошептал, — мне не по себе в этом заведении, не знал, что подобное увижу.

— Дядя, мы пришли сюда по делу, а не развлекаться. Думаю, у этой хозяйки заведения вряд ли что узнаешь, ей невыгодно раскрывать секреты своих клиентов.

— Тогда что будем делать?

— Станем ее клиентами.

— О, боже, что я скажу твоей тете!

— Доне Милене не обязательно знать, что происходит за этими дверьми.

— Габриэл, я не уверен, что смогу…

В этот момент к ним подошла хозяйка заведения.

— Вы довольны вином? Оно у нас из Испании.

— Вино великолепное, сеньора …

— Сеньора Хильда к вашим услугам, — представилась женщина. — Могу ли предложить вам собеседников, чтобы хорошо провести время в хорошей компании?

Габриэл кивнул, посмотрев на своего дядю, который нервничал, не смотря на свой возраст. И тут же за спиной хозяйки появились две прелестницы, кокетливо улыбаясь, и подсели за столик.

— Сеньоры, желаю хорошо провести время, — сеньора Хильда отошла.

Играла музыка, посетители разговаривали друг с другом, а кто с женщинами, предоставленными сеньорой Хильдой, иногда некоторые из них скрывались в недрах дома, уводя за собой смеющихся чаровниц.

— Дорогой, я могла бы показать, что находится за теми дверьми.

— И что же?

— Рай и блаженство, которое не могут дать благостные и чопорные жены. Мы останемся наедине, где ты сможешь получить отдых тела и души.

Габриэл усмехнулся, но решив идти до конца, встал.

— Что ж, я готов открыть ворота рая, — молодая кокотка подскочила и повисла на его плече, утаскивая его за плотные дверные портьеры.

Внутренние помещения на втором этаже были более тесные, чем нижний зал, но и здесь был отпечаток порока, который выразился в дорогой обивке стен, портьерах и, главное, сладострастных звуках, что раздавались из комнат. Габриэл сел на краю кровати и напряженно всмотрелся в порочное лицо cortesã[1] .

— Чем же еще можно здесь заняться?

— Ну, если только после останутся силы, можно спуститься вниз и сыграть в карты. Там донья Хильда устраивает игру в дальней комнате, — девочка замолчала, испугавшись, что выболтала что — то лишнее незнакомому клиенту. — Ты сказала, что ваша хозяйка устраивает здесь по ночам, партии в покер на очень большие ставки?

— Да, но это только для посвященных, тех, кому донья Хильда доверяет.

— И дон Рафаэл здесь частный гость?

— Да, и его племянник дон Виторио, только он еще не делал крупные ставки, как дон Рафаэл.

— Что ты имеешь в виду? Говори немедленно, а то я расскажу твоей хозяйке, что ты страдаешь болтливостью и рассказала мне все тайны вашего дома.

— Не говорите, сеньор, если она выгонит меня, как я буду зарабатывать на жизнь? Я все расскажу, что знаю. Дон Виторио просаживает здесь свои деньги раз в неделю, но в последнее время я его не видела, а дон Рафаэл появляется редко, но когда-то он и моя хозяйка были очень дружны, а донья Хильда говорила, что этот человек приносит ей неплохой доход, поэтому она готова помогать ему во всем.

— Что именно она имела в виду?

— Не знаю, я на самом деле не знаю. Вот только на прошлой неделе, она посылала дону Рафаэлу весточку о каком-то человеке, который здесь ошивается.

— Кто он? Клиент?

— Да, да, я его плохо знаю, но Капи знает, он ее клиент.

— Кто такая Капи?

— Девушка, такая же, как и я.

— А тот человек здесь?

— Нет, он тогда очень проигрался и больше не показывается.

Габриэл встал и прежде, чем выйти бросил на пастель деньги.

— Я думаю, тебе не стоит рассказывать своей хозяйке то, что рассказала мне.

— Хорошо, сеньор.

Габриэл вышел в зал, дяди нигде не было, он огляделся, тут же к нему подошла сеньора Хильда, которая умело отслеживала происходящее в зале.

— Вы довольны?

— О, да, весьма недурно, но я хотел бы знать, где мой друг, с которым я сюда пришел?

— Думаю, на небесах, — сеньора Хильда заговорчески улыбнулась.

— Что? — Габриэл растерялся, потому что думал о человеке, который связан с Рафаэлом, а ее слова можно было понять по-разному.

— Не волнуйтесь, я имела в виду на небесах от блаженства.

— А, — до Габриэла дошел смысл ее слов. — Нам надо идти, поэтому прошу вас, сеньора Хильда, не задерживайте моего родственника.

— О! Конечно.

Вскоре появился дон Джильберту, а за ним тащилась развязная красотка, называя дядю милым пупсиком. На его лице блуждала глупая улыбка, которая рассмешила Габриэла.

— Дядя, я посмотрю, вы как кот, который стащил сметану.

— Ох, милый племянничек, я вспомнил былые подвиги. Я и не подозревал, что можно еще почувствовать себя необузданным юнцом, только не вздумай об этом говорить своей тете.

******

С утра Алисия собралась съездить в дом Антунес к Линде, и, взяв с собой Ассунту, направила свою одноколку по дороге к соседней фазенде. Подругам всегда было, что обсудить.

— Мне так бывает одиноко. У тебя есть сестра. Велма такая сумасбродка, что с ней не соскучишься, а я почти всегда одна, — они выходят на прогулку к дальней пальмовой роще. — Алисия, я рада, что скоро стану вашей сестрой, но скажи, Виторио хороший человек? Какой он?

— Почему у тебя возник такой вопрос, или у тебя появились сомнения о будущей свадьбе?

— Нет, но я его совсем не знаю, и у нас времени получше узнать друг друга. Мы мало видимся, а когда встречаемся, но я чувствую себя неловко и не могу произнести ни слова. Как бы мне хотелось быть похожей на Велму. Она такая смелая и решительная, всегда знает, что сказать и нравится мужчинам.

— Она ненормальная, вбила себе в голову, что ей нравится один мужчина и теперь полыхает, как факел.

— О! Ты знаешь, кто этот мужчина?

— Нет, — Алисия вовремя остановилась, не желая раскрывать тайну своей сестры, — но она только о нем и говорит.

— Наверно, он живет в Салвадоре, где она училась, иначе бы мы его знали.

— Да.

— Я тоже хотела бы влюбиться в своего мужа также без оглядки. А твой отец знает об увлечении дочери?

— Нет, но лучше бы он не знал, — они сели на скамью в тени густого кустарника.

— Линда, почему донья Милена и дон Джильберту сегодня странно ведут себя? Так, словно не желают меня здесь видеть?

— О чем ты говоришь? Тебе показалось. Отец занят какими — то бумагами, а мать очень даже приветливо поздоровалась.

— Нет, мне не показалось. Они холодны, словно мы и не собираемся породниться. Линда, ты передумала выходить замуж за Виторио?

— Нет, нет, Алисия, но Габриэл тоже не особенно в восторге от моего будущего замужества.

— Что? А какие причины? Что он говорит? — Алисия удивилась, потому что Габриэл не говорил ей свои соображения по поводу свадьбы Виторио и Линды.

— Ничего, но я точно знаю, что он что — то от меня скрывает.

******

В Жоакине сидел убийца, поэтому Антенор недолюбливал главного надсмотрщика. Одно дело — наказать провинившегося раба, другое — убить человека. Питанга валялся в ногах дона Рафаэла, который сидел, развалившись, в кресле, а рядом стояла донья Хильда.

— Питанга, ты решил заговорить? У тебя деньги закончились? И ты решил заговорить! Ты меня разочаровал, Питанга. Только благодаря донье Хильде мы смогли перехватить тебя первыми, а то молодой Брандау слишком близко подобрался к нашему другу Питанги.

— Хозяин, я вовсе и не хотел болтать, так по пьяни получилось! Но я ничего не сказал! Ничего! Я его даже не видел! Я ничего не скажу и впредь, только отпустите меня.

— Да ты ничего не скажешь, ты ведь не дурак, поэтому будешь молчать, как мертвец, — дон Рафаэл рассмеялся своей шутке, а Жоакин, державший Питанги дернулся и перерезал ему горло. Кровь брызнула на пол.

— Жоакин, что ты наделал? Я же пошутил! Как я теперь узнаю, что успел наболтать этот прохвост Габриэлу Брандау.

Жоакин отбросил тело Питанги от себя.

— Хозяин, простите, я не подумал.

— Он ничего не успел наболтать, я увела его сразу наверх, чтобы он не смог встретиться с тем сеньором.

— Черт! Питанги много знал об этой сделке, не зря же подрабатывал провокатором, — дон Рафаэл засмеялся, — подзуживать он был горазд, цены ему не было в этом деле. Что ж, почил наш друг, отдадим ему почести и начнем жить заново. Антенор, надо узнать, где он обитал и просмотреть все, что осталось после него, Жоакин тебе убирать труп.

Дон Рафаэл встал, обняв хозяйку заведения.

— Милая, что бы я без тебя делал?

— Может, останетесь на ночь, дон Рафаэл?

Дон Рафаэлзасмеялся, выходя вслед за доньей Хильдой.

— Антенор, помоги перетащить этого пекари.

— Нет! Ты сделал ошибку, тебе и убирать.

— Какие мы правильные! Как будто за тобой не числится ни одна человеческая душа, загубленная под твоим кнутом, ты ради хозяина глотку любому перегрызешь.

— И тебе тоже! Думай, что хочешь, но убирать будешь ты, а у меня другое поручение, — Антенор вышел, а надсмотрщик стал заворачивать убитого им бывшего соучастника.

*******

Дон Рафаэл стоял в гостиной дома ди Кошта, оглядывая стены, украшенные картинами и зеркалами. Зеркал было много, они сверкали, создавая впечатление чьего-то присутствия.

— Доброе утро, сеньор Брандау, я рада видеть вас в своем доме, — Каталина спустилась со второго этажа, пышущая здоровьем и утренней негой.

— Сеньора Каталина, вы прекрасны, как прекрасный цветок, умытый утренней росой. Я хотел бы, чтобы вы называли меня просто Рафаэл.

— О, Рафаэл, вы настоящий кабальеро.

— Слабой женщине нужен мужчина, способный ее защитить, снять с нее груз проблем и восхищаться ее красотой. Я могу стать таким мужчиной.

Каталина кокетливо засмеялась, закатывая глаза в потолок, а в ее спальне около приоткрытой двери в напряженной позе стоял Виторио. Приход дяди застал их врасплох.

— Черт, как теперь мне отсюда выйти? Как долго Каталина будет с ним кокетничать? Забавно, мой дядя решил приударить за красивой женщиной, пока нет рядом жены, — мысли Виторио мгновенно заработали, выискивая для себя выгодную сторону такой ситуации.

— Конечно, одинокой женщине приходится туго, особенно в ведении банковских дел, но что поделаешь?

— Красивые женщины должны развлекаться и украшать наше общество своим присутствием, — он поцеловал протянутую женскую ручку.

— Я это уже слышала, то дальше слов ничего не идет. Вы только обещаете, то слова не держите.

— Как вы могли обо мне так подумать, я человек слова и чести. И буду рядом с вами, если вы подпустите меня к себе, — его плотоядный взгляд пробежался по женской фигуре с ног до головы, а Каталина прекрасно поняла, куда клонит ее гость. Возможно, она бы возмутилась, но боялась, что громкий разговор привлечет внимание ее любовника, и придется оправдываться перед ним.

— Я подумаю, сеньор Сан-Марино. Благодарю за визит, а сейчас мне необходимо заняться делами.

— Хорошо, думайте над моим предложением, а сейчас примите приглашение приехать ко мне на фазенду, чтобы оценить мои возможности и ак кстати, скоро празднование дня Носса Сеньора Апаресида. У нас будет праздник, где красивой женщине есть где развлечься.

— Хорошо, дон Рафаэл, я обязательно воспользуюсь вашим приглашением, — ей понравилась эта мысль. Она проводила дона Рафаэла к двери, принимая поцелуй руки на прощание и вернулась обратно. Виторио стоял в гостиной и ждал объяснений.

— Почему мой дядя позволяет так разговариватьс тобой? Неужели ты дала повод?

— Любимый, ты же знаешь, что я плохо знакома с твоим дядей. И я не понимаю, почему тебе не нравится наше знакомство с доном Рафаэлом?

— Потому что оно может стать слишком близким. Мой дядя не из тех мужчин, которых долго будет устраивать простое лобызание ручки.

— Неужели ты ревнуешь? О, Виторио, я люблю тебя. Ты должен мне доверять, ведь ради тебя я пошла на многое.

— Я знаю, милая, но мне нужна твоя помощь. Я подумал о том, что моего дядю надо контролировать, иначе я останусь без наследства, а я не могу позволить остаться ни с чем. А это означает, что я не смогу жениться на тебе.

— Дорогой, я готова отдать тебе не только свое сердце, но свое состояние, только женись на мне. Неужели траур по моему мужу такое неизменное правило, которое нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах?

— Нет, хватит этих сплетен, которые появились сразу после смерти дона Лукаса, что он умер не своей смертью, слишком уж подозрительно, а если ты снимешь траур, да еще и выйдешь замуж так быстро, то эти слухи появятся снова и тогда полиция может тобой заинтересоваться.

— Ты прав, нам не нужны лишние пересуды. Так, о чем ты хотел меня попросить?

— Я хочу, чтобы ты сблизилась с моим дядей и проследила, что скрывается за его частными поездками в город, о чем постоянно шепчутся управляющий и дон Рафаэл. Сделай это ради нашей любви, — он поцеловал женщину, которая после поцелуя была готова на любые жертвы.

*****

Ассунта лежала в объятиях Эдера на сеновале, довольная тем, что добилась любви этого красавца.

— Эдер, ты меня любишь?

— Угу, — он потянулся, — конечно.

— А как ты любишь?

— Просто.

— Ну, как?

— А вот так, — его рука залезла под ее подол, Ассунта взвизгнула и зашлась в смехе.

— Прекрати, Эдер.

— Тогда не спрашивай, — он отвернулся и как будто заснул, но он делал вид, думая о молодой хозяйке. «Эта сеньорита себя ведет, как сумасшедшая, и ее выходки скоро заметят все. Ей не терпится вкусить запретный плод, только она не знает, что обратной дороги не будет. А что дальше? Мы никогда не будем вместе, никогда не будем любить друг друга свободно и открыто. Так, о чем это я? О какой любви я думаю? Раб и хозяйка, игрушка в ее руках, захотела взяла, захотела сломала и выкинула. Нет, моя любовь — это свобода, и никакая женщина не сможет заменить мне эту мечту. Разве Велма может мне дать то, чего я хочу, нет, с ее характером, она скорее привяжет меня к себе, пока я не задохнусь». Эдер вздрогнул от раздавшегося сверху насмешливого голоса.

— Воркуете? — Жоакин нависал над ними, покручивая в руках знаменитую жоакиновску плеть с раздвоенными концами. Она разрезала воздух и опустилась между Эдером и Ассунтой, задев парня.

— Что скажет хозяйка, когда узнает, чем занимается ее горничная? Что скажет, когда узнает, что ее служанка забыла свои обязанности в объятиях любовника? — Жоакин ехидно улыбался, наблюдая за испуганным выражением лица Ассунты. Эдер встал, отряхиваясь.

— В чем дело, Жоакин? Ты исходишь слюной из-за зависти или по какой — то другой причине?

— Зависть? Ах, ты мерзавец, я научу тебя вежливости! Запомни, ко мне надо обращаться, сеньор Жоакин, сеньор! — он замахнулся, собираясь ударить парня в очередной раз, но тот перехватил плеть, накручивая на запястье.

— Я не боюсь тебя, Жоакин! Плевать я хотел на твои угрозы. Ты знаешь, что если бы мы были в равном положении, я бы с легкостью убил тебя, и глазом моргнуть не успел бы.

— Мерзавец, отпусти плеть!

— Хотя можно пересмотреть свои принципы — не бить слабого и идти на врага с открытым лицом, может, для тебя сделать исключение и удавить где-нибудь в темном уголочке нашей огромной фазенды?

— Смотри, Эдер, я дождусь момента, когда тебя повесят у столба и располосую твою спину на ремни, — Жоакин трусливо отступил, но сверкнул глазами на Ассунту, вызывая в ней страх. Как только надсмотрщик исчез, девушка прижалась к Эдеру.

— Я боюсь, я его боюсь, он не успокоится, пока не навредит нам.

— Не бойся, будь только рядом со мной, — он поцеловал Ассунту, — не бойся.

— Он — трус, поэтому будет мстить. А может быть, спросить хозяина, и он разрешит нам пожениться?

— Не знаю.

*****

Антенор испытывал угрызения совести, как никогда в жизни. То, что он делал для хозяина и был его правой рукой делало, его соучастником мошенничества, мучило его.

— А теперь этот мерзавец Жоакин превратил нас в убийц, но я никогда не преступал черту жизни и смерти другого человека, а теперь вид этого несчастного будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь! — разговор сам с собой не добавлял спокойствия. Антенор вернулся на фазенду в надежде найти успокоения в глазах своей любимой Аниты. — Как я буду смотреть ей в глаза, если она поймет, что произошло вчера?

— Антенор, что с тобой? Почему ты разговариваешь сам с собой?

— Любимая, я не разговариваю, я думаю вслух.

— О чем же ты думаешь?

— О тебе, — Антенор не соврал, но опустил глаза.

— Ты не забывай, что у меня бабка колдунья, я все прекрасно чувствую, поэтому не хитри. Ты ездил с хозяином в город?

— Да, у него были дела по продаже кофе. Я помогал ему.

— Неужели продажа кофе может так взволновать человека, что он становится не похожий на себя?

— Не мучай меня, душа моя, мои грехи останутся со мной, и за них я отвечу рано или поздно, но они не касаются тебя. Ты единственный солнечный луч, заплутавший в моей темной душе.

Анита прижала к своей груди его голову, стараясь успокоить и согнать мрачное выражение с его лица.

— Я всегда буду с тобой, что бы ни произошло.

— Чистая душа моя, — он обнял девушку и прошептал, — мне нужно твое прощение.

— Ты его получишь, разве я могу не простить тебя? Ты словно страдаешь от тяжелой тоски, — они соединились в танце губ, — я же чувствую тебя, я слышу твое дыхание, почему же ты страдаешь?

— Я перед неразрешимым выбором, словно на перепутье, и не знаю, что предпринять, но ты не должна думать об этом. Это мой крест и мой выбор.

Со стороны дома послышались голоса, зовущие управляющего, поэтому Антенор, поцеловав Аниту, собрался уходить.

— Постой! Почему твой поцелуй отдает обреченностью? Антенор, что случилось? — интуиция Аниты усилила беспокойство мужчины.

— Нет, тебе кажется, душа моя. Ты должна верить в мою любовь и больше никому и ничему.

— Я верю, — прошептала девушка вслед уходившему любимому.

Антенор явился в кабинет хозяина, который вальяжно сидел на диване, с блаженством смакуя красное вино.

— Антенор, приведи мне эту светлокожую рабыню, как ее зовут?

— Анита, хозяин.

— Да, Аниту, я хочу с ней поговорить. Хочу посмотреть на сладкоголосую птичку, — дон Рафаэл предвкушал очередное развлечение, — помню, у старого Брандау были красивые рабыни и мне они очень нравились. А эта? Красива?

— Разве вам разонравилась статная Зелия? — Антенор старался увести разговор об Аните в сторону.

— Все приедается, но эта рабыня вызвала во мне особый интерес.

— А если узнает ваша жена донья Мария о том, что в вашем кабинете бывают рабыни?

— Моя жена — мудрая женщина. И почему ты, Антенор, ищешь причины, чтобы не выполнять мое указание?

— Нет, хозяин. Эта девушка сейчас на плантации, — первое, что пришло в голову Антенора дало ему временную отсрочку.

— На плантации? Мне не нужна плантационная рабыня, в них нет гибкости, нет нежности кожи…

— Они проводят слишком много времени на солнце и не отдыхают, обрабатывая кофейные деревья.

— Антенор, мне показалось или я слышу ноты сочувствия в твоем голосе? Когда — то мой отец, умный и образованный человек, рассказывал мне о сущности рабства и его истории. А знаешь ли, Антенор, что рабство — это одна из самых древних сторон человеческого общества? Всегда существовали люди, которые были в полном подчинении других, и это было смыслом их жизни.

— И всегда были смельчаки, нарушающие эти порядки.

— Ты о ком, Антенор?

— Зумби[1]

Рафаэл засмеялся.

— Ты об этих грязных огрызках. Это редкие негодяи, которых необходимо просто уничтожать, как зловредных насекомых. Ты сам знаешь, насколько они глупы и злобны, и если и рабов не держать в узде, они разрушать все и перебьют всех белых.

— Мы с вами тоже не невинные мальчики.

Рафаэл опять захохотал, ему понравилось сравнение.

— Уж конечно, но вот что я скажу, Антенор, в соседнем поместье хозяин открыл школу для рабов, есть больница для черномазых, к нам приезжают священники, которые пытаются приобщить рабов к истинной вере, но я никогда не слышал, чтобы вольные черномазые открывали школы для белых детей или что — то сделали полезное для общества, но вспомни о Манделипе, который вырезал европейцев на Гаити, только потому, что они белые. Так что мои взгляды на рабов не изменятся. Они итак подняли голову слишком высоко, скоро и кнут не поможет. Ладно, на сегодня хватит политики, позови мне Зелию.

[1]Легендарный герой, символ сопротивления в Бразилии