Глава 12

Анхелика еле сдерживалась, чтобы не высказать Антонио свое недовольство. Она не хотела чувствовать себя жертвой этой ситуации, когда ее мужчина разрывается между ней и другой женщиной, а ребенок часто становится предлогом, чтобы увидеться со своей бывшей пассией. Чтобы он ни говорил о любви к малышу, она знает, что он думает и о его матери. Она не будет рвать на себе волосы из-за любовного разочарования, она уйдет первой без выяснений и скандалов. Если она будет тянуть время в ожидании того, что Тони опомнится и отдаст ей предпочтение, то превратится в даму преклонного возраста с сомнительной надеждой на встречу с реальной любовью и с неустроенной личной жизнью. В конце концов, можно заняться карьерой, потому что предложения на съемки поступают с регулярным постоянством. Пора выкинуть из сердца и из головы мужчину, который никогда не принадлежал ей, а только находился рядом по стечению обстоятельств. Последней каплей стал его отказ отметить День Святого Валентина, который был для нее не просто праздник, а символ их любви. В последнее время в их отношениях не было ни капли романтичности, а Анхелике хотелось и цветов, и мягкого плюшевого медведя с большим сердцем и нежных слов. Она планировала, что они поедут позагорать на одном из пляжей, выпьют настоящий кубинский кофе и попробуют вкуснейших крабов в одном из кафе, находящихся на ближайшей улице. Потом бы они прошлись между торговыми рядами открытой ярмарки искусств, а ночью она заставила бы его думать только о ней и ни о ком больше. Анхелика увидела в окно, как подъехала машина Антонио и из нее вышла эта негодяйка. Она светилась, цеплялась за рукав мужчины, болтала с ребенком, которого держал на руках отец. Анхелика была лишней на этом празднике семейной жизни, но если эта девчонка думает, что победила, то напрасно, своих унижений она ей не простит. Женщина чертыхнулась и, схватив сумку, выскочила на улицу.

— Вот и причина твоих исчезновений, — она налетела на Машу, ударяя ее сумкой. Машка, взвизгнув от неожиданности, отскочила и спряталась за Тони.

— Сумасшедшая! Совсем с катушек съехала!

— Я тебе покажу, как кокетничать с чужими мужчинами.

— Ха! А он знает, что является твоей собственностью?

— Я сейчас расцарапаю все твое личико…

— А ты попробуй догони!

— Прекратите эту беготню! — Антонио едва сдерживался, чтобы не повысить голос. Его останавливало то, что он держал на руках Сашку, а того веселила игра в догонялки, которую устроила мама. Он прыгал на руках отца, пытаясь принять активное участие.

— У нас такая игра называется третий лишний, — Маша в очередной раз увернулась от маленькой сумочки соперницы и захихикала, — не догонишь.

Антонио отдал ребенка выскочившей из дома Лупе, и как только она скрылась за дверью, заорал на взбесившихся девиц. Машка ойкнула и мгновенно ретировалась, оставив Анхелику разбираться совзбешенным парнем.

*****

Тиссеро намеренно отстранился, сделав шаг назад. За все их встречи он старательно избегал прикосновений и старался всякий раз оказываться подальше от нее, словно одно Машино присутствие вызывало в нем физическую боль. И каждый раз, когда Тони так делал, Маша чувствовала себя так, словно он ее ударил. Если бы ни Сашка, он не подпустил бы ее близко к себе, потому что она ему не нужна. Сейчас, стоя перед ним, Маша сходит с ума от примитивного желания, а он демонстративно отводит глаза.

— А где Анхелика?

— Не твое дело. Она уехала на съемки.

— Что ж так быстро? — Маша хотела уже возликовать, но ее остановил угрюмый взгляд мужчины, прошла в дом и застыла в нерешительности. — Ты не хочешь меня прощать, не прощай. Я знаю, что в своей жизни я наделала столько ошибок, что все не исправишь. Я потеряла твою любовь, я даже смирилась с этим, — у нее блеснули слезы, но она мгновенно отвернулась. — Ладно, у меня нет времени, чтобы говорить с тобой по душам. Где Сашка?

— Наверху. Он спит.

Маша повернулась к нему, пытаясь справиться с нервным подергиванием губ. Они были почти одни в доме, ничто и никто не стоял между ними, а она не могла сосредоточиться. Не упускай шанса, иди до конца, где-то она слышала фразу «страх отнимает половину жизни», что ж она стоит и ждет у моря погоды.

— Мне подняться или ты сам принесешь мне ребенка?

Антонио жестом руки пригласил ее пройти в спальню, где стояла детская кроватка, но Маша не смогла сдвинуться с места. Она не могла зайти туда, где они проводили совместные ночи, занимаясь любовью. «Я не выдержу этой пытки. Любовь моя, я так стремилась к тебе, а ты стоишь безучастный к моим мучениям, не желаешь даже взглянуть на меня. Я помню эту привычку облизывать нижнюю губу, улыбаться немного кривой улыбкой, больше похожей на ухмылку, снисходительно поднимать брови. А носить свои фенечки — у меня нет столько браслетов, как на его запястьях». Неожиданно она пристально посмотрела в его глаза и затем пробежала взглядом по его фигуре.

— В чем дело? О чем ты думаешь?

— Ты не представляешь, насколько сильно можно любить человека. Не имея возможности увидеть его, прикоснуться, можно любить только мысль о нем.

Он схватил ее за руку, останавливая ее признание. Маша испуганно отпрянула от рассерженного мужчины и замолчала. Голос его стал жестким, он защищался от ее влияния и собственного желания уступить.

— Ты помнишь, как говорила, что любишь меня и жить не сможешь без меня? Но ты сделала все наоборот! Ты уехала без объяснений, записки или телефонного звонка. Тебе не было дела до моих чувств.

— Ты считаешь, что я тебя предала? Это неправда! Ты всегда был для меня единственным и неповторимым. А я такая доверчивая была, когда вечерами и ночами просиживала дома, гипнотизируя телефон, и летела на свидание по первому зову. Чего ты молчишь? Я была королевой рядом с тобой, и стала никембез тебя. Были моменты, когда казалось, всё, так плохо, что всё сгорит внутри, а теперь я привыкла к постоянной боли, научилась гасить себя. А еще я помню, как каждый день просыпалась с одной и той же мыслью: «Почему я еще не умерла?» и всерьез думала о суициде. Просто не могла без тебя жить...

Маша сглотнула и застонала, отбиваясь от его рук. Слезы брызнули из глаз, и она неожиданно уткнулась ему в грудь. Она оказалась так близко к нему, что не смогла подавить искушение прижаться к нему. Антонио растерялся и замолчал, ее слова вызвали в нем ослепительную вспышку счастья. Она победила. Голова кружилась от блаженства, она гладила его волосы, плечи, неуклюже путалась с пуговицами одежды в лихорадочном желании почувствовать горячее тело любимого и целиком принадлежать ему.

— Тони, я люблю тебя, я так сильно тебя люблю.

— Я скучал без тебя.

— Я не смогу больше жить без тебя, — она не хотела покидать его объятия ни на секунду, словно в ихтесной телесной связи сосредоточился весь смысл вселенского зарождения человечества. Хотелось плакать от счастья, от восторга

— Каждая встреча с тобой — счастье…

— Каждое прикосновение к тебе — наслаждение…

— Каждый твой вздох — мое продолжение…, — его язык чертил рисунок страсти на обнаженной коже, и ее голова кружилась от смелости и откровенности желаний.

— Я живу в твоих глазах, — Маша шептала признание, стелилась у его ног, каждый раз теряя себя и находя в бесстыдстве чувственных прикосновений. Сладкий вкус кожи сводил с ума, вскрики и стоны смешивались с бессвязным шепотом любовных признаний. Не понимала, как могла быть вдали от него, самого любимого и желанного мужчины, была оглушена счастьем, словно после долгих мытарств и душевных переживаний достигла заветной мечты.

— Я потерял себя, когда ты исчезла, тебя не было так долго, что я привык к боли, нобольше не хочу страдать, больше ничего не хочу, кроме твоей любви, — он прижал ее к мягкому ворсу дивана, заставляя следовать его желанию, провел рукой вдоль ее тела. Она выгнулась навстречу, почувствовала тяжесть его тела и жадные губы, все внутри снова задрожало от нетерпения.

— Люблю, люблю тебя, — это был момент, когда она покорялась, и это вызывало в ней восторг гораздо больший, чем, когда она сама показывала свою силу и влияние. Машу переполнял непонятное блаженство, она ворочалась, смотрела в темноту, улыбалась и мысленно шептала, как заклинание, слова любви. Душа звенела от опьяняющего счастья.

— О чем ты думаешь?

— Любимый, единственный, — Маша лизнула его нижнюю губу. Они валялись на диване среди разбросанной одежды, наслаждаясь чувственно эротическими прикосновениями друг к другу. Антонио поглаживал кончиками пальцев ее лицо и шею, словно заново изучая ее тело, легкими поцелуями исследовал вкус ее губ, раскрасневшуюся кожу щек, нежный подбородок, потом задумчиво произнес:

— У меня складывается впечатление, что между нами осталась какая-то недоговоренность. Я до сих пор не понимаю, в чем ты меня упрекаешь и ведешь себя, будто я предал тебя.

Маша приподнялась на локте и уставилась ему в лицо.

— Я что-то не так сказал?

— Ты будешь утверждать, что между тобой, и Мишель Ферзь не было никаких отношений? И я не заставала ее в полураздетом виде в твоей комнате?

В его глазах плескалось непонимание, он на самом деле не понимал, о чем она говорит. Возможно, она имеет в виду тот вечер, когда Мишель заскочила к нему в комнату, одержимая желанием прорепетировать будущую сцену. Антонио застонал, откидываясь на диванную подушку, а потом неожиданно засмеялся. В его смехе не было веселья, а лишь одно сожаление.

— Я никогда не спал с этой экспрессивной дамой. И это значит, что твои глупые и безосновательные фантазии стали причиной нашего разрыва? Это подло, что ты сотворила с нами из-за собственной дурости.

Он обводил взглядом потолок, не зная, как выйти из этой ситуации, чтобы не взорваться и не наговорить лишнего Маше. Они опять ходили кругами. Как она может утверждать, что любила его, если никогда не доверяла? Ее ревность стала причиной его мучительных сомнений в собственной значимости и достойности любви. Стоп, но он не настолько глуп, чтобы начать накручивать себя и ее былыми обидами, и недопониманием, которые могут привести к очередной катастрофе. Маша натянула на себя плед и молча сидела, сжавшись в комочек, наблюдая за выражением его лица. Ей было страшно, но не потому, что он может накричать на нее или даже ударить, а потому, что он может выкинуть ее из собственной жизни именно сейчас, когда она дотронулась до него, ощутила восторг его любовного прикосновения и всем сердцем желает быть рядом.

— Если нельзя изменить мир, лучше измениться самому, — он прижал ее к себе, целуя любимое лицо. Он хотел быть счастливым и свободным человеком, который умеет любить, а значит, и прощать обиды.