Глава 139. Слишком мало, чтобы делать выводы

Они были здесь. Они снова были вокруг него, эти странные безликие пары, прикосновение которых сулило смерть. Но теперь он тянулся к ним, гнался за ними, а они отступали! Он вдруг понял, что они боятся его такого, как он всё это время боялся их. Теперь он смеялся и протягивал к ним обе руки, а они удирали своими неуловимыми невидимыми шагами и не давали себя поймать.

Вдруг чей-то голос позвал его. Рарок обернулся и увидел Лесу. Девушка сидела на земле, поджав под себя ноги и закрыв лицо руками. Он хотел сделать шаг, чтобы подойти к ней, но вдруг понял, что его ноги приросли к полу, и он не может двигаться. Зато безликие силуэты, заметив новую жертву, устремились к ней.

Рарок схватился за меч — отрубить себе ступни и бежать на обрубках… ковылять на четвереньках, когда ноги совсем откажут… ползти на локтях и коленях, но спасти, закрыть собой, заслонить любимую!..

.......................................................................................................

Он проснулся в холодном поту и чуть не выдал себя криком. Довольно долго таращился во тьму, стараясь восстановить дыхание. Наконец, ему это удалось, но тут же живот скрутил острейший голодный спазм.

Еда была на столе, но Рарок лишь едва прикоснётся к ней, лишь настолько, чтобы не умереть. Остальное пойдёт крысам, зато ему в желудок попадёт совершенно мизерная доза наркотика. Хорошо, что они ещё не травят воду! Бандиты справедливо думают, что вкус еды может заглушить оттенок, который даёт маковый отвар, а вот в воде он будет сразу заметен. Только они не учли, что гладиатор не крестьянин, и вкус еды различает, как истинный гурман, а маковый отвар знает потому, что это лучшее обезболивающее средство, которое было в арсенале главного лекаря Большого цирка.

Но, заявлять об этом, открыто, было бы непростительной глупостью. Они хотят увидеть его идиотом пускающим слюни и тупо глядящим в стену? Они это получат. Гладиатор, который не умеет лицедействовать, недорого стоит, а Рарок стоит дорого!

И он играл опившегося наркотиком. Играл днём и ночью, играл убедительно. Пусть он терял в весе, пусть крохотная доза яда, которую он всё же получал, разбудила его старые ночные кошмары, но никто из его тюремщиков не заподозрил неладное. Руки и рот он вымазывал едой специально, чтобы приобрести ещё более идиотский вид, а крысы помогали ему избавиться от остатков еды, которые могли выдать его голодовку. Маковый отвар на них, похоже, не действовал.

Чтобы не потерять форму, опытный атлет поднимал камень с плоским верхом, служивший ему столом. Это была не та тренировка, которую он предпочёл бы, но даже так он сумел сохранять свои мышцы тугими, чувствуя, как тело превращается в сплошной стальной канат. Правда, однажды, это чуть не погубило весь его замысел.

Как-то раз Рарок увлёкся и не заметил, как у его решётки появился разбойник, исполнявший сегодня роль тюремщика. Обычно, такие надзиратели дежурили снаружи галереи, в которой было несколько ниш, превращённых с помощью решёток в казематы. Приближение охранников всегда было хорошо слышно — разбойники не таились и громыхали сапожищами по каменному полу, но этот оказался не такой, как все. Возможно, он когда-то был охотником, а может быть по привычке уличного грабителя ходил тихо, но однажды в самый разгар тренировки Рарок вдруг услышал за спиной:

— Эй, ты чой-то там пыхтишь? Дрочишь, что ли?

Рарок медленно поставил камень на место и мысленно возблагодарил тьму, не позволявшую из галереи увидеть дальний угол его камеры. Впрочем, этот страж мог взять лампу со стены, и это преимущество превратилось бы ни во что. Поэтому Рарок тут же сел на пол, ссутулился, скорчился и постарался придать своему лицу отсутствующее выражение.

— А, ну, дрочи-дрочи! — разрешил бандит. — Чего тебе ещё делать-то? Ха-ха! А подружка твоя, деваха не промах! Ловко легла под нашего Глума, так он теперь у неё вместо собачки.

Рарок мог бы одним прыжком достичь решётки, и, обхватив сквозь неё этого ублюдка, раздавить его о стальные прутья! Но он сдержался. Не время. Если он сейчас сделает такое, то его просто убьют. Когда настанет час расплаты, все получат своё, в том числе и эта гнусь.

Слова разбойника он принял за обычную подначку и не поверил им, но через пару дней узнал, что это правда. Один разбойник пришёл сменить другого, и когда громко, на всю галерею сообщал тому новости, то со смехом упомянул, что принцесса-то совсем Глума охомутала — так в обнимочку и ходят! Потом они некоторое время придавались воспоминаниям, и в частности упомянули лихой поступок «принцесски», которая в качестве доказательства их с Глумом близости швырнула атаману под ноги простыню, отмеченную своей девственной кровью.

Рарок был потрясён. Леса? Не может быть! Нет, он вовсе не осуждал её за это — девушка пыталась выжить, и это было её право действовать так, как она считала нужным. Но как же так? Она была до сих пор невинна? Но ведь он сам видел их тогда с Луцием… Впрочем, что он видел? Безумной красоты девушку и юношу, которые спали в обнимку обнажёнными. Помнится, у него аж дух захватило от этого зрелища, настолько оно было красиво! Правда потом всё заслонила багровая пелена ревности… Но, что он мог при этом подумать? То, что и подумал — что эти двое любовники. Да, ревность… Хорошо ещё, что удалось погасить, пусть и не полностью это мерзкое чувство, ведь на Лесу у него не было никаких прав.

А ведь девушка пыталась сказать ему правду, но он не стал слушать, а вот теперь понял, каким был тогда дураком! Хотя, что это теперь-то меняет? Леса замужем, пусть это и разбойничий брак, но спит она с мужем, по-настоящему. И что с того?

Рарок, размышляя над этим фактом, понял, что не испытывает сейчас ни ревности, ни гнева. Он любил Лесу, но она выбрала не его. Это бывает. Правда, он не верил, что Леса любит своего мужа-разбойника, но ведь это тоже бывает. В конце концов, она вольна выбирать себе мужей или там любовников по своему усмотрению. В этом смысле мнение Рарока о ней не изменилось, но если он узнает, что этот Глум обращается с женой плохо, то она быстро овдовеет, не будь он чемпион арены!

В любом случае, Рарок за Лесу волноваться перестал. (Или почти перестал.) Сейчас его больше беспокоило состояние Луция. Парень сидел в смежной камере, и Рарок видеть его не мог, но слышал хорошо. Увы, но Луций не догадался поступать, как он, и маковый отвар постепенно делал своё дело. До гладиатора то и дело доносились, то бормотание, то пение, а иногда негромкие бессвязные вскрики. Если так пойдёт дальше, то парень окончательно сойдёт с ума. Все попытки Рарока заговорить с ним, предупредить окончились неудачей. Луций, по-прежнему, не понимал его, а теперь, наверное, вообще, не воспринимал, словно не слышал.

Гладиатору оставалось только надеяться, что случай вырваться и вытащить этого мальчишку, представится раньше, чем разум покинет Луция окончательно. Но если это действительно случится, Рарок избавит друга и ученика от позора безумия. А пока, ему оставалось только подражать тем звукам, которые издавал несчастный парень за стенкой, чтобы убедительнее играть опоённого наркотиком узника. И он играл перед тюремщиками и… перед Лесой.

Она приходила к ним несколько раз. Спокойная, чуть насмешливая, когда рядом были разбойники, и плачущая, доведённая почти до отчаяния, когда была одна. В таких случаях она шёпотом просила подождать, уверяла, что постарается что-нибудь придумать, и тогда они станут свободными!

Как-то раз она пришла с мужем. Глума Рарок помнил хорошо. Помнил он и то, как этот гороподобный мясник держал возле горла Лесы нож. А теперь она к нему ластилась, как кошка, а он обнимал её своей лапищей, как можно обнимать только родного человека. Рарок не подавал вида, но краем глаза изучал их.

Или он чего-то не понимал в этой жизни, или эти двое вели себя искренне! Получается, Леса счастлива в браке? С этим элефантом? Рарок знал об изменчивости и непредсказуемости женской натуры, но каждый раз, когда он сталкивался с подобными делами, поведение женщин ставило его в тупик.

В конце концов, он решил, что слишком мало знает, чтобы делать какие-то выводы. Оставалось ждать удобного случая, который должен всё расставить по своим местам. И он ждал.