Глава 95. Начнём прямо сейчас!

Воздух над площадью аж потрескивал от напряжения! Казалось, что земля гудит под ногами, хотя с чего ей было гудеть?

Ожидание неведомо чего, было, пожалуй, похуже прямой и страшной угрозы. Люди заметно нервничали. Создавалось впечатление, что один командор Зигмунд, весел и всем доволен, и это плохо действовало на окружающих.

(Ну, да! Что ему старику, жизнь которого может прекратиться в любой момент? А тут десятки и сотни здоровых мужиков, оставивших дома семьи! А ещё, парней и девушек, у которых жизнь только начинается. Им-то каково ждать неведомой угрозы, может быть таящей неминуемую и бесполезную смерть?!)

Единственным спокойным человеком здесь, видимо, была Гюрза. По крайней мере, девушка никак не выдавала своего волнения. Наоборот, она была одной из немногих, кто что-либо делал, а не просто сидел, бешено таращась по сторонам и сжимая оружие, поставленное на боевой взвод.

Переговорив о чём-то вполголоса с Зигмундом, она отдала распоряжения, вроде — «Уж, Полоз — хвост!», «Эфа, Кобра — голова!», «Боа, Питон — правый фланг!», «Гадюка, Веретеница — левый фланг!», «Гремучка, Песчанка — воздух и вон те люки!»

Упомянутые люки были посреди мостовой. Судя по тому, насколько трудноразличимыми были надписи на них, люки были очень старыми, и не открывались уже много лет. Но это не значило, что на них не стоило обращать внимания.

Те, кто слышал её слова, поняли, что Гюрза даёт приказ своим — держать под контролем всю колонну. Но, при этом, ничего не происходило! Члены элитного отряда коротко кивали в знак согласия и исчезали среди охотников и механиков.

Михал слышал, как Гюрза сказала что-то, насчёт воздуха и усмехнулся! Монстры падающие сверху? Это что-то новенькое! Скорее он поверит, что эти самые люки, и впрямь откроются, и оттуда вылезут...

........................................................................................................

Здание тюрьмы рухнуло первым. Не было ни подземных толчков, ни взрывов, ничего такого, что могло бы объяснить, от чего это произошло. Но громадное мрачное строение, только пару раз вздрогнуло и сложилось, как карточный домик, подняв тучу пыли!

За ним та же участь постигла Ратушу. Потом всё куда-то поехало...

.........................................................................................................

Автомобили стояли на месте, люди, которые находились меж ними, попадали на колени, не в силах устоять на ногах, а кое-кто вцепился в землю руками!

Непонятно было, почему происходит такое. Ведь не было сотрясения почвы под ногами, но почему-то казалось, что мир целиком скользит по наклонной плоскости, и, вообще-то, катится куда-то в тартарары, подёрнувшись странной, огненно-радужной плёнкой!

«Приземление» было жёстким. Мало кто не распластался, обняв камни мостовой и вцепившись в землю руками и зубами. Потом всё стихло. Невидимое падение, неосязаемое движение, всё враз остановилось, хоть никто не мог объяснить, как это возможно — двигаться, не двигаясь, падать, оставаясь на месте и упасть, лёжа на земле?

Люди вставали, ошарашено оглядываясь. Те, кто сидел в машинах были в лучшем положении, чем те, кто оставался на улице, но и они говорили, что их словно некая сила размазала по сидениям. У многих текла кровь из носа и ушей. Судя по звукам в хвосте колонны, кого-то мучительно рвало, а в другом месте женский голос захлёбывался рыданиями, словно от потери кого-то дорогого и близкого.

Послышались звуки открываемых дверей — люди выходили оглядеться. Почему-то все, как один поняли — они уже не в своём мире, хоть вокруг них всё те же самые дома, а под ногами те же камни площади.

— Всем оставаться на своих местах! — грозно выкрикнул командор Зигмунд, и его старческий голос, ослабленный перенесённой только что нагрузкой, прозвучал тонко и сипло, но был всеми услышан.

Люди снова приготовились к битве. И вовремя!

Те, кто вышел из окружающих площадь домов, из развалин тюрьмы и ратуши, вовсе не напоминали монстров. Это были люди! Исхудавшие, оборванные, тощие, с запавшими воспалёнными глазами. Мужчины, женщины, дети. Почти сошедшие с ума от ужаса и многодневной бессонницы. Они шли к машинам, протягивая тощие, грязные руки, что-то невнятно мыча и скуля, словно лишились способности разговаривать по-человечески.

Кто-то из сидящих в машинах ругался сквозь зубы, другие наоборот, просили Инци о помощи. Многие подняли оружие.

— Не стрелять! — скомандовал Галль, и, обратившись к Зигмунду, спросил:

— Что будем делать, командор?

— Они нас свяжут по рукам и ногам! — ответил тот. — Мы не можем их сейчас принять, но не гнать же от себя выживших? А где у нас дети Большого Вана? Не в службу, а в дружбу, позови-ка мне их предводителя.

Вскоре от колонны отделились два грузовика и вездеход. Дети Большого Вана, как и спецотряд Ханны из Золас-града, держались незаметно, хоть и не чурались общества тех, кто вёз их в этой экспедиции. Правда, с охотниками Междустенья у них было больше общего, чем с механиками Форта Альмери, но последние очень уважали пиво, которое дети Большого Вана ухитрялись варить даже во время похода, а это хорошо сближало два очень разных по культуре и взглядам общества.

Руководителей у детей Большого Вана оказалось двое — брат и сестра. Оба действительно были его детьми, только вот матерью девушки была Ивонна — жена и хозяйка в доме вождя, а крепкий статный бородач — его сын, был побочным, что, впрочем, в этой семье ни за что не считалось, так-как Ивонна растила и воспитывала одинаково, как своих детей, так и тех, что приносили Большому Вану его многочисленные пассии.

И были эти двое чрезвычайно похожи друг на друга. Оба обладали высоким ростом, богатырским сложением, отцовскими светлыми волосами и веснушками. Они понимали друг друга с полуслова и были в авторитете у своих. Звали их тоже сходно — Ингар и Инга.

Зигмунд знал, кому доверить выживших жителей Торгового города — дети Большого Вана обладали характером и наклонностями медведей пестунов. Через полчаса все, кто едва передвигал ноги, были погружены в грузовики, где молодые охотницы-трапперши, как по волшебству превратились в заботливых кумушек и уже вовсю потчевали страждущих своими припасами, которым это племя уделяло повышенное внимание.

Мужчины, тем временем, с арбалетами наперевес, (у Большого Вана почему-то предпочитали именно это оружие), окружили грузовики и двинулись в таком строю к самому укреплённому зданию города — Банку торговых гильдий. Предполагалось организовать там что-то вроде крепости.

Но не все выжившие жители Торгового города отправились под защиту толстых стен. Двое мужчин, крепко стоящих на ногах, были приглашены в машину к Зигмунду и Галлю, куда также позвали Михала. Там они получили по фляжке эля и толстой лепёшке, выпекаемой по особому рецепту на раскалённых камнях с добавлением бараньего сала и сыра.

— Мы не знаем, как оказались здесь, — начал рассказывать один из них, ещё не проживав до конца последний кусок. — Мы помним только, что монстры напали на город, помним, что по большей части они лезли из подвалов, а потом никто ничего не помнит, будто все кого вы здесь видели, разом уснули, а проснулись в этом… в этой тени города, потому что это не наш город, а что-то ещё.

— Погодите-ка, приятель, — перебил его Галль, — как это следует понимать? Что значит не ваш город?

— А то и значит, что это место похоже на наш город больше, чем отражение в зеркале, но это не он! Мы знаем свой город на ощупь, на вкус и на запах! Так вот — здесь всё не то. Мы заходим в свои дома, но это не наши дома! Берём в руки свои вещи, но это не наши вещи и ими, чаще всего, нельзя пользоваться! Здешняя еда несъедобна.

— Как же вы тогда выжили?

— Ловили крыс, иногда птиц. Они оказались съедобны, но поймать их не так-то просто. Хорошо хоть воду можно пить.

— Я прошу прощения, — вмешалась Гюрза, которая не садилась в машину, а стояла у открытого окна. — Вы сказали, что монстры в городе появлялись из подвалов. Можно об этом немного подробнее?

— Я расскажу тебе, детка, как это было, — ответил второй из мужчин, тот, что был постарше. — Мне довелось своими глазами видеть, как они лезут из своего мира в наш. Так вот — день был выходной, и лавка моя была закрыта. Я торгую всякой всячиной без разбора, лишь бы только товар помещался в сарай, и его можно было бы выставить в лавке. Потому я купец третьей гильдии, но меня это никогда не тяготило. В общем, решил я в тот день дома посидеть. До Цирка я не охоч, да и что за радость смотреть, как на твоих глазах кого-то зарежут? Торговля всю неделю шла не ахти как, так что нагрешить я особо, (ха-ха!), не успел, а значит, в собор к Инци решил не ходить — за мелочь он и так простит, а ежели чего посерьёзнее натворю, то откуплюсь в следующий раз. Так что решил я скоротать выходной за бочонком пива и копчёным окороком, а заодно полистать приходно-расходную книгу, подумать, да покумекать, благо старуха моя с утра ушла к соседке, а дочки, они все давно замужем. Гроссбух мой, как обычно лежал на конторке в лавке, и перенести его в столовую была пара пустяков, а вот пиво, окорок и прочая снедь находились, понятное дело, в подвале. Надо сказать, человек я стал с годами забывчивый и рассеянный. Ну, не настолько, чтобы проторговаться, но случается, что забываю простые мелочи. Вот и тогда, взял я гроссбух с конторки и вместо того чтобы оставить его в столовой, попёр под мышкой в подвал! Только когда до окорока дошёл, сообразил, что сам себе устроил лишнюю ходку. Стою я, значит, поругиваю себя, да соображаю, что сначала наверх отнести — пиво, окорок или гроссбух? И тут вижу — пятно какое-то на стене светится, и вроде как становится ярче и шире! Я тут струхнул, думаю уж не пожар ли это? Хоть и не видел никогда, чтобы дерево так загоралось, однако чем чёрт не шутит, когда Инци спит? Пока я к этой штуке приглядывался, она от пятнышка с детскую ладошку, выросла до размера большого блюда! А края-то у этого пятна словно огненные, зато середина переливается, что твоё золото плавленое! Я уж хотел подойти потрогать, как из пятна, словно из окошка высунулись лапищи с когтями да за края ухватились, а за ними рыло!..

Вы бы видели! Общий облик волчий, а клыки кабаньи и рога! А глаза горят такой злобой… Ну, я и звезданул по этому рылу окороком! Только зря — видать этот монстр был из быстрых, пасть свою разинул и окорок мой проглотил целиком, как устрицу! Тогда я запустил в него бочонком, но только зря потратил пиво — разбился мой бочонок о рога мерзкой твари, и лишь морду ему намочил. И вот тут-то я швырнул в чудовище гроссбухом, а он у меня большой — пятилетний!

Те, что за прошлые года, они в чулане пылятся, а этому ещё полгода заполняться полагалось, почти полный был. Уж не знаю, может быть, монстр его за какую еду принял, а только он пасть свою опять разинул и попал мой гроссбух ему прямо в глотку! Вот тут-то он и подавился!

А пятно, тем временем, размером с чердачный люк стало. Тут-то я решил, что мне пора тикать оттудова, ведь монстр рано или поздно прокашляется, и тогда мне конец!

Бросился я вверх по лестнице, да со всего маху о потолочную балку темечком приложился. Не пригнулся, вот глупость! Пятьдесят лет пригибался и не стукался, а тут… Очнулся здесь. Как так вышло, не знаю. Где жена не знаю, где дочки...

Старик задрожал и заплакал. Всем вдруг стало неловко, будто каждый был в чём-то перед ним виноват.

— Гадюка! Полоз! — крикнула своим Гюрза. — Проверьте здание банка, особенно подвалы.

— Можете не беспокоиться, — возразил ей мужчина помоложе. — Здешние монстры нас не трогают, как будто не видят даже.

— Что?! — воскликнули хором все присутствующие.

— Иначе давно сожрали бы, — продолжил он. — Людей здесь мало, а монстров — пруд пруди! Похоже, сейчас они разбежались при вашем появлении, но они где-то тут и скоро появятся.

— А как они ведут себя, когда вы рядом? — поинтересовался Михал. — Или от них всё равно прятаться надо?

— Нет, прятаться от них нет никакого смысла. Они нас словно совсем не замечают, смотрят как на пустое место.

— Вот так сюрприз! — сказал Галль. — И как теперь быть? Если они не собираются нас есть, то, что нам с ними делать? И, вообще, — что делать?

— Прежде всего, не расслабляться! — осадил его Зигмунд. — Если монстры не трогают их, то это не значит, что они будут церемониться с нами. Надо выяснить, каковы границы этого… псевдо города, есть ли из него выход и, вообще — насколько простирается этот мир.

— И как нам из него выбраться, — добавил Михал.

— Опасность с севера! — крикнули наблюдатели из колонны. — И с востока тоже!

— Приготовиться! — скомандовали одновременно Зигмунд и Галль, а Михал поспешил к своим.

Но, ещё не дойдя до своей машины, он понял, что готовиться собственно не к чему — монстры нападать не собирались. Их и впрямь было много. Так много, что, навались они все разом, не помогли бы никакие ружья. Их колонна была бы смята и растоптана, как муравьиная цепочка, попавшая под копыта кабаньего стада...

Таких чудовищ Михал не видел за всю свою жизнь! Иные были размером с дом — здешний дом в несколько этажей. Но между гигантами шли в огромном количестве монстры всех видов и размеров, от элефантума до комара. Они шествовали с величественной неторопливостью, скользя по людям равнодушными взглядами, словно демонстрируя свою мощь.

Странно, но то, что монстры не нападали, задевало и уязвляло! Хотелось честной битвы, упоения боя, а не этой неизвестности.

Михал открыл дверцу автомобиля и сел на сидение боком, не закрывая двери и оставив ноги на улице. Он устал. Прошло на самом деле много времени с тех пор, как они отдыхали. Пусть настоящий бой, тот который произошёл накануне, длился совсем немного, но их медленное с остановками, движение по городу, выматывало гораздо сильнее, чем нормальная драка. Ах, как это всё надоело! Он-то надеялся, что они быстро разберутся с монстрами в Торговом городе, ну там спасут кого-нибудь из уцелевших жителей, если будут такие, и вернутся домой. А тут… Леса, непутёвая, но всё равно любимая внучка, пропала… Маранта пропала… А может оно и к лучшему, а то угодила бы сейчас вместе с ним в эту непонятную передрягу?

Вдруг Михал остро осознал, что они с женой могут больше никогда не увидеться! Эта мысль, словно раскалённой бритвой полоснула по горлу, он захлебнулся и не мог отдышаться целую минуту...

Нет, они встретятся! Раз у этого мира, где монстры, похоже, дома, есть вход, значит должен быть и выход, и они найдут его!

Охотник встал и усилием воли стряхнул накатившую на него болезненную сонливость. Только что он чувствовал себя старым, теперь нет! Не настолько уж он стар. Если верить семейным преданиям, его прапрадед прожил более ста двадцати лет. Получается, он отмахал только половину жизни, так какая же это старость? Далеко ему ещё до старости, а значит, будем дело делать, начнём прямо сейчас!