Глава 137. Не расколов орех, ядра не съесть

— Не обижайтесь, ребята, но мечи не для вас! — говорил Василь, обращаясь к группе разбойников, в недавнее время бывших, видимо, крестьянами. — Фехтование наука тонкая, деликатная, ваши лапы для этого не годятся. Давайте я вас научу управляться с кистенём. Только не думайте, что кистень это простое оружие. Он для грубых, тяжёлых, но неожиданных ударов. Здесь нужен особый подход, при котором голова работает не меньше, чем руки!

Их становилось всё больше — разбойников, которые желали чему-либо научиться у принцессы и её таинственного толи друга, толи брата.

— Так ты всю банду к себе переманишь! — со смехом сказал Василь как-то вечером.

— Нет, всю не получится, — возразил Глум. — К нам ходят только те, кого в разбойники загнала нужда. В банде хватает природных негодяев и всяких подонков. Они останутся с атаманом, что бы ни случилось.

— Это плохо!

Василь посерьёзнел и задумался.

— О чём ты беспокоишься, друг? — удивился Глум. — Ваш циклоп стоит целой армии!

— Шарль не поднимет руку на людей, каковы бы они ни были, — возразила Леса. — Я тоже не хотела бы кровопролития.

— Понятно, что ты не хотела бы! — вздохнул Глум и поглядел на этих двоих, как на больных детей. — Эх, добрые вы добрые!

— Ты тоже добрый, — сказал Василь.

— Я-то?

В глазах Глума зажглись странные огоньки.

— Да, ты, — снова вмешалась Леса. — И не говори, что погубил много народу, я ведь знаю, какой ты на самом деле.

И она ласково потёрлась головой о его плечо. Глум в ответ обнял её своей лапищей и с нежной осторожностью прижал к себе. Выражение его бородатого лица при этом было такое, какое бывает у сторожевого пса, под боком которого устроился спать котёнок.

— Может, я твоих ребят просто украду, и тогда всё обойдётся без поножовщины? — предложил Василь.

— Не выйдет, — ответил Глум. — Атаман следит за ними, бережёт пуще глаза! Они ведь у него вроде заложников. С их помощью он вот её на привязи держит.

— Я умею быть незаметным, почти невидимым! — не сдавался Василь.

— А его люди умеют видеть то, что невидимо другим, — пробасил Глум. — К тому же скажи, как ты их похитишь? На собственном горбу потащишь, что ли? Парни эти не в себе, и сами не пойдут. Я бы тебе помог, если что, но я не умею быть невидимым.

Действительно, Глума не заметить было сложно. Василь не мог с этим не согласиться, и теперь чесал свою длинноволосую голову, стараясь придумать, хоть какой-то выход.

— Интересно, атаман знает, что мы здесь собираемся и его людей учим? — Спросил Василь.

— Знает, — ответил Глум, — атаман не дурак, а стукач среди наших всегда найдётся.

— И что же?

— Он в ярости, но не подаёт вида. Нам стоит действовать побыстрее. Атаман крайне мстителен и жесток. Если он тебе улыбается — жди беды.

— Значит, восстание? — спросила Леса, всё ещё надеясь услышать отрицательный ответ.

— Да, — ответил Глум. — По-другому, нельзя, а то вы своих погубите. И делать надо всё сейчас, пока многие атаманом недовольны. Он ведь все деньги оставляет себе, а людей поит дешёвым пивом и кормит баснями о вольной и счастливой разбойничьей жизни. А ведь здесь многие мечтали подзаработать, а потом уехать куда-нибудь подальше, чтобы купить кто лавку, кто ферму, а кто кузницу.

— В таком случае, давайте начинать, — сказал Василь, а в ответ на грустный взгляд Лесы добавил:

— Не расколов орех, ядра не съесть. Если у них хватит ума, то сдадутся без боя, и тогда никто не пострадает. А не хватит, так что ж, будем милосердными к врагам нашим, сколько хватит сил.

Глум ушёл «подымать народ», на что требовалось, по его словам, день или два.

— Как у тебя с ним? — спросил Василь, глядя вслед великану.

— Всё по-прежнему! — улыбнулась Леса.

— А с теми двумя?

— У них теперь у каждого своя девушка, — ответила Леса и улыбнулась ещё светлее. — Мы сейчас просто друзья!

Василь внимательно всмотрелся в лицо племяшки, но не увидел в её глазах ни прежней грусти, ни отчаяния.