Начало

Байка Двадцать Первая

Битва у Тёмных скал

— Пат, где мой шлем?!

Я открыл глаза и увидел сдвинутые брови Солланы.

— Это был сон… — сказал я вслух.

— Это могло быть чем угодно, но где мой шлем?! — настойчивей повторила она. Я поднял тело, запустил руку назад и вернул ей железку, которая мне на ночь послужила подушкой.

— Пат, мы выходим к полю. Возьми свой шлем и меч.

Я кивнул и, зевнув, посмотрел по сторонам. Всюду кипела подготовка к предстоящему сражению. Все надевали броню, выстраивались в ряды. Звучали отчётливые и громкие команды. Мне стало от этого не по себе, но тут я вспомнил сон и принялся прилаживать к плечевой лямке сумки зонт. Это мне вполне удалось. Он даже и не мешал при движении. Спрятав голову под шлем, я быстро нашёл Грэна, который помогал Соллане влезать в броню. Должен заметить, кираса и прочие стальные составляющие доспех смотрелись на девушке весьма необычно и даже изящно.

— А нам кроме шлемов что-нибудь полагается? — с надеждой в голосе спросил я.

— А вам нужно что-то ещё? — Соллана сделал на лице выражение лёгкого удивления.

— Да вообще… — я почесал затылок и посмотрел на строй пехотинцев, прошедший мимо нас. У всех них, кроме защиты головы, были кольчуги, стёганные куртки, кожаная и стальная защита, и на их фоне мы с Грэном смотрелись оборванцами. — Хотя бы подшлемники…

— Пат, вам это не понадобится. Мы не будем встречать первый натиск…

Это меня немного успокоило, без зубов не останусь. Надо только будет не зевать…

Наше воинство выстроили за лагерем в четыре ряда. Первые два состояли из пехоты, третий — из лучников, и четвёртый отводился под резервы и небольшой лазарет на повозке. Нас определили во вторую линию и поставили прямо по центру. С флангов же городскую пехоту прикрывали конные отряды Гильдии, однако, как я заметил, многие «герои» заняли места в пешем строю, как это сделала Соллана.

— Просто не отходите далеко, — успокаивающе сказала она. — Будьте осторожны…

И вот перед строем первой линии на белоснежном коне выехал Маршал Гильдии. На секунду остановившись, он окинул воинство взглядом и, вскинув руку с обнажённым мечом над головой, громко заговорил:

— Мои храбрые войны! Сегодня на поле, что лежит за этими деревьями, решится судьба Света! Тёмные полчища собрались под этими скалами, чтобы начать свой поход на наши земли, где хотят пролить моря крови на алтарь Демону, что должен пробудится, если они победят! Воины! Приготовьте своё оружие! В ваших силах уберечь от гибели всё то, что мы оберегаем уже многие века! Забудьте в этот день страх, слабость и пощаду! Воины!..

Маршала прервал раскатистый глухой звук, донёсшийся из-за деревьев, похожий на удары в огромный барабан. Звук этот перекрыл собой всё: лязг железа, голос лидера и редкое ржание лошадей. Все встревожено посмотрели в промежутки леса, ожидая чего-то. Но вскоре барабаны смолкли, и относительно далеко от нас вспыхнуло множество огненных шаров, которые тут же затухли, оставив на земле и стволах деревьев жёлтые языки. По строю пробежал негромкий ропот, но Маршал, нисколько не подававший вида, указал мечом в сторону огней и прокричал:

— Они нас этим не остановят! Вперёд! Вперёд, мои храбрые воины!

И вместо ропота над рядами городской пехоты раздался воинственный клич, напомнивший мне о сборе на площади, откуда мы выступили в поход. От громкости у меня заложило уши, и захотелось оказаться где угодно, но только не за теми деревьями. Но, чёрт возьми, выбора не было, я должен был сделать шаг навстречу смерти и постараться не пожать ей руку.

Где-то совсем рядом загремел барабан, который, думаю, не был ровнёй с тем, что звучало с поля, и пехотинцы двинулись вперёд, приготовив оружие к бою. Я обнажил меч и положил его клинок плашмя на своё плечо. И тут первая линия запела, причём так громко, бодро и смело, что мне стало немного спокойней, зная, что, по крайней мере, первый удар будет встречен непробиваемой стеной. Но, если немного подумать, это так обманчиво…

Когда первая линия вышла на поле, а до опушки оставалось полтора десятка ярдов, песня смолкла, уступая место другим барабанам и другим голосам с противоположной стороны. Звучали они на столько дико, что мне снова стало не по себе.

— Пат, выше нос, — подбодрила меня Соллана, опуская забрало. Издав сдавленное «хи», я кивнул и впился взглядом в прорисовывающееся море огней. Конечно, в моём сне обстановка была мрачнее из-за ночного времени суток, но оптимизма мне это не прибавило. Уж больнее мне не нравилась скопившаяся под скалами орда…

И вот наша линия вышла из леса. Я быстро отыскал глазами провал среди деревьев где-то слева и облегчённо вздохнул. Но тут я заметил, что от моря факелов отделилось две полосы, причём одна начала приближаться к первой линии по земле, а другая взвилась в небо. Вскоре вторая, не долетая нескольких ярдов до первых пехотинцев, упала на траву, и на этом место появилось множество ярких кратковременных вспышек. Кое-кто в первых рядах упал и, как выяснилось, замертво. Когда я проходил мимо одного павшего воина, я заметил в его груди продолговатый блестящий предмет, из-под которого медленно сочилась кровь.

— Стой! — скомандовал кто-то властным голосом, и всё воинство застыло на месте, а первая линия опустила своё оружие ниже, встречая уже подошедшие силы… как их?.. демонопоклонников. Если было бы совсем темно, я бы назвал это кавалерией, но нет, лошадей от этих тварей я, поверьте, отличить смогу.

Твари, на которых восседали воины в тёмный одеяниях и шипастых доспехах, напомнили мне одновременно большую собаку, такую же большую кошку, ещё какого-то хищного зверя и… и ещё какого-то хищного зверя. А теперь добавим к этому что-то вроде шипов на суставах и плечах. И зубы. Большие кинжаловидные белые зубы. Я почувствовал, как у меня трясётся пятка…

Первые из них через считанные секунду напоролись на пики и копья пехотинцев, вторые вместе со своими наездниками были повержены алебардами, клинками и другим оружием. Третья же волна смогла достичь рядов пехоты, и началась кровавая баня. Где-то над головой послышался еле уловимый шелест, и на следующие ряды нападающих рухнул град стрел. До моих ушей сквозь лязг стали донеслись, по-моему, первые за сражение душераздирающие крики раненых. Но битва не собиралась от этого заканчиваться.

Постепенно редеющие ряды пехотинцев отбросили от себя почти полностью изничтоженные отряды всадников. По строю прокатился радостный и, в то же время, воинственный выкрик. Пехота снова подалась вперёд, но успела сделать всего с десяток шагов. И тут мне показалось, что я вернулся на холмы южного берега реки...

Всю первую линию охватили уже знакомые вспышки. В живых осталось несколько десятков, почти сотня, человек, но меньше половины из них ещё могли продолжать сражение. Сквозь медленно рассеивающийся дым я мог видеть только какие-то невнятные очертания. Оттуда слышались крики, барабанный бой и поступь многих сотен подошв. И тут перед нами выскочил воин со сломанной алебардой и истошным голосом завопил:

— Они идут! Идут! Они!..

Неожиданно он упал, как будто споткнулся, но в его спине торчала короткая стрела. Вторая линия замерла на месте и выставила вперёд копья. Вскоре облако рассеялось, показав нам стену вражеской пехоты, неумолимо быстро приближающейся к нам. Очередной залп лучников повалил около трети воинов из первых шеренг, но темп атаки не был уменьшен, а, даже наоборот, пехота перешла на бег.

Зрелище было пугающим, но незабываемым. Чёрная волна, украшенная блеском доспех, под тёмно-красными парусами знамён неслась на лес пик, чтобы либо погибнуть на их остриях, либо пробиться до конца. Обладатели же пик, спрятав свой страх куда подальше, с железными ожесточёнными лицами смотрели на приближающийся ураган и готовились, вонзив во вражий строй сталь своего оружия, выхватить клинки, снять шиты со спин и продолжить смертельную борьбу.

— Ни какой пощады! — прокричал кто-то из-за спины, и тут же мне показалось, что я оглох. Когда я понял, что лежу на земле, то догадался, что произошло. Один из снарядов, которым уничтожили первую линию, упал совсем рядом. Мне опять чертовски повезло, так как на себе я никаких фатальных изменениях не обнаружил. Быстро оглядевшись, я увидел, что Грэн и Соллана тоже в порядке, только мой компаньон растянулся на земле и медленно поднимался на ноги. Потом через меня кто-то перешагнул, кто-то в тёмной одежде. Я вскочил на ноги и выставил перед собой меч, готовясь встретить направленный в мою сторону кусок стали.

И тут я увидел тварь, одну из тех, на которых был предпринят первый бросок на ряды городской пехоты. Тварь эта с бешеной скоростью неслась в сторону Солланы, а наездница (кое-что выдавало, что это была именно наездница) лихо била своим изогнутым мечом с каким-то странным клинком по пытающимся её достать своими клинками пехотинцам. Я смог не попасть под лапы зверя, сделав всего-навсего два шага назад.

А между тем тварь сделала мощный прыжок в сторону Солланы, но была тут же лишена головы одним мощным ударом. Наездница очень ловко спрыгнула на землю и, после непродолжительного и очень стремительного обмена попытками достать друг друга клинками, ударом ноги повалила Соллану на землю. В этот момент в моей голове что-то громко щёлкнуло, и я начал действовать. В мгновение ока я оказался в двух шагах от них. Наездница уже была готова обрушить изогнутый клинок на голову своей противнице, как вдруг перед ним появилось неожиданное препятствие: мой меч.

Вовремя задержав смертельную угрозу, я резким движением в сторону увёл лезвие и наотмашь ударил по горизонтали. Наездница резко отскочила назад, парировала ещё два моих удара, увернулась от выпада и нанесла ответный, от которого я смог отклониться. После я почувствовал сильный толчок в левый бок и руку. Прокрутившись волчком пол-оборота, я выронил меч и, видя проносящийся мимо лица щит, которым меня и толкнули, упал на спину.

Наездница, повернувшись ко мне, прокрутила в руке меч и, взяв его, как кинжал, начала совершать удар. Далее всё мне виделось, как в режиме замедленной съёмки. Остриё меча, как казалось, медленно опускалось на мою грудь. Сама ли или по команде перепуганного мозга, моя рука потянулась к пистолету и, на ходу взводя курок, направила его в наездницу.

Выстрел вернул ход времени в привычное русло. Выронив меч, наездница с громким криком боли схватилась за бедро, и на её пальцы просочилась кровь. Я вскочил на ноги, заткнул пистолет обратно и прокричал уже пришедшему в себя Грэну:

— Помоги ей подняться!

Он быстро закивал и взял Соллану за руку. Я повернулся лицом к неприятелю и попытался взглядом найти свой меч. Прямо посередине строй пехотинцев сильно прогнулся и готов был лопнуть, дав возможность противнику ринуться на позиции лучников. Но вдруг краем глаза я увидел, что на поле выехал Маршал, держа свой меч на высоко поднятой руке. Над головами разнёсся его громкий голос, зазвучавший как-то по-другому. Неожиданно его меч озарился ярчайшей вспышкой, которая на мгновение ослепила всех. Когда глаза снова смогли видеть, то обнаружилось, что все воины неприятеля, что находились в полукруге радиусом примерно в сотню ярдов перед маршалом, упали либо замертво, либо, корчась на манер душевнобольных.

Буквально в следующую секунд на землю упал я, брошенный вперёд каким-то сильным толчком. Рукоять зонта больно ударила меня по затылку, на пару секунд задержав меня в лежащем состоянии. Судя по звону в ушах, к нам опять прилетело что-то взрывающееся. Как я понял, оно упало как раз туда, где были Грэн и Соллана. Я запаниковал. Поднявшись на ноги, я побежал налево, в сторону оврага.

И что самое паршивое, бежал я между восстанавливающимся строем городской пехоты и постепенно приближающейся к нему новой волной поклоняющихся Демонам. Схватка завязывалась снова буквально за моей спиной, и, когда до оврага оставалось пробежать около пятидесяти ярдов, кто-то как будто схватил меня за ногу и повалил.

Как же мне надоело за сегодня падать! Но сейчас было не до возмущений. Меня, как куклу, схватили за воротник и подняли над землёй. Я, держась пальцами за мощную руку и пытаясь освободиться, увидел покрасневшее от прилившейся крови лицо. С него на меня смотрела два горящих ненавистью глаза. Человек, держащий меня, вытащил из ножен кинжал и явно собирался мне его куда-нибудь вонзить.

Как мог, я ударил его ногой по животу, но это лишь замедлило процесс. И это замедление сыграло решающую роль. Я успел дотянуться до ножа и воткнуть его в ладонь громилы, от чего он отшвырнул меня в сторону. Уже наученный за сегодня быстро подниматься на ноги, я буквально через десяток секунд уже был у оврага и, не успев приготовиться к спуску вниз, кубарем покатился на его дно.

Прекратив движение, я, лёжа на животе, уткнулся носом в сырую лесную подстилку и приготовился встать. Но вместо этого, услышав шорох травы под чьими-то ногами, я поднял голову и увидел в семи футах от себя когтистую лапу, укрытую тёмно-бурой шерстью. А ещё выше на меня смотрела оскаленная зубастая морда.

Зверь, готовый разорвать меня в клочья в любую секунду издал грозное рычание. Я испуганно отполз назад и сел на корточки. В боку у твари торчало обломанное копьё, явно вошедшее на приличную глубину, а на спине, запутавшись ногами в стременах, болтался убитый стрелой наездник.

Честно говоря, к собакам я испытывал недоверчивые и боязливые чувства, особенно в подобных ситуациях, и тем более, когда они были настроены, мягко говоря, недружелюбно, и, более того, когда они были… э… немного больше овчарки… на футов на пять в высоту.

Я на четвереньках попятился назад и потянулся к пистолету. Продолжая так же злобно рычать, тварь сделала в мою сторону шаг и согнула свои лапы для того, чтобы не иначе, как наброситься на свою жертву.

Но жертва была вооружена и совсем не собиралась становиться обедом. Я приподнялся над землёй и взвёл курок. Зверь снова продемонстрировал мне все свои зубы и чуть приоткрыл пасть. Я навёл пистолет прямо в голову и начал медленно отходить назад. В глубине души я наивно предполагал, что всё может вполне благополучно закончиться, если я просто «испарюсь в тумане».

Однако, все надежды рухнули, когда, издав громкое «рр-р-а!», зверь подался вперёд. На спуск я нажал скорее от испуга, нежели от того, что заранее готовился к такому повороту событий. Не знаю, куда именно попала пуля, но зверь рухнул на землю и, выдавив из себя приглушённый рык, затих. Я находился в состоянии лёгкого остолбенения примерно пять секунд, смотря на постепенно прекращающееся дыхание зверя.

А потом я побежал. Я бы даже сказал, полетел по дну оврага прочь от поля. Нёсся я, не разбирая дороги, вечно что-то задевая ногами, наступая в лужи и на кочки. Если бы я своевременно остановился, то бег не был бы завершён новым падением. Снова оказавшись на ногах, я быстро посмотрел по сторонам и увидел на правом склоне под одним из корней большое тёмное пространство, яму. В неё я и влез, чтобы отдышаться и спрятаться… сам не знаю, от кого, но спрятаться.

Изнутри меня жутко трясло. Я только сейчас осознал, что за сегодня пережил и что рисковал своей жизнь куда больше, чем когда-либо себе представлял. Полностью, по-настоящему стало страшно только сейчас. Там, на поле, я совершенно не думал об этом. Я просто действовал так, как, на мой взгляд, требовала ситуация. А сейчас…

Обвеянный со всех сторон дыхание смерти, обрызганный кое-где кровью я живой и, не считая нескольких пустяшных ушибов и пары ссадин, невредимый сидел в прохладной тёмной яме и представлял себе, что бы было? Что если бы я поймал бы один из многих тысяч осколков, что пролетали мимо? Что если бы я оказался под когтями твари, что ворвалась во вторую линию пехоты? Что если бы меня пригвоздили к земле сталью? Что если бы я был проткнут кинжалом? Что если бы меня буквально несколько минут назад изорвали в клочья?

Вообще, я не понимаю, откуда у меня в голове возникли такие мысли? Я жив! Я, чёрт возьми, жив! Я должен громко смеяться, радоваться и что-нибудь сплясать! Но нет. Груз, навалившийся на душу был слишком тяжёл. Я остался жив, но Грэн? Соллана? Что с ними? Живы ли они? Хотя, я думал, что их убило при последнем взрыве, который я помню. Но это же неправильно… Они не могли погибнуть…

А остальные? Чем закончилось сражение? Кто победил? С другой стороны, судя по слуховым ощущениям, оно ещё шло. Тогда, кто сможет победить? С другой стороны, меня это не сильно волновало. Победит Гильдия, выступающая за Свет, — хорошо, победят эти… вы поняли, о ком я — бывает и такое, что поделать?

Яма под корнем, в которую я забился, казалась мне самым надёжным убежищем во всём мире. Отдалённый гул и грохот сражения были мною слышны, спиной я чувствовал, как дрожит земля. Но меня это уже не сильно беспокоило. Я был абсолютно уверен, что до меня никто и ничто с поля не доберётся. Впервые за сегодняшний день я ощутил внутри себя хоть какое-то спокойствие. Даже возможность наступления локализованного апокалипсиса для меня казалась сущим пустяком...