Глаза ледяных стрекоз

Счастье любит тишину. После женитьбы на Эви Дван жил как во сне. Супруги были почти неразлучны. Закрытые вечеринки для мужчин, где частыми гостями были независимые, смелые женщины, соревнующиеся с мужчинами в остроумии и откровенности взглядов, Дван посещал неохотно. Но так было заведено Мраном. Уклонение от увеселений вызывало подозрения и пересуды. Затворничество прощали таким аскетам, как жрец Арх. Его вину в нарушении заведённого Мраном порядка вещей искупало могущество и влиятельность. Арх был незаменим. До поры.

Дван отдавал должное обществу, но сбегал с увеселительных мероприятий при первой возможности. Бывшие подруги Двана, раскованные и яркие девушки, недоумевали, видя такие перемены во вчерашнем лёгком и беззаботном ловеласе. Но вскоре смирились и даже передавали маленькие подарки для Эви, поскольку она ожидала ребёнка. Всё шло своим чередом, размеренная жизнь семьи Двана не изменилась. Разве что сам дом преобразился — на шторах появились шёлковые бабочки, на стенах — яркие картины с разноцветными пятнами, нарисованные по старинке, от руки. Их рисовала сама Эви. А ещё в доме появились цветы. Они росли, казалось везде и требовали ежедневного полива.

Дом Почётного Архитектора Мрана, напоминающий причудливый, выплывающий из тьмы огромный корабль из белого камня, располагался в стороне от оживлённых улиц. Часть высоких окон была обращена к сверкающей вдали центральной части Города, другая — к Парку Властителей. Аллеи и фонтаны, изящные парковые фонари и редкие реликтовые деревья — были видны из окон так подробно, как на ладони. Особые оптические оконные стёкла усиливали чёткость, а умная пыль, растворённая в стекле, позволяла приближать и отдалять фрагменты видимого за окном пейзажа так, что можно было бы при желании рассмотреть сердцевину каждого цветка на газонах.

Несколько ледяных стрекоз парили у оконных стекол, тускло поблёскивая в лунном свете. Впрочем, лёд — это, скорее, была метафора.

Стрекозы — одно из самых удачных изобретений Мрана — состояли из особого пластика и микроскопических электронных деталей, они были настоящим украшением Священного Города. Их можно было обнаружить везде: в зарослях цветов и элегантных букетах, в примерочных ателье и на потолках ажурных беседок, на террасах кафе и даже в общественных уборных. Эстетически продуманные, с безупречными очертаниями, эти маленькие искусственные насекомые были нашпигованы микроэлектронными датчиками, фиксируя каждый звук, каждое движение в заданном радиусе слежения.

Сотни тысяч ледяных стрекоз усеивали Город, и ещё сотни тысяч планировали над пустошью, вычленяя из однообразного ландшафта в землях Отверженных их неприметные селения. Мран контролировал всё. Даже болота и кладбища в Зоне Отчуждения.

Более крупные ледяные стрекозы до сих пор доставляли мелкие заказы по прихотям обитателей Мрана. Когда удивительные механизмы только появились, они исполняли функции почтовых и торговых курьеров. Это было удобно, привлекательно и легко в использовании. Со временем стрекозы стали мельче, прозрачней, изменились их задачи. Стрекоз-наблюдателей можно было заметить только намётанным глазом. Но большинство жителей не обращали на крошечных соглядатаев никакого внимания. Стесняться они не умели, словосочетание «личная жизнь» в этой среде стало архаичным, не употреблялось в речи. Личная жизнь предполагала, что у человека есть секреты и ситуации, не предназначенные для чужих глаз и ушей. Это вызывало взаимную подозрительность и раздражение между обитателями Города. Когда само понятие «личная жизнь» было устранено из Большого Общественного Словаря — помеха во взаимопонимании граждан между собой исчезла. Они знали друг о друге всё, и принимали друг друга целиком, полностью, со всеми странностями, причудами и пороками. В мире Мрана не существовало понятия греха, а преступлением считалось только то, что могло нанести прямой или косвенный ущерб Мрану. В остальном жители Мрана были совершенно свободны — намного свободнее мранской знати.

Некоторые аристократы Мрана, впрочем, отказались от бесплатной доставки и предпочитали пользоваться услугами служебных курьеров — биороботов, совмещающих в себе элементы живого и неживого. Эти существа были преданы хозяевам, умели хранить маленькие тайны, отличались точностью и практически не допускали ошибок. Простолюдины — обычные горожане — такой роскошью не пользовались. Им нечего было скрывать.

Собранная информация непрерывно поступала в Информационный Центр Мрана, где молниеносно анализировалась. Вся подозрительная информация помечалась особым символом, указывающим на повышенную опасность, и рассылалась служебным исполнителям. Это ничего особенного не означало, кроме того, что за объектом следовало установить постоянное усиленное наблюдение, а поступающая информация заранее определялась как наиболее приоритетная.

Всё, что происходило в доме Почетного Архитектора, каждое слово и движение — было определено как приоритетная информация ещё тогда, когда исчез Кун — один из лучших учёных-генетиков Мрана. Тень подозрения, упавшая на телохранителя, не рассеивалась. Наоборот, она сгустилась невидимым облаком над всей семьёй.

Стрекозы неустанно дежурили у окон, прятались в цветниках на карнизах дома, а в летние вечера таились в тончайших складках портьер из драгоценной органзы. О семье было известно всё. Но дознавателям было велено сохранять паузу до подходящего момента, когда можно будет вынести окончательный вердикт. Информация поступала ежесекундно, считалась секретной и находилась в накопителе спецархива, доступ к которому был у считанных единиц. Из наблюдений за семьёй Созидателей трудно было вычленить что-то интересное.

Отца Двана звали Эльвин, «строитель». Он был потомком старинного знатного рода, получил образование и опыт архитектора ещё до воцарения нового порядка. Он стал одним из первых, кто вызвался быть полезным Городу после окончательного воцарения Мрана, во времена хаоса и глобальной трансформации жизненного пространства. Его работа была увековечена в зданиях Города, а имя ничего бы не сказало ни одному дознавателю, кроме того, что он был «строителем».

Его жена, Амина, в чьём имени отразился лучший жребий, который только и возможен для женщины — «пребывающая в безопасности», «верная» — не позволила себе за время наблюдения ни одного предосудительного поступка. Семья была безупречной. Дван был единственным ребёнком в семье. А его опекуном стал гениальный Кун — один из самых ценных, с точки зрения вклада в жизнь Мрана, людей. Благодаря его научной работе вокруг Мрана возникли фермы, где выращивались химеры — ценное сырьё, обеспечившее миллионы потребностей многомиллионного населения: от еды до одежды, от трансплантологии до лекарственных препаратов.

Однажды в записи наблюдателей попал обрывок разговора — всего несколько десятков слов, сказанных Дваном в ночной тишине супружеской спальни. Их с трудом удалось вычленить в потоке бессвязного нежного лепета, который переполняет человеческую речь в минуты близости и выплеска страстей.

— Ты знаешь всё обо мне, и явное, и тайное. Если со мной случится что-то плохое — не верь никому. Я не совершил ничего дурного. Но прошу тебя — отрекись. Отрекись не раздумывая. Иначе они потребуют избавиться от ребёнка.

— Не требуй от меня этого, Дван! Я никогда не отрекусь от тебя… — возразила Эви.

— Отречёшься. Я узнавал, как бывает в таких случаях. Тебе сделают операцию, ты не будешь помнить человека по имени Дван. Понимаешь, Эви? Ты забудешь имя Дван! И если нужно будет — забудешь имена моих родителей. Отречёшься. Я не думаю, что это случится когда-нибудь. Но всё же должен тебе сказать это.

На минуту в спальне стало тихо.

— Понимаешь? — повторил Дван.

— Да… — голос Эви перешёл на шёпот. — Я поняла тебя… — далее возникли помехи, она добавила к фразе то ли нечленораздельный набор звуков, то ли вздох. Окончание фразы расшифровано не было, поскольку не содержало ничего существенного.

Второй отрывок из семейного разговора не содержал никаких конкретных данных. Речь шла о пропаже учёного. В разговоре было отмечено лишь несколько ключевых фраз.

— Что ты натворил… — сказал отец Двана, Эльвин. И вслед за его словами послышался вздох Амины:

— Может, пронесёт… Мальчик не совершил ничего постыдного. Он просто слишком молод и не знает, как устроен этот мир.

Спустя несколько часов носитель информации в виде лёгкого серебристого кубика лёг на стол, за которым сидел Арх и несколько дознавателей.

— Там в конце непонятно… Возможно, просто посторонний шум.

— Ничего существенного, — спокойно отреагировал Арх и подумал: пусть это будет просто шумом. Случайным всплеском звуков для посторонних. Дела и так обстояли серьёзнее некуда. На основании обработанной информации Мран сегодня утром вынес вердикт. Оставались формальности.

Арх закрыл глаза. Повторил про себя все обвинения, предъявленные Мраном Созидателям. Соучастие в побеге ученого. Сговор семьи. Утаивание преступления. Этого было достаточно для виселицы — такой казни Мран предавал отступников, обвинённых в измене. Но было ещё кое-что. Тайные имена.

Многие высокопоставленные влиятельные персоны Мрана тайком играли в эту игру, переняв «секреты имён» от чудотворцев. Это было подражанием, шалостью, имитацией. На такие причуды сильных мира сего Мран смотрел сквозь пальцы, как на человеческие игры, снижающие психологическое давление среды. Тайное имя матери Двана, по наблюдениям, было Анастасия. «Воскресшая». Имя отца — Хленджив. Так распознала этот сложный набор звуков информационная аналитическая система. Имя означало «спасшийся», «спасённый».

Мран снисходительно относился к таким вольностям, но лишь до поры. Когда проступки накапливались и начинали вызывать у Мрана раздражение и враждебность, игра в «тайные имена» могла стать решающим обвинением. Необратимым. А это автоматически заменяло относительно лёгкую казнь через повешенье — огненным жертвоприношением, мучительным и страшным для жертвы.

Мероприятие такого уровня возрождало и укрепляло небывалое духовное единство всего мира, который воплощал в себе Мран. Подобное стало редкостью в последние годы. Поэтому Священный Город не упускал возможность побаловать себя и своих детей — жителей Города — величественным зрелищем.

Арху оставалось только завершить этап сбора предварительных улик и дать необходимые разрешения и распоряжения. Всё, что касалось ритуалов, находилось под контролем Главного Жреца.

Изменить в этой истории нельзя было ничего. Во Мране предначертание отменить невозможно. Допускается лишь его вариант. Что ж, Зия получил целый год времени и успел оставить после себя потомство. Наверное, это стоило того, чтобы заплатить такую высокую цену, заменив виселицу на костёр и обрекая вместе с собой на смерть родителей.

Арх вышел из резиденции дознавателей. Вдохнул вечерний воздух. Подставил лицо заходящему солнцу. Не сегодня. Пусть сегодня они ещё побудут вместе. В неведении. Арху почему-то захотелось подарить им ещё хотя бы один день.

На рукав его балахона почти бесшумно опустилась ледяная стрекоза. Он брезгливо сбил её щелчком пальца. Это даже для Мрана было слишком нагло… Кто-кто, а жрец знал, каков этот мир, увиденный глазами ледяных стрекоз.