Властители

1.

Вечером, сидя рядом с властелином Мрана, Волглом, на балконе оперного зала и слушая сладостное, обволакивающее пение лучшего из кастратов, Арх смотрел на сцену, но украдкой ловил боковым зрением заинтересованный взгляд тирана.

Это был концерт в честь последнего жертвоприношения. Зал был полон. На правительственные представления обязаны были являться все представители касты правящих. Атмосфера единения и духоподъёмные гимны укрепляли избранных в уверенности, что общество двигалось в правильном направлении, а служение Городу было необходимостью и почётным бременем каждого из них. Жажда служения ослабевала и возрастала вновь, охватывая сознание с ещё большей силой, дурманила разум и насыщала психику эйфорией. Арх подавил в себе эту жажду давным-давно, предпочитая уединение и независимость. Возможно, именно поэтому жребий Мрана пал на него, как на духовного лидера. Арх вынужден был подчиниться выбору Умного Города и занять почётное место рядом с Верховным Правителем.

Жрец глядел на представление, думая о своём. Это создавало защиту от источающего сладостный яд голоса, который казался Арху тлетворным и вызывал сопротивление. Но внешне всё выглядело благопристойно и соответствовало принятому в этом кругу этикету.

В центре огромного концертного зала, пронизанного искрящимся светом, возвышалась сцена, а на ней — сверкающая ладья. В ладье, в потоках искусственного ветра и мерцающем ореоле от вспышек разноцветных софитов, стоял высокий человек атлетического телосложения. Окутанный нежным облаком прозрачных лепестков причудливого балахона, он пел высоким, сильным голосом, воздевая красивые руки к округлому куполу над сценой. Его голос наливался торжеством и сладострастием. Он пел о счастье принадлежать Священному Городу — Великому Подателю Жизни и Дарителю Благ.

«Внимай, внимай тому, кто шепчет внутри тебя о счастье, друг!

Лети во тьму, лелей желанья! Прекрасен наслаждений круг!

Экстазом полнятся эфиры и упоительная мгла,

с тобой навек Источник Жизни — Священный Мран, Податель Благ!»

Стены зала были усыпаны золотыми фигурками химер, изысканных чудовищ с человеческими глазами из стекла и драгоценных камней. Они наблюдали за каждым, сидящим в зале. Арх поёжился. За долгие годы служения он так и не смог привыкнуть к сканированию, которому подвергались все, кто находился в этом великолепном помещении. Волгл иногда посмеивался над Архом, как бы в шутку уличая Главного Жреца в неспособности растворяться в наслаждениях. Впрочем, Правитель проявлял деликатность и никогда не делал замечания публично. Арх был благодарен ему за это.

Вокруг сладкоголосого певца колыхались тела хористов, их окутывали тончайшие газовые ткани. Голоса хора взмывали вверх и кружились по залу, как сгусток светлой энергии. Акустика церемониального помещения была обустроена столь искусно и хитроумно, что сказанное шёпотом слово на сцене долетало до каждого зрителя и казалось, было предназначено ему одному. Тела вокруг ладьи с певцом сплетались и расплетались, расходясь потоками в разные стороны текучей светящейся массой. Их было много, они двигались синхронно и образовывали живую пирамиду с отсечённой вершиной, на которой располагалась сцена. Взгляд влажных, грубо подчёркнутых яркой косметикой, глаз певца был чувственным и почти наркотическим.

«Ты сердце мира и вселенной, ты лучезарная звезда!

Священный Мран в тебе пребудет везде и вечно! Навсегда!«

В Священном городе избранными были все. И те, кто держал тонкие нити управления обществом, и те, кто предавался радости на площадях Великого Города. Конечно, понимание избранности у разных слоёв общества было разным, но незыблемая уверенность в избранности была присуща каждому.

«В блаженстве триумфальных оргий вдыхай, вдыхай бессмертья дым,

своим божественным восторгом делясь с Создателем твоим!»

Голос кастрата взвивался до самых верхних нот, завораживал оргиастическим напряжением. Мран был назван Создателем давно, ещё с тех пор, когда был сожжён на кресте последний служитель Главного храма старой веры. — архиерей Парамон. Одновременно с казнью этого одиозного священника храм был взорван и разрушен на глазах неистовствующей толпы.

Зрелище сожжения архиерея и храма было драматургически безупречным, мрачным и величественным, но Совет Служителей Духа постановил, что об этом событии населению необходимо забыть. Причина была в популярности священника, которого бывшие прихожане называли не иначе как "отец Парамон". Он будоражил умы горожан даже после смерти, а его жизнь и мученическая кончина моментально обросли выдумками и несуществующими деталями. Слухи не были материально подтверждены, но тем не менее население Города передавало эти фантастические истории из уст в уста и, похоже, многие в них верили. Легенды о Парамоне рождались как среди тех, кто его любил, так и среди тех, кто его ненавидел. Возможно, этому способствовало имя священника — Парамон, что указывало на верность вере, которая уже тогда была под негласным запретом, а также на твёрдость духа.

Дух старой веры был ненавистен Мрану, так как отрицал самую суть его безграничной власти Подателя Благ и Вершителя Судеб. Это вызывало в умах брожение, порождало сомнения — в том, что Творцом жизни, Создателем живых существ и неодушевлённых вещей, а также Вседержителем мира и всего, что происходило в нём, являлся Умный Город. Пока были живы те, кто мог это оспорить даже мысленно, Мран выглядел самозванцем.

Торжественные сцены были зафиксированы на цифровом видео и сохранены на нескольких дисках, тотчас переданных в архив. Место казни было тщательно зачищено, как от скверны, а разгромленное и сожжённое здание последнего храма Мрана было разобрано служебными людьми до последнего обгорелого камня, так как суеверные люди пытались стащить с места пожара всё, что только можно было унести в кармане или в зажатой в кулак ладони. Согласно суевериям, бытовавшим среди населения, материальные объекты с места казни обладали сверхъестественными свойствами, целительными эффектами и приносили удачу. Мран тогда пережил череду потрясений: от моды на чудесные амулеты, оправленные серебром и золотом — до повального увлечения сочинением легенд, анекдотов и вульгарных баек о жизни и смерти архиерея.

Болтунов и суеверов позже выявили и наказали, пропустив через процедуру дознания. Тех, кто был лоялен Мрану, подвергли трансформации. Участь тех, кто испытывал сердечное расположение к казнённому, была незавидной: их вывезли за пределы Умного Города и ликвидировали с помощью особого биохимического вещества, которому учёные, разработавшие препарат, присвоили романтическое название «Жёлтый ветер».

Мран тогда проявил жёсткость и твёрдость. Под зачистку попали даже семьи некоторых представителей касты управления, чьи жёны в прошлом были прихожанками в пастве Парамона. Мера была жестокой, но она воплощала один из идеалов Мрана — равенство. Видя, что Мран не знает разницы в сословиях, простой люд был удовлетворён произошедшим и не стал роптать. Высшее же сословие было так напугано, что не решилось даже устроить публичные обсуждения случившегося и не выразило соболезнования собратьям по касте даже в самой скромной официальной форме.

Впрочем, Умный Город не был злопамятным. Спустя немного времени грубым огаркам в качестве модных амулетов жителям Мрана была предложена изысканная замена: драгоценные камни, полученные в результате аннигиляции живых человеческих организмов. Новый способ умерщвления был эстетичен, чист и рационален: приговорённый к смерти входил в специальную капсулу и подвергался мощнейшему аннигилирующему воздействию. Организм испарялся на глазах у зрителей, а после его исчезновения в материальном мире оставались драгоценные камни. Их передавали в Сокровищницу Мрана, затем к работе над ценным материалом приступали ювелиры. Горожане сразу же полюбили такие украшения — обугленные головешки не шли ни в какое сравнение с красотой этих украшений.

Аннигиляция была удобной, гуманной и полезной для общества: помимо драгоценных камней она оставляла не менее драгоценные воспоминания, не отягощённые негативными физиологическими подробностями. Приговорённые к этому виду публичной казни представали перед публикой после того, как над ними изрядно потрудились стилисты, парикмахеры, косметологи, кутюрье. Их лица и тела были прекрасны, как у дивных зверей. Они не чувствовали боли при переходе, не испытывали страха перед неизвестностью. Их поили особым эликсиром, который дурманил сознание и позволял отрешиться от происходящего.

Обречённых на аннигиляцию называли не преступниками или казнёнными, а — уходящими или ушедшими на высший уровень развития. Считалось, что уходящие становятся богами и обретают бессмертие по ту сторону земного бытия. Да и понятие наказания трансформировалось: теперь наказание преподносилось как вознаграждение за верную службу на благо гражданского общества, или как подарок от того, кто управлял всем, что происходило в мире, чьим сердцем и мозгом, душой и духом был Мран.

Казни сожжения проводились в особом случае: если к уходу был приговорён человек, не имеющий никаких прав на то, чтобы называться гражданином Мрана. Те, кто жил в Священном Городе, имели огромное количество привилегий. В том числе и привилегию на быструю и безболезненную смерть.

2.

Волгл поглядывал на Арха с усмешкой, полной нескрываемой иронии. Разговор назревал давно, его было не избежать, поэтому Арх решил сделать первый ход, не дожидаясь, пока любопытство и раздражение властелина выплеснется в момент дурного настроения. Повернувшись, жрец учтиво улыбнулся:

— Я могу обратиться с тебе по личному делу, брат Волгл?

— Да, я ждал этого! — осклабился Волгл. — Нам давно следовало бы обсудить кое-что, не так ли?

— Сегодня утром у моего ученика был кто-то. Если нужно — я отвечу на все вопросы.

— Не знал, что великий праведник Арх, оказывается, тоже имеет секреты и… маленькие слабости? Я прав? Но почему ты его скрыл? Он не трансформирован.

Лицо Верховного Правителя расплылось в похотливой ухмылке. Верховный Жрец не отводил глаз. Улыбка медленно сползла с лица Волгла. Арх помолчал. Потом спокойно произнёс:

— Для того чтобы передать знания — нужны годы. Этот ученик послушен и умён. Когда-то он превзойдёт меня. В этом опасность. Но если те, кто приходят за нами, будут хуже нас — мир деградирует и приблизится к гибели. К исполнению пророчеств. Если парня лишить естества, трансформировать — он будет годен только для постельных утех или для сортировки книг при инвентаризации. Мне же он не будет интересен, ибо станет всего лишь куском биомассы с коллективным подобием разума. Вы ведь понимаете, о чем я говорю. Мран нуждается в таких, как я, правитель. Но я один, и я не всемогущ.

Волгл опустил глаза, дав понять, что услышал слова Арха. Потом хитро сощурился и, наклонив голову набок, заглянул Арху в глаза:

— Мои служебные люди не смогли вскрыть замок. Это ведь твоя заслуга? Ты великий маг, Арх. Я понимаю, что парня нельзя, как говорится, портить. Но знаешь, какая мысль мне не даёт покоя, Арх? Я изучил историю человеческой породы. Что бы ни происходило на Земле, какие бы системы, формации и эпохи не сменяли друг друга — миром всегда правили и будут править выродки.