Неродившийся

Дети — мальчик и девочка — были совсем маленькие, одеты кое-как, держались за Ганжу обеими руками, казались испуганными и, видимо, совсем замёрзли в холодных осенних сумерках.

— Мара, мне нужно с раннего утра сделать одно важное дело. Этих детей я потом отвезу туда, где их ждут. Но до того, как я закончу дела, они побудут у тебя! — с порога заявил Ганджу.

В потёмках сеней его лицо было белым, как полотно.

Мара встала на колени и поочерёдно попыталась согреть детские руки — холодные, как лёд.

— Пойдёмте, я приготовлю вам постели. Есть хотите? — спросила, тяжело поднимаясь с пола.

— Да, — ответил Ганжа.

— Как их зовут?

Ганжа пожал плечами.

— Не помню.

— Как так? Ты привел их ко мне и не знаешь их по именам?

— Я же сказал. Не помню! — с раздражением бросил племянник. Он выглядел так, будто его выпотрошили изнутри.

Мара поставила на стол всё самое вкусное, что было в доме. В печке потрескивали дрова, блики от огня метались в полумраке на побеленной стене.

— Это твои дети, Ганжа? — спросила Мара, разбавляя горячую воду в тазу. — Их нужно выкупать, они совсем чумазые.

— Я не знаю, чьи они.

— Как? Ты не знаком с их матерью?

— У них разные матери.

— Ты что, спал с обеими? — усмехнулась Мара. — Посмотри на них, они же похожи на тебя, будто две твоих детских копии. Куда ты их денешь?

— Их матери — проститутки. Я отвезу их в Мран.

— В Мран? — всплеснула руками Мара, и лицо её выразило ужас. Мран даже на расстоянии был страшен для Мары.

— Да. Им будет там лучше, чем в этой дыре. К тому же мне пообещали дать за них хороший выкуп.

Глаза у Ганжи блеснули и остекленели, будто перед его глазами была картина, вызывающая у него потрясение.

— А куда ты отправляешься с утра?

— У меня есть одно дело… — он вздохнул так, будто его вели на виселицу.

— И тебе тоже заплатят за твоё дело?

— Да, — кивнул он и побледнел ещё больше. — Не лезь в мои дела, Мара!

В этот момент Ганжа был так похож на своего отца, что Мара отвернулась, чтобы не видеть тонкого бешенства на его лице, ставшего почти жестоким. Пусть делает, что хочет. В конце концов она ему не мать.

Ночью она поднялась, чтобы посмотреть на детей, поправить им одеяла и совладать со своими мыслями, не дающими ей покоя. А что, если это его дети? Мара слышала, что племянник путается с беспутными женщинами, а иногда состоит при них кем-то вроде сутенёра. Вспомнила и обидную кличку, заменившую ему родное имя — Ганджу, кот. Ей не хотелось верить в это. Но сейчас все слышанные когда-либо обрывки сплетен о племяннике поднялись, казалось, с самого дна её души, а память вернула каждое слово, сказанное в его адрес односельчанами.

В комнате, где спали дети, было тихо. Постель была пуста.

— Эй… — позвала она в темноте, досадуя на то, что даже не знает их имён.

За дверью в чулан кто-то завозился и затих.

Мара открыла дверь. Дети сидели лавке, среди банок и горшков со снедью, заготовленной впрок.

При её появлении они приложили пальцы к губам, будто призывая Мару молчать.

На полу, в пятне лунного света, сидел тот, кто был ей знаком по кошмарным снам. Раньше таких называли плакунами, крикунами, и как-то ещё… Мара не знала его имён. У него было серое тело, как веретено, мутные глаза, как у умерших мальков, выброшенных на берег реки. Огромный скользкий рот, который нервно шевелился и вздрагивал, будто готовился испустить душераздирающий вопль. Она до смерти боялась, когда он кричал — в полусонной дремоте, на грани сна и яви.

Когда он являлся Маре в грёзах, пережитых во сне и наяву, где невидимое становилось видимым, и нельзя было отличить вымысел от реальности — она не помнила после ничего, кроме его мерзкого крика — вороньего, кошачьего. Но это не была ни птица, ни кошка. Это был тот, самый первый, не родившийся никогда ребёнок, его душа в уродливой оболочке.

Боже… Была бы она одна — просто убежала бы, как обычно. Но дети… Они смотрели на него. Они видели его!

Руки у Мары затряслись.

— Кыш… — произнесла она так тихо, что не услышала сама себя. Подхватила детей на руки, не отводя глаз от маленького чудовища, и пятясь спиной к двери, вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.