Голос крови

Третье убийство врезалось в память Эрса намертво, хотя именно о нём он больше всего хотел бы забыть. Однажды в местной харчевне, где собирались мужчины, чтобы перекинуться в карты, обсудить мелкие хозяйственные дела и выпить по стопочке грибной настойки, появился седой сухощавый человек, из тех, кого хочется назвать «господином» и меньше всего хочется с таким поболтать, не выбирая слова.

Он был не местный, при его появлении разговоры в шумной харчевне стихли, и продолжались уже вполголоса и с оглядкой на пришельца. Некоторое время он стоял в проёме двери, держа в одной руке объёмистый саквояж, перебросив плащ через другую руку и близоруко разглядывая публику сквозь толстые линзы очков. Потом подошёл к стойке и тихо спросил что-то у хозяина заведения. Оба взглянули на Душегуба, и чужак направился к нему.

Вблизи незнакомец выглядел старше. Эрскаин подумал, что он, возможно, гораздо старше отца. Его глаза казались маленькими, и жили отдельно от лица — из-за толстых уменьшающих линз. Он был близорук.

— Эрс… Вы мне нужны. У меня к вам дело. Необычное… Мы можем поговорить где-нибудь? Не здесь…

Эрс кивнул, молча вышел из харчевни и пошёл напрямик, пересекая широкую улицу, в сторону часовни. Это был верный ход: часовня находилась рядом с домом бывшего священника, Никодима. Мало ли по каким делам к нему мог приехать человек, чужой в селении отверженных. Это не вызывало ни у кого подозрений. Вокруг часовни был разбит небольшой сад. Вдоль аккуратных садовых дорожек, огороженных живой изгородью из винограда, стояли скамейки, которые когда-то смастерил отец по просьбе односельчан и самого Никодима. Место было укромным и не вызывало вопросов у любопытных.

Сад был старым, тенистым, даже в самые жаркие дни здесь было прохладно. По дорожкам, усыпанным мелким гравием, метались тени листьев, на скамье трепетал перемешанный с тенью солнечный свет. Здесь было покойно и хорошо. Не удивительно, что обитатели селения любили приходить к Никодиму. Вокруг его дома и часовни ощущалась непривычная, неожиданная благодать. Эрс замечал, что, приходя сюда, люди проникаются друг к другу большим доверием. Объяснить, почему это происходило, было невозможно. Как и то, что в этой части селения земля была как будто иной. Здесь даже растения были как будто здоровее, плоды были яркими, налитыми соком, листва лоснилась от влаги. Если сравнить деревья, выросшие вокруг часовни, с теми, что росли у деревянных домов обитателей селения — можно было подумать, что здесь работает какая-то магия.

Священник объяснял это тем, что это колокольный звон благотворно воздействует на окружающее пространство — на землю, воду, растения. Поэтому местные жители любили вешать в домах небольшие колокольчики, которые отливали умельцы в одном из дальних селений. Их выменивали на ценные вещи и продукты. Маленький колокольчик был почти в каждом доме. Был такой и в доме Эрса. В садово-огородных делах он не помогал — деревья и цветы на участке старого Эйнара сохли, и приходилось прикладывать много сил, чтобы содержать обыкновенный огород. Но на душе от тихого мелодичного звона становилось легче.

Усевшись на скамейку, чужак сказал:

— Меня зовут Кун. Я приехал из Мрана. Мне бы не хотелось лишних вопросов. У меня к вам одно дело… — он замялся. — Мне осталось… недолго. Я болен, и скоро начнётся самый тяжёлый отрезок болезни перед… Перед концом. Я хочу, чтобы вы убили меня прежде, чем наступят мучительные последние дни. Я понимаю, что моя просьба несколько… дико звучит. Но считайте это обычной сделкой. Я готов… заплатить. У меня есть, что предложить вам.

Речь пришельца была пересыпана паузами, что выдавало смятение или неуверенность.

Эрс был шокирован, но виду не подал. Глядя на дорожку из гравия, он ответил:

— Но ведь Мран — это город, где никто не болеет и не умирает. Во всяком случае, так говорят…

— Говорят, — согласился Кун. — Но не все соглашаются принять такое… бессмертие.

— Какое? — Эрс сразу почувствовал расположение к собеседнику. Это была странная смесь доверия и любопытства. Возможно, сыграло роль имя: Кун — обозначало «верный пёс», «преданная собака». А может, Эрс бессознательно пытался узнать, почему отец по доброй воле покинул Мран в своё время, обосновавшись и начав жизнь с нуля здесь, в мире отверженных.

— Трансформация… Вы ведь слышали, наверное, что жители Мрана не совсем обычные… люди.

Эрс кивнул. В селениях безымянных об этом говорили мало, заминая опасную тему. Ходили разные слухи, и хотя никто ничего толком не знал об этом, разговоры такого рода вызывали суеверный страх среди безымянных. Эрс когда-то спросил об этом у отца. Ответ был коротким: «Они не люди. Нежить…» Больше к этому разговору вернуться не удалось. Но каждый раз, вспоминая короткий ответ отца, Эрс съёживался, ощущая неприятный ледок внутри.

На всякий случай Эрс всё-таки спросил:

— А вы не боитесь, что я попросту вас заложу?

— Я понимаю риск, — согласился Кун. — Перед тем, как приехать, я узнал о вас немного подробностей. В банке данных сохранились сведения о вашем отце. Человек, который предоставил мне их, обладает большим объемом данных и умеет с ними работать. Он всё перепроверил — учёл даже время и место рождения. Ошибки быть не должно… Ваш отец был военным человеком. Он не способен на предательство. В старые времена говорили: написано на роду. Род — это сложный организм. Это наследственные привычки, наклонности. Духовное родство — это не что-то там… нереальное. Это чёткий механизм — когда люди взаимодействуют друг с другом и во время жизни, и после… После смерти. Можете мне не верить. Об этом не принято говорить вслух. Но это научный факт! Я смотрел образцы его крови. Кровь, молодой человек, не врёт. Сбои — большая редкость. Поверьте мне. Я учёный, и знаю, о чём говорю.

— А почему бы вашим близким не позаботиться об этом?

— У меня никого не осталось… — Кун растерянно развёл руками. Чистосердечность этого жеста подкупила Эрса.

— Моя семья погибла… По нелепой случайности. Давно, ещё когда в Мране производилась зачистка. Их вывезли из города по ошибке. Не должны были, но… Жена сама хотела уехать за черту города. Вместе с нашими детьми. Трансформация была невозможна — это убило бы её. В общем… Тяжёлая история… Мне бы не хотелось…

— Хорошо, не надо, — великодушно согласился Эрс. — А что такого особенного в моей крови?

— Знаете, в старые времена бытовало поверье, что в крови живёт душа человека. Хотя я, как учёный, не согласен. Это была ошибка, превратно понятая истина. Согласно моим исследованиям, всё как раз наоборот. Душа воздействует на кровь, и способна определять её состав, изменять его. В этом состояло чудо исцеления, о котором ныне все забыли. Именно поэтому трансформацию могли принять и пережить не все. Были люди — и их было большинство! — которые умирали именно потому, что их душа была способна остановить процесс трансформации. Но … ценой физической смерти материальной оболочки. Понимаете?

Эрс кивнул, хотя понимал смутно. Это было похоже на бессознательные догадки, которые невозможно объяснить рационально. Свою связь с отцом он чувствовал всегда. Было ли это духовное родство или общность в химическом составе крови? Эрс не задумывался над этим. Он вообще не понимал, что значит «духовное родство». Всё, что нельзя было потрогать — не существовало для него.

— Я немного в курсе того, кто была ваша мать. Правда, о её родителях сохранилось совсем мало сведений…

— Моя мать умерла, когда я родился. Я о ней почти ничего не знаю. И всё-таки, вы что-то говорили о крови.

Кун открыл саквояж.

— Я должен был оправдать свою поездку сюда. Повод — сбор данных. Исследования крови у местных аборигенов. У меня тут… — Кун, покопошившись внутри саквояжа, извлёк на свет небольшой плоский предмет, размером с небольшую книгу. — Вот! Это аппарат для первичного анализа крови. Все тайны крови эта штука не раскроет, но в общих чертах… Хотя, конечно, в основном, кровь у людей имеет один и тот же состав…

Кун посмотрел Эрсу в глаза.

— Хотите, покажу, как это работает? Дайте руку… Не бойтесь. Поверьте, приехав сюда, я рискую гораздо больше.

Эрс, недоверчивый от природы, почему-то не смог перечить этому чудаковатому, умному старику. Криво улыбнувшись, он выразил весь скептицизм и снисходительность, на которые был способен — и протянул руку ладонью вверх.

Кун, как фокусник, извлек откуда-то матово поблёскивающий серебристый прибор, с виду напоминающий стетоскоп, но — намного изящнее, причудливее из-за полупрозрачных крошечных сфер, усеивавших всю конструкцию. Соединил серебристым проводком «стетоскоп» с плоским приспособлением, на котором медленно вспыхнул экран, вложил в уши крошечные горошины наушников… Кун был похож на старого доктора. Эрс понял, почему он поверил ему: у старика были живые, чуть влажные, добрые глаза. «Как у собаки» — подумал Эрс.

Кун взял его за безымянный палец и чем-то слегка уколол. Затем внимательно изучал что-то на экране и прислушивался к чему-то в крошечных наушниках.

— Хотите посмотреть, как выглядит ваша кровь, изнутри?

Старик вынул из внутреннего кармана ещё один непонятный прибор, по виду отдалённо напоминающий очки, мягко водрузил их на нос Эрсу.

— В старые времена было такое выражение: голос крови. Я думал, что всё это лишь образные выражения, фигуры речи. Хотите услышать голоса вашей крови? Я всё равно не смогу понять, что они говорят. Сколько бы мы не изучали тонкие биологические механизмы, есть вещи, недоступные для понимания. Эта информация закрыта для посторонних. Как будто кто-то открывает её смысл только тем, для кого она предназначена…

С этими словами он вложил Эрсу в уши маленькие серебристые горошины. И время вдруг остановилось.

Перед глазами у Эрса возникло светящееся, стремительно разрастающееся облако. Где оно находилось — он не понимал. Было похоже, что свет лился отовсюду сразу — где-то внутри головы, сердца, этим молочным светом была заполнена каждая клетка его тела. В тёплом, ласковом тумане Эрс услышал лёгкий, ровный шум. Он был светлым, в прямом смысле этого слова. Эрс не понимал, как может звук ясно излучать свет. Но это была данность, светящаяся мгла сама была звуком и светом — он ощущал это физически! Объяснить эти ощущения, поделиться ими с кем-то было невозможно...

Эрскаин парил внутри облака, замирая от восторга и страха, сливался с ним, становился его частью… Он мог летать, быть всем облаком сразу — и мельчайшей его частицей. Мог приблизить каждую частицу так близко, что видел внутри неё ещё один, такой же мир, наполненный светом и счастьем. И внутри этих миров он видел тонкое, как бы сотканное из света, женское лицо, оно дрожало, вспыхивало, перетекая в золотистую светоносную ящерицу. А потом он увидел мужское лицо с высокими скулами — это было лицо отца, но было оно иным, не таким, каким Эрс привык видеть его в обыденной жизни.

Вслед за видением отцовского лица возникли другие лица, тысячи, тысячи лиц, которых Эрскаин не знал — и в то же время они были ему и знакомы, и близки. Они были родными. Он состоял из них. Как это объяснить — Эрс не знал. В человеческом языке не было слов, чтобы хотя бы попытаться передать то, что он видел, чувствовал, ощущал...

Но и это видение рассыпалась на миллиарды частиц, пронизанных светом и жизнью, открывая всё новые и новые светлые недра. Шум становился подобен невидимому прибою, обволакивал его, растворял в себе, а потом… Потом Эрс явственно услышал внутри себя голоса. Они были похожи на многоголосый хор, сплетались, расплетались, вибрировали. Они были живыми и похожи на колосья пшеницы в поле, так их было много внутри крошечных горошин в ушах Эрса. Их был целый океан, которого Эрс никогда не видел, но почему-то отчетливо вдруг себе представил. Эту непередаваемую, невозможную, невероятную бесконечность. Этот мощный и нежный, единый и многогранный, непостижимый звук.