Дом на окраине

Тысячелетний лис-оборотень не зря носил имя Гойо, «осторожный». Судьба не раз ставила ему капканы, выбраться из которых, казалось, было невозможно. Но лис всегда находил выход из самых безнадежных ситуаций, обнаруживая разумное упорство и терпение — так велика была его тяга к жизни.

Вот и сейчас, трезво оценив обстановку, он не стал рисковать, пытаясь вернуться из селения безымянных обратно, в подземелья на окраине Мрана, а решил найти пустой дом и переждать зиму среди людей. Люди по-прежнему вызывали в нём ненависть и страх. Но острая тоска, которой лис заразился от человека и не в силах был выносить, ослабевала, если люди были неподалёку. Гойо не мог объяснить, почему так происходит, но инстинктивно искал места, где обитали люди, прислушиваясь к то усиливающейся, то к утихающей тоске внутри себя. Раньше таких инстинктов он за собой не замечал.

Скользя на снегоходах в селение, он не отдавал себе отчёта в том, зачем ему понадобилось преодолевать бесконечно длинный снежный путь из тёплых недр подземных коммуникаций Мрана в заснеженный двор Айны. Теперь смысл столь опрометчивого поступка стал Гойо понятен: старый лис должен был убедиться, что с Айной всё в порядке, иначе тоска, терзающая его внутренности, не прекратилась бы никогда. И это тоже было новостью для оборотня. Никогда раньше человеческое существо не заставляло его беспокоиться о себе так, как Айна. Это ощущение было непривычным, тревожным, будто он отвечал за девушку, встреченную на осеннем кладбище, перед кем-то невидимым.

Над селением безымянных нависла непогода. Дома почти побелели от снега и казались безлюдными. Лишь кое-где тускло мерцали окна от неверного света лучин. Но лис точно знал, в каких жилищах ютились люди, а какие из домов пустовали. Он выбрал самый дальний из пустующих домов, стоявший на окраине, особняком от остальных. Прижимая к себе корзину с поклажей из яиц и мёртвой домашней птицы, добытых в курятнике Айны, он подъехал к дому, отворил калитку, прошёл через заснеженный двор, отодвинул тяжёлую щеколду на скрипучей двери и вошёл внутрь.

Первые секунды заставили лиса застыть. Холод внутри дома обрушил на него тысячи запахов и обрывков событий, когда-либо происходивших здесь. На миг в его сознании всплыло запрокинутое на подушке лицо последнего из постояльцев — измученного, близорукого, с глазами, как у больной старой собаки. В голове Гойо всплыло даже имя умершего — Кун. Он умер здесь, на этой узкой кровати, умер насильственной смертью, хотя его смерть должна была произойти далеко отсюда, в комфортных покоях далёкого Мрана. А может, этой смерти не должно было произойти вовсе.

Запахи кружились в тёмном пространстве давно остывшего дома, собирались и разлетались, как стёкла в калейдоскопе, воскрешая образы людей, которых лис предпочёл бы никогда не встречать. Он вспомнил лицо чудотворца, встреченного когда-то в лесу и унизившего лиса тем, что из милости оставил оборотня в живых. Ему показалось даже, что он видит его руки, прижимающего подушку к лицу умирающего старика. Зачем чудотворцу понадобилось убивать слабого? В голове у лиса возникло имя убийцы — Эрс, Эрскаин. Душегуб...

Откуда Гойо всё это знал — он вряд ли бы ответил. Это были просто факты, открытые ему по неведомым причинам — такие же, как судьба убитой зайчихи, чьим мясом угощал его Эрс на поляне ночью в лесу, или жизнь женщины по имени Цветок, в чреве которой Эрс пребывал, когда лис встретил её, отрешённо идущую на узкой тропинке, или судьба Айны, которую лис читал с такой лёгкостью, будто знал её содержание всегда. Вот и сейчас он оказался на окраине чьей-то жизни, и события, которые произошли здесь, прямо в этой комнате, стояли перед глазами, стоило лишь прикрыть веки и отгородиться от обманчивого видимого мира.

Лис закрыл глаза, опустился на ледяную постель, осторожно улёгся, умостился на перине, вжался в фуфайку, которая оказалась удивительно тёплой, натянул одеяло на продрогшее туловище и спрятал голову внутрь своей берлоги. Тело ныло от усталости. В растворяющемся сознании всплыло, покачиваясь, лицо Куна, но не такое беспомощное, каким лис увидел его здесь. Другое, строгое, печальное, в лёгких бликах от металлической оправы очков, посверкивающих в лучах искусственного света. Почти забытое лицо, которое он видел давно — в одной из стерильных камер лаборатории на глобальной ферме Мрана.