Кровь и железо

На селение отверженных навалилась ночь. В душе у Эрса было почему-то тихо, больно и светло. Хмель от вина ещё бродил в голове. Раскрыл ладонь, сжимавшую серебряный крестик, поднёс ближе к глазам, рассматривая украшение. Надел на себя. Почему-то не хотелось возвращать материнский талисман в шкатулку. Пусть будет с ним всегда. Может, принесет удачу...

Эрс подошёл к тёмному окну. Вгляделся в отражение на чёрном стекле и произнёс про себя: «Душегуб...»

Где-то вдали, недалеко от часовни, взвыла собака, и вслед за ней по округе покатился собачий лай.

В тишине почудился предсмертный шёпот отца: «Знаешь, почему твою башку ещё не снесла эта проклятая жизнь, душегуб? Потому что она… Слышишь? Она! Заплатила… за тебя… наперёд...»

Эрскаин зябко поёжился. В доме стало холодно, как бывает незадолго до рассвета. Накинул на плечи фуфайку. Погасил на всякий случай свечу. Примостился на лавке у стола, чутко вслушиваясь в ночь.

Где-то в подполе заскреблась мышь. Во дворе жалобно, как грудной ребёнок, закричала кошка. Внутри вдруг заныло, защемило. Бессознательно сгрёб пятернёй крестик на груди, сжал в кулаке, сгорбился на лавке у стола, покачиваясь из стороны в сторону, как от зубной боли. Прошептал: «Простите меня...» Кому — и сам не знал.

Посидел тихо, привыкая к темноте. На ощупь налил в глиняную чашку недопитое вино, принесённое священником на поминки отца, отхлебнул жадно, с горьким наслаждением, судорожно сглатывая ком в горле. Казалось, вино обволокло внутренности, согревая и наполняя терпкой сладостью каждую клетку тела.

То, что у вина был странный вкус, Эрс заметил ещё днём. Тьма обострила чувства. Вино источало запах винограда и чего-то ещё, знакомого. Так пахнут руки, когда смываешь кровь. Но откуда крови взяться в домашнем вине? Эрс втянул в себя запах вина из чашки. Ноздри затрепетали. Дыхание перехватило, а сердце внезапно наполнилось яростью и печалью. Вино пахло железом и кровью. Железом и кровью, чёрт возьми!

В окно что-то легонько стукнулось, будто кто-то кинул в окно мелкий камушек, или птица тихо постучала клювом по стеклу. По шершавой стене скользнул круг света. Потом — ещё один, и ещё. За окном происходило что-то недоброе. Дверь вздрогнула, взвизгнула, резко распахнулась от удара. Комната осветилась фонарями, блики света разлетелись по полу, по стенам и вещам.

В комнату вошло несколько людей. Они суетливо обшаривали углы яркими лучами, издавая странный клёкот, и были похожи на чёрных птиц. Эрскай замер. От ночных гостей исходила вязкая волна злобы, Эрс чувствовал её физически. Служебные, из Мрана — догадался он. Ловцы...

Двое подошли к нему вплотную. Осветили фонариками его лицо, стол. Свет скользнул вдоль подоконника, по скомканной постели, по трещинам штукатурки на стене, по рукаву фуфайки.

— Нет здесь никого… — послышалось над головой.

— Сарай, погреб, хлев обыскали?

— Пусто. Ни людей, ни животных. Даже кур нет.

С улицы донёсся ветер и шорох сухой листвы. «Молчи, не говори ни звука...» — прошелестело в голове. А может, почудилось. Тело оцепенело. Луч карманного фонаря полоснул по глазам. Эрс зажмурился, инстинктивно сжал на груди кулак с крестом. В луче света ярко блеснуло кольцо, часы. Будто испугавшись ярких вспышек в темноте, по столу, гибко извиваясь, бесшумно скользнула маленькая ящерица. А может, это качнулась тень от кольца, попавшего в поток лучей.

И тут произошло нечто неожиданное: силуэт ловца наехал на Эрса и растворился, пройдя сквозь него к оконному проёму, как сквозь воздух. Эрс медленно повернул голову. Из заоконной темноты, прямо на него, в упор, глядели жемчужно-белые фасеты огромной стрекозы.

— Ничего? — бесцветным голосом произнёс тот, кто стоял у окна спиной к Эрсу, ни к кому не обращаясь. — И тут пусто. И слой пыли везде, будто тут триста лет никто не живёт. Мы оставим здесь наблюдателя. Хорошо.

Голова ловца повернулась на гуттаперчевой шее на сто восемьдесят градусов. Водянистые мёртвые глаза палача глядели сквозь Эрса, будто его не было. «Нежить...» — мысленно процедил Эрс, чувствуя, как вокруг сердца возникает ледяной кокон холодной ненависти.

— Поехали к часовне. Нашли выродка. Это тот… который священник.

Громыхая подошвами по деревянным половицам, ловцы ушли, оставив дом нараспашку. Дверные петли тоскливо поскрипывали на осеннем ветру. Эрс поднялся, закрыл дверь на засов. Вернулся в комнату, с опаской вгляделся во тьму, прижавшись лбом к холодному стеклу. Зачем они приходили? Вряд ли из-за убийств или воровства. Изгоев, у которых была дурная слава воров, насильников и даже убийц — Мран не преследовал никогда. Поквитаться с Эрскаином мог только тот, кто был таким же убийцей. В этом селении не было ни одного человека, который бы смог бросить тяжкое обвинение Эрсу в лицо. В зоне отчуждения его никто не мог осудить. Кроме него самого.

В темноте послышался нежный шелест. Вдруг сама собой вспыхнула свеча. Комната озарилась тёплым сумрачным светом. Обернувшись, Эрс вздрогнул. На столе, рядом с глиняной бутылью, опершись передними лапами на отцовские часы и повернув к нему изящную головку, замерла ящерица. Эрс некоторое время смотрел на ящерицу, она смотрела на него. После того, как ловец прошёл сквозь Эрса, удивить его чем-то было невозможно.

Решение пришло к Эрсу само, как будто помимо воли. Нужно было уходить. Навсегда. И дело было не только в преследователях из Мрана. Ему самому невыносимо было находиться в селении. Казалось, все смотрят на него, как на убийцу, душегуба. Эрс поймал себя на том, что назвал себя душегубом в третий раз этой ночью.

Он собрал в старый отцовский вещмешок самое необходимое: огниво и соль, охотничий нож, моток пеньковой верёвки, флягу с водой, хлеб и сыр, оставшиеся с поминального обеда, огромный кусок вяленого мяса, зимнее исподнее бельё, грубо связанный шерстяной свитер, кое-где траченный молью, но всё же тёплый и ещё крепкий. Свернул в рулон фуфайку, втиснул в вещмешок, туго затянул бечеву. Снял с гвоздя тяжёлую зимнюю куртку и, прикидывая что-то в уме, натянул её на себя.

Порывшись в бельевом шкафу, бережно вытащил из вороха тряпок старое вышитое полотенце. Отец почему-то им дорожил. Эрс завернул в полотенце часы, материнское серебряное кольцо, затолкал свёрток в объёмный внутренний карман куртки и приподнял вещмешок, пробуя его на вес.

Тишину вспорол тонкий петушиный крик. Эрс оглядел жилище, в котором прошла вся его жизнь до сегодняшней ночи, вздохнул, присел на дорожку, затем послюнявил пальцы и погасил свечу. В темноте почувствовал невесомое прикосновение, тонкое движение вдоль запястья. Осторожно опустил руку в карман и ощутил в ладони юркое живое существо. Это была невесть откуда взявшаяся в доме ящерица.