Грибная настойка

АНГЕЛ ХАРЧЕВНИ

В зоне отчуждения, где селения безымянных беспорядочно растекались по окраинам леса и вдоль реки, жизнь не отличалась разнообразием. Радостей было не много, да и то — не каждому доставалась возможность скрасить унылое существование. Чтобы забыться и отвлечься от тяжёлых ежедневных забот, многие обитатели селений посещали харчевню.

Это было особенное место. Здесь кипела жизнь, можно было обменяться тем, чем-нибудь раздобытым или созданным собственными руками, договориться о мелких сделках, ударив по рукам. На время забыть о горестях и мелких неприятностях, хлебнув приторно-горькой настойки, которая пахла землёй, грибами и злаками.

Здесь с людьми происходило нечто необычное: реальность будто изменялась, становилась мягче, из души уходил страх, появлялась давно позабытая беспечность, лёгкость и свобода. Правда, можно было забыть о долгах, обещаниях, обязательствах, об осторожности, выболтать свои и чужие секреты, или неожиданно вылить на других весь скопившийся внутри гнев и обиду на жизнь. Люди, приходящие сюда, будто раскрывались, как причудливые цветы или чëрные ящики. Из человеческого нутра на поверхность выходило всё, что делало человека неповторимым. Адская смесь гордыни и смирения, невыплаканные когда-то слёзы. Безотчётная тоска и печальная злость. Невысказанная зависть к менее безуспешным, скрытая ненависть к тем, кому в трезвом состоянии человек мог улыбаться, и улыбка его казалась открытой и искренней.

В харчевне люди становились подобны алхимической реторте, где после добавления грибной настойки начиналось глухое, а подчас — неистовое, брожение всего, что хранилось внутри и не предназначалось для чужих глаз. Можно было бы сказать, что в результате ядовитых возлияний люди становились самими собой, обнаруживая истинные лица. Но Итель знал: это было не совсем так.

Иногда, наблюдая за теми, кто перебрал и вёл себя опасным образом, Итель приходил к выводу, что это не истинные лица людей, а что-то сродни безумию в карнавальной маске, когда люди позволяют себе в угаре чуть больше, чем в обычной жизни, в собственном обличии. Впрочем, иногда в людях происходило что-то весьма странное. Они становились не похожими на себя, а внутри просыпался зверь. Таких случаев он встречал не так уж много, но люди в такие моменты казались ему чужими сами себе, своей природе. Они становились бесчеловечными. Итель таких побаивался и старался наливать им как можно меньше, разбавляя пойло чистой водой. Это, конечно, было мошенничеством. Но другого способа предотвратить расчеловечивание гостей хозяин харчевни не знал.

Итель, чьё имя означало «щедрый хозяин», владел харчевней в одном из самых больших селений, где обитали безымянные, отверженные Мраном. Священный Город многих убил во время короткой войны, а затем изгнал остальных, выживших в страшной мясорубке, или успевших сбежать до истребления чужеродных умному Городу по духу, сомнительных элементов.

Отверженные оказались тогда, что называется, в чистом поле, без документов и удостоверений личности, без имён, без ясного будущего и личных вещей. Перед ними стоял выбор: измениться или погибнуть. Итель выбрал первое, отказавшись от всего, что казалось привлекательным до войны: от интеллигентной, мягкой сентиментальности, мечтательности и творческой жажды. Он забыл о музыке и литературе, которыми был напичкан с детства. Перестал флиртовать с женщинами, поскольку в новой, суровой жизни краткие романтические истории обходились дорого и безжалостно отнимали время. В селении безымянных время приравнивалось к жизни. А она была короткой и требовала слишком много времени для труда — только так можно было выжить и сделать эту неприглядную жизнь в тоскливых облысевших лесополосах и скудных степях более-менее сносной.

Итель овладел секретами приготовления еды, научился варить фирменную грибную настойку и женился на крепкой приземистой Аглае, научившей его всему этому и ещё многому, о чём Итель никогда никому не рассказывал даже после кружки хорошего вина. Грибную настойку Итель не пил, от неё сердце становилось каменным, а голову одолевала тоска и неодолимая, равнодушная ко всему, лень. К тому же некоторые ингредиенты при неумеренном потреблении грибного пойла могли вызвать мучительную рвоту и временную слепоту.

Аглая происходила из «сельского» сословия, и хоть не была красавицей, зато отличалась трезвым практическим умом, трудолюбием и покладистым характером. Она стала верной опорой во всех делах. Вместе с ней он построил тëплый деревянный дом и крепкую каменную харчевню, научился управляться с хозяйством и нехитрой бухгалтерией, а также — относиться к проявлениям человеческого несовершенства снисходительно и с пониманием. Благодаря Аглае Итель научился чувствовать людей, наблюдать за ними — не из любопытства, но из практической необходимости. Никто в округе не знал лучше Ителя, кому нужно налить ещё, а у кого — незаметно забрать кружку с ядовитым пойлом и напоить чистой водой. Кому можно отпустить провианта в кредит, а кому не стоит давать взаймы — всё равно не отдаст.

Но главное — Итель научился видеть людей без розовых очков, и при этом — сохранять к ним доброе расположение. А как можно было иначе? Именно они, люди, вдыхали жизнь в его харчневю, и приносили сюда то, без чего жизнь самого Ителя не имела бы никакого смысла, а скорее всего — давно бы угасла. Харчевня кормила его, она, по сути, и была его настоящей жизнью, его материальным продолжением в ненадёжном, зыбком мире безымянных. Больше Ителя с земным бытием не связывало ничего.