Жребий

— Дван? — спросил Арх, не поворачивая головы. Он стоял у огромного экрана с астрологической картой и внимательно рассматривал загадочные рисунки и знаки.

— Да, я здесь… — голос юноши был растерянным.

— Я хочу задать тебе несколько вопросов. О том, как пропал высокочтимый Кун.

— Я всё рассказал на дознании.

— Нет, ты рассказал не всё. Кое-что утаил. Или забыл… Я хочу, чтобы ты внимательно прослушал вот это.

Жрец подошёл к мраморному столу, на котором стоял ларец с документами. Открыл крышку, извлёк маленькие прозрачно светящиеся кубики. На таких носителях в Мране хранили записи с важной информацией. В воздухе послышалась мелодичная трель, отдалённо напоминающая соловьиное пение. Кубики вспыхнули, в воздухе над столом возникло туманное облачко, на глазах превратившееся в причудливую жемчужно-палевую птицу с золотым зерном в блестящем клюве. Птица затрепетала. Её клюв раскрылся. Зерно плавно упало на поверхность стола и рассыпалось, как пыльца.

Арх склонился над птицей, рассматривая её с лёгким удивлением, будто любуясь искусности, с которой она была изготовлена.

В воздухе раздался тихий щелчок. Возникли голоса. Один из них принадлежал Двану, второй Куну.

— Помнишь, ты как-то приходил в театр с девушкой? Её, кажется, звали Эви.

— Да.

— Это твоя подруга? Она из хорошей семьи, и очень красивая.

— Я знаю.

— Она напомнила мне мою жену… В юности. Вы могли бы с ней стать хорошей парой… Знаешь что? Женись на ней. И пусть она тебе родит малыша. А лучше — двух.

— Она уже спала со мной.

— Это хорошо. У неё дивное имя. Эви — живая. Не вздумай её обмануть и бросить!

Раздался тихий щелчок. Послышался шум ветра.

— Не замёрзнете?

— Я взял с собой тёплую жилетку, Дван! Её вполне хватит. Ты же не думаешь, что я дождусь в каком-нибудь глухом селе глубокой осени? Ты не забыл, что тебе следует сказать?

— Что мы расстались вот на этом месте, и я передал вас вашему личному водителю из рук в руки.

— Видишь… Тебе не нужно ничего выдумывать.

В воздухе снова щёлкнуло, и тревожный голос Двана произнёс:

— Эви, я люблю тебя. И хочу, чтобы ты стала матерью моих детей. Это, наверное, старомодно. Не смейся только, Эви. Будь моей женой. Эви, ты выйдешь за меня?..

Арх властно выпрямился. Телохранитель Куна опустил голову, потупив глаза в мраморный пол. Его щёки вспыхнули так, что, казалось, покраснели даже уши.

— Дван, почему ты прячешь взгляд? Посмотри на меня!

Дван медленно поднял глаза на жреца, закинув голову. Кровь отхлынула от лица. Его взгляд казался каменным.

— Ты слишком высоко задрал подбородок, Дван! — насмешливо сказал Арх. — Это твоя птичка?

— Моя. Для личных писем...

— Ты сам её создал?

— Да.

— Хорошая художественная работа! — на губах Арха играла тонкая улыбка. — У тебя отменный вкус, мальчик. Только видишь ли, иногда прекрасные творения, созданные нашими руками, начинают одерживать верх над нашей жизнью, шпионить за нами, а иногда выдают нас с головой и со всеми потрохами. А что это за шутка насчёт селения? Ты мог бы мне объяснить её смысл?

Дван молча отрицательно покачал головой.

— Тебе придётся дать ей объяснение. Уж не хочешь ли ты сказать, что знал о том, куда направляется наш высокочтимый Кун?

Дван кивнул, сглотнув комок в горле.

— Почему? Почему ты ничего никому не сказал об этом? Разве ты не знаешь, что это запрещено? А история с Эви? Ты не имел права вступать с ней в близкие отношения без разрешения Мрана. И уж ставить об этом в известность посторонних… Дван, у тебя прекрасные родители. Разве ты не знаешь правил хорошего тона?

— Что теперь? — кротко спросил юноша.

Арх подошёл к астрологическому экрану и поманил юношу к себе.

— Давай посмотрим вместе. Подойди.

Дван взглянул на экран. Его пересекала тонкая кривая полоса, на ней вспыхивали разноцветные светящиеся точки. Синие, затем красные, и дальше, меняя цвет, все они стекались в пугающее мертвенно-зеленоватое пятно.

— Я в этом ничего не соображаю… Что это значит?

Арх взял в руки тонкую, как огромная игла, серебристую указку.

— Это карта жизни. Твоей жизни, Дван. Вот твоя жизнь до определённого события. Видишь синие точки? Она была благополучной вот до этого момента. До того дня, когда ты отвёз высокочтимого Куна на городскую окраину.

Указка вспыхивает, перемещается по экрану, будто пересчитывая искорки красных огоньков на карте.

— А вот последствия… Видишь? Осталось двадцать четыре дня.

— И?

— Тебя повесят на площади. Таков сценарий.

— Этого не избежать?

— Нет. Механизм запущен, донос написан. Мран — город предначертаний, где всё предречено на столетия вперёд. Из формулы не изъять ни единого элемента. Твоё имя — ключ. Ты — Дван, «тёмный». Всё было предопределено в момент наречения.

Дван побледнел и тихо, почти шёпотом, возразил:

— Это не мой жребий. Моё истинное имя — другое.

Брови Арха взлетели над удивлёнными глазами. Он приложил указательный палец ко рту, призывая к говорить как можно тише.

— Это меняет дело. Тебе придётся открыться. Но ты должен знать: назад дороги нет. Эти стены запоминают всё.

Дван сжал ладони в кулаки. Это была семейная тайна. Имя. Истинное имя нельзя было открывать никому из случайных людей. Откуда взялась эта древняя традиция, которая передавалась по роду от родителей к детям, от детей к внукам — никто никогда не задавался этим вопросом. Это было древним родовым секретом. Тайное имя служило оберегом, в нём хранилось нечто сокровенное. Его открывали только самым близким, любимым. И то — не всегда. Но, похоже, выбора нет. А может, наоборот, нужно его открыть жрецу? Может, именно сейчас в его тайном имени и есть спасение?

Его голос почти не слышен в огромном кабинете Арха.

— Зия.

— Хорошее имя. Сияющий. Чистый. Что ж, я помогу с формальностями.

Арх повернулся к экрану и коснулся поверхности экрана остриём указки. Древнее ремесло, лишь технологии стали более удобными, хотя и более примитивными. Тайные имена давно запрещены. Но жизнь, как ручей, пробивает дорогу в толще законов для мёртвых. У жизни свои законы, и они всегда вступают в неразрешимые противоречия с мёртвыми правилами. Живым соблюдать их невозможно, как и мёртвым — выследить всех, кто ещё жив.

Огоньки на карте вспыхивают, мерцают, перестраиваются в другой ряд. Конфигурация меняется, вместе с ней и линия судьбы. Арх внимательно рассматривает рисунок, смысл которого понятен только посвящённому. Обернувшись, он смотрит на Зию так долго, что юноше становится тяжело.

— Иди, мальчик. Всё будет хорошо. Я рад, что разговор с Куном оказался просто шуткой. В других обстоятельствах это ничего бы не означало.

— А птица?

— Птица… — Арх на мгновение задумывается, он не будет давать ход этому делу, пусть это будет тайной для всех, тайной милостью, оказанной сегодня этому парню. Да, за такие вещи Мран снимает голову с плеч. Но кто сказал, что благодеяния безопасны? Слишком ценна твоя голова для Мрана, Арх… Он улыбается, но улыбка невесёлая.

— Ты не передумал жениться на Эви? Она согласна?

— Да… — Дван ждёт ответа и в нетерпении переспрашивает:

— Что же с птицей?

— А птица… Что ж. Красивая птица. Мышка бежала, хвостиком махнула… — Арх будто фокусник взмахивает рукой над мраморным столом, где в воздухе вращается жемчужная птица, и та, вспыхнув, мгновенно истаивает. — Раз! И нет птицы.

Дван пытается улыбнуться, глядя на опустевший стол с рассыпанными мерцающими кубиками.

— Забудь. Это теперь не так важно, Дван. Улики подождут. У тебя много дел, не теряй времени. Тебе нужно многое ещё успеть. Иди, мальчик.

Дван повинуется, не говоря ни слова. Уже у выхода, задержавшись на пороге распахнутой двери, оборачивается и вздрагивает. Арх смотрит ему вслед с такой печалью, от которой по позвонку бежит холодный озноб.

— Со мной ведь не случится ничего плохого? С Эви… Вы сказали, всё будет хорошо?

Арх отвечает не сразу, и его ответ вызывает у Двана смятение.

— Я не знаю… Теперь — не знаю. Иди...