АКСИОМАТИКА ДЛЯ ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЯ

АКСИОМАТИКА ДЛЯ ЧЕЛОВЕКОВЕДЕНИЯ

(в порядке постановки задачи)

Вместо предисловия: Чем более развитым и точным будет весь комплекс наук о человеке, тем, очевидно, выше будет вероятность глобального выживания — может, еще успеем. А эта проблема, что бы там не говорили, имеет наивысший приоритет. Если этого не удастся обеспечить, то где будут эти самые высокоинтеллектуальные спорщики с горящими глазами, утверждающие, что красота спасет мир? Или подобную прекраснодушную лажу? Вернее, не они сами, а их потомки — которые все равно спасибо за такое наследство не скажут...

Прежде всего, что такое аксиоматика — понятие это в обиходном языке используется крайне редко. В самом общем смысле, это некоторая совокупность аксиом, служащих основанием конкретной науки или наук. А аксиома, напомним, это такие общие положения или суждения, которые используются для доказательства чего-либо неясного. Но, будучи совершенно очевидными из житейской практики (т.е., самоочевидными), сами они не нуждаются в доказательстве. Вероятно, cамые известные из них — аксиомы Эвклида, лежащие в основе геометрии. Ее так и зовут, эвклидовой. А если изменить их (то есть, ввести новую аксиоматику), то появляется другая наука. Так было, как мы помним, с геометрией, когда Лобачевский с Риманом и Боайи взяли на себя смелость усомниться в единственно приемлемой до недавних пор интерпретации пятого постулата Эвклида. И появилась неэвклидова геометрия или геометрия нелинейных пространств. В XX в. аксиоматические теории начали все шире внедряться в математику.

Относительно значимости аксиоматического метода построения и развития науки, то в самом общем смысле можно утверждать следующее. Не только математизация, а и наличие в основаниях той или иной науки достаточного количества аксиом, признанных большинством данного научного сообщества — одно из обязательных условий признания зрелости данной отрасли человеческого знания.

Исходя даже из здравого смысла, такое положение глубоко закономерно. Сформировав и кристаллизовав в течение подчас весьма долгого времени свои основания, наука избавляется таким образом от аморфности, двусмысленности толкования реальных явлений природы. Становится, как говорят, позитивной наукой.

И тот факт, что аксиомы в чистом виде лежат в основе, пожалуй, только математики и логики, сути дела не меняет. Во множестве других наук или научных дисциплин их роль успешно выполняют большая или меньшая совокупность базовых законов.

Возьмем, например, физику. В ее основаниях — законы Ньютона, Лапласа, Фурье, Лапласа и т.д., вплоть до Эйнштейна и Планка. Точно так же, в ее составной части, электротехнике — законы Ома, Кирхгофа, Максвелла… Или гидродинамике — Паскаля, Бернулли...

В отличие от этого, в психологии и социологии количественные зависимости наперечет — мы здесь не трогаем область статистического анализа, выполняющего очевидно служебную роль.

Человековедение, в этом смысле, очевидно, еще не прошло этот путь. Слишком уж сложное явление — человек. И, тем более, человеческое общество. Положение усугубляется тем, что период обьективно обусловленной дифференциации научного знания продолжается. И продолжается «разбегание» все более узких специализаций знания. Но ведь имеет место и встречная тенденция его обьединения на основе общности предмета или метода исследования. Тем более уместно добавить к этому возможный эффект от установления общих концептуальных оснований.

И здесь, пожалуй, придется обратиться к опыту древних мыслителей. Ведь фокус их внимания, в силу закономерной скудности тогдашних знаний о природе, был обращен на человека как целостное существо. И именно из древнего знания можно взять нужные нам, сегодняшним, аксиомы. Ведь в наши дни это знание лежит в анналах истории как окончательно устаревший хлам, годный разве что для цитирования. И, так уж принято, иллюстрации пресловутой мудрости мыслителей древности. А на современность эта мудрость никак не работает.

Очень часто используется также понятие постулата — мы им и будем пользоваться в дальнейшем изложении. Еще по Проклу (последователю Платона, V-й век до н.э.), постулаты относятся к аксиомам как задачи к теоремам: они утверждают возможность определения каких-либо свойств обьекта познания.

Не вдаваясь в математические сложности, скажем, что постулат часто считают синонимом аксиомы. По меньшей мере, этот, один из 7 известных на сегодня в рамках логики вариантов, вполне достаточный для наших целей. Есть еще и такое определение: постулат — это та же аксиома, но не обладающая самоочевидностью.

Известно, что каждая система постулатов должна отвечать принципам независимости, непротиворечивости и полноты. Причем, избранные в соответствии с приведенными соображениями постулаты совсем не обязательно являются очевидными — вспомним теоремы К.Геделя о неполноте. Истинность того или иного утверждения средствами самой системы доказана быть не может. Однако, такая система, с точки зрения поставленной цели — созданием общего формального фундамента для какой-либо конкретной области знания — несомненно обладает определенными преимуществами перед другими произвольно отобранными совокупностями. В первую очередь, благодаря сведению к минимуму возможностей неоднозначного, двойственного толкования достоверно подтвержденных фактов. В наши дни большинство наук имеют такой фундамент, обеспечивающий, в числе прочего, естественную преемственность знания и поступательное развитие данной науки. Все это, конечно, не исключает модификации, даже коренной, такого фундамента в будущем.

Строго говоря, в нашем мире, где нет и не может по определению быть ничего абсолютного, где все находится в непрестанном движении, где все относительно, аксиомы не могут быть раз и навсегда заданными, абсолютными. Ведь они имеют по определению опытное происхождение, проистекают из человеческого опыта — и именно поэтому не могут быть истинными во всех условиях. Накапливаемые благодаря этому знания также опираются на ранее встречавшиеся конкретные условия опыта и уровень развития науки в тот или иной период человеческой истории.

В гуманитарных науках, в силу наличия множества т.н. субьективных факторов, такой фундамент отсутствует. И возникают туманности в теоретических трактовках результатов анализа человеческой практики — а значит, и путей ее поступательного развития. Что и является, по большому счету, одной из основных задач человековедения.

Второй закономерный вопрос: что такое человековедение? Ведь такой науки в общепризнанном их перечне нет… Так можно условно обозначить — в рамках поставленной задачи — всю обширную совокупность наук, изучающих человека, те или иные стороны его жизнедеятельности. Здесь психология, антропология, социология, физиология и т.д., плюс все пограничные науки, возникшие на их стыках. И, конечно, философия, для которой, как и для психологии, центральным является вопрос: «Что есть человек?» в различных его вариациях. И которая общей методологией интегрирует, обьединяет результаты отдельных, частных наук.

И, наконец, третий вопрос: зачем человековедению нужны аксиоматические основания? Может, искать их — праздное занятие?

Судите сами: В нашем человеческом мире, где очень мало незыблемых истин, где все находится в бурном и непрестанном движении, где даже относительно исходных понятий не удается достичь согласия, построить необходимый аксиоматический фундамент гораздо сложнее, чем для знаний о природе. Ведь здесь вопросы касаются не окружающей нас природы, частью которой мы сами являемся и законы которой по определению обьективны, независимы от человеческого желания и воли. Здесь природа человеческая, многомерная и многогранная, которая, как текучая среда, сразу ускользает из рук, как только берешься за нее поплотнее. Тем более, что по Геделю, мы почти все время смотрим на систему природы изнутри — будучи ее неотьемлемой частью (только надолго ли это, кстати при теперешнем-то поведении человечества на планете?).

Правда, той точности законов, которая присутствует в естествознании, здесь, к счастью, не требуется. Здесь можно анализировать опыт и делать выводы «с точностью, достаточной для нужд практики сегодняшнего дня». Вот такое облегчение.

И еще одно послабление: она, эта человеческая природа на протяжении последних тысячелетий — как свидетельствует, по меньшей мере, письменная история человечества — остается в своих основных чертах неизменной. Это позволяет принять в качестве условной шкалы исследования историческую шкалу — от глубокой древности до наших дней. При этом условии естественным будет и процесс своеобразной интеграции и усреднения всех данных, относящихся к человеку и его необьятному миру. И многие параметры человеческой природы на этой шкале могут быть приняты за постоянные величины, константы. Монж сказать, что здесь как бы работают законы «больших чисел». Действительно, наши теперешние знания о человеческой природе знания как бы прошли «статистическую проверку» на постоянство на тысячелетних интервалах времени, в пределах целых этносов, на сотнях поколений. Как раз это и отражается и устных памятниках человеческой истории: от пословиц и поговорок — с первого взгляда, удивительным, но по сути закономерным образом, имеющих близкие аналогии у самых разных народов планеты. Точно то же мы видим и в большинстве письменных источниках: от «Илиады» Гомера и трагедий Софокла, через Шекспира и Пушкина, вполне понятных и волнующих людей, живущих теперь. Здесь же максимы и изречения великих личностей, — самого разного толка, — оставивших след в истории. Они сохраняют свою значимость и поныне. Все это убедительно доказывает тезис о практической неизменности человеческой натуры.

Предлагаемая аксиоматика может способствовать обьединению различных сфер и разделов человековедения на едином фундаменте. Причем, что важно, на основе древних постулатов. Это может позволить «связать цепь времен», обеспечивая, т.о., преемственность научного знания. Знания, укладывающегося в естественную основу многогранной науки о человеке как органичного целого.

А почему необходимо обращаться именно к древнему знанию? Нет ли чего поновее? Дело в том, что во времена Древней Эллады знание о человеке и о мире, в котором он живет, было по необходимости целостным, нерасчлененным. Затем последовали долгие века мрачного средневековья, прошедшие под знаком теологии. Все начало постепенно меняться в эпоху Возрождения — но именно тогда началось выделение отдельных наук из философии, достаточно аморфной, но все же целостной «метанауки». (Причем эта «метанаука», по большому счету, была в ту эпоху преимущественно теологией). И естественная дифференциация наук продолжается до наших дней. Обьединение же их на основе пограничных научных дисциплин идет с большим трудом.

А почему необходимо для указанных целей именно постулаты? Дело в том, что практически все отрасли человековедения, в первую очередь, психология, социология, антропология, не являются дедуктивными. То есть, они крайне слабо связаны с математикой — даже несмотря на существенные сдвиги в нашу эпоху. Это подтверждается, к примеру, тем, что первая попытка Б. Спинозы еще в XVII — м веке построить ограниченную дедуктивную теорию в психологии на основе строгих математических (геометрических) доказательств не получила достойного продолжения. Слишком сложной оказалось такая проблема. И, как отмечал в свое время Л.С. Выготский, большинство вопросов, поставленных Спинозой, остаются неразрешенными. В то же время, они как никогда актуальны сейчас, в бурную эпоху глобального кризиса и осознания императива глобального выживания.

А какие же постулаты древнего знания целесообразно положить в основу такого концептуального каркаса человековедения? Чтобы получилась некая непротиворечивая и достаточно полная мировоззренческая система. Это самый спорный момент предлагаемой концепции. Но и здесь, думается, надежнее всего будет пойти от основ — как они нам видятся в свете теперешнего уровня познания человека.

Итак, с чего начиналось древнее знание, которое тогда обьединялось общим понятием философии? Пока остановимся на европейской, древнегреческой ее ветви. Энциклопедии и философские словари дают нам одно из первых упоминаний об этом в постулате «Главное — это мера» или «Мера важнее всего» Клеобула из Линда, VI-й век до н.э. Его, понятное дело, вспоминают редко. Единственное утверждение древние хроники оставили нам от его трудов — и, если вдуматься, это очень много. Если правильно этим воспользоваться.

Точно так же, производился отбор остальных постулатов. Конечно, мы будем рассматривать только систему на основе материалистического монизма. Конкретный набор или система постулатов является произвольной — в соответствии с позициями ее составителя. В принципе, точно так же в их перечень каждый может включить различные — в силу своих мировоззренческих предпочтений. Главное при этом, чтобы система не становилась противоречивой. Или избыточной, когда один постулат прямо выводится как следствие из других. Действительно, многие из выбранных постулатов могут оказаться, в силу закона всеобщей взаимосвязи, в известной степени изоморфными — т.е., отражающими единую или родственную сущность.

При принятии такого принципа постулирования исходных, базовых положений, просматривается очевидная практическая польза. Этим сразу же отсекаются все как угодно яркие, но по определению бесплодные словопрения. Если обе стороны дискуссии принимают согласованную систему постулатов, появляется пространство для конструктивного диалога, результатом которого может стать решение искомой проблемы. Кстати, таковы были правила ведения споров в Древней Индии.

Уместнее показать это на примере еще одного из выбранных постулатов: «Человек есть мера всех вещей. Существующих — того, что они существуют, несуществующих — того, что они не существуют» Протагора, V-й век до н.э. Этот постулат не из самых известных. Иногда цитируется только первая его часть — вторая видимо, остается слишком мудреной. Но все это только на первый взгляд. Как раз концовка постулата позволяет четко разграничить, наряду со многим другим, две непримиримые ветви познания: человеческого и божественного. Действительно, сформулируем возможные следствия из этого утверждения. Первое будет: «Человек — творение и часть Природы» плюс: «Человека в его теперешнем виде создал труд» и второе: «Человек — творение рук Божьих». Как видим, получаются две взаимоисключающие системы: философия и теология. И никакое количество дискуссий, как показывает человеческая практика, не в силах выработать сколько-нибудь общую точку зрения. Здесь снова уместно вспомнить К. Геделя — только применительно к двум полярным системам понимания мира вокруг нас. Правда, здесь сразу же возникает масса вопросов (правда, лежащих в русле уже современной науки, метрологии). Что это должна быть за мера? Допустимо ли, чтобы она была многозначной, в силу многомерной природы человека? Возможна ли в принципе верификация получаемых опытных данных? и т.д.

Кстати, на этот постулат обратили самое пристальное внимание и церковные иерархи. Лет 10 назад, прошлый Папа, Иоанн Павел II-й издал даже очередную Энциклику (Это нечто вроде наставления или нормативного документа для служителей католической церкви), как помнится, за №423. В ней предписывалось вести непрестанную и целенаправленную борьбу с людьми, провозглашающими Человека мерой всех вещей. Понимал, оказывается, будущий всеобщий миротворец, опасность такого интеллектуального соперничества в борьбе за души людские. Так-то.

Еще один известный пример: «Чем шире круг нашего знания, тем больше он соприкасается с неизвестностью». В хрестоматиях даже есть иллюстрации на эту тему. Это Анаксимен, V-й век до н.э. Подобная идея была и у древних китайских мыслителей. Простыми словами этот постулат можно изложить так: чем больше человек узнает нового, тем по определению больше у него возникает неясных вопросов. Действительно, это убедительно подтверждается всем многовековым опытом человеческого познания. Но при этом забывается, что Анаксимен таким образом уважительно комментировал знаменитое сократово: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Так вот, на этом утверждении, — надо думать, в значительной степени эмоциональным и с многослойным подтекстом — строили всю свою философию агностики. И этим отвернулись от насквозь материалистического монизма самого Сократа..

Примерно так же обстоит дело со многими постулатами древних. С ними придется обращаться достаточно аккуратно. И хотя корректировка старых текстов по определению недопустима, в некоторых случаях приходится это делать — исходя из поставленной задачи. А именно, глядя на них уже с позиций накопленного человечеством знания — и с обязательным учетом обстоятельств места и времени их появления, — и обьективного контекста всего исторического пути, известного нам сегодня.

Один из ярких примеров этого дает нам К. Маркс. «Мерилом истины является она сама» — так утверждали древние. И приводили сложное, но вроде бы логически выверенное обоснование. Но у Маркса читаем: «Критерий истины — человеческая практика».

Однако, вернемся к нашей теме. Очевидно, что в отличие от собственно аксиоматики, небольшая часть первичных, базовых понятий или терминов, имеющих широкое хождение в человековедении (человек, общество, мера, сущность и т.д.) не было и нет необходимости определять специально. Действительно, они воспринимаются как истинные — на основании общежитейского опыта. Постулаты же здесь не могут быть такими же строгими (строго формализованными), как в математике или естественных науках. То есть они никак не застрахованы, как мы уже говорили, от сомнений в их истинности — по самым разным основаниям.

Итак, предлагается следующая система постулатов (порядок их следования не отражает их значимости в конструируемой целостной системе:

1. «В мире нет ничего неизменного, кроме материи, вечно движущейся и изменяющейся во времени и пространстве. Различные свойства и проявления материи отражаются в сознании человека». К. Маркс, Ф. Энгельс. XIX в.

2. «Главное — это мера» Клеобул из Линда, VI-й век до н.э.

3. «Человек — мера всех вещей. Существующих — того, что они существуют, несуществующих — того, что они не существуют». Протагор, V-й век до н.э..

4. «Познай самого себя, и ты познаешь богов и вселенную». Хилон из Эфор, VI-й век до н.э.

5.«Наша склонность к познанию ограничивается нашим стремлением к самосохранению». Пьер Гассенди, XVII в.

6. «То, что мы видим, определяется той теорией, которой мы пользуемся». А. Эйнштейн. XX в.

7. «… Люди заблуждаются, считая себя абсолютно свободными в своих действиях. Это мнение основывается только на том, что свои действия они сознают — причин же, которыми они определяются, не знают...». Б. Спиноза, Этика, ч.3 «О происхождении и природе аффектов», Теорема 35, Схолия (Дополнение). XVII в.

8. «… Мы стремимся утверждать о себе и любимом нами предмете все, что, по нашему воображению, доставляет удовольствие нам или ему; и, наоборот, отрицать все то, что, по нашему воображению, причиняет нам или любимому предмету неудовольствие...». Б. Спиноза, Там же, Теорема 25.

9. «… Мы стремимся способствовать совершению всего того, что, по нашему воображению, ведет к удовольствию, и удалять или уничтожать все то, что, по нашему воображению, ему препятствует или ведет к неудовольствию...». Б. Спиноза, Там же, Теорема 28.

10. «Прежде чем анализировать историю народов, необходимо тщательно изучить нравы и привычки людей». Т. Гоббс, XVII в.

Вполне очевидно, что избранные постулаты не содержат ничего такого, что не было бы известно из человеческого опыта.

Но для того, чтобы эффективно применять указанные постулаты к конкретным задачам человековедения и человеческой практики, многие из них их необходимо целесообразно переформулировать, как уже было сказано, в форму, отвечающую сегодняшнему уровню научного знания. А уже затем провести их полноценный анализ — для определения соответствующих точек отсчета, мер, условий и границ применимости.

Сергей Каменский, к.т.н., 25 апр. 07