61

Днём Софи собрала их у себя для очередного планового разбора.

Она была в приподнятом настроении: смеялась, живо реагировала на все новости и замечания, рассыпала горсти инициатив и много, с удовольствием курила.

Китти только что принесла несколько стопок печатной прессы, и Софи быстро, хотя, по-видимому, с вниманием, просматривала номера и брошюры.

— Так, — она наскоро пролистала газеты госизданий и, не читая, откинула. — Это всякие дифирамбы, неинтересно… Так, а это?

В воздухе замельтешили тонкие просвечивающие страницы журнала Видерицкого. На одной из них Софи остановилась, что-то проглядела наискосок.

— Опять какой-то пасквиль на меня. Притом глупый, — она пренебрежительно бросила журнал в сторону. — Даже читать не буду. Исписался мальчик.

Кедров согласно кивнул. Он, правда, не разбирался в вопросах литературности и стилистики, но Софи, наверно, было виднее. Да и такая перемена отношения, вполне возможно, была к лучшему.

Будто отвечая его мыслям, Софи недовольно поморщилась:

— Надоел он мне что-то, этот Шержведичев… Вот что, — она повернулась к Кедрову. — Покопай под него хорошенько. Мне нужен какой-нибудь компромат и желательно без связи с политикой. Что-нибудь, знаешь, такое человеческое, гаденькое и притом понятное… Чтоб никто даже не вякал про «преследования». Пусть пока гуляет, но чтоб, если что, всё было уже готово, — и добавила вполголоса. — Я помню, что у него незаконный ноутбук, но это несерьёзно. Что-нибудь поинтереснее.

— А если такого не найдётся? — уточнил Кедров.

Софи рассмеялась:

— Ой, только не говори мне, что правнук того самого Виталия Кедрова, который фактически сфабриковал дело ринордийской богемы, не знает, что делать.

— Понял, — кивнул он.

(Когда Софи напоминала о его предке, она почему-то всегда говорила одновременно одобрительно и с каким-то насмешливым остервенением).

— Все мы тут, — она понимающе покивала, — яблоко от яблоньки, с одного поля ягодки. Есть, правда, ещё Китти… — Софи перевела взгляд на секретаршу (та как раз открывала двери, чтоб принести следующую партию бумаг). — Но Китти — это отдельный разговор. Не так ли?

Китти спокойно обернулась:

— Как угодно, Ваше Величество.

Она вышла. Софи ещё некоторое время придирчиво и несколько разочарованно смотрела ей вслед (кажется, она ожидала какой-то другой реакции), но снова вернулась к прессе.

В распечатках из интернета особое внимание на себя обращали фотографии с последней оппозиционной сходки. Софи живо увлеклась ими. Кедров же не вслух отметил, что не знает, как они появились и как попали в сеть. То ли кто-то из присутствовавших там оказался настолько туп… То ли Софи внедрила своего человека, в обход Кедрова (что было бы уже не просто тревожным звонком, а вполне прозрачным намёком). Впрочем, человеческую глупость ещё никто не отменял.

Почти все люди на фотографиях были давно и досконально проверены. Кедров мог бы рассказать о каждом, не заглядывая в их досье.

Михаил Гречаев, тридцать два года. Серый кардинал, негласный координатор всей компании. Это ему принадлежит конспиративная квартира, но он в ней никогда не живёт, а обитает совсем в другом районе Ринордийска, с женой и детьми. В повседневной жизни — один из директоров абсолютно легального центра полиграфии «Перекрёсток», что, однако, не мешает Гречаеву по-тихому протаскивать в печать в том числе журнал Видерицкого. Человек со связями и тьмой знакомств разной степени приличия.

Герман Вайзонов, тридцать лет. Выходец из ГУЖа, в прошлом — тамошний ассистент. Впоследствии — мелкий бизнесмен, не очень удачливый, но держащийся на плаву. Часто бывает в разъездах по области и, время от времени, по отдалённым регионам (заграница ему, впрочем, заказана). На сходках бывает не так часто, но человек он там далеко не случайный, и с ним поддерживают крепкую связь.

Василий Пряжнин, сорок лет. Бывший гражданский активист эпохи Чексина. Со временем утратил пыл и амбиции, но по старой памяти вращается в околооппозиционных кругах. Вообще же занимает должность замдиректора музея искусств, примерный семьянин и опасности не представляет.

Леон Пурпоров и Виталий Рамишев, по двадцать семь лет. Оба — журналисты из команды Видерицкого и оба недавние гужевцы. И, похоже, эти двое особенно близки к Шержню. (А вот и он сам, кстати…)

Феликс Шержведичев, двадцать семь лет. Без комментариев. На фото он был в компании Вайзонова и Гречаева. Похоже, они о чём-то беседовали, но разговор, скорее, шёл между Гречаевым и Вайзоновым — Шержень же просто присутствовал из каких-то совсем других соображений.

Софи вдруг нахмурилась и притянула к себе фотографию девушки, почти девочки — светловолосой и светлоглазой. Тихо пробормотала:

— Опять она…

И уже громче обратилась к Кедрову:

— Кто эта девочка?

Он вспоминал секунду, затем уверенно ответил:

— Лаванда, кузина Шержведичева.

Софи понимающе подняла брови и с усмешкой кивнула:

— Кузина, значит.

— Нет, она действительно его кузина.

— С одного поля ягодки… Я же говорю, — промурлыкала себе под нос Софи, затем повернулась к Китти. — А почему она ещё не в базе?

Та чуть склонила голову:

— Извините, Ваше Величество, она в Ринордийске чуть больше месяца, её не успели занести.

— Иностранка? — с некоторым испугом произнесла Софи.

— Нет, — успокаивающе-пренебрежительно заверил Кедров. — Провинциалка. Вот…

Он достал папку с разными разрозненными листками, нашёл один из них и прочитал:

— Лаванда Мо́ндалева, шестнадцать лет, учащаяся десятого класса, Юмоборск. В ходе эвакуации направлена в штаб в Иржице, оттуда второго апреля прибыла в Ринордийск, по документам нигде не значится, проходит стадию переприкрепления. Место рождения — селение номер четырнадцать Юмоборской области, оно же… — Кедров на мгновение затормозился перед странным названием и медленно, но чётко произнёс, — Ниргендс-Орт, в просторечии — Ниргенд. В настоящий момент селение не существует, уничтожено морской бурей девять лет назад.

Софи прикрыла глаза:

— А, северянка… Ну, тогда ничего, — она улыбнулась. — Девочка с севера, девочка ниоткуда. Кстати, а как она в Юмоборск-то попала, если Ниргенд… — Софи выразительно помахала рукой.

— Там спаслось несколько человек, — заметил Кедров. — Помнишь же ту историю с вертолётами…

— Аварийные-машины-перебои-связи-героический-экипаж? Помню, помню, — Софи быстро закивала. — И во всём почему-то опять обвинили меня. Как будто я виновата, что из всех вертолётов работали только два.

Она снова со смутной тревогой глянула на фото, медленно затянулась.

— Знаешь… Возьми её всё-таки под наблюдение.

— Какой степени? — уточнил Кедров.

— Первой, больше не надо. Просто хочу иметь представление.

Софи побарабанила пальцами по фотографии и, будто забыв про неё, обратилась к другим бумагам.

В распечатках из интернета ничего особого больше не было: там вообще как-то притихли, даже в Ленте разговоры постоянно скатывались на личные и бытовые темы. Софи удовлетворённо сообщила, что этого она и ожидала.

Все стопки уже почти иссякли, когда на поверхность всплыл белый почтовый конверт — должным образом запечатанный, с приклеенной маркой и вписанным адресатом (отправитель, однако, не значился). Софи взяла его и недоумённо оглядела.

— Что это? — спросила она Китти.

— Письмо для вас, Ваше Величество.

— Письмо? — Софи покрутила его в руках. — От кого?

— Это, к сожалению, не удаётся установить, автор не оставил обратного адреса, идёт проверка по почтовым отделениям, но пока безуспешно…

— Ясно, — Софи собралась было надорвать конверт, но тут же в испуге отдёрнулась и снова метнула взгляд на Китти. — А его проверили? Там нет ничего такого?

Та уверенно кивнула:

— Письмо проверено тщательнейшим образом, Ваше Величество, никакой опасности не представляет.

Софи с сомнением посмотрела на неё, потом снова на конверт.

— Ладно, — она вскрыла его и достала исписанный загогулинами листок.

Развернув его, Софи мельком пробежалась глазами по строчкам, заметила:

— А это уже интереснее.

Дальше она принялась читать со всем вниманием, через минуту развернула лист к Кедрову.

— Что думаешь?

Письмо представляло собой яростную отповедь, обличение, критику и требовательный призыв остановиться. Письмо было написано смело — даже слишком смело, — будто автор не допускал и мысли, что его могут вычислить. Письмо слово за словом разворачивало мысли, которые, быть может, мелькали в голове у многих, когда речь шла о действиях и решениях Софи Нонине, Её Величества Софи Нонине, нашей правительницы, но которые никто не решился бы ей озвучить вот уже много лет. На самом деле кое с чем из написанного — разумеется, далеко не со всем, но с некоторыми отдельными моментами — Кедров и сам бы, возможно, согласился, если бы это ничем не грозило.

Вместо этого он сказал:

— Думаю, автор, кем бы он ни был, не очень умён.

— Да нет, он как раз умён, — проговорила Софи и снова вернулась к письму. — Он хорошо пишет… И довольно осведомлён о наших тут делах… Я, правда, поняла только, что он меня в чём-то обвиняет, а вот в чём — не очень.

Действительно ли она не понимала или просто изображала невозмутимость — этого было не разобрать. С бесстрастным лицом Софи дочитала до конца, ещё раз быстро проглядела листы.

— Анонимка, — заключила она. — В общем, чего и следовало ожидать…

Ещё раз обратилась к Китти:

— Кто автор… вообще ничего никак, да?

Китти как бы сокрушённо покачала головой:

— Вообще ничего.

— Ясно, — она просмотрела ещё раз отдельные абзацы, будто в них ей могло открыться что-то ещё. Затем вновь повернулась к Кедрову. — И ведь не статья, да? Примерно так, я помню, когда-то писал Шержведичев, но очень давно. А это… личное письмо… Вот что, Эндрю, — она сложила листок обратно в конверт и протянула Кедрову. — Выясни, кто это написал, и доложи мне.

— Будет сделано.

Софи задумчиво покивала, выпустив клуб дыма:

— Интересный должен быть персонаж.

Она ещё с минуту сидела так молча, пожёвывая сигарету, потом с новым запалом оглядела гору бумаг на столе.

— Что, всё? Больше ничего не осталось? Отлично, — она радостно улыбнулась и бросила. — Китти, принеси вина. Красного.

Когда та вышла из кабинета, Софи наклонилась ближе к Кедрову:

— В эту субботу думаю съездить на наше место. Как думаешь, сейчас нормально?

Он прикинул расклад и кивнул:

— Да. Сейчас всё тихо.

— Значит, в эту субботу. Вечером, часов в девять. Ты со мной?

— Разумеется, Софи.

Их место — это был лес к северо-западу от Ринордийска (платформа Болотная, двадцать минут по лесной тропе, поляна со старым дубом и ещё пять минут вглубь чащи). Там находилось оставшееся с Великой войны земляное убежище, где когда-то располагался их временный штаб для борьбы с Чексиным. Оттуда и была совершена та вылазка в резиденцию, закончившаяся для них столь удачно. Уже после того, как Софи стала правителем, они изредка навещали это место — что-то пили, веселились и вспоминали былые времена.

В последующие годы, правда, это веселье приобрело натужный и несколько принуждённый характер. Слишком заметны в эти минуты становились освободившиеся места.

А позже Софи и вовсе начала навещать убежище в одиночестве.

В последние несколько лет машина довозила их двоих до начала тропы. Дальше всегда шли пешком. Кедров неотрывно сопровождал её до старого дуба. А дальше Софи оставляла его и уходила в чащу одна. Что она там делала: о чём думала, с какими тенями разговаривала, какие воспоминания призывала или пыталась изгнать, — этого Кедров не знал.

Как бы то ни было, в этом сокровенном действии Софи ещё доверяла ему — в отличии от Китти, которую она, очевидно, отослала на всякий случай и которая как раз вернулась с графином и двумя бокалами.

Поставив перед ними на столе бокалы, обычным своим изящным жестом она налила в них вино и собиралась отойти.

— А себе? — напомнила Софи. — Ты что, не пьёшь?

— Я на службе.

Софи как-то недобро усмехнулась:

— А я, значит, нет?

— А вы всегда на службе, Ваше Величество, — ровным учтивым тоном ответила Китти.

— Ну ладно, отмазалась, — Софи махнула рукой. — Иди.

Китти исчезла, Софи же приложилась к бокалу, отпила половину и закурила новую сигарету.

— Так, Эндрю, теперь по твоей части, — начала она по-деловому весело. — В Ринордийске, как я вижу, всё спокойно… Что в регионах?

Кедров кивнул:

— Это я и хотел тебе доложить. В приозёрье намечается массовая забастовка рабочих.

— Так.

— Пока ни во что серьёзное это не вылилось, но, если срочно не принять меры, может привести к нежелательным последствиям.

— К каким? — поинтересовалась Софи.

— Как минимум — встанут заводы, в том числе военной техники. Как максимум… Ну, ты понимаешь.

Это не произвело на Софи впечатления, она думала о чём-то своём.

— А есть у них какие-то конкретные требования? — протянула она. — Чего они хотят?

— Они… — Кедров замялся на мгновение. — Они хотят, чтоб в стране сменилась власть.

— И это всё?

— Да.

— Замечательно, — Софи развела руками. — Они даже не знают, что им не так, но хотят, чтоб сменилась власть. Поразительные люди, — она задумалась на минуту, с вопросом посмотрела на Кедрова. — А в приозёрье — где именно?

— В Воломееве.

— Воломеев… — повторила она, силясь что-то припомнить. — Подожди, а это не там был бунт рабочих… в каком же году… ну, этот, в «чёрное время»? Там ещё поссылали тогда многих…

Кедров понял, о чём она говорит.

— Да, это там же.

Софи пожала плечами:

— Может, у них там аномалия какая-нибудь? — она улыбалась слегка недоумённо, как человек, столкнувшийся с чем-то забавным и нелепым. — Вся страна молчит, всех всё устраивает, а им вечно что-то не так.

— Так что с ними всё-таки делать? — напомнил Кедров. — Если пустить на самотёк, потом можем огрести кучу неприятностей.

Софи, выслушав его, неспешно покивала:

— Прими меры.

— Насколько радикальные?

— Чтоб были действенными, Эндрю. Действенными.