48

Она шла, погружённая в свои мысли, и не особо потому смотрела по сторонам. Впрочем, даже и так в сознании отметилось, что утро удивительно ясное и прозрачное, небо расчистилось и с него светит ничем не заслонённое солнце. Наверно, это после ночной грозы.

Да, ночью были гроза и короткое замыкание, зато небо расчистилось. Лаванда не видела в этом ничего противоречивого.

Она думала — как же это странно. Уля, и Феликс, и Софи… Как странно, когда человек приходит и треплется о чём-то, и раздражает, и что-то планирует, и ты планируешь или не планируешь вместе с ним, говоришь ему что-то, говоришь что-то о нём, а спустя несколько часов его уже нет. Вообще нет, совсем. В этом было слишком много, и это не укладывалось в голове.

Она думала о том, что за человеком был Уля, верно ли считать их знакомыми и следует ли теперь как-то обозначить траур или можно обойтись без этого.

Она думала, о чём на самом деле думает Феликс, разводя безостановочную активность и постоянно отводя взгляд.

Она думала о Нонине.

О Нонине, мелькнувшей за окном во вспышке молнии.

О Нонине, исчезнувшей в мраке, будто и не было.

О том, что секунду они с Софи смотрели в глаза друг другу.

Целую секунду.

О том, кто этот человек, на что он способен и чего он хочет.

И о том, чем может закончиться всё. Уж конечно, не какими-то бумажками из департамента и осенней альтернативой между школой, колледжем и работой. Разве остаются эти мелочи, когда мир грохочет и трещит по швам и на повестке дня — вопросы куда большего масштаба.

(Лаванде даже начинало казаться, что ей и не придётся ничего выбирать: в такой круговерти всё как-то определится само. Останется только развести руками и сказать с улыбкой: «Ну вот видите… Не я так решила»).

Постройки пошли хорошо знакомые, это был уже их квартал. Лаванда свернула во дворы, вышла на тропинку, что вела к дому.

Показалось, что здесь как-то более шумно, чем обычно, какое-то движение витало в воздухе. Но, наверно, это не более чем случайные совпадения, приправленные дозой воображения (оно у Лаванды и впрямь было чересчур развито). В конце концов, мы не в том веке, чтобы чутко вскидывать голову при каждом непонятном звуке в готовности немедленно скрыться.

Ну, даже если и в том… Дворовые скамейки и качели были так будничны, так привычны, дома в тени не блистали от солнца и не походили больше на яркие картинки для какой-то истории, а обретали уверенную бытовую спокойность.

Разве могло здесь что-то произойти?

Чья-то рука легла на плечо. Лаванда вздрогнула и повернулась.

— Спокойно, это я, — сказал Феликс. — Иди за мной.

— Куда?

— Потом объясню.

Лаванда с сомнением и надеждой взглянула на почти уже родную многоэтажку поодаль: после многокилометровой прогулки она казалась долгожданным оазисом.

— Но я хотела зайти домой…

— Туда сейчас не надо, — отрезал Феликс. — Пошли. Слишком близко от меня не стой.

Он развернулся и нырнул в узкие проходы дворов. Лаванда замешкалось было, но тут же поспешила следом.

Сбоку от их дома растянулся невысокий забор, местами сильно погнутый и проржавевший. Металлическая арка в нём — неровно покрашенная в голубой, с железной улыбающейся фигуркой солнца наверху — выводила на широкий проспект. Они иногда проходили этим путём, и Лаванда подалась было к арке.

— Туда тоже не надо, — предостерёг Феликс. — Там патрули.

— Патрули? Зачем?

Феликс чуть обернулся к ней и с терпеливым раздражением повторил:

— Я же сказал, потом объясню. Пойдём дворами. И, Лав, не отсвечивай по возможности. Нас тут как бы нет.

Быстро и не оглядываясь больше, он зашагал вперёд. В тревоге и непонимании Лаванда последовала за ним. Вначале она пыталась ещё угадать, куда направляется Феликс, но скоро сдалась: маршрут его был хаотичен, нелогичен и непредсказуем.

По мере того как они шли, окрестности менялись: дома редели, вставали одинокими коробками, всё чаще встречались дорожные развязки и автозаправки. Город будто иссякал и ложился вокруг всё более тонким слоем.

Они шли уже очень долго, и небо начало слегка заметно темнеть и гнало облака по всей своей ширине, а они неслись нескончаемой плёнкой и не знали покоя.

Пару раз очень высоко пролетали чёрные стаи птиц. Может, пролетали они и потом, но Лаванда утомилась и уже не смотрела на небо. Она сейчас с удовольствием присела бы передохнуть ненадолго и даже робко надеялась, что Феликс ей это предложит. Но он ни разу не остановился и только иногда чуть оборачивался, чтобы убедиться, что она не отстаёт.

Город постепенно уступал место нетронутым асфальтом и плиткой холмам — ещё не сплошь зелёные, они уже прорастали ярко брызжущей в глаза травой. Похоже, это был если и не пригород, то самая граница Ринордийска.

Лаванда уже поминутно запиналась и пошатывалась на ходу. Когда она подумала, что сейчас сядет на землю и скажет «всё, больше не могу», Феликс неожиданно остановился. Перед ними открылась небольшая и неприметная постройка, как бы вдавленная в склон холма и укрытая по сторонам землёй и дёрном. Непохоже, чтоб в ней кто-то жил да и вообще появлялся тут недавно.

— Здесь, — тихо сказал Феликс. Он нашарил ключи в кармане и какое-то время провозился с замком. Наверно, тот успел отвыкнуть от того, чтоб его отпирали и запирали, и теперь недоумевал, зачем потребовалось тревожить его покой.

Но наконец механизм громко щёлкнул, скрипнула в ответ дверь. Феликс отворил её на ладонь и осторожно проскользнул внутрь. Через несколько секунд внутри засветил неяркий электрический свет.

— Заходи, — Феликс открыл дверь шире и сразу же затворил её за Лавандой.

Она сделала несколько шагов вперёд и оглядывала теперь помещение. У входа был небольшой закуток с покоцанным столом у стены, дальше комната образовывала почти правильный круг с некоторой мебелью, старым радио и железной печкой в углу. Под самым потолком пропускало свет небольшое окошко.

— На квартиру, правда, не потянет, — уже громче и чуть более расслабленно проговорил Феликс, запирая замки на двери, — но жить можно.

— Да нет, тут нормально, — Лаванда прошла в круглую комнату и опустилась на потёртый матрас, взваленный на какую-то лежанку. — Примерно так мы жили в… в Ниргенде.

Наверно, это название было впервые за долгие и долгие годы произнесено ею вслух. Феликс не ответил: он проверял какие-то шкафчики, что-то включал и вообще, казалось, производил множество срочных и неотложных действий. Лаванда же просто наслаждалась тем, что можно сидеть и никуда больше не идти — оказывается, иногда это бывает так приятно.

— Да, а что там в квартире? Почему туда было нельзя?

— Обыск, — бросил он.

— Обыск?

— Угу.

Феликс бросил всю кипучую деятельность, прислонился к стене, убрав руки за спину, и смотрел теперь на Лаванду с противоположного края комнаты.

Она потёрла лоб, стараясь понять, как так может быть, насколько это всерьёз, что теперь будет и какое отношение всё происходящее имеет к ней самой.

— Это из-за Ули, да? — догадалась наконец Лаванда.

— Ну да, — мрачно кивнул Феликс.

— Как же у тебя получилось уйти?

Он задумался на момент, но только пожал плечами:

— Да… ничего особенного. Просто повезло. Да, у тебя в квартире не осталось чего-нибудь важного? Я так чувствую, мы тут надолго.

— Да нет, — Лаванда мотнула головой. — У меня, в общем-то, нет почти ничего своего… — она вдруг вспомнила кое-что очень важное и замерла, глядя в испуге на Феликса и не решаясь это произнести.

— Что, всё-таки есть? — сразу понял он.

— Мел… — прошептала она и с извинением уставилась ему в глаза. — Он лежит в гостиной, в тумбочке.

— Ты его оставила? — Феликс резко оторвался от стены.

— Я… не подумала…

— Она его оставила, — повторил Феликс и, больше не глядя на Лаванду, прошёлся по комнате. — Колдовской мел. В тумбочке. Лав, ты… ты дура. Извини, мне тебе больше нечего сказать.

Лаванда с надеждой следила за его передвижениями: может быть, сейчас-таки выяснится, что всё поправимо, надо только сделать так и вот так. Самой ей никакой мел, в принципе, не был нужен, но она чувствовала, что, кажется, совершила фатальную ошибку.

— Что, всё так плохо? — робко спросила она.

— Да нет, что ты, Лав. Всё нормально. Мы просто только что утратили, наверно, единственную возможность хоть как-то справиться с Нонине, и другую нам никто не даст. А так всё просто отлично, — он примолк и продолжил тише. — Мы много лет хранили этот мел в расчёте на то, что однажды им воспользуемся, а теперь так бездарно проморгали.

(На самом деле закончил Феликс куда менее литературно, и это был единственный раз, когда Лаванда от него подобное слышала).

— Подожди, — ей вдруг пришла в голову одна простая вещь. — А они знают, что это за мел и что он сейчас у нас? Те, кто проводит обыск, я имею в виду.

Феликс остановился, взглянул на неё уже более осмысленно:

— Не факт.

— Тогда, может, ещё не всё потеряно? Может, они просто оставили его на месте? Кому, в конце концов, нужен кусок мела.

Феликс задумался ненадолго.

— Разумно, — кивнул он.

Медленно и машинально обмерив шагами комнату, он вытащил зажигалку и несколько раз высек из неё пламя. Казалось, это помогало ему с чем-то определиться. Лаванда сидела тихо, чтоб не мешать.

— Так, ладно, — Феликс убрал зажигалку и хлопнул по карманам. — Сейчас туда лучше не соваться, а ночью я попробую сделать вылазку и достать этот чёртов мел. Надеюсь, хоть на ночь они оттуда уберутся.

— Извини, — пробормотала Лаванда, опуская глаза: ей вовсе не хотелось, чтоб так всё получилось и пришлось бы совершать всякие сомнительные вылазки.

— Да ладно, — Феликс улыбнулся. — Это не так сложно, как кажется.

— Спасибо…

С той же улыбкой он добавил:

— Если не вернусь, считай меня жертвой режима.

Лаванда нахмурилась:

— Я не это имела в виду.

Но Феликс уже отошёл от неё и сделал вид, что не слышит.